Холостяцкая свобода требовала расплаты – мусор я выносил сам. В тот вечер остатки скумбрии, уподобившись надоедливым приставам, взывали о немедленном платеже. Делать нечего, схватил ведро, открыл дверь и начал спускаться по лестнице.
- Зонт завтра не забудь, - глухой и мягкий голос вырвал меня из полумрака подъезда.
Она сидела на подоконнике лестничного пролета, обхватив руками колени, и смотрела через оконное стекло вверх, вглядываясь в сумеречную высоту питерского дворца-колодца. Сидела неподвижно, словно скульптура, органично вписываясь в интерьер подъезда с широкой мраморной лестницей и оставшейся кое-где лепниной на стенах.
Ставлю на ступеньку мусорное ведро, дополняющее мой вечерний наряд – рваные шорты, футболка и расхлябанные тапочки.
- Какой зонт?
- Завтра будет дождь, - не поворачивая головы, произнесла она.
Подошел поближе, заглянул в окно – небо ясное в россыпи проклевывающихся звезд на темнеющем небе.
- Дождь? Не похоже.
- Хотя зонт тебя не спасет. Все равно тебя завтра уволят.
- С чего это?
- Пришла пора
Подхватив ведро, побежал вниз.
- Иди в соседний двор, в твоем нет мусорных баков, - донеслось мне вслед.
Во дворе на месте, где всегда стояли мусорные баки, было пусто. Обошел все углы, но так и не нашел, куда пристроить содержимое ароматизирующего ведра. Пришлось тащиться в соседний двор.
Поднимаюсь по лестнице, она сидит в той же позе.
- Откуда ты знала про баки?
- Я слушаю, чувствую, и потом получается, что знаю. Так всегда. Я всегда знаю. Надо прислушаться к себе и будешь знать.
- И что еще ты знаешь?
- Ты полюбишь меня.
Она повернула ко мне лицо. Оно было узкое, бледное, с большими распахнутыми глазами в окружении темно-рыжих длинных ресниц. Медные волосы обрамляли веснушчатое лицо. Длинные тонкие руки с перекрещенными пальцами лежали на тонких согнутых в коленях ногах.
- Я люблю брюнеток.
- Ты влюбляешься в брюнеток. А полюбишь меня.
Рассмеявшись в ответ и подхватив ведро, перепрыгивая через две ступеньки, побежал наверх.
Утром лил дождь. Чертыхаясь на погоду, выскочил из подъезда.
- Ну, конечно, еще и зонт забыл.
Хотел вернуться, но вспомнив, что возвращаться – плохая примета, потрусил к метро. Вход в вестибюль закрыт на ремонт. Пришлось трястись на трамвае. На работу опоздал.
Шеф с утра уже всех «построил», раздав по пилюле в негомеопатических дозах. Он был не в духе – жена весь нерв на кулак намотала, требуя очередной цацки. Только он выдохнул на подчиненных надвигающийся инфаркт, как раздался звонок. Драгоценная, теперь уже по телефону, добавила давления в кипящий котел. Убирая телефон в карман, шеф оглянулся на дверь и увидел меня, входящего в офис.
Уже через час я шел по Невскому легкой походкой, совершенно свободной от должностных обязанностей.
Почему-то меня не удивило это событие. Как будто я был к нему готов. В памяти всплыло лицо в обрамлении медных волос.
- Накаркала, - ухмыльнулся я.
В подъезде ее не было.
Брюнетки перестали волновать, не вызывали в прежней мере желания. Неделю выносил мусор каждый час – подоконник был пуст. Нашел новую работу. Все пошло своим чередом. Поднимаясь в квартиру, частенько замедлял шаги у окна лестничного пролета.
Рыжие ресницы, опахалом взмахивающие над глазами, навязчиво преследовали мой сон.
Обошел все квартиры в подъезде – ее не было, никто о ней не слышал.
Записался в фитнес-клуб. На тренажеры выплескивал энергию, не отданную брюнеткам.
Мелькнувшая в толпе медная прядь заставляла бежать за ней и, догнав, убеждаться, что ошибаюсь.
Какой-то психолог по телевизору объяснил, чтобы избавиться от проблемы, ее надо визуализировать: нарисовать, вылепить, поговорить с ней и тогда отпустит. Решение найдено. Я неплохо рисовал в детстве, ходил на занятия в изостудию. В юности подумывал о Мухинке, но поддавшись панике вступительных экзаменов, пошел по пути наименьшего сопротивления и отнес документы в политехнический.
В магазине «Для творчества» выбираю карандаши, в глаза попадается упаковка с надписью «глина скульптурная». Мгновенно решаю вылепить ее, сказать все что думаю и расколотить на мелкие кусочки.
Начались муки творчества. Хотелось визуализировать и поговорить именно с той, сидящей в полумраке у окна. Пока несколько недель лепил-старался, жалко стало разбивать.
- Посажу на подоконник, пусть встречает и провожает, - открыл дверь и начал осторожно спускаться по ступенькам, неся перед собой на вытянутых руках хрупкую скульптурку.
- Ты звал меня? Я пришла, – донеслось снизу.
Выглядываю из-за глиняной девушки – на подоконнике сидит медноволосая, едва различимая в сумерках, смотрит в окно.
- Я не звал.
- Неправда, звал. Ты только обо мне и думаешь.
Она медленно повернулась в мою сторону. Спрыгнула с подоконника, и, подойдя поближе, внимательно оглядела свою копию, все еще сидящую в моих объятиях.
- Ты талантлив. Скоро у тебя будет выставка.
- Какая выставка? Я инженер.
- Ты скульптор.
У нас две дочки. Рыжие ресницы-опахала удивленно взлетают над глазами.
Послезавтра моя персональная выставка в Вене. Собираю чемодан.
- Зонт не забудь, - глухой и мягкий голос из спальни.