Я Вас люблю, к чему лукавить?
Но я другому отдана
И буду век ему верна.
Вот они: три строчки, о которых пишутся тома серьезной аналитической литературы. Верность Татьяны Лариной не дает покоя многим мыслящим людям и по сей день.
Так, страстный Петр Ильич Чайковский в своей опере бросает Татьяну в Объятья к Онегину, но под давлением критики переписывает свой финал (из лекции Мизаила Казинника)
А вот как тяжело переживает Владимир Набоков конец Пушкинского романа в стихах.
«Девяносто девять процентов аморфной массы комментариев, порожденных с чудовищной быстротой потоком идейной критики, которая уже более ста лет не дает покоя пушкинскому роману, посвящена страстным патриотическим дифирамбам, превозносящим добродетели Татьяны. Вот она, кричат восторженные журналисты белинско-достоевско-сидоровского толка, наша чистая, прямодушная, ответственная, самоотверженная, героическая русская женщина. Но ибо необходимо подчеркнуть, что ее ответ Онегину вовсе не звучит с той величавой бесповоротностью, которую слышат в нем комментаторы. Обратите внимание на интонации строфы XLVII — вздымающаяся грудь, прерывистая речь, надрывные, мучительные, трепещущие, завораживающие, чуть ли не сладострастные, чуть ли не обольщающие переносы (стихи 1–2, 2–3, 3–4, 5–6, 6–7, 8–9, 10–11) — настоящая оргия анжамбеманов, достигающая своей кульминации в любовном признании, которое должно было заставить подпрыгнуть от радости опытное сердце Евгения. И чем завершаются эти двенадцать рыдающих строк? Пустым, бессмысленным звуком подходящего к случаю двустишия «отдана — верна»: визгливая добродетель повторяет зазубренную реплику!»
В.С. Непомнящих описывает поступок Татьяны с точки зрения христианского закона любви. Как отказ от счастья, плывущего прямо в руки во имя спасения души Евгения, потому что если бы Татьяна сказала «да», это была бы очередная «наука страсти нежной».
«Все споры, все недоуменные или осуждающие взгляды в сторону Татьяны в связи с ее поведением в последней главе объясняются тем, что поступок Татьяны рассматривается в привычном плане борьбы «чувства» и «долга». Но это не коллизия Татьяны – миросозерцание ее коренным образом отличается от описанного выше. Чувство Татьяны к Онегину вовсе не «борется» с долгом, совсем напротив: Татьяна расстается с Онегиным во имя любви к нему, ради него. В этом столкновении героя с совсем иными, незнакомыми ему основаниями нравственной жизни заключается весь смысл финала романа, начатого автором в пору кризиса 20-х годов.»
В настоящей статье мы попробуем подойти к пониманию поступка Татьяны с точки зрения теории запечатления (концепция импринтинга К.Лоренца, расширенная в трудах К.Никольской и соавторов). Кроме того мы будем опираться на идею И.М.Сеченова о том, что для того чтобы понять какое-либо психическое событие, нужно иметь представление об истории формирования психики данного индивида.
С точки зрения расширенной теории импринтинга, жизненный сценарий определяется некоторыми моделями, заложенными в детстве (юности). Это совсем не значит, что мы будем всю жизнь себя вести как Емели, если нам его прочитали один раз. В случае осознанного оперирования собственными импринтами (моделями поведения) мы можем поступать вне зависимости от них. Но, если не знать своих импринтов, они будут в решающий момент бессознательно определять наши решения. А в итоге – судьбу. (вольное переложение Эрика Берна "Игры, в которые играют люди")
Поэтому поставим вопрос следующим образом: Каковы же импринты Татьяны? Это совершенно удивительно, но светлый гений А.С. Пушкина дает ПРЯМОЙ ответ на этот вопрос.
Ей рано нравились романы…
Она влюблялая с обманы
И Ричардсона и Руссо.
Рассмотрим сюжет романа Руссо «Новая Элоиза».
Юлия д'Этанж не может вступить в брак со своим возлюбленным Сен-Пре. Потому что он беден и родители такой брак не одобрят.
«Возьми суетную власть, друг мой, мне же оставь честь. Я готова стать твоей рабой, но жить в невинности, я не хочу приобретать господство над тобой ценою своего бесчестия», — пишет Юлия возлюбленному.
Сен-Пре уезжает странствовать.
Юлию женят на пожилом и знатном господине. Юлия восхваляет отца за то, что тот отдал её под защиту достойного супруга, «наделённого кротким нравом и приятностью». «Господину де Вольмару около пятидесяти лет. Благодаря спокойной, размеренной жизни и душевной безмятежности он сохранил здоровье и свежесть — на вид ему не дашь и сорока... Наружность у него благородная и располагающая, обхождение простое и искреннее; говорит он мало, и речи его полны глубокого смысла», — описывает Юлия своего мужа. Вольмар любит жену, но страсть его «ровна и сдержанна», ибо он всегда поступает, как «подсказывает ему разум».
Сен-Пре возвращается из путешествия, поселяется в доме Вольмара – своего друга. Все ведут себя благодеятельно. Умирая, Юлия говорит Сен-Пре «Я ценою жизни покупаю право любить тебя любовью вечной, в которой нет греха, и право сказать в последний раз: «Люблю тебя».
Вдумчивый читатель наверняка заметил некоторое сходство судьбы Юлии и Татьяны.
Однако если «Элоиза» действительно является скрытым жизненным сценарием, он должен проявляться не единожды, в финале, но постоянно или по крайней мере в узловых (терминальных) точках жизни.
Каковы же критические точки жизни Татьяны Лариной? Это, конечно же, письмо Татьяны.
Михаил Казинник назвал это письмо высочайшим произведением искусства, противопоставляя его поэзии Ленского, которого называл «убогим, плохим поэтом». Владимир Набоков высказывает противоположную точку зрения на этот вопрос: он говорит,что письма Татьяны и Ленского перекликаются.
Так или иначе, попробуем отыскать в письме Татьяны скрытые импринты, предполагая «Элоизу».
Приведу разбор письма Татьяны Владимиром Набоковым.
1.) «Но вы… /
Хоть каплю жалости храня, /
Вы не оставите меня.
Это цитата из первого длинного письма Юлии к Сен-Пре: «…si quelque ;tincelle de vertu brilla dans ton ;me…» (Руссо, «Юлия», ч. I, письмо IV). В отдельном издании этой главы дан следующий вариант стиха 7: «И не оставите меня.»
2) Другой! — распространенная риторическая формула в европейских любовных стихах.
Третья которкая записка Юлии Руссо (Сен-Пре — Юлии, ч. I, письмо XXVI): «Non… un ;ternel arr;t d ciel nous destina Tun pour l'autre…»
3) Татьяна называет Онегина то на «ты», то на «вы»
Так, в своей третьей короткой записке к Сен-Пре Юлия начинает tutoyer путая «ты» с «вы». В письме Татьяны первоначальное «вы» возникает вновь лишь в самом конце (стих 78 — «ваша честь»).
4) Но мне порукой ваша честь… — «Юлия» Руссо (первое длинное письмо Юлии к Сен-Пре, ч. I, письмо IV): «Toutefois… s'il y reste [в душе ее корреспондента] encore quelque trace des sentiments d'honneur…» и «…mon honneur s'ose confier au tien…»
В письме Татьяны используются и другие штампы, широко встречающиеся в Европейских любовных романах.
Так, «Я к вам пишу — чего же боле? Взята из «История Александра, русского дворянина»
«Предай ныне смерти, не томи меня боле,
Ты мя мучишь, в твоей есть воле.»
Души неопытной волненья <…>
Обман неопытной души! (род. пад.) — «Неопытная
душа» (им. пад.) — галлицизм une ;me novice, часто встречающийся в литературе того времени. Так, первые строки четверостишия, взятого эпиграфом к «Вертеру» в переводе на французский Севеланжа (1804), звучат следующим образом:
Ainsi dans les transports d'une premi;re ardeur
Aime et veut ;tre aim;e une ;me encore novice.
Кстати, отсюда понятно, почему Татьяна бросает Онегину
«Когда в моей лишь было власти
Я предпочлы б обидной страсти»
Потому что между Юлией и Сен-Пре эта «обидная страсть» как раз таки и случилась.
«Не понимая, что я творю, я выбрала собственную гибель. Я обо всем забыла, думала только о своей любви. Я скатилась в бездну позора, откуда для девушки нет возврата» - говорит Юлия.
Таким образом, пылкая (или пустая и бессмысленная по Набокову) добродетель Татьяны скорее всего,является подражанием любимому персонажу(преимущественно Юлии Руссо). Французские, английские и немецкие героини любимых романов Татьяны были не менее благородны, чем она, пишет Набоков, рискуя разбить сердца поклонников «княгини Греминой». Получается, что А.С.Пушкин называет Татьяну «милым идеалом» за подражание идеалу.