Мой дед русин...

Мирон Веклюк
Мой дед Иван Даныш волею судеб оказался участником Первой мировой войны. Будучи русином по национальности и православным по вере, он, ввиду того, что Угорская Русь была  на протяжении тысячи лет частью Венгрии,  служил офицером в австро-венгерской армии.  Был он человеком политически активным и
настроенным критически как к  австрийцам, венграм, так и , возможно,
к  чехам. Его политические ожидания были устремлены на восток. Он был
членом Аграрной партии, а она имела крыло, которое стремилось к воссоединению
русин  с Россией. Но это было до того, как Российская Империя
была преобразована в Советский  Союз  и  стала на путь
атеизма. Что думал дед после вступления России (в Угорской  Руси
аббревиатуру СССР не   употребляли) на богоборческий и атеистический путь,
мне неведомо. 
  Так вот. Когда немцы и венгры осенью 1944 года под нажимом советских войск
покатились на запад, он, увидев приближающихся русских  (советских)
солдат, вышел к дороге приветствовать их. Может быть, это была разведка
кавалерийского полка или передовой отряд горно-вьючной стрелковой части – все
воины были на лошадях. Один из них обратился к дедушке:
– Спички есть? Прикурить дай!
Слово «прикурить» в переводе не нуждалось, а вот со словом
«спички» вышел конфуз. На русинском языке это прозвучало буквально как
«прикурить от печки». Наверное, солдат сильно озадачил деда такой необычной
просьбой. Солдат, в свою очередь, видя пожилого, но еще крепкого мужчину в
добротной одежде, стоящего у большого дома с необычно застекленной верандой и
крытого керамической плиткой (что по тому времени было большой роскошью), уже
был настроен недружелюбно и, скорее всего, посчитал его «классовым» врагом. Дед ответил, что у него нет «прикурить с печи», печь не горит (у русинов печь – это та часть печки, где выпекают пасху, калачи на Рождество и хлеба, и из-за
большого расхода дров топят редко). Не успел он сказать, что с удовольствием
даст прикурить «пану вояку» обычным способом, как услышал в свой адрес грубую
брань. В следующее мгновение верховой вскинул автомат – и грохнул выстрел!
Пуля, пролетев в нескольких сантиметрах от плеча деда, прошила стену дома. То
ли так пошутил солдат, то ли лошадь дернула, или по какой другой причине – но
дед оказался даже не раненым. Только слишком близкий выстрел опалил его огнем,
и зазвенело в ушах. Дед окаменел. Он пытался понять, что случилось. Мог ли
представить конный воин, что перед ним находился участник первой мировой войны, кричавший в окопах  во время братаний русским солдатам «гура!» (русское «ура!»), и что этот пожилой человек много лет состоял в прорусской партии, рискуя своей свободой и жизнью, боролся за воссоединение с русскими.
Пуля, выпущенная всадником, прошила насквозь не только стену дома, но всю жизнь деда. Он ушел в себя, никогда более политикой не интересовался. Любви или ненависти к советским людям не проявлял, плохо о них не отзывался, стал церковнослужителем. И о чем думал – известно одному Богу. Я могу только предполагать, какие мысли его посещали после пережитого унижения и морального подавления. Разве мог он представить, что вскоре после встречи с освободителями, которых он так ждал,его маленькая Русь потеряет все, чего с таким трудом добивалась многие годы и в конце концов канет в Лету.               
 Справедливости ради нужно сказать, что конный воин тут же был снят с лошади подъехавшем офицером и отстранен от дальнейшего участия в их задании. Дальнейшая его судьба  нам не известна.
 Но не хотелось бы заканчивать грустными словами.   
 Пусть, дорогой дед, мы с тобой никогда  не говорили
на эту тему по душам, и также, как с дедом по отцовской линии записаны в
украинских документах под  разными национальностями, и ты лежишь в земле
далеко в Карпатах, а я живу в России, мы были и остаёмся с тобой родными
людьми, РУСИНАМИ. И ими останемся.
 Русин – это звучит гордо! Это действительно звучит! Русин – Руси
сын».  Сын нашей маленькой Руси, затерявшейся в самом центре Европы и позабытой в большой России.
 Низкий поклон тебе и светлая память от  благодарных
потомков.