.
И НИЧЕГО, КРОМЕ ВОСПОМИНАНИЙ
новелла
Поезд пришел по расписанию, и Гурин вышел на вокзальную площадь. Было одиннадцать вечера. Горели фонари, вдали на фоне черного ночного неба желтела густая россыпь городских огней, неспешно проползали троллейбусы, на стоянке такси тянулась длинная очередь, всюду сновали люди и мчались машины. Всё было таким, как год назад.
Подъехала машина. Это были старенькие желтые «Жигули». Дверца приоткрылась и выглянул пожилой мужчина. «Вам куда?» - спросил он. «В гостиницу, - сказал Гурин. - «Интурист», переулок Садовый, пять».- «Знаю, - сказал водитель.- Садитесь. Как поедем? Через центр или по окраинам, чтобы побыстрее?» - «Через центр». Водитель кивнул. «Это хорошо, - довольно сказал он. - Не люблю ездить через эти чертовы окраины. Там еще прошлый век, темень, ямы, ухабы».
Он развернулся и вырулил на главный проспект. Здесь было светло и шумно, воздух был насыщен бензиновой гарью, мигали и ярко светились вывески и витрины магазинов, по тротуарам в обоих направлениях двигались пешеходы, мчались машины и троллейбусы. Но центр вскоре окончился, машина пересекла площадь и свернула в темную улицу. Магазинных витрин и фонарей здесь не было и в бегущем свете фар мелькали дома, деревья, ограды парков и скверов, какие-то памятники. Гурин приник к окошку. Он испытывал волнение, узнавая знакомые здания, площади и перекрестки, «Здесь всё, как было, - сказал он. - Разве что в центре вывески у магазинов и витрины теперь другие. Хотя вот того освещенного здания с колоннами и арками я что-то не помню». «Верно, - сказал водитель. - Это новое, гостиница «Норд». Полгода как ввели, три года строили. - Он усмехнулся. - Вечером там ресторан, а днем работает кафе. Значит, вы здесь бывали?» - «Бывал», - коротко сказал Гурин. Говорить об этом ему не хотелось.
Это был его родной город, но он отвык от него, и сейчас ему было грустно. Год назад он здесь был. Это были три промелькнувших счастливых дня, и города он не видел.
«Жигули» свернули в переулок. Это был городской пригород, который постепенно застраивался. Водитель снизил скорость. «Подъезжаем, - сказал он. - Вот и Садовый. И гостиница «Интурист». Говорят, очень хорошая. У них, кстати, есть свое кафе. И даже….» - «Я в курсе, - нетерпеливо сказал Гурин. - Год назад я тут жил».
Машина ползла совсем медленно. Переулок был узкий и кривой, с редкими тусклыми фонарями, лишь в дальнем конце на высоких столбах ярким белым светом горели ртутные лампы. «Всё, - сказал водитель, тормозя. - Приехали». Сквозь узор чугунной ограды был виден вымощенный светлой плиткой освещенный двор, цветочные клумбы и стоящий в глубине двухэтажный дом под ярко-красной черепичной кровлей, с террасой и полукруглым ступенчатым крыльцом под изящным козырьком. «Посигнальте, - сказал Гурин. - Пусть откроют калитку». Водитель дал два долгих сиплых гудка, дверь на крыльце тотчас отворилась и по ступеням сбежала горничная в белой блузке и темном переднике. Она подбежала к воротам, щелкнула замком и распахнула калитку. «Здравствуйте, - сказала она Гурину, улыбаясь. - Мы вас уже ждем. Я помню вас по прошлому году». Гурин улыбнулся. «И я вас помню». Он рассчитался с водителем и вошел во двор. «Жигули» уехали. «Идите со мной,- сказала горничная. - Я покажу вам ваш номер. Это не прошлогодний, но такой же».
Номер был небольшой, уютный, с современным дизайном и санитарным блоком в светло-розовой плитке. Остекленная дверь вела на темную террасу. «А это у нас новое, - сказала горничная. - Видите? Красная кнопка для вызова персонала, в любое время суток. И кафе работает всю ночь».
Горничная ушла. Гурин вынул из кармана сигаретную пачку, она была полупуста. Он чертыхнулся и вспомнил о красной кнопке. «У вас сигареты есть?»,- спросил он в окошко вызова. «Вам какие?» - «Желательно «Мальборо». Но можно и другие, хорошие». Через пять минут в дверь постучали, и девушка внесла пачку «Мальборо». «Только просят курить на террасе, - смущенно сказала она. - Запахи дыма остаются, потом некоторые жалуются».
Гурин вышел на террасу и закурил. Год назад он здесь был с Лорой. Воспоминание о тех днях было счастливым и одновременно горьким. Минувший год был очень насыщенным и заполненным многими событиями, но вытеснить Лору из сердца и памяти ничего не могло. Это было похоже на снарядный осколок в сердце, с которым прожил всю жизнь его дед, зная, что в любой момент этот крохотный кусочек металла может опасно пошевелиться. Лора была таким осколком в сердце Гурина. Когда три года назад он уехал, этим он исключил возможность соединить их жизни. Но в прошлом году такая возможность повторилась. И тоже не стала реальностью. И вот теперь появилась эта, третья, неожиданная и волнующая. Лора об его приезде не знает. Но она в городе, и он сразу прилетел. Для чего? Ответить на этот вопрос он себе не мог. Это был душевный порыв, импульс безотчетной надежды.
Лора! Как у них всё началось? Это было три года назад. Был теплый май, весна, город тонул в дурманящих запахах цветущей сирени, а Гурин оканчивал пятый курс физмата, самого престижного факультета. Это внушало ему чувство превосходства, хвастливости, даже полупрезрительной снисходительности к тем, кто учился на других, более легких факультетах. В институте он считался одним из лучших и подающих надежды, ему сулили большое научное будущее.
В тот памятный вечер приятель-сокурсник Борька Финштейн уговорил его пойти на весенний студенческий бал, где всегда бывало много хорошеньких девочек. Гурин на такие балы никогда не ходил и относился к ним с иронией, как к забавам малышей. Но в тот раз пошел, заранее скучая и рассчитывая вскоре уйти. Побродив по залу, он направился к выходу, как вдруг заметил девочку в шумной толпе других, тоже нарядных и красивых. Он вмиг её выделил и уже не мог отвести глаз. Она была в легком белом платье, перетянутом в талии красным пояском, и в белых туфельках, она непрерывно танцевала и смеялась, лицо её раскраснелось, и вся она была какая-то воздушная, легкая, похожая на большую белую бабочку. У неё были тугие щечки в персиковом загаре, волнистые темно-каштановые волосы до плеч, сияющие синие глаза и стройная фигурка. Он удивился. «Кто это?»- спросил он. Борька усмехнулся. «Что, приметил? - сказал он. - Это Ларка, Лариска, с первого курса филологического. Девочка - высший класс! Постановочка какая, а? Так что, познакомить?»- «Познакомь» - «Договорились». Борька сдержал слово и их познакомил.
И с того вечера началось. Все дни они проводили вместе, с трудом расставаясь на ночь. Это было похоже на вихрь внезапно налетевшего жаркого шквала.
…Гурин очнулся от воспоминаний. На террасе было темно, в кустах что-то шуршало и доносился глухой и ровный гул города. В темноте красноватый огонек сигареты казался каким-то летающим насекомым. Стало свежо. Гурин вошел в комнату, накинул пиджак и вернулся на террасу. Итак, завтра всё должно решиться. Он уговорит её с ним уехать. Он верит, что она согласится. Ведь они самой судьбой предназначены друг для друга, они половинки единого целого. Он задумался. Вероятно, их жизнь сложилась бы совсем иначе, если бы три года назад он из города не уехал. Но это вышло случайно. Был июнь, у него уже был диплом, и нужно было найти хорошую работу. Кое-какие варианты проклевывались, в том числе был вариант остаться на кафедре в качестве младшего преподавателя. Но такой вид трудоустройства казался ему бесперспективным. Это было бы тихоходным вариантом на долгие годы, с медленным продвижением до уровня доцента и к старости, возможно, даже профессора. В эти наполненные неопределенностью дни он встретил на улице профессора Райлиса, который читал у них курс физики. Они недолго поговорили, Райлис куда-то торопился, но вдруг умолк, внимательно глянул на него, на миг задумался и предложил зайти завтра, в два часа дня.
Это был перст судьбы.
Райлису было лет сорок пять, он был невысокий и щуплый, но очень подвижный и крикливый. Его высокий голос, когда он садился на своего конька - квантовую механику,- переходил в пронзительный фальцет. Стремительно перебегая от кафедры к доске и обратно, он старался внушить студентам свой восторг перед красотой и необъятностью волновой теории - фундамента всех наук о строении вещества. В отличие от других преподавателей, читающих лекции сухо и казенно, Райлис вел свои лекции в свободной, разговорной манере, перебрасывался с аудиторией репликами, шутил и смеялся, иногда приводил литературные реминисценции или неожиданно рассказывал что-то, лишь отдаленно относящееся к теме лекции или даже вообще к физике. Студенты Райлиса обожали, слушать его приходили даже с других факультетов. Гурин лекций Райлиса тоже никогда не пропускал, но особого интереса к квантовой механике не испытывал, и к физике его не тянуло.
Своего кабинета у Райлиса не было, в преподавательской было тесно и душно, они вышли в коридор, а оттуда отправились в сквер, где стоял пивной ларек. День был жаркий, и Райлис предложил Гурину выпить по кружке холодного пива. Пиво оказалось жидким и тепловатым, стульев в ларьке не было и посетители пили, стоя за высокими шаткими столиками. Гурин с Райлисом расположились у окна, и Райлис, сдувая пену, спросил: «Ну как, Виктор, вы уже определились с работой?» - «Нет, - сказал Гурин. - Еще ищу и думаю». Райлис понимающе покачал головой. «Да, - сказал он. - В нашем городе это нелегко. Работу на кафедре вам предлагали?» Гурин усмехнулся. «Как-то неопределенно, полунамеком. В общем, ничего конкретного». Райлис кивнул. «Понятно. - Он помолчал и вдруг поднял на Гурина глаза. «Виктор, а вы бы уехали, если бы появилось что-то стоящее? С настоящей научной перспективой?» Гурин растерялся. «Что? Не знаю…Возможно, уехал бы. А что, есть такой вариант?». Райлис усмехнулся. «В принципе, вроде бы есть. Точнее, недавно был. Ладно, не буду темнить. - Он допил пиво, поставил кружку и вытер рот. - Днями я получил письмо от приятеля из Новосибирского филиала Академии наук. Он физик, доктор наук. Фамилия Сутугин, может, слышали? Так вот. Пишет, что никак не удается найти подходящего молодого математика. Говорит, что талантливых ребят много, но все боятся. Ведь это стык наук, физики и математики, не каждому по плечу. - Райлис помолчал. - Пишет просто так, делится своими трудностями, но вчера, встретив вас, я подумал – а почему бы и нет? Вас я знаю, знаю ваши возможности, а там огромный Физический Институт, для молодого математика непочатый край работы. Если удастся там зацепиться, считайте, что вам повезло. Правда, это далеко, Сибирь, суровые зимы, снег, морозы. В общем, подумайте. Если решитесь, то я с ним созвонюсь и дам вам рекомендацию. Только не тяните, такие возможности на улице не валяются». Они расстались, и Гурин ушел домой в сильном волнении. Вечером он поделился с матерью, она огорчилась, потом сказала: «Витя, это твоя жизнь, становиться на твоем пути я не хочу. Конечно, мне будет тяжело, но твое будущее для меня важнее».
Спал он плохо и тревожно, но к утру решился, днем разыскал Райлиса и сообщил о согласии. И лишь после этого рассказал Лоре. Ему хорошо помнится тот вечер. Она изумленно раскрыла глаза и растерянно сказала: «Витя, как же так? Значит, ты меня бросаешь? Уезжаешь?» - «Нет, - самоуверенно заявил он. - Как только я обоснуюсь и стану аспирантом, ты приедешь ко мне. Мы поженимся, ты будешь учиться в том городе». Она молчала и о чем-то думала. «Витя, а у тебя это уже точно? А если место занято?» В её голосе звучала тайная надежда. Он помрачнел. «Вполне возможно. Значит, я пролетел. И, может быть, буду жалеть всю жизнь. Но скоро всё решится. Райлис дал телеграмму и ждет ответа».
Ответ пришел через две недели. Он был положительный и содержал предложение приехать в начале сентября для сдачи экзаменов в аспирантуру. В сопроводительном письме Сутугин осторожно писал, что рекомендация Райлиса вполне убедительна, но обольщаться не следует и первый год всё покажет. Райлис письмо Гурину показал. «Гарантий никаких, - сказал он. - Конечно, есть риск, но есть и надежда. - Он помолчал, посмотрел на Гурина и улыбнулся. - Знаете Виктор, будь я на вашем месте, я бы не колебался. У меня в молодости таких вариантов не было. Я тоже, как говорили, подавал надежды, но все пути мне были перекрыты. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я говорю. И я застрял в этой чертовой дыре без всяких надежд. Так что думайте».
Тогда для Гурина сам факт приглашения в Новосибирский филиал с перспективой аспирантуры был счастьем. Экзамены его не пугали. Но в глубине души ему было страшно. Несмотря на браваду и кажущуюся самоуверенность, он был зеленым юнцом с туманной перспективой, он впервые уезжал из дому очень далеко и фактически в никуда, где не было ни знакомых, ни друзей.
Но еще был июнь, и у них с Лорой впереди было лето. Не договариваясь, они перестали касаться разговоров о предстоящем расставании. Все дни они проводили вместе, гуляли, ходили на пляж и на природу, в лес, в концерты и на выставки. Им никто не был нужен, ни друзья, ни подруги. Внешне у них всё шло как раньше, но они уже начали ощущать время, его бег и безжалостность. И серые тени надвигающейся разлуки неотвратимо сгущались. Он уезжал, а она оставалась. Ехать с ним и нарушить волю родителей она не могла. А они были против их союза. Почему? Сейчас, спустя три года, он это понять мог. Но тогда возмутился. «Лора, - сказал он.- Ты должна сама решать. Старики свое уже прожили, они всего боятся, а у нас с тобою свой путь. От тебя я хочу лишь принципиального согласия – пусть это будет позже, к будущей весне или лету, даже к осени, - но я хочу твердо знать, что ты приедешь». Она плакала и молчала. Она была еще домашней девочкой, недавней школьницей, и покидать родителей ей было страшно. И пообещать Гурину свой приезд она не решилась.
В один из этих дней его отыскал отец Лоры. «Витя, - сказал он. - Против тебя я ничего не имею. Но Ларе нужно учиться и о замужестве думать рано. Ты не должен внушать ей мыслей о каком-то фантастическом рае на другом конце земли, где ты сам еще никогда не был, где тебя встретят незнакомые и не всегда благожелательные люди, где долгая и лютая зима и совсем другие условия жизни. Возможно, позже, - добавил он. - Позже, когда у тебя что-то определится, а ваши взаимные чувства к тому времени не остынут, возражений против вашего брака у меня не будет».
В конце августа Гурин уехал. Прощание на вокзале с мамой, а в позже вагоне с Лорой, которая провожала его до первой стоянки поезда, было трудным, и в те минуты он жалел, что решился на отъезд. Но он знал, что судьба дает ему шанс. И упускать его нельзя.
Он успешно сдал экзамены и был зачислен в аспирантуру. Это тоже было удачей, так как на два места было три претендента. Об этом он телеграммой сообщил маме и отдельно Лоре. Мама откликнулась пространной телеграммой, а Лора ограничилась тремя словами: «Поздравляю, люблю, целую». Читая и многократно перечитывая эти слова, он видел лицо Лоры и грустные глаза. Каждое из её слов несло в себе тайный, особый для него смысл, он слышал её голос и ощущал сдавливающие железные обручи в сердце.
Вскоре многое из того, о чем говорил отец Лоры, начало сбываться. Новый коллектив встретил Гурина настороженно и вначале не очень дружелюбно, работа, которую ему поручили, была скучной, о диссертации нечего было и заикаться, а Сутугин к нему лишь присматривался. И двухместная комната в аспирантском общежитии была неуютной и холодной, из окна дуло, стипендии на жизнь едва хватало, письма от Лоры и мамы шли долго и лишь изредка прибывали подбадривающие письма от Борьки Финштейна, который уже работал учителем математики в старших классах и жаловался на тупость учеников. И всё в целом было совсем не тем, о чем мечталось. И не было самого главного - Лоры.
Лишь через полгода, когда он привык, привыкли к нему и уже появились приятели, а ему удалось решить небольшую, но нужную математическую задачку, решение которой до этого никак не давалось, всё стало меняться. Уточнилось направление его будущей диссертации. Это была математическая интерпретация флуктуаций в физическом процессе, исследованием которого занимался отдел Сутугина. Задача была не простой, никаких закономерностей в возникновении флуктуаций не было, и Гурину пришлось углубиться в дебри волновой механики. Неожиданно это его увлекло. Он понял восторги Райлиса и с головой погрузился в диссертацию. Постепенно начали вырисовываться контуры возможных решений, и Сутугин, ранее просто наблюдавший, стал проявлять интерес. Он молчал, но было видно, что он доволен.
Незаметно нагрянула суровая зима, жить стало труднее, времени ни на что не хватало, но переписка, а немного позже и телефонная связь с Лорой продолжались с взаимными излияниями любви и грусти. Но страх того, что она не приедет, Гурина не покидал. Это было бы крушением надежд. Но он отбрасывал эти мысли и продолжал надеяться. Тогда он еще жил в мире идеальных грез и верил в милосердие времени. От всех этих ненужных дум его спасала работа, она поглощала время и отодвигала надежды. Осенью к нему переехала на постоянную жизнь мать, и в общежитии им выделили отдельную комнату.
Бегущие недели и месяцы были неразличимы, они слились в единое серое пятно. Он даже не заметил, как пришла весна.
В тот день он только вошел в дом, как услышал телефонный звонок. Он был резкий и пронзительный, похожий на пожарную тревогу. Гурин метнулся к столу, схватил трубку и услышал голос Лоры. «Витя, - сказала она после кратких приветствий. - Витя, нам нужно увидеться. Это очень важно». Он похолодел. Месяц назад ночью во сне умерла его мать, и он еще был полон страхов. «Что-нибудь случилось? - волнуясь, спросил он. - Почему ты так говоришь? Ты здорова?» - «Да, - сказала она. - Я здорова. Но дело не во мне. Витя, мы уезжаем из страны. Навсегда. Всей семьей, папа, мама, брат и я. Кроме деда». Гурин обмер и заколотилось сердце. До сих пор его не оставляла надежда, что у них с Лорой всё впереди. И теперь, когда его планы близки к осуществлению, через полгода он станет кандидатом наук и у него есть комната, у них всё решится. Её слова его ошеломили. «Как уезжаете?- растерянно спросил он. - Навсегда? Почему?» Она помолчала. «При встрече поговорим, - сказала она. - Сейчас возможность уехать у нас есть. Неизвестно, будет ли такая возможность позже. - Она умолкла. - Витя, ты приедешь?» - «Да, - сказал он охрипшим от волнения голосом. - Конечно, я приеду, вылечу первым же рейсом. Но ты всё-таки скажи мне, почему…» - «Потом, - сказала она, обрывая его на полуслове. - Потом мы поговорим. Витя, я тебя люблю. И очень жду». И положила трубку. Он стоял, еще тяжело дыша и мысленно повторяя её слова. Они уезжали из страны. Всей семьей. Значит, они с Лорой расстаются. Вероятно, навсегда. Но ведь она позвала его. Зачем? Чтобы проститься? Или у неё есть какие-то надежды?
Он снял трубку и набрал справочную Аэрофлота. Рейсов было два – ночной и дневной. Ночной вылетал до Москвы в три часа ночи, а сейчас было семь вечера. Можно было успеть. Билет на ночной рейс в кассе оказался, он его забронировал и сразу набрал домашний номер завотделом. «Аркадий, - сказал он, Мне необходим отпуск на четыре дня. Это срочно». В трубке послышалось сопение. - «Что случилось? - голос у Аркадия был недовольный. - Почему днем ты мне ничего не сказал?» - «Это выяснилось пять минут назад. Заявление утром тебе передадут». Сопение в трубке усилилось. «Виктор, завтра открытие семинара, твой доклад второй, ведь ты содокладчик. Не знаю, как и быть». Гурин обозлился. «Учти, Аркадий, я всё равно улечу. Оформишь ты отпуск или нет, но ночью я улечу». Наступила пауза. «Ладно, - сухо сказал Аркадий. - Чёрт с тобою. Как тебе оформлять? В счет профотпуска или за свой счет?» - «Мне всё равно». - «Ладно. Так всё же - у тебя что-то случилось?» - «Случилось, - сказал Гурин. - Приеду, поговорим».
Самолет вылетел по расписанию, в Москве, когда они сели, было четыре утра, и на утренний поезд в город Гурин успевал. Вагон был грязный, так называемый «комбинированный», с боковой полкой в проходе. Но это не имело никакого значения.
Было около десяти вечера, когда он сошел с поезда и прямо из вокзального вестибюля позвонил Лоре. Он услышал голоса, шорохи и её частое дыхание. «Ты в городе, - сказала она. - Витя, я счастлива! Я уже не надеялась тебя увидеть. Ты сейчас где?» - «Только с поезда, еще на вокзале, - сказал он. - Когда мы увидимся?» - «Сейчас!- крикнула она. - Я уже бегу, только поймаю машину! Жди!». Он повесил трубку и заторопился к выходу на площадь, как будто Лора уже могла там оказаться.
Небо было черным, слепящим белым светом горели над площадью ртутные фонари и впереди в черной мгле желтела густая россыпь огней города. Гурин стоял на ступенях вокзального входа, волнуясь и напряженно всматриваясь в подъезжающие машины. Мимо тяжело проползали троллейбусы, всюду сновали люди и мчались автомобили, время от времени к вокзальному входу подкатывали такси с пассажирами.
Прошло около получаса. Белая «Волга» резко затормозила у входа, и Гурин, замерев, увидел Лору. Выпрыгнув из машины, она быстрым взглядом окинула людей на ступенях, увидела Гурина и стремительно бросилась к нему. Они молча обнялись, она по-детски прижалась к нему и облегченно затихла. Сердце Гурина учащенно билось. Она была в легком плаще, сквозь ткань он чувствовал тепло её тела, слышал стук её сердца и с жадностью вдыхал запахи её волос и дыхания. Пролетела минута. Они очнулись, взглянули в глаза друг другу, рассмеялись и поцеловались. Глаза Лоры влажно блестели. «Я всё еще не верю, - прошептала она. - Два года, целых два года я ждала этой минуты. А ты? Витя, ты тоже ждал? Ты рад? Господи, о чем я говорю, если ты прилетел, значит, ты рад. Витя, не молчи же, говори что-нибудь, я забыла твой голос!» - «Что сказать? - полушепотом сказал он. - Что я тебя люблю? Что не было дня, когда бы я не думал о тебе, не мечтал о встрече? Чтобы тебя обнять, слышать твой голос, вдыхать запах твоих волос». Мимо проходили люди, горели на площади фонари и мчались машины, было шумно, а они стояли на вокзальных ступенях, ничего не замечая. Прошла еще минута, они опомнились. «Витя, - сказала Лора. - Куда же мы теперь? Если хочешь, можно поехать в гостиницу, у меня там есть знакомые». - «Да, - сказал Гурин. Он еще не вернулся в реальность.- Конечно, в гостиницу».
У вокзального входа затормозило такси, пассажиры выгрузились. Гурин подбежал к водителю. Водитель отрицательно покачал головой. «Не могу, - сказал он. - Обязан подъехать к стоянке. Видите? Очередь, люди ждут». - «Плачу втрое», - сказал Гурин. Водитель заколебался. - «А ехать куда?» Подбежала Лора. «В гостиницу «Интурист!»,- крикнула она. - Переулок Садовый, пять!». Водитель кивнул. - «Ладно, садитесь, только побыстрее. Вещи есть?» Гурин усмехнулся: «Вот, кейс». Машина вырулила на проспект. Света в кабине не было, и Гурин и Лорой обнялись. Водитель в зеркальце посмотрел на них, усмехнулся и отвернул зеркальце в сторону. Прошло двадцать минут. Машина остановилась. «Всё,- сказал водитель. - Приехали. Гостиница «Интурист».
Пока Гурин рассчитывался, Лора вошла во двор. Через несколько минут она появилась с горничной. «Все в порядке, - сказала она. - Второй этаж. Сейчас нас туда отведут, а потом оформят».
Номер был небольшой, уютный, с современным дизайном и санитарным блоком в сверкающей светло-голубой плитке. Окно и остекленная дверь выходили на темную террасу. На столике стоял зеленый телефонный аппарат, чешский, с толстой горбатой трубкой. Лора сняла трубку и набрала номер. Гурин удивился. «Ты кому?» - спросил он. «Домой, - ответила она и сказала в трубку: - Папа, это я. Витю я встретила, мы уже в гостинице. Завтра я вам позвоню». И положила трубку. Сердце Гурина заколотилось. За два года она стала иной. Взрослой. Он это видел, но понять, что изменилось, еще не мог. Лишь сейчас, после её разговора с отцом он понял. Два года назад, когда он уезжал, это была девочка, еще недавняя школьница. Сейчас рядом с ним стояла красивая и решительная молодая женщина. Она увидела его растерянное лицо, всё поняла и рассмеялась. «Витя,- сказала она. - Ты с дороги, почти сутки в пути, устал и, наверное, проголодался. И я тоже с утра ничего не могла есть, слонялась по дому, волновалась и ждала твоего звонка. Прими душ, переоденься, мы пойдем в кафе и поужинаем. А я займусь оформлением твоих гостичных анкет».
В кафе было почти пусто и царил полумрак, лишь за двумя столиками под торшерами в кругах желтого света ужинали две пожилые пары. Верхние люстры были отключены, на стенах приглушенным теплым оранжевым светом горели бра и в углах зала сгустились красноватые тени. Звучала тихая музыка, это были рояль и гавайская гитара с вибрирующими, знойно-тающими звуками. Они заказали ужин и сухое грузинское вино «Саперави», и Гурин сказал: «Лора, расскажи о вашем отъезде». Она на миг задумалась. «Витя, давай отложим на завтра. А сейчас наполни бокалы. И давай выпьем».- «За что?» Она усмехнулась.- «За тех, кто ждет и не теряет надежд». Они выпили, и она накрыла маленькой горячей ладонью руку Гурина. «Витя, пусть этот вечер будет нашим. Забудь обо всем, сейчас мы вместе. Ведь жизнь состоит из кратких моментов, лишь изредка счастливых. Они приходят и уходят, растворяются, как дым, как утренний туман. Сейчас судьба подарила нам такой момент. Не будем его упускать. И пригласи меня на танец. Ты слышишь, что играют? «Бесаме мучо», я люблю эту музыку». Он вскочил и подал ей руку. Прижавшись, они медленно танцевали в оранжевом полумраке пустого зала, он целовал её, обнимая теплое податливое тело, в воздухе плыли и гасли мягкие звуки гитарных струн, и он шепнул: «Я помню, как увидел тебя на весеннем студенческом балу, ты кружилась и летала, как белый мотылек, на тебе было легкое белое платье, ярко-красный пояс и белые туфельки. И я в один миг влюбился. И это по сей день». Откуда-то донесся бой часов, два медленно тающих медных удара. Лора поцеловала его. «И я люблю тебя,- прошептала она.- Витя, уже поздно, пойдем домой!» Она сказала «домой» и у него перехватило дыхание. И он, и она были взволнованы, потому что впереди у них была ночь, их первая ночь. Они вернулись в номер. «Перекури, а я на миг в душ», - сказала Лора. Гурин кивнул. Он вышел на полутемную террасу и, стоя у перил, закурил. Часто колотилось сердце. Прошло пять минут. Вдруг свет в комнате погас и он услышал голос Лоры. «Витя, я уже тут».
…Было одиннадцать утра, когда они спустились в кафе. Сейчас Гурин смог её рассмотреть. Ей был двадцать один год. Черты её лица приобрели завершенность, синие глаза сияли и вся она была ослепительно молодая и какая-то светящаяся. Они пили кофе и перебрасывались словами, но это было внешнее, потому что они были переполнены воспоминаниями ночи, её жаром и нежностью. Прошло полчаса. Они поднялись в номер и вышли на террасу и сели в кресла. Косые лучи солнца едва пробивались сквозь густую листву деревьев. «Лора, - сказал Гурин. - Ты обещала рассказать». - «Да, - сказала она. - Ты спросил, почему мы уезжаем. Отвечу. Не потому, что нам живется хуже, чем другим. А потому, что появилась возможность отсюда вырваться, ощутить вкус свободы и увидеть мир. - Она помолчала. - Витя, мы позавчера получили разрешение на отъезд. И я сразу тебе позвонила. Это может произойти месяца через два. И поэтому…»
Гурин обмер, сердце его упало. Это был конец всем надеждам. Всё, что он делал и о чем мечтал, было связано с нею. Теперь остается пустота.
Он нервно щелкнул зажигалкой и закурил. «Ты не договорила. Что - поэтому?» - «Да, - сказала она, и голос её дрогнул. - Я не договорила. Витя, я хочу… Я очень хочу, чтобы ты уехал с нами. Вернее, со мною. Как мой муж». Лицо её залилось жарким румянцем волнения. Гурин застыл и изумленно раскрыл глаза. «Что?! - сказал он.- Как?!» Он притушил сигарету и задрожавшими пальцами вытащил из пачки другую. «Лора, ты меня ошеломила, я ничего не понимаю. - Он растерянно умолк и затянулся дымом. - Лора, ведь это не поменять квартиру, для меня это значит поменять жизнь и начать всё с нуля. Лора, мне уже двадцать шесть, у меня скоро защита, ведь это то, ради чего я уехал. - Он умолк. - Да и как это осуществить? Ведь это не пойти в кассу и купить билет». - «Да, - сказала она.- Именно поэтому я сразу тебе позвонила. Чтобы в случае согласия у тебя был запас времени».
Гурин все еще не мог опомниться. «Лора, - сказал он. - Я не готов тебе ответить. Я должен прийти в себя, очнуться».- «Я понимаю, - сказала она. - Я тоже не сразу дала папе согласие на отъезд. Я думала о тебе, боялась разлуки. - Она помолчала. - Витя, я всё сказала. Теперь решать тебе». Гурин молча курил. Прошла минута. Он молчал. Она поднялась. «Витя, мне нужно позвонить». Через раскрытую дверь он видел, как она подошла к столу и сняла телефонную трубку. Он слышал её голос. «Папа, - сказала она. - Если у вас всё в порядке, то меня не ждите. Я буду с Витей. У него здесь считанные дни, и я хочу быть с ним». Они еще о чем-то говорили, но Гурин уже не слышал. Он видел, как она поднялась и прошлась по комнате. Он вдруг обмер, поняв, что скоро уедет и эти мгновения уже никогда не повторятся. Его накрыла волна нежности, он вскочил, бросился к Лоре и обнял её. «Я люблю тебя, - сказал он, ощущая жесткий комок в горле. - Не знаю, как я смогу жить без тебя, без надежд на встречу». Он ощутил под губами соленую влагу и понял, что это её слёзы. «И я не знаю, - прошептала она.- Я так хочу быть с тобою…». Они стояли среди комнаты, он целовал её мокрые щеки, а на сердце у него лёжал камень. Но для себя он уже решил. И знал, что она это поняла.
В последний вечер он ей сказал: «Лора, я не перестаю думать о твоих словах. Я всё взвесил. Это осуществимо, но ты не учла, что у меня есть дело. Дело моей жизни .Это моя наука. Я лишь в самом начале пути, но бросить не могу. Это моя жизнь, она не соперничает с любовью к тебе, она её дополняет. Без тебя моя жизнь будет заполнена наполовину. Вторую половину ты увезешь с собою». Она тихо сказала: «Витя, я поняла. Я не учла, что у тебя есть другая, важная для тебя жизнь, которую я не знаю. И что ты уехать не можешь».
У них осталась последняя ночь, и утром он уехал. Она его проводила на вокзал, и через день он был на своём рабочем месте.
Весной он защитился, но Лоры в стране уже не было. И куда ей позвонить, он не знал. К работе он охладел. Не было Лоры и уже не было забот о защите. В его душе возникла пустота, как будто Лора увезла с собой какую-то очень важную часть его существа, без которой полноценнно он не мог ни жить, ни работать.
Сутугин тоже был им недоволен. Он видел, что у Гурина погас огонек, который его вёл и толкал вперед. В один из таких дней, когда Гурин надолго застрял на решении какой-то несложной задачи, Сутугин попросил его задержаться после работы. Они сидели в его кабинете. После душного дня прошел дождь и Сутугин распахнул окно. «Вы курите? - спросил он. - Если хотите, то пожалуйста. Я тоже курю, трубку». Гурин вытащил сигареты. Сутугин внимательно в него всмотрелся. «Виктор, у вас что-то случилось? - спросил он, набивая трубку табаком. - Вы изменилось. Всё у вас идет успешно, скоро вас изберут в старшие научные, но я вижу, что у вас что-то не так. Может быть, я могу вам помочь?». Гурин хмуро усмехнулся. «Вряд ли. Это очень личное. - Он помолчал. - Сбой генеральной линии жизни». Сутугин выпустил в потолок кольцо синеватого дыма. «Женщина?» - «Да». - «Это ради неё вы летали в другой конец страны?» - «Да». Сутугин помолчал. «Следовательно, вояж оказался неудачным?» - «Безнадежным». - «Тогда понятно. Что там? Здоровье?» - «Нет, эмиграция. Она предложила уехать с нею, я отказался. И теперь мучаюсь, сомневаюсь, Может быть надо было соглашаться. Не могу без неё». Сутугин понимающе покачал головой. «М-да. Знакомо. Не так давно по этой же причине я расстался с близкими людьми. Рюмку коньяку хотите?» - «С удовольствием». Сутугин поднялся, вынул из тумбы штоф и рюмки, разлил. Коньяк был хороший, с особым, мягким вкусом. «А теперь,- сказал он. - Теперь давайте вообразим, что вы согласились с её предложением. Очень, замечу, наивным. Итак. Вы приезжаете сюда и начинаете готовить документы. Значит, ваша защита сразу отменяется. Возможно, вас не увольняют, но к серьезным работам уже не допускают. Вы уже как бы вне коллектива. Но это еще не всё. У вас есть допуск к государственным секретам. Правда, самого низшего уровня, но в качестве тормоза вполне годится. А время идет. Она, ваша девущка, уже там, а вы здесь, вы один, противостоите огромной, холодной и безжалостной государственной машине. И ваши перпективы туманны. Вы куда-то пишете, вам, скорее всего, не отвечают или шлют пустые отписки, всё зависает в каких-то недоступных инстанциях. - Сутугин затянулся дымом. – И это длится не месяц и даже не два. Может пройти и год. - Он покачал головой. - Нет, вы поступили правильно. Интуитивно, на ощупь, но правильно. Но я еще кое-что скажу вам. Страна меняется. Прошло всего тридцать лет, как мы живем без великого вождя, для истории это краткий миг, а империя уже трещит по всем швам. И скорые премены неизбежны. Думаю, что не за горами время, когда вы сумеете поехать к вашей девушке. Или она приедет к вам. - Он усмехнулся. - В том, что с нею вы еще увидитесь, я уверен. У меня, поверьте, есть пророческий дар».
Гурин ушел с облегчением. Слова Сутугина его успокоили. В них не было ничего конкретного, но они давали какую-то надежду. В эти дни у него появилась Ирина. Это была попытка заполнить вакуум. Ирина была неплоха собою, умна, но никаких чувств к ней Гурин не испытывал. Это было совсем не то. Он постоянно сравнивал и за это себя корил, но иначе не получалось. Но когда у Ирины появились матримониальные нотки, он испугался. Однажды во время его отсутствия она нашла фотографии Лоры, изорвала их и выбросила в мусорное ведро. Утром, умываясь, Гурин их обнаружил. Был скандал, и с Ириной он расстался. Теперь он жил один, и его домашние дела пришли в полное запустение. На короткое время у него появилась легкомысленная веселая Надя, за нею была хозяйственная, но тупая Валентина, потом были какие-то еще, мимолетные, плохо запомнившиеся. Лето кончалось, пришла осень с дождями и холодами. От Лоры вестей не было. И ждать Гурин перестал.
В тот вечер он был сильно не в духе. Два дня, не переставая, лил дождь, в доме было сыро и холодно. И в работе тоже не ладилось. Результаты экспериментов противоречили цифрам его расчетов. То ли шалила измерительная аппаратура, то ли причина была в неудачном выборе расчетной модели. Гурин сидел за столом, наскоро перекусив подсохшим голландским сыром и углубивщись в анализ лабораторных данных. Было уже одиннадцать вечера, когда внезапно зазвонил телефон. Это была междугородка. Гурин спокойно снял трубку. Он давно ничего не ждал. Звонил Борька Финштейн. Он временами позванивал, просто так. «Привет, - сказал Борька. Голос у него был бодрый. - Ты там как, еще не спишь? У тебя, наверное, уже ночь?» - «Почти, - сказал Гурин. - А как твои ученики, поумнели?» Борька засмеялся. «Не слишком, - сказал он. - Да хрен с ними! Слушай, ты Ларку еще не забыл? Тебе это еще интересно?» Гурин замер и перестал дыщать. «Что? Лору? Ты о ней что-то знаешь?- «Знаю, - весело сказал Борька. - Час назад встретил на улице. Хорошо поговорили. Живет в США, города я не запомнил. Спрашивала, между прочим, о тебе». Гурин всё еще приходил в себя. «Боря, в городе она давно?» - «Три дня. Понимаешь, умер её дед, вчера были похороны, то да сё, какие-то квартирные дела, наследство. Вероятно, пробудет здесь еще несколько дней. Может, приедешь?»- «Обязательно! - крикнул Гурин. Сердце его колотилось. Тетрадь с расчетами он захлопнул, сейчас это отошло на второй план. - Сразу вылечу, как только возьму билет!»- «Тогда вот что, - уже серьезно сказал Борька. - Запиши её телефон. Это телефон её покойного деда, но сейчас она обитает в его хате».
О сне уже нечего было и думать. Гурин посмотрел на часы, Половина двенадцатого. Он позвонил в Аэрофлот. На ночные рейсы билетов не было, но был на утренний. Он его забронировал и после этого созвонился с гостиницей «Интурист». Ранним утром они сели во Внуково. В одиннадцать вечера того же дня он был в городе.
Сейчас он находился в гостинице. Здесь всё было таким, как прошлым летом. И номер был почти такой же, с окном и дверью на террасу. И на столе стоял телефон, чешский, с горбатой трубкой, только красный. Гурин выключил верхний свет, оставил свет в торшере и посмотрел на часы: около двенадцати ночи. Но позвонить нужно. Он сел к столу и, волнуясь, придвинул телефон. Номер он помнил, но раскрыл записную книжку и еще раз проверил. И поймал себя на невольном желании оттянуть этот звонок. Ведь ради этого звонка и того, что могло за ним последовать, он приехал. В этом были надежда и страх неудачи. Он снял трубку и набрал номер. Щелкнуло, и пошел зуммер. Он был низкий и долгий, похожий на пароходный гудок, в нем было что-то тревожное, как сигнал аварии или катастрофы. Трубку долго никто не снимал. Лишь на четвертом вызове Гурин услышал щелчок. «У телефона», - сказал женский голос, и у Гурина по спине пробежал озноб. Он узнал голос, мягкий и спокойный. И мысленно увидел гибкие пальцы, держащие трубку. «Лора, - хрипло сказал он. Во рту у него пересохло. - Это я, Лора». В трубке мгновенно наступила тишина, как будто кто-то выдернул телефонный шнур из розетки. Ведь этим именем к ней обращался только он, Гурин. И никто другой. Дома, в школе и институте её звали Лара, Лариса. Когда они познакомились, она так ему и назвалась - Лара. Но это имя ему почему-то не понравилось. Он был тогда довольно наглый и очень самоуверенный. «Что за имя - Лара, Лариса? - с иронией сказал он. - Какое-то купеческое». Она удивилась и даже обиделась. «Почему?- сказала она. - Я Лара. Разве это имя плохое?» Он поморщился. «Слишком оно обыденное, из пьес Островского. Тебе оно не подходит». Она сердито пожала плечами. «Впервые такое слышу. А какое, по-твоему, мне подходит?» Он на миг задумался. «Ну, скажем, Диана, Элеонора. А можно Лаура, Лора. Как у возлюбленной итальянского поэта Петрарки, - сказал он. - Такой девушке, как ты, нужно имя возвышенное, поэтическое». Она расхохоталась. «Ну, ты и выдумщик! Ладно, пусть я буду Лора, а не Лара. Но только для тебя! Согласен? » - «Да,- сказал он. - Только для меня! А для остальных ты по-прежнему Лара. Договорились?».
И так пошло. Позже, даже в письмах, он обращался к ней только по имени Лора. И сейчас, сидя в гостинице, он назвал её Лорой. И понял её ошеломление. «Что?- вскрикнула она. - Витя? Это ты?» - «Да», - сказал Гурин. «Витя! Боже мой! Откуда ты звонишь?» - «Я в городе, - сказал он. - Только приехал. Ради тебя. Чтобы встретиться с тобою».- «Что? Ради меня? Разве ты знал, что я в городе?» - «Знал, - сказал он. - И сразу прилетел. Лора, я очень хочу тебя видеть».
Наступила пауза и Гурин слышал её участившееся дыхание. «О, Боже, - растерянно сказала она. - Да, да, конечно...Но я всё еще не могу очнуться…Где и когда?» - «Реши сама». - «Я не знаю…Может быть, в парке? Завтра, у памятника Чехову, в двенадцать?» - «Принято»,- сказал он.
Она отключилась, а он еще держал трубку в руке, слыша частый стук своего сердца и назойливые гудки отбоя. Положив трубку, он жадно закурил и вышел на полутемную террасу. Сквозь густую листву просвечивал освещенный гостиничный двор. А за его оградой лежала безмолвная и глухая ночная темень. Там, в этой черной мгле, была Лора. Это было близко и достижимо, это волновало. Он бросил сигарету и тут же взял другую. Лора в городе, но ему об этом не сообщила. Она здесь по печальной необходимости. И он ничего не знает о её жизни. Но завтра они увидятся. Им нужно поговорить и всё обсудить. Что обсудить? Этого он не знал. Тот порыв, который привел его сюда, ответа на это не давал. В нем была тайная надежда, но рассудок не участвовал.
Гурин накинул пиджак и спустился в кафе. Тихо играла музыка и танцевали пары. Верхний свет был погашен и зал погружен в теплый оранжевый полумрак. Почти все столики были заняты, лишь в углу одиноко сидел седоватый мужчина, перед ним стояла бутылка вина и фужер. Гурин, спросив разрешения, подсел к нему. «Не спится? - спросил мужчина. Он всмотрелся в Гурина. - По-моему, у вас что-то не так. Или я ошибаюсь?» - «Нет, - сказал Гурин. - Не ошибаетесь, хотя я сам не знаю, что у меня. Так или не так». Мужчина кивнул. «Бывает, - сказал он. - Хотите? - он указал на бутылку. - «Мукузани», очень неплохое. Фужер для вас попросить?» - «Нет, - сказал Гурин. Он оглянулся и подозвал официанта. - Двести водки и лимон», - сказал он. - «А закуску?» - «Не нужно». Официант ушел. Мужчина усмехнулся. «Значит, всерьез. Дела? Или женщина?» - «Женщина», - сказал Гурин. - «Что, отставка?» Гурин усмехнулся. «Если бы. Была бы ясность. А тут наоборот. Просто не судьба. Вериги. У неё, и у меня. Завтра последняя попытка». Официант принес запотевший графинчик, рюмку и разрезанный пополам лимон. Мужчина наполнил свой бокал. Гурин лимон выдавил в графин и налил водку в рюмку. «За удачу»,- сказал мужчина. Они чокнулись и выпили. Гурин тут же наполнил вторую рюмку. «У меня в жизни попыток было четыре, - сказал мужчина. - Две с одной и две с другой. Все неудачные». Гурин выпил вторую рюмку, Лицо его покраснело. «А у меня, - сказал он. - Попыток были две, но с одной. Точнее, не попыток, а возможностей. - Он помолчал, вынул из пачки сигарету и тут же вложил обратно. - В первый раз это было три года назад, я уезжал, менял свою жизнь, а она поехать со мною не решилась. А год назад уезжала она, и всё вышло наоборот. Уехать с нею не рискнул уже я. Теперь она тут, в городе, всего на несколько дней, и я примчался. - Он помолчал.- Всё не просто. Ведь если она согласится, то менять жизнь придется ей». Наступила долгая пауза. «А что, - сказал мужчина. - Других женщин после неё у вас не было? Взамен?» - «Были, конечно, - сказал Гурин. - И не одна. Но не взамен. Она - часть меня, моя половина. А все другие - осьмушки. Или того меньше». - Он снова налил в рюмку и выпил. «Тоска, - сказал он. - И водка не берёт». Он вылил остаток водки в рюмку, выпил, вынул сигарету и поднялся. Мужчина посмотрел на него. «Вам сколько лет?» - «Двадцать шесть». - «Так я и подумал. Помните надпись на перстне царя Соломона? На языке древнего народа, к тому времени давно уже исчезнувшего? «Всё проходит».- Он наполнил свой фужер. - Всё пройдет и у вас. Еще около полусотни продуктивных лет у вас есть. Раны заживают, хотя рубцы остаются. Навсегда». Гурин улыбнулся. «Спасибо, - сказал он. - Вероятно, когда-нибудь ваши слова я смогу оценить. Но пока…»
На ходу закуривая, он поднялся в свой номер и, не зажигая света, вышел на террасу. Было очень темно и душно. Небо было черным, беззвездным, в воздухе стояло странное безветрие и тишина, ни звука, ни шороха листвы, какая-то тяжкая предгрозовая истома. Прошло полчаса. Издалека донеслось глухое ворчание грома, и на миг небо озарилось дрожащим красноватым отблеском. Гурин докурил и вернулся в комнату. Опять загремело, уже ближе. Приближалась гроза. Гурин сел под торшер и развернул журнал. Он листал его механически, не вникая. За окном блеснуло и грохнуло. Гурин отложил журнал, разделся, погасил свет и лег. Как видно, он задремал, потому что проснулся от громового удара. Шумел ливень, дребезжали жестяные ливнестоки, небо гремело и поминутно вспыхивали ослепительные белые молнии. Гурин вскочил и закрыл окно и дверь на террасу. Было около четырех утра, но спать уже не хотелось. Он подумал о завтрашней встрече с Лорой. Это было радостью с примесью тревоги. Он снова лег, но уснуть уже не мог. Было семь, когда он поднялся, стал под прохладный душ, побрился и приготовил сорочку и светлосиний галстук, который когда-то нравился Лоре. Гроза утихла, но терраса была залита водой и в воздухе висела мелкая сырая морось. Небо было мутносерым, затянутым белесой пеленой. Гурин спустился в кафе и выпил две чашки крепкого кофе. Вернувшись в номер, он сел к столу, придвинул телефон и набрал номер Лоры. Трубку почти сразу сняли, Он услышал чьи-то голоса, затем трубку взяла Лора. «У телефона, - сказала она. - Слушаю». - «Это я»,- сказал Гурин. В трубке стало тихо. «Витя, - мягко сказала она. - Это ты…я рада слышать твой голос. Ты хочешь мне что-то сказать?» - «Гроза,- сказал он. - Лора, нам нужно перенести место встречи. В парке, думаю, лужи, там всё мокрое». - «У тебя есть предложение?»- «Есть. Давай встретимся в кафе новой гостиницы «Норд», в двенадцать». - «Хорошо, - после короткой паузы сказала она. - Я буду». И положила трубку, а у Гурина почему-то испортилось настроение. Чего-то в её голосе недоставало. Привычного тепла. Была какая-то очень спокойная, деловитая тональность разговора.
Было без четверти двенадцать, когда он вошел в кафе. Зал был небольшой, уютный и мягко освещенный, с кожаными диванчиками у овальных столиков. Посетителей было немного и Гурин сел у окна под желтой шторой. Подошел официант. «Позже,- сказал Гурин. - Я еще жду. А пока принесите бутылку «Саперави», два фужера и три красные розы в вазу». Официант ушел. Было уже начало первого, когда Лора появилась в двери. Гурин вскочил. Она его увидела, улыбнулась и быстрым шагом направилась к нему. Она была в элегантном облегающем светлосинем платье чуть выше колен, с маленькой белой сумочкой и в белых туфлях на высоких каблуках. У неё была изящная фигура и красивая походка. Она шла по проходу, и все сидящие за столиками поворачивали головы и провожали её глазами. «Извини, Витя, - сказала она, подойдя. - Опоздало такси». Глаза их встретились. Это был миг, но в нем были радость узнавания, воспоминание, нежность и печаль. Они поцеловались и сели. Гурин не мог отвести от Лоры глаз. Она была невероятно молодой и похорошевшей. Сердце Гурина взволнованно билось. Она тоже всмотрелась в него.«Витя, ты хорошо выглядишь, - сказала она. Глаза её влажно блестели и в голосе слышалось волнение. - Только похудел и очень бледный». Он кивнул. «Пустяки, это с дороги. Лора, ведь ты обо мне ничего не знаешь. Кое-что мне уже удалось, я защитился. И есть перспективы на будущее». Она кивнула. «Я всё знаю». Наступила пауза. Все заранее приготовленные слова вылетели из его головы. «Лора, тогда расскажи о себе. Где ты живешь?» Она улыбнулась. - «В Америке, в городе Сан-Франциско».- «А твои родители?» - «Папа болеет, брат учится, а у мамы полно домашних забот».- «А что делаешь ты?» Она мягко рассмеялась. «Я учусь. Поступила в университет. Снова стала студенткой». И опять замолчала. - «Ясно», - сказал Гурин. Он ощущал легкую растерянность. Происходило что-то странное, чего он не понимал. Какой-то слишком вежливый разговор, без прежнего тепла, как между хорошими знакомыми. Он взял её руку. Знакомая рука, мягкие, теплые пальчики. Она руку не отняла, но на пожатие не ответила. «Лора, давай что-нибудь закажем. Вино «Саперави» ты помнишь?» Она грустно покачала головой. «Витя, я ничего не забыла. - Она убрала руку, обернулась и озабоченно глянула в зал. - Я завтракала, но бокал «Саперави» выпью». Гурин наполнил фужеры. Они чокнулись и Гурин спросил: «За что?» Она грустно улыбнулась. «За встречу». Они выпили, и она посмотрела на часы. «Ты куда-то торопишься?» - спросил Гурин. «Нет, - сказала она. - Я жду». Гурин удивился. «Ждешь? Кого?» Она опустила глаза. Наступила долгая пауза. «Витя, - сказала она. - Давай сразу расставим все точки над «і». - Она снова на миг умолкла. - Витя, сейчас сюда придет один человек. Он американец, его зовут Мартин. - Она побледнела. - Витя, это мой муж. Уже полгода, как мы женаты. Он юрист, немного старше меня и по-русски не говорит. И я боюсь, как бы он не заблудился». Гурин застыл. «Что? - сказал он. - Твой муж? Я не ослышался?» Слова Лоры его ошеломили. Он задохнулся. Это было похоже на удар в солнечное сплетение. «Нет, - сказала Лора. - Ты не ослышался». Гурин уже немного очнулся. Руки его дрожали. Он вытащил сигарету и нервно защелкал зажигалкой. Приблизился официант. «Извините, у нас не курят». Гурин непонимающе на него посмотрел. «Да, да, хорошо, - сказал он и затянулся дымом.- Только докурю эту». Наступила долгая пауза. Гурин всё еще не опомнилося. «Лора, ты его любишь?» Она опустила глаза. «Витя, он любит меня. Он хороший и добрый человек. - Она подняла глаза.- Витя, я устала ждать. Поняла, что это безнадежно. - Она умолкла. Прошла минута. - Но это не всё. Витя, у меня есть сын. Ему скоро три месяца. Ты математик и можешь подсчитать. Это твой сын, Витя. И мне нужно устраивать жизнь. И жизнь сына.- Она помолчала.- Его зовут Виктор Мансинг. Мартин его усыновил». Она глянула на часы. Гурин дрожащими пальцами раздавил сигаретный окурок в блюдце под цветочной вазой. Не глядя, он механически вытащил из пачки другую сигарету. Не зажигая, он ее нервно мял и сломал. Табак высыпался на стол и ему на колени, но он не заметил. «Лора, - хрипло сказал он. - Тогда скажи мне. Если бы сейчас всё было не так, как уже есть, ты уехала бы со мною?» Она пристально посмотрела на него, и в её глазах что-то мелькнуло. «Да, - глухо сказала она. И снова оглянулась. - А вот и он, Мартин». Она что-то негромко крикнула, и к столику, улыбаясь, подошел мужчина лет тридцати. «Познакомьтесь, - сказала Лора. - Это Виктор, а это Мартин». Мужчины пожали друг другу руки. Мартин сел, придвинул к себе бутылку «Саперави» и сосредоточенно принялся рассматривать грузинскую этикетку. Было ясно, что он умышленно дает возможность Лоре и Гурину поговорить. Гурин всё еще не пришел в себя. Он растерянно смотрел на Лору. «Что он знает обо мне?» - «Всё», - сказала она. - «А о гостинице «Интурист» год назад?» Она кивнула. «Да». Прошло еще несколько минут. Она что-то негромко сказала мужу, тот посмотрел на часы и коротко ответил. «Витя, - сказала Лора. - Завтра мы уезжаем, а сегодня нам нужно закончить дело. Это в связи с продажей дома моего деда. Ты извини, но мы должны уйти».
Гурин вяло кивнул. Для него всё утратило смысл. И в зале стало темнее, как будто померк свет. «Что ж, - сказал он тусклым голосом. - Если надо, значит, надо». До этих минут Лора была где-то далеко, где – он не знал, но она присутствовала в его жизни. И была надежда. Теперь её нет. Не осталось ничего, кроме воспоминаний.
Мартин и Лора встали. Гурин тоже поднялся. Прощание было недолгим. Они ушли, а он подозвал официанта. «Двести водки, - сказал он. - Пока всё». Через час он пообедал и выпил еще сто пятьдесят.
Было три часа, когда он вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождик и было пасмурно. Куда идти, он не знал. Можно было взять машину и поехать в «Интурист», но мысль о предстоящем пустом вечере страшила. От выпитого слегка мутило, но убить боль души не удалось. Он бездумно двинулся по проспекту. Мимо шли люди, иногда его задевали или толкали, но он не замечал. Прошло полчаса. Дождь прекратился и сменился сырым туманом. Можно было позвонить Борьке Финштейну, но не хотелось. Он решил позвонить Райлису и рассказать о своих научных делах, вошел в ближайшую телефонную будку, но вдруг сообразил, что не знает номера его телефона. Он вышел, постоял минуту, ни о чем не думая, и двинулся дальше. Асфальт мокро блестел и кое-где еще стояли большие лужи после ночной грозы. Незаметно окончилось мощение, потянулись длинные серые заборы, лай дворовых собак, безлюдье, ухабы, лужи, растоптанная рыжая глина. Проехала грузовая машина и обдала его брызгами грязной воды. Он выругался, кое-как обчистился и пошел дальше, не глядя по сторонам. Он понимал, что нужно куда-нибудь зайти, с кем-то поговорить, облегчить душу. Но он знал, что сегодня нет человека, с которым ему хотелось бы встретиться.