Дед Петряк

Светлана Корчагина-Кирмасова
     Сёмка проснулся рано. Он решил сегодня сбежать от деда, который в последнее время донимал его странными просьбами: то ему вдруг захотелось искупаться в бочке и Сёмке пришлось битый час лить воду на дедовы сморщенные плечи, выслушивая нотации по поводу полезности этой процедуры. То дед Петряк затащил его в ледяной подвал и подробно с пристрастием обучал внука правильному хранению овощей и фруктов, пока у того не застучали зубы от холода. А недавно и вовсе выдал  всей семье:
   - Продаю свои ордена,  не к чему, теперь, мне железками бренчать, забодай тебя комар!
     Отец Сёмки даже опешил, а мама ахнула и позвала бабушку Акулину:
   - Мам, что это с ним?
   - А бес его знает, сказився, мабуть.
   - И ничего я не сказився! Дело есть у меня важное на этот момент жизни.
   - Какое это, батя? – поинтересовался сын.
   - Узнаешь скоро.
     Об этом разговоре все быстро забыли и успокоились, думали – чудит старый. Но как-то вечером дед Петряк позвал Сёмку и жестом  велел сесть рядом:
   - Вот, гляди, внучек, кем был твой дед – Косенков Пётр Михайлович, - он осторожно развернул тряпицу и на стол  что-то посыпалось.
   - Ой, дедуля, откуда у тебя фашистские кресты? – воскликнул Сёмка, но тут, же получил подзатыльник.
   - Чего дерёшься?!! – заорал мальчишка.
   - Неуч, малой, какие, же, они фашистские? Это, же,  Георгиевские! Твой дед полный Георгиевский кавалер! – он  махнул рукой, сгрёб дорогие  сердцу награды и, шаркая тапочками, вышел из горницы, в дверях  дед оглянулся и внук увидел в его глазах слёзы обиды.
     Отец и мать переглянулись:
   - Да.… Никак батя помирать собрался. Ты, Сёмка, не обижайся на него.
     И тут отец поведал удивительную историю жизни его прославленного деда:
   - Сынок, то, что я тебе сейчас расскажу, просто послушай и запомни, и хвастаться пацанам я тебе не советую. Дед твой был добрым казаком, служил Отечеству Российскому ещё при царе, прошёл  Первую Мировую, дослужился до урядника. Потом в Первой Конной армии у самого товарища Семёна Михайловича Буденного, в Гражданскую войну, значит. Все его медали ты видел раньше, а кресты дед закопал в саду, потому, что они  царские, а не советские. За них могли расстрелять.
   - Пап, я что-то не пойму, дед их украл у царя?
   - Сёмка, ты же в третьем классе учишься, историю государства изучаешь, до семнадцатого года был  царизм, а после что произошло?
   - Меня в пионеры приняли.
   - До того, как ты стал пионером, свершилась Октябрьская революция, была страшная Великая Отечественная война, потом мы построили социализм. А кресты урядник Пётр Михайлович Косенков, разведчик «дикой дивизии» заслужил в боях за Галицию и Перемышль в Первую Мировую войну. Сам Великий князь, брат царя вручал их. Батя там, в одиночку пятерых австрияков в плен взял и не простых, с очень важными документами.
   - А почему он мне никогда об этом не рассказывал? И как это он один смог? – спросил Сёмка.
   - Дед твой был знатный лошадник, кони его слушали, как наши гуси гусака Федьку. Ну, он сонных австрийцев повязал, а лошади даже не взбрыкнули и не заржали, так и пошли за ним на поводу.  Был у него рысак гнедой Бунчук, так он знал все дедовы сигналы и команды. Дед так и говорил: « Два Георгиевских креста принадлежат Бунчуку». А почему не рассказывал, так вот хотел сегодня, а ты сказанул тоже, додумался…
   - Я же не знал, пап, -  вымолвил мальчишка.
     Вскоре после этого случая к воротам усадьбы подъехала красивая дорогая машина и городского вида мужчина, и женщина позвали деда. Тот не стал себя долго ждать, а  поспешно направился к ним и долго о чём-то разговаривал. Сёмка, опрометью, помчался к матери на ферму, где она работала ветеринаром. Прибежав домой, они увидели отъезжающую машину и деда, довольно ухмыляющегося в пышные прокуренные усы.
   - Всё! Забодай тебя, комар, дело сделано!
   - Батя, ты, что же удумал? В стардом поди собрался? –  спросила мать, -  или мы тебя чем обидели? Прости тогда, но не позорь сына своего.
   - Бери выше, Танюха, такой дом, что всем домам дом.
   - Отец, объясни хотя бы, что это всё значит?
   - Скоро всё узнаете.
     Через неделю снова подъехала машина, только грузовая. Во двор сгрузили восемнадцать  необструганных досок  по два метра длиной. По тем временам да в безлесной ставропольской степи – это было целое состояние. Сёмка снова припустил к родителям, но теперь уже к отцу в столярную мастерскую. Тот лишь посмеялся:
   - Ну, вот и хорошо, а я-то думал о другом. Пусть занимается, засиделся наш дед Петряк.
   - Пап, но он отдал им все свои медали!
   - Как?!!
   - Я видел: и те кресты, и круглые блестящие.
   - Странно, он ими очень дорожил.  Ладно, вечером разберёмся.
     С этого самого момента бедному Сёмке вообще некогда было бегать с друзьями по выгону. Поле манило его серебристым блеском вызревшего ковыля, оно, словно море, волновалось под лёгким ветерком. Хотелось нырнуть туда и насладиться полной свободой и терпким ароматам степной полыни, чабреца и душицы.
      Но не тут-то было. Сёмка, в свои девять лет, был смышленым и кое-чему научился у отца. Потому дед и подключил внука к своему «важному» делу. Сначала они тщательно стругали доски, причём, отходы, все до стружинки, складывали в мешки. Потом долго что-то вымеряли. Мальчишка доставал деда вопросами, но тот  молчал, но изредка подмигивал ему и говорил:
   - Тут нельзя ошибиться, на веки вечные делаем, забодай тебя, комар.
     И только после распила, когда доски начали сколачивать, Сёмка понял, что они мастерят. От догадки у него похолодело внутри, он бросил гвозди и закричал:
   - Дедуля! По что тебе гробы?!!
   - Не кричи, Сёмушка, бабку Акулину напугаешь. Прадед - делал, дед – делал, отец – делал.  Вот и мне время пришло.
   - Не буду я гробы колотить, я тебе не гробовщик!
     Он заплакал и побежал на выгон к ребятам. Детская  память короткая. В играх и забавах – всё забылось. Но вечером, проходя мимо сарая, он заглянул в окно и оторопел: два новеньких гроба стояли на полу, а две крышки возвышались над ними, приводя  в ужас изумлённого  Сёмку. Он чуть было не заорал от испуга, попятившись назад и сглотнув набежавшие слёзы, мальчишка вбежал в дом.
     За столом сидела вся семья за остывшим ужином. По лицам было видно, что состоялся крутой разговор. Дед стоял над притихшими домочадцами, крутя оба уса, что говорило о его сильном волнении. Наконец, он сказал то, что говорил всегда:
   - Будет так, забодай тебя, комар. Завтра Васька и Танюха поднимут домовины на горище, там они и будут ждать нашего с Акулиной часа. В чужих гробах не желаю лежать! К тому, же, доски сейчас на вес золота, не хочу вас грабить. Мне так спокойней будет.
     Отец стукнул ладонью по столу:
   - Вот так, значит, батя, хорошие доски на домовины, а то, что пол в спальне проваливается – ничего?  Может сначала их туда пристроить, а опосля и закопать можно, зачем им на чердаке сохнуть?
   - Я сказал всё, забодай тебя, комар!
     Разошлись молча. Сёмка, несолоно хлебавши, отправился в свою комнатушку, достал рогатку из-под кровати, нацепил вишнёвую косточку и прицелился на муху, ползающую по потолку. Но вдруг передумал, бросил своё нехитрое оружие и уткнулся в подушку. Его мучила одна навязчивая мысль: «Как дед Петряк будет умирать?». Само слово «смерть» было на слуху у ребят села «Камбулат». У кого-то кто-то умирал, их хоронили на сельском кладбище. Сёмка избегал таких церемоний, но сейчас эта самая смерть подступила так близко, что мальчишка с опаской оглядывался, словно, она шла за ним по пятам. А больше всего он не мог представить деда в гробу, такого весёлого и жизнерадостного. И почему его дед Петряк должен умереть?
     На следующий день, в тот самый, когда Сёмка хотел сбежать от деда, произошло ещё одно событие. Сначала он пристрелил из рогатки наглую муху, поселившуюся в его комнате. Солнечный лучик, пробившийся через щелку ставень, сползал по стенке к полу, а за ним следовала, перебирая лапками, огромная мушиная особь. Сёмка изловчился и выстрелил, муха замертво свалилась на плинтус:
   - Вот так, забодай тебя, комар,- прошептал он и открыл ставни.
     Выскочив в окно, он крадучись двинулся вдоль виноградника, мимоходом срывая спелые ягоды. Так он прошёл весь огород, цель была близка, осталось только открыть калитку, и желанная свобода поглотила бы мальчишку и укрыла своей ковыльной пучиной, но тут скрипнула дверь уборной и дед Петряк радостно воскликнул:
   - Внучек, куда это в такую рань?
     Сёмка от досады чуть не заревел. Сегодня пацаны пойдут купаться на дальний пруд и снова без него.
   - Дедуля, ну, что ещё? Мы же всё уже сделали!
   - Есть дело специально для тебя.  Подь, за мной, забодай тебя, комар!
     Сёмка вздохнул и поплёлся за дедом. Тот вынес  из сарая два мешка и поставил перед внуком.
   - Лезь, на горище и высыпь стружку в оба гроба поровну.
   - Дедуля, а это ещё зачем?
   - Так нужно. Лезь, тебе говорю, неслух, влазь на дробыну, в последний раз говорю!
     Сёмка встал на лестницу и полез на чердак, волоча за собой мешок, потом поднял и второй. Там он рассыпал стружку в гробы,  выбросил пустые мешки и хотел  спуститься, но дед погрозил ему пальцем:
   - Крышки надвинь, чтобы дух не выветрился!
   - Дедуля, зачем тебе запах под землёй?
   - Затем, Сёмушка, чтобы легко дышалось на том свете.
   - Как?!! Ты же будешь мёртвый?
   - Ничего не мёртвый, - возмутился дед, - батюшка Ермил сказал, что душа – бессмертная, а раз такое дело, то должна дышать, забодай тебя, комар.
     Размышления деда Петряка привели в тупик все Сёмкины познания о жизни и смерти. Он слез с чердака, со страхом  глядя на деда, а оказавшись в безопасной от него зоне, кинулся бежать, чуть не сбив бабушку Акулину.
   - Вот, пострел, куда это он? Дед, ты совсем напужал хлопчика. Бросил бы ты всё это. Иль, никак взаправду помирать собрался, Господи, прости.
   - Погожу ещё, Кулька, забодай тебя, комар, - он шлёпнул жену по причинному месту и довольный направился к дому.
   - Тьфу, сказився совсем, старый. Прости, Господи, - она долго с пристрастием крестилась на четыре стороны, покачала головой и последовала за мужем.
     Дед Петряк не обманул жену, жил он ещё долго. Занимался хозяйством, помогал сыну строить новый дом. Жаркими летними днями он со старым конём Голубчиком месил глину с половой, рубленой соломой для саманного кирпича. А Сёмка с родителями забивали формы смесью, сушили, потом отец с дедом выкладывали стены. Сёмка, уже подросший, был первым помощником на стройке.
     Всё бы ничего, да только дед каждую осень заставлял Сёмку лезть на чердак и менять стружку в гробах. Сначала это забавляло мальчишку, но с годами эта процедура ему изрядно поднадоела:
   - Отец, он, что издевается надо мной?
   - Погоди, Сёмка, есть у меня идея. Сейчас крышу поставим и разрешим эту проблему.
     В одну из светлых ночей, когда дед, слегка принял на душу после баньки, крепко спал, Сёмка с отцом сняли гробы и вывезли в колхозную  мастерскую. Там они их разобрали, освежили, сняв стружку, зашпунтовали, отвезли в новый дом и настелили пол в одной из комнат. Дед ничего не заметил, да и сдавать стал: плохо видел и слышал, жаловался на боли в спине и ногах. Но ещё три года дед Петряк просил внука слазить на горище, поменять стружку в гробах и закрыть крышки. Семён не отказывал любимому деду, шуршал мешками и сбрасывал заранее приготовленные пустые, а  когда он почил в девяносто три года, сам выстругал доски, сбил домовины, благо опыт был, не забыл насыпать терпкой еловой стружки:
   - Дыши, душа деда Петра. А телу пусть земля будет пухом, забодай тебя, комар.
     Так случилось, что бабушка Акулина последовала за ним через месяц, упокоились они на тихом сельском кладбище.
     Поговорку деда внук не забыл, но говорил в редких особых случаях и все знали – Семён Васильевич Косенков принял решение и никогда его не изменит.
   - Упёртый  Петряк, - с уважением  говорили старики за глаза, - весь в деда. Тот тоже так и не вступил в колхоз. Единственный единоличник был во всём селе.
   - И что? Ему за это ничего не было? – спрашивали те, что моложе.
   - Нет. Герой,  же. Сам Семён Михайлович Буденный хлопотал.