Двое и волшебник

Николай Николаевич Николаев



    "Два пятилетних мальчика сбежали из детского сада, сделав  подкоп под    
     забором…"
                "Златоустовская правда" от 09.09.2015

     Оказавшись за пределами ограждения, они бросились через проулок к девятиэтажному дому. Им было на руку, что подъезды к высотке располагались с другой стороны. Припав к земле, заросшей густой лебедой, они прислушивались к гулким биениям своих сердец. И молили небо только об одном: лишь бы собаки не обнаружили их. Словно в издевательство над их мольбами и надеждами, неожиданно из травы показалась морда ротвейлера. Однако собака повела носом в одну сторону, затем в другую и, сделав вид, что не заметила их, пробежала дальше. Следом проскочил второй пёс, злобно урча на всякий случай. Затем всё стихло. Они лежали, не решаясь оторвать от земли свои головы. А потом, разом поднявшись, бросились от дома мимо переполненных мусором контейнеров, вдоль автостоянки и дальше, через школьный двор, к промзоне.

     Школьный двор проскочить было легче всего. Самое страшное, что тут могло случиться – это получить щелбанов по макушке от заносчивых первоклашек. А вот дальше им предстояло самое страшное: миновать промзону. Опасность великая исходила от движущихся механизмов и от взрослых. Взрослые люди всегда прожигали насквозь пристальными взглядами и казалось, ещё чуть-чуть, и тайна их будет раскрыта. Несомненно, было лучше вообще не попадаться им на глаза.

     – Ты готов? – спросил первый.

     – Сейчас, только соберусь с мыслями, – ответил второй.

     Взявшись за руки, они бросились на проезжую часть, искусно лавируя между движущимися машинами, и перебрались на другую сторону, непосредственно на промзону. Нет, недаром, совсем недаром, они всё свободное время посвящали тренировкам; день ото дня, час от часу, ускользая от навязчивого внимания взрослых. Горки, лестницы, лабиринты, вязкий песок в ненавистных песочницах – и всё с того самого дня, когда они твёрдо решили во что бы то ни стало достичь пика горы Курул-Тау, чья белая шапка была видна из любой части города. На горе Курул-Тау их ждал Волшебник.

     Эти двое не сразу нашли другу друга. До того дня, пока их не вывели на прогулку во внутренний дворик в детском учреждении, и они нечаянно не встретились взглядами, до того самого дня каждый из них считал себя одиноким. Каждый из них в одиночку таился от взрослых людей и маскировался, рискуя быть разоблачённым. А взрослые, как они полагали, уже начинали что-то подозревать. И они с удвоенной силой принимались маскироваться дальше. Писались, не переставая, прямо в свою одежду, специально коверкали слова и задавали беспрестанно всем взрослым глупые, наивные вопросы, чтобы сбить всех с толку.  Несомненно, взрослые были способны что-то  понять по их глазам. Поэтому приходилось отводить в сторону глаза, чтобы не встретиться с пристальным взглядом взрослых людей.

     Уже на промзоне они поняли, что далеко им не уйти. Если во дворе жилого дома люди их не замечали, то на промзоне, человек в чёрном комбинезоне попытался поймать их. Благо они с самого начала рассчитали алгоритм его действий и быстро юркнули в одну из железных труб, разбросанных по всему периметру промышленной территории. Понятно, за городом двое пятилетних привлекут внимание взрослых ещё больше. Оценив сложившуюся ситуацию, они решили переждать и двинуться на гору с наступлением темноты. Естественно, они не скидывали со счетов, что уже в самые ближайшие часы в детском учреждении начнётся переполох, и их бросятся искать. Действительно, несколько раз мимо них, затаившихся в узкой трубе, настолько узкой, что никому и в голову не придёт заглянуть в неё, прошел полицейский, внимательно осматривавший прилегающую территорию. Они видели его кожаные берцы, как им казалось, источающие едкий запах гуталина, и который смешивался с перегаром, исходившим от полицейского. Слышали, как он называет рабочим их имена и показывает, достав из кожаного планшета, их фотографии.

    – Стоит им привлечь к поиску служебных собак и нам крышка, – сказал тихо первый.– Вмиг найдут.

     – Найдут? – завозился тревожно в тесноте трубы второй.

     – Найдут, не сомневайся.

     Второй испуганно затих и, в который уж раз, подумал, насколько они слабы, насколько не соответствуют трудности предстоящего восхождения на гору Курул-Тау их физическим возможностям. Тут он с досадой констатировал, что уже чисто заученным приёмом, просто потому, что уже привык это делать в детском учреждении, напрудил горячей струйкой себе в штанишки. "Конспиратор, мать твою!"– выругался он и замер, давая возможность первому развивать и дальше взятую на себя инициативу.

     Так, словно маленькие червячки в стволе гнилого дерева, замерли они до того момента, пока ночь не опустилась на город. Пока последние тягачи, не вздохнув тяжко на прощанье, не встали на ночные стоянки по обочинам трассы, и пока не угомонились последние машины такси с зелёными гребнями на своих крышах. И только тогда первый дал команду выдвигаться дальше. Когда они оставили город позади и тёмная стена горы, заслоняя яркие звёзды на небе, встала на их пути, они почувствовали, как задрожали  ноги. Они понимали, это не от усталости и не от слабости, а от предстоящей встречи с Волшебником. А то, что это встреча состоится, они нисколько не сомневались. Поэтому и затрепетали их души, поэтому крепче взялись за руки, чтобы вместе преодолеть испытание.

    Когда они поднялись на первую гряду, преодолев кустарники можжевельника и заросли  граба, то, не сговариваясь, растянулись устало на плоских, ещё не успевших расстаться с дневным теплом валунах, настороженно прислушиваясь, как дятел, встрепенувшийся вдруг от первого, ещё тревожного сна, пронзительно и яростно закричал: "Ка-ак? Ка-ак? Ка-ак?"
 
    – А вот так! Я Егорка, ты дурак! – сказал первый, отвечая на вопрос возмущённой птицы. И повернувшись ко второму, Егорка сказал: – Тебя-то, кажется, Сёмкой зовут? Ты знаешь, Сёмка, вчера, в сончас, когда надо мной склонилась воспитательница – так бабу вдруг захотел! Цап её зубами за белу руку!

    – И что? – поинтересовался Сёмка, озабоченно растирая ушибленную на подъёме коленку.

     – Что, что – да ничего. Расхотел. Ха-ха-ха!

     – А кто он этот Волшебник? – спросил Сёмка. – Реальный человек?

     – Реальнее не бывает. Давай меньше вопросов и больше энтузиазма. Отдохнули и вперёд! А то писаться нам до скончания века в свои штанишки и давиться манкой!

       – Постой, Егор. А если Волшебник реальный, то как тогда он сможет помочь нам? А?

       – Не знаю. Как-то поможет. Мы же не просто так вдруг детьми стали, верно, Семён. Вот кто твои родители?

     Семен не сразу ответил, разглядывал ушибленную коленку. Затем нехотя откликнулся:

    – Какие? Из прошлой жизни? Или эти?

    – Ну, эти, у которых ты сейчас живёшь.

    – Да чёрт их знает. Отчим алкаш конченый, мамка – дура. А что?

     – Ничего. Сам понимать должен, почему тебе такие родители достались. А у меня  отец с мамкой хорошие. Но ты знаешь, меня это нисколько не радует.  Точно таких же я убил в одной из своих прошлых жизней.
   
     Дальнейший подъём давался им всё с большим и большим трудом. Растительность сменилась голой скальной породой, которая под яркими звёздами, освещавшими им путь, казалась сплошь из драгоценного камня. Они шли молча, осторожно ступая по рубинам, сапфирам, аметистам, топазам, турмалинам всевозможных цветов. Иногда им казалось, что они идут не по камням, а по созвездиям, перескакивая из созвездия Кентавра в созвездие Девы, меняя галактики, переходя из Млечного пути в Большое Магелланово Облако. Когда усталость и боль от порезов на ногах вернула их к реальности, Егорка сказал:

    – Всё. Пришли. Здесь остановимся.

    Они стояли на абсолютно ровной каменистой площадке, словно специально приспособленной для обзора окрестности и смотрели на город, переливавшийся внизу разноцветными огнями, словно лагерь претора Клавдия у подножия Везувия перед отчаянным штурмом Спартака. Сверху, чуть правее, белела под Луной снежная вершина Курул-Тау.

     – Что дальше, Егор? – спросил Сёмка.¬– Где Волшебник?

     – Садись, – сказал Егорка и, усевшись на каменную плиту, похлопал рядом с собой ладонью, приглашая Сёмку. Егорка уселся, скрестив ноги и сложив руки на коленях, словно собрался медитировать.

     – Сегодня в полночь нам с тобой исполняется ровно по пять лет. Волшебник принесёт нам прощение или новый срок. Молчи и жди.

     – А откуда ты это всё знаешь, Егор?

     – Всё оттуда же. Это у меня уже четвёртая попытка. Во время первой попытки меня задрали собаки. Вторая попытка закончилась под колёсами грузовика. Третья тоже провалилась. Скурвился где-то здесь на горе. И после каждой попытки Волшебник даёт мне новую жизнь. Чтобы я снова и снова, блин,  вспоминал жуть убийств, ну тех, которые совершал в прошлых жизнях. Доживаю до пяти лет, и если Волшебник не приносит мне освобождения, я снова начинаю жить сначала и вспоминать, вспоминать одни только гадости.

     Егорка с досады сплюнул вниз со скалы.

     – Тебе-то сколько дали вспоминать жизней? – повернулся он к Сёмке.

     – Одну.

     – Одну. А мне три. Три прошлые свои жизни я должен вспоминать в мельчайших деталях и, главное, блин, только пакости и гадости. Днём и ночью вспоминаю и совсем не сплю.  В голове, натурально, пауки и тараканы. Ни одного приятного воспоминания. Копаюсь вместе с другими карапузами лопаткой в песочнице, а сам вспоминаю, как закапывал в прошлой жизни труп на песочном карьере. Берёт воспитательница своей белой рукой меня за руку, а я вспоминаю, как изнасиловал её и убил. И всё это в таких кровавых подробностях, что хоть волком вой. А в этой жизни вот она меня воспитывает...

     – А я тоже постоянно вспоминаю собутыльника, которого табуретом прибил, – решился, наконец, на откровенность и Сёмка.– И тоже, ем кашу, а сам вижу, что сделал с его головой…И так постоянно, как у тебя. А так хочется, Егор, только  сладкую булочку, которую мамка испечёт. Есть эту ароматную  булочку, и быть счастливым от этого. У тебя также, Егор? Есть булочку, и думать только о ней, а не о трупе. Но нет, смотрю на мамку, вспоминаю убитого в прошлой жизни собутыльника, и прямо трясти меня начинает от того, что мамка у меня такая набитая дура. Один раз не выдержал, крикнул ей: "И зачем ты только меня родила, дура!"

     – А вот это зря! Волшебник такое не прощает. А что она? Мамка твоя?

     – Странно так на меня посмотрела, Егор. Может быть, не догадалась? А?

     – Может и не догадалась. А ты сам-то догадался, допёр, что отчим это и есть твой собутыльник из прошлой жизни, которому ты череп табуреткой раскроил?

     – Отчим? Ах, вот почему он…

     – Что? Воспитывает?

     – Нет. Истязает…Гад! Извращенец!

     Так они просидели долго. Неопределенно долго. Так долго, что Сёмка несколько раз проваливался в забытье и затем  приходил в себя, потом снова отключался. В конце концов, у Сёмки так затекли ноги, что ему захотелось встать и походить. Он несколько раз украдкой бросал косые взгляды на Егорку, но тот сидел, не шелохнувшись. Его лицо светилось не меньше, чем снежная шапка Курул-Тау. Было непонятно, то ли это был отражённый свет луны, то ли свет шёл от самого Егорки. На какое-то мгновение Сёмке показалось, что это было лицо неживого человека. Сёмка почувствовал, как холод, заморозив макушку, стал медленно сползать вдоль позвоночника и подкрадываться к сердцу, испуганно затрепетавшему, словно попавшаяся в силки птица.

     – Егорка! – вскрикнул он.– Егорка!

     Егорка вздрогнул и, не раскрывая век, сказал тихо:

     – Чего тебе.

     – А если Волшебник нам принесет прощение, и мы забудем свои прежние жизни, значит ли это, что мы никогда больше не совершим убийства? Скажи, значит? Нет?

     Но Егорка молчал, белея под луной неживым изваянием.

   – Егорка! – снова закричал Сёмка. Он хотел встать, но понял, что ноги его совсем не слушаются. Даже руками он не мог пошевелить. И он понял, что пришёл Волшебник…

      Спасатели нашли в горах на смотровой площадке "Голубая яшма"двух пятилетних малышей только через два дня. Дети были ослаблены и истощены, но видимых телесных повреждений у них не обнаружено. Более углубленное медицинское исследование также не показало каких-либо отклонений в их здоровье. Воспитатели обратили внимание, что после этого случая у беглецов перестал отмечаться энурез, а речь стала соответствовать их возрасту. Местное отделение полиции провело расследование по факту похищения детей неизвестными злоумышленниками, но вскоре дело было прекращено за отсутствием события преступления.