Когда они добрались до своего лагеря, снег уже шел, наискось пересекая просветы между соснами. Сначала он падал медленно, большими редкими хлопьями, кружившимися среди стволов, потом, когда налетел холодный ветер с гор, повалил густо и беспорядочно, и Роберт Джордан, стоя у входа в пещеру, смотрел на это с безмолвным бешенством
— Много снега выпадет, — сказал Пабло.
Голос у него был хриплый, глаза мутные и налитые кровью.
— Цыган вернулся? — спросил его Роберт Джордан.
— Нет, — сказал Пабло. — Ни цыган, ни старик.
Пабло посмотрел на снежные хлопья, которые ветер гнал мимо входа в пещеру, и сказал:
— Ты недоволен, что пошел снег, Ingles?
Роберт Джордан выругался, а Пабло посмотрел на него своими мутными глазами и засмеялся.
— Лопнуло теперь твое наступление, Ingles, — сказал он. — Входи в пещеру, твои люди сейчас явятся.
Мария раздувала огонь в очаге, а Пилар возилась у кухонного стола.
— Чертов снег, — сказал Роберт Джордан. — Ты думаешь, много выпадет?
— Много, — весело сказал Пабло. Потом он крикнул Пилар: — Ты тоже недовольна, что снег, женщина? Ты ведь теперь командир, так ты тоже должна быть недовольна.
— А мне что? — сказала Пилар через плечо. — Снег так снег.
— Выпей вина, Ingles, — сказал Пабло. — Я целый день пил вино, дожидаясь, когда пойдет снег.
— Дай мне кружку, — сказал Роберт Джордан.
— За снег, — сказал Пабло и потянулся к нему со своей кружкой.
— Красиво, когда снег, — сказал Пабло. — В такую погоду уже нельзя спать под открытым небом.
- Ах, так тебе и это не дает покоя, - сказал Роберт Джордан. - Много у тебя забот, Пабло, очень много. Так ты уверен, что нельзя?
— Нельзя. Холодно очень, — сказал Пабло. — И сыро.
- Не знаешь ты, почему я отдал за свой пуховичок шестьдесят пять долларов. Хотел бы я иметь сейчас столько долларов, сколько ночей я в нем проспал на снегу. Значит, ты мне советуешь лечь здесь?
— Да.
— Спасибо, — сказал Роберт Джордан. — Я все-таки лягу снаружи.
— На снегу?
— Да! На снегу.На этом подлом, неожиданном, предательском, сволочном, все дело испортившем дерьме, которое называется снег.
Налей мне чашу вина, — сказал он Пабло по-испански. Потом: — А снегу навалило много. Верно?
Пьяный посмотрел на него и ухмыльнулся. Потом опять кивнул головой и ухмыльнулся.
— Ни тебе наступления. Ни тебе авиации. Ни тебе моста. Только снег, — сказал Пабло.
— Что ж, по-твоему, это, надолго? — спросил Роберт Джордан, сев рядом с ним. — Что ж, так все лето и будет идти, а, Пабло?
— Все лето не будет, — сказал Пабло. — А сегодня и завтра будет.
— Почему ты так думаешь?
— Метель бывает разная, — сказал Пабло веско и наставительно. — Иногда метель приходит с Пиренеев. Тогда жди холодов. Но для такой теперь уже поздно.
— Так, — сказал Роберт Джордан. — Ну, и то хорошо.
— А эта метель из Кантабрико, — сказал Пабло. — Она идет с моря. Когда ветер дует в эту сторону, всегда бывает сильная метель и много снегу.
— Откуда ты все это знаешь, приятель? — спросил Роберт Джордан
— Я много лет был погонщиком, — сказал Пабло. — Мы перевозили на больших подводах груз через горы, еще до того, как появились грузовики. Тогда-то я и научился распознавать погоду.
— А как ты примкнул к движению?
— Я всегда был левым, — сказал Пабло. — У нас многие были из Астурии, а там народ политически очень развитой. Я всегда был за Республику.
— А что ты делал до начала движения?
— Работал у одного коннозаводчика в Сарагосе. Он поставлял лошадей для корриды и в армию. Там я и Пилар встретил, она тогда была с матадором Финито де Паленсиа — помнишь, она рассказывала.
Он сказал это с явной гордостью.
— Неважный был матадор, — сказал один из братьев и покосился на спину Пилар, стоявшей у очага.
— Вот как? — сказала Пилар, быстро повернувшись к нему лицом. — Неважный был матадор?Так, значит, он не был хорошим матадором? С какими людьми я теперь должна проводить свою жизнь!
— Он был хорошим матадором, — сказал Пабло. — Ему мешал его маленький рост.
— А потом он, видно, был чахоточный, — сказал Примитиво.
— Чахоточный? — сказала Пилар. — А как ему было не нажить чахотки после всего, что досталось на его долю? В этой стране, где бедный человек так и умрет бедняком, если только он не преступник вроде Хуана Марча, не матадор и не оперный тенор! Как ему было не нажить чахотки? В стране, где капиталисты обжираются до катара желудка, так что уже не могут жить без соды, а бедняки голодают с первого до последнего дня своей жизни, как ему было не нажить чахотки? Когда с малых лет шатаешься по ярмаркам, чтобы научиться искусству боя быков, и ездишь зайцем в вагонах третьего класса, прячась под скамейками, потому что нет денег на билет, и лежишь там, в грязи и пыли, среди свежих плевков и высохших плевков, как тут не нажить чахотки, особенно если грудь у тебя измята рогами быка?
Конечно, он был чахоточный. Он был маленького роста, и у него был тонкий голос, и он очень боялся быков. Никогда я не встречала человека, который бы так боялся перед выходом на арену, и никогда я не видела человека, который был бы так бесстрашен во время боя. Эй, ты! — сказала она Пабло. — Ты вот боишься смерти. Носишься со своим страхом. А вот Финито боялся, может, больше тебя, а на арене был храбр как лев.
— Он славился как очень отважный матадор, — сказал один из братьев.
— Никогда не встречала человека, который бы так боялся, — сказала Пилар. — Он даже ни одной бычьей головы не держал в доме. Мария, надо смотреть, что делаешь. Для чего тебе огонь — сварить ужин или сжечь целый город?
И тут у входа в пещеру показался цыган. Он весь был засыпан снегом и, остановившись у входа с карабином в руке, принялся топать ногами, сбивая снег.
Роберт Джордан встал и пошел ему навстречу.
— Ну, что? — спросил он цыгана.
— На большом мосту смена каждые шесть часов, по два человека, — сказал цыган. — В домике дорожного мастера восемь рядовых и капрал. Вот тебе твой хронометр.
— А на лесопилке?
— Это тебе старик скажет. Он наблюдает за дорогой, ему и лесопилку видно.
— А что на дороге? — спросил Роберт Джордан.
— Движение такое же, как всегда, — сказал цыган. — Ничего необыкновенного нет. Несколько машин, вот и все.
— Надо сходить за стариком, — сказал Роберт Джордан, надевая свою кожаную куртку.
— Ну уж нет, — сказал цыган. — Мне сейчас надо только миску горячего супу и местечко поближе к огню. Пусть кто-нибудь из них тебя проводит, я расскажу, как найти. Эй, вы, лодыри, — крикнул он сидевшим у стола. — Кто пойдет с Ingles за стариком?
— Я пойду, сказал Фернандо. — А где он?
— Вот слушай, — сказал цыган. — Нужно идти так. — И он объяснил ему, где старик Ансельмо устроил себе пост для наблюдения за дорогой.