К бабе Лизе приехала из города внучка Рита. Своих родителей она плохо помнила. Маленькая была ещё, когда они погибли. Пьяный водитель лесовоза столкнул их машину с высокой обочины, когда те возвращались из города. Баба Лиза осталась единственным родным человеком для девочки, она внучку и вырастила.
После окончания школы Рита и её подружка Лариска поехали поступать в институт, решив стать учителями. Своих-то нет, а приезжие бегут из деревни. Но так уж получилось, что Рита поступила, а Лариска не добрала двух баллов. Она вернулась домой, выскочила замуж, родила дочку, да на том и успокоилась. А Риту закрутила-завертела весёлая студенческая жизнь. Учёба давалась ей легко, поэтому вечерами она подрабатывала официанткой в кафе. Деньги лишними не бывают. Зарабатывала неплохо, иногда посылала некоторую сумму бабе Лизе. А та складывала «бумажки» в свою любимую шкатулку, чтобы потом вернуть их внучке целой «кучей». Зачем ей, старой, эти деньги!
В круговерти городской жизни Рита довольно быстро усваивала её особенности и прелести. А она, эта жизнь, поначалу была такой заманчивой и многообещающей! Потом оказалось, что за всё надо платить. И вот теперь, успешно окончив первый курс и накупив подарков для бабы Лизы, Рита со всеми своими сомнениями объявилась в деревне.
Тетка Феня, жившая напротив Поповцевых, видела, как после обеда к дому соседей подкатила машина. Кто это, интересно, приехал на такси? Сердце её забилось в предвкушении чего-то интересного и нового. Главным достоинством любопытной Фени было умение первой узнавать все деревенские новости, а потом в своём изложении передавать их односельчанам. И как она умудрялась оказываться в нужный час в нужном месте? Уму непостижимо! С лёгкой руки тракториста Ваньки Мельникова к ней прочно приклеилось прозвище «сарафанное радиво». Заметив спешащую куда-то местную «дикторшу», люди так и говорили: «О, радиво включили, сейчас новости передавать будут». Говорилось это беззлобно и без насмешки, как о чём-то обыденном.
Сельчане жалели её. По паспорту она была Фёклой. И, как уж водится, не мудрствуя лукаво, в детстве дразнили её Фёклой – свёклой, на что она обидчиво отвечала:
- Я не свёкла, а Феня.
Постепенно прозвище отлипло, теперь даже в официальных случаях её называли Феней Ильиничной. А жизнь у неё вышла такая же нескладная, как имечко. Недолго прожила с мужем. Укатил он в город на заработки да и сгинул – ни слуху, ни духу. Осталась она с хворым дитём, которое и до трёх лет не дожило. Тогда Феня не то чтобы помешалась от горя, просто от беды и одиночества кое-какие чудачества стали проявляться в её поведении. Люди всегда поддерживали её и помогали, чем могли, особенно сейчас. Пенсии-то в деревне – курам на смех. Добытчика в семье нет, поэтому охотники и рыбаки приносили частичку своей «удачи». Так и перебивалась.
«Сарафанные новости от Фени» давно стали неотъемлемой частью деревенской жизни. Досужим разговорам здесь всегда находится место и время. Как же в деревне без сплетен? Так и от жизни отстать можно.
Боясь, чтобы никто её не опередил, Феня прошмыгнула в дом соседей и с порога зачастила:
- Лизавета, не одолжишь ли мне… - и вдруг замолчала, увидев Риту. Она потеряла дар речи, поразившись, насколько та изменилась. Сама худющая, глаза ярко-зелёные, на голове копна вместо привычной косы, на курточке и брюках всякие металлические штучки-дрючки…
- Салют, тёть Фень! Как жизнь молодая?
- Да… живём помаленьку, - ответила ошарашенная соседка. - Чё нам деется! А я тебя, Ритка, с трудом признала. Кака-то ты… не така…
- Да, имидж у меня теперь такой. И, вообще, не называй меня Риткой. Я теперь Марго.
- Королева, что ль, котору в телевизере казали?
- Ну, типа того…
- Ну, ладно, Марго так Марго, - кивнула тётка Феня. А про себя подумала: «Это чё ж такое сделалося с девкой? Уезжала нормальная, а приехала полной расфуфырой! Не-е, всё-таки в городу народ портится».
Баба Лиза поставила на стол вскипевший самовар и, понимая, что гостья сейчас добровольно не уйдёт, сказала:
- Садись, соседушка, чаёвничать будем. Внучка вон всяких гостинцев навезла.
Рита скрылась за занавеской, а через минуту вышла в чёрном блестящем халате с какими-то диковинными птицами на спине. Тётка Феня всплеснула руками:
- Ой, кака красотишша!
- А то, - гордо сказала Марго, - мы хоть и деревенские, а прикид у нас что надо. Фирма!
Последнее слово она произнесла с ударением на последнем слоге.
- А чё такое прикид и фирма? – спросила гостья. В душе у неё поселилось лёгкое волнение. Ведь прежде, чем народу рассказать, надо самой всё понять. Она уцепилась за первые незнакомые слова, ещё не зная, что ждёт её впереди.
- Это значит, заграничная одёжка по последней моде.
- Дорогушшая, наверно?
- Не дороже денег.
Трапезничали почти молча. Баба Лиза с внучкой иногда перекидывались между собой практически ничего не значащими фразами, понимая, что их разговоры станут достоянием всей деревни. Но соседка, шумно прихлёбывая чай из блюдечка, не очень-то и слушала их. Надо было успеть перепробовать все вкусности, которые были на столе.
- Ба, что-то тихо у тебя, непривычно как-то, включила бы ящик.
- Телевизор, что ль? – догадалась баба Лиза. – Дак не работает он. Давеча сильный ветер был, антенну-то поворотил, так только полосы одне и глядела. Серёга-сосед согласился за бутылку поправить. Ну, я, старая дура, и дала ему её загодя. Выпил он, как положено для зачину, и полез на крышу. Пошатнулся там, ухватился за антенну, да так вместе с ней и рухнул. Хорошо, в черёмухах запутался, а то бы насмерть разбился.
- А радио где?
При слове «радио» тётка Феня вздрогнула, но речь пошла о радиоприёмнике.
- Дак сломалось, старое уже, как я. Санька вот, одноклассник твой, взялся починить. Частенько забегает ко мне, помогает, чё попрошу. Всё об тебе спрашивает. Учится заочно на зоотехника. Беда хороший парень!
-Ой, ба, в городе таких хороших пруд пруди. Да, весёлая у вас житуха, - вздохнула Рита.
- Верно, внученька, скучновато. Вот ты и расскажи, что там в мире деется, а то мы тут совсем, видать, от жизни нонешней отстали.
- Ладно, проведу-ка я политинформацию, - прищурив глаза и лукаво взглянув на гостью, сказала Рита.
- А эт чё такое? – снова осмелилась спросить тётка Феня.
- Да расскажу, что в мире делается.
Хозяйка с гостьей, как школьницы, сложили руки перед собой на столе и приготовились слушать.
- Ну, значит, так. Недавно на малине наш пахан ботнул по фене, что центровая заморочка сегодня – это дать по репе дяде Сэму, чтоб не нёс пургу на нашу страну, на наш образ жизни. Бугор держит пальцы веером и базарит, что Раша подвалилась под кордон. Братва разгулялась по Европе. Наши «пупы земли», нажив нечестный капитал, сгребли ходули и свалили за бугор, пока им не настучали по чайнику. Главная шестёрка пахана – господин Ястржембский гонит волну: «Братва, подломим супермаркет! Макдональдсу – кранты! Будем отпирать совковую лавку». Все дружно поддержали его. На том и порешили.
Видя, как с каждым новым предложением у тётки Фени всё шире и шире раскрываются глаза и рот, Рита, пристукнув ладошкой по столу, сказала:
- Всё, на первый раз с вас хватит. Пойду к Лариске, посмотрю на её бэби, - и, подмигнув бабе Лизе, выскочила из избы, еле сдерживаясь от смеха. Баба Лиза, хорошо знавшая свою внучку, уже давно заметила в её глазах озорные смешинки и поняла, что та попросту разыграла их. Есть в кого! Она и сама-то в молодости любила розыгрыши, смешливая была. Наконец гостья захлопнула рот, судорожно вздохнула и спросила:
- Эт чё такое было?
- Полит…какая-то там, и не выговоришь, А ты чего-нибудь уразумела? – подхватив розыгрыш внучки, спросила Елизавета.
- Ну, по’няла, конечно, чай, не дура! Про меня, родную, сказали… не пойму токо, откуда в городу про меня знают? И зачем по мне ботать? Это ж по воде боталом ботают, штоб рыбу загнать в сетку. Та-ак, про Семёна-скотника говорили… вот токо зачем ему давать репу, если у него её и так несметно уродилося?
Семёна не зря в деревне прозвали Сэмом. Когда он напивался и получал от жены очередной нагоняй, его оскорблённое достоинство кричало:
- Уеду от тебя в Америку, и будут меня там звать по-ихнему Сэмом.
- Ну-ну, сначала заработай на приличные портки, а то без штанов туда не пускают, - поддевала жена. И Семён сразу сникал, снова ощущая суровую действительность нынешней деревенской жизни.
Тётка Феня, подняв глаза кверху, продолжала перечислять:
- Малина, видать, где-то шибко уродилася. О, про лавку нашу сказали, может, цены маленько скинут, а то Зинка таки-и-и заломила! Вот токо не по’няла: почему ястреб женский? И зачем стучать по чайнику? А та-а-к всё уразумела…
Елизавета, поняв, что у гостьи полная каша в голове, предложила ещё выпить чаю. Сама тоже ничего не поняла, но она могла у Риты всё переспросить. А вот соседка сейчас полетит сорокой по деревне. Кто знает, чего она там натрещит! Ну, девка, наделала делов! Досадуя на внучку, она пыталась унять тревогу в душе, и не только по этому поводу. Баба Лиза с первых минут появления Риты, видя её напускную весёлость и слыша не свойственную ей речь, почувствовала: что-то не сладилось у девки в её городской-то жизни. Надо расспросить, когда будут вдвоём.
А Рита в это время сидела у Лариски и рассказывала, как пошутила над бабками.
- И зачем ты так? Жалко ведь. Старые и неграмотные, конечно, но не их вина, что война не дала выучиться.
- Да люблю я их, а подшутила скорее от плохого настроения. Разругалась вдрызг со своим Генкой. Думает, что, если я официантка, то можно со мной не церемониться. Отвесила пощёчину, а он мне: «Дура деревенская, выгоды своей не понимаешь». А чего их понимать-то? Хозяин кафе - его папаша, гребут деньги и думают, что и в жизни тоже хозяева. Такое ощущение, что в душе вместо совести - одни купюры.
- Да ладно, найдёшь себе ещё парня лучше Генки.
- Не знаю. Понимаешь, поначалу интересно было в городе, а потом будто переломилось что-то во мне. Скука смертная одолела. Всё чаще деревня стала вспоминаться, да и сниться тоже. Закрою глаза и сразу дом вижу, наше любимое место у реки. Так явственно слышу журчание воды, птичью песенку, стук капель дождевых по листьям! Кажется, бросила бы всё и уехала домой.
- А учиться нравится?
- Очень нравится. И желание стать учителем не пропало.
- Да, дела-а-а. Слушай, а ведь тебе домой возвращаться надо. Заест тебя тоска эта. Подумай. Мы вот за зиму подрастём, подготовимся и будем на заочное поступать, правда, доча? И ты переведись на заочное, а?
- Не знаю пока ничего. В душе полный раздрай.
- Ладно, доживём до утра, как говорится. Не зря оно – самое мудрое время суток. Давай чай пить.
Посидев немного, Рита поднялась:
- Ладно, пойду свои ошибки исправлять.
А тётка Феня уже побежала по деревне. Ещё допивая последнюю чашку чая и постепенно приходя в себя, она сосредоточенно думала, как бы всё услышанное перевести на нормальный человеческий язык да складно сложить, чтобы всей деревне было понятно. Время от времени что-то спрашивала у Елизаветы. Но много ли та могла объяснить, коль сама ничего не поняла! И потому Феня решила: « Да бог с ней, с этой самой, как её там… ну, с тем, что Ритка проводила… самое главное - про неё саму рассказать!»
Первой «жертвой» стала фельдшерица Наталья, куда-то рулившая на своём старом велосипеде.
- Натаха, новость знаешь?
- Скажешь – узнаю. Ты чего заполошная такая?
Феня, успокоенно вздохнув (никто не успел опередить её!), затараторила:
- Дак это… Ритка Поповцева объявилася!
- Ну, и что? Подумаешь, какая невидаль, ребёнок домой приехал!
- Да странная она кака-то! Сама худюшшая, глаза сильно зелёные, волосы белые торчком, по виду похожа на тех, которы с Марсу прилетают. Сама видела в телевизере. Ну, дак вот, сначала с Риткой всё было ничё, а как чаю выпила, так и понесло её куды-ко! Говорит как-то… вроде по-русски, а ничё не понять! Такое наговорила, всю голову заглумила! Ну, чисто марсианка!
- Да вся молодёжь сейчас так говорит. Мой Сенька, когда приезжал, так же начал изгаляться. А как подзатыльник получил – сразу заговорил по-человечески. Ну, ладно, некогда мне лясы точить, на вызов спешу, - и Наталья лихо закрутила педалями.
- Ехай, ехай, - махнув рукой, благословила Феня, несколько озадаченная тем, что не удалось удивить фельдшерицу. Обычно люди быстрее верят плохим новостям, чем хорошим. Но тут же успокоила себя: деревня большая, надо только добавить в свою новость чего-нибудь такого, что ошарашило бы людей. И тут ей повезло.
Дед Макся, вдыхавший свежий воздух на лавочке возле дома, уже заскучал. Увидев Феню, он понял, что сейчас жизнь сильно повеселеет. «Сарафанное радиво» плюхнулось на лавочку рядом с дедом и на одном дыхании выложило всю «страшную» правду о Ритке. А тот, уцепившись за слово «марсианка», сразу «сел на своего любимого конька». Космическая тема была его излюбленной, и он всех собеседников доставал своими разглагольствованиями, подробно пересказывая, что слышал об этом по радио и видел на экране телевизора. Многозначительно хмыкнув и подняв кверху указательный палец, дед сказал:
- Слышь, чаво хочу сказать? А, може, она…того…на Марсе побывала?
- О-о-й, - недоверчиво протянула Феня. – Чё-то мне не по себе стало…
- Погодь, не умирай! Есть таки учёные, которые изучают инопланетянов и летучие тарелки. Фуфологи, кажись, называются. Так вот, оне рассказывали, что эти инопланетяны прилетают на своей посудине, воруют наших людей, изучают их, производят над ними каки-то опыты, а потом кладут на то место, где взяли. Токо одне ворованные шибко умными становятся, а у других припадки на голову случаются. Во, каки дела творятся!
- Свят-свят, - помахала рукой перед лицом Феня - напридумывал каку-то нечисть!
- Вот те крест! Пущай меня метеритом стукнет!
И «дикторша» , вооружённая версией деда Макси, побежала дальше. Надо успеть, ведь к вечеру вся деревня должна знать, что Ритка побывала у марсиан и теперь совсем не дружит с головой.
А виновница переполоха в это время, смыв по настоянию бабы Лизы «штукатурку» с лица, скинув парик, обняла её и, прижавшись к плечу, рассказывала о своём городском житье-бытье. С каждым словом она будто освобождалась от груза в душе, который в последнее время всё больше и больше угнетал её, создавая чувство жизненного дискомфорта. Баба Лиза, слушая её, давно порывалась что-то сказать внучке, но понимала, что нельзя сейчас вмешиваться, надо дать высказаться до конца, чтобы не замкнулось родное дитя в себе. Пусть выйдет из сердца тягость, пусть оно запоёт, как прежде. И только тогда, когда Рита замолчала, баба Лиза, ещё крепче обняв внучку, тихо спросила:
- Помнишь, что я говорила, когда ты уезжала в город?
- Помню: «Цельной будь. Не разбазаривайся по мелочам. Потеряешь себя – потеряешься в жизни».
- Запомнила, значит?
- Запомнила. Потому и рассказываю сейчас тебе всё. – Рита потёрлась щекой о руку бабы Лизы. – Ба, ты у меня самая мудрая, самая родная…
- Вижу, однако, подрастерялась ты малость. Приехала вся на себя не похожая, и нутром, и наружностью. Ну, вот что, девонька, попробовала городской жизни – и будет. Не для нас она. Пора домой возвращаться. Проживём и выучимся без больших денег. Зато душа не будет маяться, здесь ей место. А учиться можно и заочно, как Санька твой.
- Ба, ты опять? Ну, какой он мой?
- Да твой, твой. Просто ты сама ещё не поняла этого. Найдёшь себе в городе хлыща какого, нахлебаешься. А Санька, он надёжный! В жизни ведь как случается? Живёшь рядом со своей судьбой и не ведаешь о том. А когда узнаешь – поздно уж бывает. Гляди, девка, не играй со счастьем в прятки.
Обе замолчали. Елизавета, теребя косу внучки, думала: как бы половчее сделать так, чтобы Рита всерьёз заинтересовалась Санькой? Он ведь ещё в школе за внучкой ходил как привязанный, а она всё хихикала, коза этакая! Не понимает, что в жизни легко проскочить мимо счастья своего. И Рита в это время думала о том же. Она часто задавала себе вопрос: что же это такое – счастье? Какое оно? Как его распознать, не пропустить?
Вспомнилось, как Ларискин муж увивался вокруг своих девчонок, как светились глаза подружки при взгляде на него и дочку. И вдруг вздрогнула от неожиданной мысли: «Вот оно, простое человеческое счастье, без всяких выкрутасов, без всяких запредельных желаний. А что для этого нужно? Только одно: чтобы нашлись в этом мире люди, которым невозможно жить друг без друга ни единого часа, ни одной минуточки, чтобы чувствовали один другого и рядом, и на расстоянии. Любовь! И неважно, какой она будет: короткой или долгой. Главное, чтобы она была! Тогда и счастье окажется счастливым. Да, именно так – счастливое счастье! Так, конечно, не говорят, но зато по жизни это сочетание – очень даже правильное!
Баба Лиза, передумав свои мысли, нарушила молчание первой:
- Да’веча нам с Феней чё наговорила-то? Переведи на разумный язык.
- Да пошутила я, хотя говорила о серьёзном. А значит это вот что. – Тут Рита призадумалась, как проще всё объяснить, чтобы «ба» поняла. - Наш президент собрал министров на заседание и сказал, что наша главная задача сегодня – доказать Западу, что наша страна вовсе не отсталая, не умеющая хозяйствовать. Заграница важно заявляет, что Россия стала сырьевым придатком Запада, то есть разбазаривает свои богатства, продавая их другим странам вместо того, чтобы перерабатывать и продавать на Запад готовую продукцию. Расцвёл пышным цветом терроризм.
Страну душит коррупция. Многие коррупционеры, наворовавшись вдоволь, эмигрировали за границу. Советник президента господин Ястрбжемский заявил: надо изживать западное предпринимательство в России, меньше завозить импортных продуктов, больше производить своих. Ну, примерно так.
-Ну, вот это совсем другое дело. Слов, правда, много непонятных, но всё же больше похоже на человеческий язык. Неужто нельзя было обойтись без дури-то? – Баба Лиза укоризненно покачала головой.
- Да был у нас КВН в институте между двумя группами, там и напридумывали. Взяли отрывок из газетных новостей и «перевели» на современный язык.
- У-у-у! На ваш бы современный язык да древнее испытанное средство – ремень. Разве ж можно своего президента, как в тюрьме, называть паханом? Он же – голова всему государству!
- Ба, слово «пахан» сейчас употребляют и как «глава, руководитель». Глупость, конечно, сморозили, но, с другой стороны, в телевизионном КВНе тоже президентов обсуждают.
- Ну, да! Худой-то пример заразителен.
- Да, ладно, ба, и сама теперь понимаю, что дурь всё это.
- Хорошо, хоть понимаешь…
- Ладно, пойду… пройдусь, а ты ложись, не жди меня.
Пройдя между деревьями, Рита вышла за калитку и остановилась, поражённая красотой, плеснувшей в глаза яркими красками. Во всё небо разливался закат. Речная гладь до последнего штриха отражала эту завораживающую картину. И природа, утопая в этой красоте, была безмятежна и далека от всех печалей. Настоявшийся за день воздух источал ароматы летнего дня, прогретого щедрым солнцем: запах луговых трав и свежего сена, смолянистый настой хвои растущих на бугре сосен… как хочешь - пей! Хоть маленькими глотками, хоть большими – всё одно не напьёшься.
Скинув туфли, Рита по узкой извилистой тропинке спустилась к речке. Первые росинки приятно холодили ноги и питали влагой подол платья. Вот оно, излюбленное место посиделок деревенской молодёжи! Рита присела на поваленную ветром берёзу. Старая подружка - родная Светлиха тихо журчала внизу, перекатывая мелкие камешки. Сколько признаний в любви и нелюбви она слышала! Сколько тайн было ей поведано! Сколько девичьих слёз смешалось с водой! Рита часто приходила сюда со своими радостями и неудачами. Это всегда был молчаливый разговор. Девушка просто смотрела на воду и думала о своём. А речка, казалось, понимала её без слов: всё плохое растворяла в себе и уносила, а на хорошее радостно отзывалась неожиданным всплеском рыбы.
И сейчас под монотонный говорок Светлихи из Ритиной души уходила тяжесть. На смену ей приходили успокоенность, умиротворение. Блаженство словно пеленало душу. В ней снова рождались чистый звон и радость бытия. Городская жизнь казалась теперь такой далёкой, чужой и абсолютно никчемной. Как она могла так легко бросить всё и уехать? Предала, предала… и эту красоту, и этот покой, и эти родные запахи.
А, может, это и не вина вовсе? Молодым всегда хочется чего-то нового, неожиданного, заманчивого. Может, и хорошо, что случился в её жизни этот год разлуки со всем тем, что так дорого? Ведь кто-то не зря сказал: «Большое видится на расстоянии». Вот оно, то великое и вечное, что наполняет сердце и душу до самого донышка! А всё остальное только прилагается к нему, как кирпичики к фундаменту.
Солнце постепенно скатывалось за зубчатую стену горизонта. Закат терял свои яркие краски. Начало темнеть, но уходить не хотелось. Рита встала и подошла к черёмухе, нависшей шатром с левой стороны над лавочкой. Пальцы сами потянулись к шершавой коре и стали гладить её. Каждая зазубринка отдавалась в сердце, словно мелкий укол за предательство. Слёзы навернулись на глаза. Всё своё! Родное! Вспомнилось, как к этому слову на уроке русского языка в классе пятом-шестом подбирали однокоренные слова. Родина, родной, родители, родимая, родник, природа… тогда они как-то не особенно потревожили душу. Только теперь поняла, что это совсем не простые слова. У них одна суть, которая - вот она! – перед глазами, в сердце, в душе…
Сквозь слёзы она разглядела на тропинке человека, который быстро спускался к речке. Санька! Рита быстро вытерла слёзы.
- Здравствуй! – в Санькином голосе слышались волнение и некая напряжённость.
- Привет! Как узнал, что я здесь?
- Куда же ты могла ещё пойти! Плакала?
- Ну, плакала. А что?
- Да ничего, так... просто я понимаю тебя.
Рита подняла взгляд на Саньку. Его глаза, как всегда, преданно смотрели на неё. И девушке впервые захотелось поделиться с ним своими мыслями и переживаниями.
- Знаешь, только сегодня поняла, насколько здесь всё близко и дорого. Своё… тёплое… родное… понимаешь, я – дома. Странно даже вспоминать, как в первое время ходила по городу, смотрела на яркие окна домов и мечтала: вот найду своё место в городе, и будет у меня квартира – полная чаша… и всё остальное…
- Ну, и как, нашла? – улыбнулся Санька.
- Нашла, только не в городе. Вот оно, это место. Теперь точно знаю: куда бы ни уехала – сердце моё здесь останется. Не моя она, городская жизнь. Жёсткая, с вечными условностями.
- А я сразу понял, что город – не для меня, потому и поступил на заочное отделение. И про тебя всегда знал: вернёшься обратно.
- Это ещё почему?
- Душа у нас такая … не терпит границ. Ей простор нужен, только тогда она живёт.
- Да-а, а раньше нам этого простора было мало. Хотелось мир перевернуть. Помнишь, как мечтали на Марс полететь? Даже песню пели: «И на Марсе будут яблони цвести…». Дурные были! Ну, какая из меня марсианка? Я очень даже земная … деревенская…
Санька осторожно взял её руки в свои. Он смотрел в глаза девушки и молчал. Да разве нужны были какие-то слова, когда в его взгляде читалось то, о чём говорило … нет, кричало Санькино сердце, истерзанное тоской и ожиданием! А мужские руки вдруг оказались такими тёплыми, что ей стало легко, уютно и … надёжно. Знать, права оказалась её «ба». Санька отпустил Ритины руки, обнял хрупкие девичьи плечи и прижал девушку к себе. Его глаза оказались совсем близко. Неожиданно для себя девушка погладила ладонями его лицо, закрыла глаза и ощутила нежное прикосновение Санькиных губ…
В эту ночь Рита долго не могла уснуть. Какие-то сомнения ещё мучили её, но это были терзания ума, которые закончились одной простой, но важной мыслью: никто не сможет отнять у неё самое дорогое. В её силах изменить сейчас судьбу так, как ей нужно. А сердце уже стучало в новом для неё ритме, чётком, размеренном, как сама жизнь, прожитая ею с рождения в этой родной деревенской обители. Всё встало на своё место. Уже под утро, успокоенная, Рита наконец уснула. А через день уехала в город.
Тётка Феня, удивлённая этим неожиданным обстоятельством, попыталась подступиться к Елизавете:
- А чё эт Ритка рано-то уехала? Чай, все каникулы ишшо впереди!
- Не знаю. Дела, наверно…
- А-а-а, - протянула Феня, понимая, что из соседки больше ни одного слова вытянуть не удастся. Но надо же где-то искать зацепку! Ведь в деревне с новостями всё должно быть в порядке…
Баба Лиза, конечно же, знала, какое решение приняла внучка, а остальным об этом знать вовсе и не обязательно. Разве что – Саньке, беда хорошему парню…