В деревне Зюкино жил да был дед Василий. И не так чтобы совсем дед, но и давно уже не парень. До пенсии еще не дожил, и ума, по размышлению односельчан, не так чтобы и нажил. Все имущество Василия состояло из дома в четыре окна, небольшого сада-огорода, кошки Филюши и пса Форсажа.
Мужиком Василий был незлобивым, на помощь охочим, да и к людям приветливым. Шума Василий не любил. Даже после стопочки, другой, третьей в положенный после бани день Василия не тянуло песни поорать или поспорить громко. Нет. В такие дни Василия тянуло на философию.
- Философия она наука, - говорил он, приподнимая над тлеющей папироской заскорузлый палец, черный от въевшейся земли и мазута.
- Да тебе-то отколь она известна наука эта? – по-доброму и щедро смеялись бабы, да и мужики их в одиночестве не оставляли.
- Эх-хе-хе, необразованность. Философия наука не такая, что с приборами и экспериментами. Это наука образа мысли и души. Да ну вас, - Василий махнув рукой шел на бревнышко у дома и садился наблюдать, анализировать проходящую мимо жизнь.
Была у Василия подружка. Да не так, чтобы и подружка, а покалякать с ней любил. Надежда, давно овдовевшая и ловко управлявшаяся со своим небольшим хозяйством, нет-нет, да и просила Василия пособить. То порог подправить, то огород вскопать, то еще чего что без мужицких рук трудно поддавалось женскому повиновению. И частенько, бывало для передышки, присаживалась рядом с Василием и слушала его «дурныку», как в деревне называли философствования безвредного мужика.
Вот и в этот раз, Василий уселся на бревнышко, подставив лицо вечернему солнышку приближающейся осени. Громыхнув ведрами, Надежда вышла из калитки, направляясь к колонке с водой.
- Присядь, соседка. Не торопи время. Гляди какой вечер расчудесный.
- Да некогда мне сидеть. Дел много. Успеть бы до темна.
- А ты присядь.
Надежда долго отненкиваться не стала – и впрямь передохнуть надо, ноги и спина уже еле держат, сбой дают – присела.
- Вот я и думаю, - начал Василий, словно разговор велся давно, а не только в сию секунду начался, - улица у нас длинная, скамеек и бревнышек у каждого дома ежели посчитать, то и со счету собьешься. А никто и не сидит на них почитай никогда. А почему?
- Василий, ну ты как малой. Когда рассиживаться-то? Не все же, как ты свободой беспробудной живут. У кого детишки, у кого старики, хозяйство опять же. Только и давай успевай поворачивайся, пот с лица утирай.
- Ты погоди, Надежда, на мою свободу нападки делать. Ты лучше ответь, почему это раньше, когда мы с тобой босоногие бегали, наши отцы и бабки вечерами находили время у калитки посидеть, с соседями поприветствоваться, о жизни справиться, а сейчас ни у кого времени не стало, а?
- Да ну тебя. Ты еще скажи, почему в лаптях не ходим.
- Не надо в лаптях. А все же, как же это жить , чтоб завсегда некогда было? Что же это за жизнь такая настала? Я вот думаю и никак взять в толк не могу. Вроде как прогресс стоит в помощь человеку. Так?
Надежда обтерла лицо платком, зажмурила глаза и, подставив лицо солнышку, задумалась о своем, слушая вполуха тихий голос Василия.
-Так я тебя спрашиваю? - вдруг резко одернул ее сосед.
От неожиданности Надежда вздрогнула, открыла глаза и непонимающим взглядом уставилась на Василия – видно она что-то упустила из его россказней, а чего и сама не знала. Не желая обижать безвредного мужика своим невниманием к нему, ответила, что вроде так.
- Ну то-то. И дрова уже не рубим, печки не топим, У молодых водопровод в доме, не то что ты да я в колонку шастаем. Газ в доме есть, холодильники, стиральные машины стоят. Эти мульковарки накупили
- Мультиварки, - мягко улыбаясь, поправила Надежда.
- Ну, пусть так. Вот вроде все для облегчения жизни изобретено и сделано. Нате, берите и живите в радости. А что-то я радости не вижу. Да вон хотя бы Егорку Свиридова возьми – и дом большой, и машины во дворе три – у самого, жены его и дочери. А злой ходит, неулыбчивый, вечно несется, точно ошпаренный зад к речке остужать бежит. И с чего бы все так?
- Да чего ты ко мне пристал. Вон по телевизору говорят – век скоростей. Самолеты и те сверхзвуковые.
- Ну и что? Зачем? Куда спешить-то? Много ль ты на той скорости увидишь, заметишь, а?
- Ну а что на лошади что ли все трястись до сих пор предлагаешь?
- Ну, зачем же на лошади. Пусть будут самолеты, смсоны вон, слышь изобрели, летают просто, как ракета. Гришка недавно рассказывал, как к брату в Питер через столицу ездил. Четыре часа и все – вжик и в Питере.
- Красота! – Надежда то ли удивленно, то ли восхищенно проявила интерес к услышанному. - Нам и не снилась такая скорость, а, Василий?
- Да куда там снилась! Вон в каждом доме интернет.
- Не в каждом. У тебя нет, да и у меня тоже.
- Мы не в счет. И вот что я тебе скажу, Надежда, развели этого интернета на каждом шагу, а шаг друг к другу делать и разучились. Смотри вон Мишка Загоруйко дружок Данилки Лыкова – тут давеча бежал к нему впервые за лето – неполадка случилась. А не случись, побежал бы? Нетушки. Так бы и общались по интенрету ихнему. Удобно. В дождь башмаки мочить не надо – сиди дома, чай пей и с другом разговоры говори или играй. Верно, я говорю, Надежда.
- Да отстань.
- Вот то-то и оно, что верно. Мечтали о скоростях. В космос полетели. Самолеты для народа. Все хорошо. Я не спорю. А на кой? На кой я тебя спрашиваю, если из-за этих вот самых скоростей, все бегут, несутся, друг до друга и дела как будто нет. Нет, дорогая ты моя соседка, не об этом человек мечтать должен. На кой ему скорости? Чтобы друг от друга побыстрее убечь? А может от себя самого? Я думаю от себя самого. Бегут-бегут. Некогда останвиться, подумать, солнышку, вот как мы с тобой, свои веснушки подставить. Они и любят нынче друг друга на скорости. Встретились, свадьбу сыграли и быстро разлюбились. Одни детишки и напоминают, что была любовь, да кончилась. Нет, Надежда, скорость она не всегда на пользу. Скорость хороша при ловле моли или комара, чтоб прихлопнуть. А иначе суета все это. Не о скоростях мечтать надо, а чтобы детишки с отцом да матерью жизнь наблюдали. Вот то бы и хорошо было.
Надежда молчала. Василий притушил папироску, аккуратно втоптал ее в ямку рядом с бревном.
- Ну, давай что ли подсоблю тебе, донесу воду до двора, - и Василий, подхватив ведра, направился к колонке.