Николай Иванович Степанов проснулся не в духе. Он в последнее время постоянно просыпался не в духе и тому были причины.
Одной из причин было то, что с месяц назад была сделана ему операция по восстановлению зрения, которое, начиная со школьных лет, потихоньку ухудшалось, ухудшалось и, в конце-концов, упало до минус четырех с половиной. Так-то в принципе особо это не мешало, в магазинах, на остановках общественного транспорта, за экранами телевизора и монитора надевались очки, а в остальных случаях обходился и без них - что надо было видеть, то видел. Да, детали и подробности от ослабевшего зрения ускользали, но главное улавливалось, а если надо было узреть что-то отчетливо, так очки всегда были при нем на этот случай. В общем, приноровился. Но тут теща решилась на операцию от катаракты, и осталась весьма довольна результатом и все хвалилась, мол, теперь у нее глаз – алмаз. В общем, Николай Иванович полтора месяца назад надумал последовать ее примеру. И так как-то все быстро организовалось: и деньги свободные на операцию нашлись, и анализы сдал быстро, и операцию назначили на ближайщие дни – короче, не успел оглянуться и толком осознать что к чему, как уже и прооперировали. Сначала один глаз, а через несколько дней и второй. Все прошло быстро, четко, гладко, без осложнений. И зрение восстановилось до единицы, то есть, стопроцентное зрение вернулось к Николаю Ивановичу. Жить, да радоваться, да на мир, что являлся его взору во всей своей красе, любоваться. Все было хорошо.
Хорошо-то хорошо… Да ничего хорошего, как оказалось. Почему? А потому, что когда зрение было слабым и все вокруг было как в туманной дымке, мир виделся Николаем Ивановичем размытым, нечетким, смазанным, неконкретным, а теперь отчетливо видел он каждую даже мельчайшие точечку, черточку и пятнышко. И этих точек, пятен оказалось так много, этих грязных потеков, что не улавливал раньше взгляд его, этих грубых царапин, пыли на мебели, листьях фикуса и оконных стеклах, засохшей грязи на обуви и следов от нее, отпечатков пальцев на полированной столешнице, застывших капель жира в микроволновке, налета от чая и кофе в бокале... А главное разочарование состояло в том, что резко вдруг постарела его жена Рая, отличное зрение безжалостно открыло глаза на ее морщины и на седину на висках, которую плохо брала краска для волос, на вялую, слегка обвисшую кожу лица, на возрастные пятна на руках и щеках, на поплывшую от времени фигуру. Да и сам он, как оказалось, выглядел не намного лучше, если вообще лучше: на зубы лег несмываемый пожелтевший налет от курева, под глазами обозначились мешки, лоб перечеркнули морщины. И это в неполных пятьдесят! А что дальше будет? А ответ на этот вопрос таков: дальше будет только хуже.
Короче говоря, мир в одночасье потерял свою привлекательность в стопроцентных глазах Николая Ивановича, окончательно утратил свое очарование. Хотя, честно говоря, он и раньше не считал его таким уж очаровательным и идеальным. А тут и вовсе выяснилось, что окружающий нас мир откровенно гадкий и убогий. И по этой причине настроение Николая Ивановича в последний месяц хуже некуда. Жена стала раздражать, сам себе отвратителен, а тут еще и погода мерзостная, на работе напряженка с годовыми отчетами и масса разных проблем, обязательств и неотложных дел, которые и являются дополнительными причинами его состояния не в духе. Усмехнулся сам себе: интересное выражение «не в духе». А где тогда? Вне духа? Это как? «Дух» - это что-то внутри тебя, душа твоя что ли, а не в духе, значит вне души, где-то снаружи незнамо где болтаешься неприкаянно. Так недолго и себя потерять совсем. Надо как-то собраться, встряхнуться, взять в руки. Надо. Но… не получается.
Вот такие невеселые мысли крутились в голове Николая Ивановича, пока он ехал в маршрутке на работу декабрьским утром. А за окном мелькали дома, деревья, машины, люди, украшенные светящимися гирляндами елки. Новый год на носу, осталось в этом году всего ничего – меньше недели.
Очередная остановка. Кто-то вышел. Кто-то вошел. Рядом с Николаем Ивановичем на пустующее место уселся гражданин. Краем глаза Николай Иванович отметил необычный, чудаковатый наряд гражданина, но мало ли странных людей встречается нам в большом городе - миллионнике. И мы наверняка кажемся порой кому-то странными, неадекватными. Вот и сын Максим ходит в ярко-алой куртке и желтых фланелевых штанах, а в левом ухе болтается серебряная серьга, ниже затылка красуется татуировка тарантула, а ничего не поделаешь, сын давно перестал слушать советов родителя, живет своим умом, хоть, похоже, ума того шиш да маленько. Хотя, если вспомнить себя в молодости, то…
- Если вспомнить себя в молодости, - вдруг произносит рядом сидящий гражданин, - то каких глупостей не было совершено нами, каких нелепых поступков. Ведь так?
Николай Иванович машинально кивает головой, потом все же заинтересованно скашивает глаза на рядом сидящего. Видит синий до пят широкий балахон, отделанный белой опушкой, белую окладистую бороду, какую-то нелепую шапку на голове, внутренне усмехается: похоже ты, товарищ, и до седых волос и бороды ума не нажил, оделся как клоун.
- Ты на меня не смотри, что я как клоун, - улыбается сосед, - я ведь не абы кто, а Дед Мороз. Вон и мешок у меня, - кивает он под ноги, где и впрямь стоит солидных размеров натуральный мешок из красной ткани, - вот и посох волшебный. Пришла пора подарки детворе развозить, и не только детворе. Вот какой, к примеру, ты от меня подарок желаешь получить?
Николай Иванович вздыхает, смотрит за окно, нехотя говорит: «Спасибо, конечно. Только я не ребенок, чтобы у Деда Мороза конфеты или подарки просить. Вышел из возраста давно», - он снова вздыхает, приспускает замок молнии на куртке, снимает меховую кепку и, перевернув, кладет ее на колени. Душно. Смотрит на грязную жижу на тротуаре. Драный кот, осторожно переступая лапами и прижимая к голове потрепанные уши, стоит у края тротуара, ожидая, когда будет интервал между машинами, чтобы успеть перебежать дорогу. Деловой. Вот какая ему разница, где болтаться?
- А у них тоже свои дела, своя жизнь, - говорит «Дед Мороз», - это нам только кажется, что они болтаются без дела.
- Вы еще скажИте, что дела этого бездомного кота не менее важны, чем, к примеру, ваши или мои.
- И скажу, - живо откликается «Дед Мороз», - еще неизвестно, что подчас ценнее и важнее миру, наша суета или котовские дела.
Николай Иванович молчит, что толку поддерживать пустой разговор с чудаком.
- Беда людей в том, что, взрослея, они почти все теряют ощущение радости жизни, восторга, ожидания праздника. Ведь ожидание праздника слаще самого праздника.
Николай Иванович неопределенно мычит в ответ. Типа, поддерживает разговор, дает знак, что услышал собеседника. Отвечать и, тем более, полемизировать с неадекватным гражданином он не намерен. Пустое это, да и не расположен он сегодня к беседам. Смотрит на окно, по которому стекают капли. За окном дождь, лужи, сплошная мокрота. А снега практически нет. Декабрь, мать вашу. Везде бардак!
- Люди теперь пеняют на погоду. Мол, испортилась совсем, это когда было такое, чтобы в декабре шел дождь. А зря. Погода не виновата, как и природа. Все оттого, что испортился человеческий климат, а это, так называемое, природное безобразие всего лишь результат деяний людей. И дело тут не в парниковом эффекте и не в том, что люди непозволительно бесцеремонно вторглись в земное и природное равновесие. Хотя и это тоже, конечно. Но главное - в другом. Главное в том, что исказилась сама человеческая природа. На первое место вышли меркантильные, материальные цели и интересы, а самое наиважнейшее отодвинуто так далеко, я бы сказал «задвинуто», что и не вспомнишь сразу. А еще, разучились люди радоваться жизни, просто самому факту своего бытия. Разучились видеть красоту, преклоняться перед нею. Разучились быть благодарными. Вот и имеем то, что имеем. В мире людей сплошные перекосы, и, как результат, в природе тоже сплошные аномалии. Все взаимосвязано.
- Хэх, - вяло усмехается Николай Иванович, - стало быть, перестанем думать только о деньгах и выгоде, как сразу установятся снежные морозные зимы, а летом жаркие деньки. Так, по-вашему?
- Так, так, - кивает «Дед Мороз», - правильный вывод сделал. В гармонии надо жить. Это самое главное. Гармония внутри человека порождает гармонию среди людей, а отсюда уже получаем совершенный мир. И всем хорошо. А то получится как в том анекдоте: «Встречаются две планеты. Одна вся такая грустная – грустная, жалуется другой: «У меня такая беда – люди завелись». А другая ей: «Не переживай. У меня тоже такое было, ничего, сами прошли».
Николай Иванович молчит. Его сосед тоже, наконец, угомонился, не пристает со своей трепотней.
- На следующей останови, мил человек, - просит «Дед Мороз» водителя, наклоняется к мешку, шарит там рукой в рукавице. Маршрутка тормозит.
- А это тебе, Коля, от меня к празднику. С наступающим Новым годом, - он кладет что-то прямо в опрокинутую кепку Николая Ивановича, поднимается, подхватывает посох и мешок. Выходит, подхватив полы балахона. Николай Иванович видит, как странный гражданин, перекинув за плечо солидный мешок и опираясь на посох, уходит.
- И вас с наступающим, - шепчет запоздало Николай Иванович. Шепчет просто так, из вежливости. Нет у него ощущения близкого праздника. Это в детстве дней за сто уже начинал ждать праздничного чуда. Теперь точно знает: чудес не бывает. Все в мире объяснимо, все подчинено неким законам, причинно-следственным связям. И смешно современно человеку разумному верить в сказки, в колдунов, ведьм, русалок, ангелов, эльфов, домовых, Дедов Морозов. В памяти всплывает давнишняя песня из его детства, которую пел Эдуард Хиль: «А ты твердишь, дорогая, не бывает чудес. Ну что тебе ответить. Они на свете есть. Чудес на свете столько, что их всех не счесть!». Песня словно спорит с ним. Николай Иванович мысленно усмехается: ну, ну. Потом внимание его переключаются на мысли о том, как бы не задержали аванс за декабрь, на недоделанный отчет, на то, как лучше использовать новогодние каникулы длинной аж в одиннадцать дней. Хуже нет столько дней тупо отлеживаться на диване.
На повороте маршрутка делает крутой вираж и что-то в кепке на коленях Николая Ивановича тихонько звякает. Он заглядывает в нее и видит маленький золотистый колокольчик. Берет его машинально, встряхивает.
- Дзи-и-ин-н-нь…. – синичкой отзывает колокольчик. Николай Иванович невольно улыбается. Ответно улыбается женщина, сидящая напротив. Николай Иванович переводит взгляд за стекло и видит снежинку, прилипшую к стеклу снаружи. Крошечная, едва видная глазом, хрупкая, отважно трепещет на стекле, одна среди сотен мокрых капель, готовых вот-вот поглотить ее. Дрожит, на честном слове держится. Но держится! Ах, малАя. Новогодняя вестница. Деревья вдоль дороги в ажурных светящихся коконах. Большая мохнатая ель проплывает мимо, вся в сияющих лампочках-звездочках. В жиденьком зарождающемся свете наступающего дня Николай Иванович примечает на одной из пушистых веток притулившегося снегиря с круглым, румяным, как яблочко анис, пузиком. Николай Иванович даже разглядел черные глаза-бусинки. А месяц назад только и увидел бы размытый темный стог вместо красавицы ели. Нет, отличное зрение – это вам не пустяк. Сослепу многое пропустишь. А жаль было бы пропустить мимо красоту такую. Живи, да радуйся. А впереди самый главный праздник, и столько радости, столько удивительного принесет он с собою. Просто чаще вспоминать надо, что жить – здорово! И не старый он вовсе по годам, да и силушка в теле еще немалая дремлет. Еще ого-го! сколько можно успеть наворотить, да натворить в хорошем смысле слова этого! И наворотит! Непременно! И жена Рая - милая, своя, родная. И сын Максим – славный парень, а то, что в ухе серьга, так это же пустяки, право слово.
- Поздравляю вас с наступающим новым годом, друзья! – жизнерадостно объявляет водитель пассажирам. И все пассажиры маршрутки выходят из полузабытья, встряхиваются, оживленно переглядываются, вспоминая: а ведь и правда – Новый год на носу.