Банда Раевского

Алексей Парфенюк
           Часть первая.
          
           I   

           Седьмого сентября 1945 года в украинско-еврейской семье ровенских служащих родился Борис Михайлович Раевский. Его папа, Михаил Семенович, уроженец Казани, происходил из ортодоксальной раввинской семьи, что, впрочем, тщательно скрывалось. Свою карьеру Раевский старший начинал в отделе бухучета обласного управления НКВД, а после увольнения, причины которого покрыты сумраком тайны, самоотверженно трудился в разнообразных торговых организациях города Ровно.
           Мама -  Екатерина Константиновна – потомственная ровенчанка, из простых мещан, высокая, красивая и дородная женщина, работала детским врачом в городской поликлинике. Родители Бориса познакомились в конце 1944 года, когда Михаил Раевский по направлению НКВД приехал на работу в Ровно, недавно освобожденному от фашистских оккупантов.
          В 1952 - м у Бори появился младший брат - Евгений. Скромный и мечтательный, похожий та отца мальчик, подрастал медленно, телосложения оказался хилого, а здоровья - слабого, отчего пышущий жизненной энергией, полнотелый Борис иногда дразнил его «рахитом». Но вообще они жили дружно, и старший брат младшего в обиду никогда не давал, при случае решительно заступаясь за него.
         Общались Раевские исключительно на русском языке, что в то время в Ровно почему-то считалось признаком ума, интеллигентности и образованности. Cейчас лишь 10-15 процентов ровенчан используют в общении «великий и могучий», а в 50-60 годы прошлого века считалось, если человек в городе разговаривает на украинском языке – значит он либо недалекий простак, либо недавно приехал из деревни и серьезно к нему относиться не стоит. Между тем обилие русскоязычных граждан в западноукраинском Ровно объяснялось довольно просто. После войны город массово заселялся приехавшими по разнарядке из России партийными и комсомольскими активистами, военными, хозяйственными служащими, а также их семьями; равно как и семьями множества работников НКВД, направленных сюда для уничтожения остатков бандеровцев и борьбы с националистическими настроениями. Впрочем, мы отвлеклись от сути повествования.

         Папа проявлял к скучному бухгалтерскому труду незаурядный творческий подход, благодаря которому семья практически ни в чем не нуждалась. Он нежился в своем мире цифр и подсчетов, придумывая втайне головокружительные схемы движения товаров и денег и только очень талантливый ревизор мог бы обнаружить скрытые финансовые несостыковки. Но к счастью для Михаила Семеновича, а также директоров меняющихся контор, ревизоры все время попадались посредственные. Его подпольный бизнес процветал.
         У скромного бухгалтера была и третья жизнь, о которой почти  никто не знал. Он являлся агентом комитета государственной безопасности, ибо как известно "бывших" чекистов не бывает.  Его службой на этом поприще были весьма довольны, ведь несколько десятков "валютчиков", крупных спекулянтов и "барыг" по наводке Михаила Семеновича надолго отправились в места заключения.
        Его глаза всегда загадочно щурились через круглые цейслеровские очки. Тихими семейными вечерами, отдыхая в любимом немецком кожаном кресле от своих хитроумных трудов, он любовался своими сыновьями и был уверен в их счастливом будущем. А Екатерина Константиновна так просто боготворила их, особенно Бориса, хотя он и был старшим сыном.
        - Миша, - восторженно говорила она мужу, - тебе не кажется, что наш Боренька растет неординарным  человеком. Посмотри, какой он необычный мальчик - умный, смелый и независимый. И какой красавец, право! Он чем-то похож на начинающего артиста Казакова из "Убийства на улице Данте", ты не находишь?
        - Да, Катенька, есть в нем какой-то стержень. Будет кому нам на старости воды принести, - мечтательно улыбаясь, картавил Михаил Семенович.

        Боря действительно подавал большие надежды. В 12 лет он прочел «Тихий Дон», а в 13 – «Войну и Мир».  Учился он легко, без всякого напряжения, как бы играючи. Полагаясь на свою исключительную память и сообразительность, он никогда не делал домашних уроков. И хотя в отличниках и не ходил, всем было ясно, что прояви Борис хотя бы немного усидчивости, то все "зубрилы" останутся у него далеко позади.  С таким же успехом он музицировал на скрипке и даже победил на областном конкурсе юных скрипачей. Однако через четыре года занятий скрипка была заброшена из-за нового увлечения Бориса - он записался на бокс.
        Такая непоследовательность немного огорчила папу с мамой, но вмешиваться в дела сына, тем более "давить" на него они не хотели. Тем более, что Екатерина Константиновна была ярой поклонницей популярной на западе прогрессивной педагогической доктрины, в соответствии с которой ребенку разрешается делать все, что ему захочется.
        - У мальчика пора исканий. Но он уже самостоятельная личность и сделал свой выбор! – строго отчитала мама учительницу музыки, которая чуть не плача просила Екатерину Константиновну, убедить сына не бросать скрипку.
         
        В боксерской секции Борис быстро стал одним из лучших "панчеров". Но побоксировав полтора года, и неплохо научившись махать кулаками, он оставил секцию. Внезапно ему надоели и ежедневные тренировки и подвальный, пропахший потом, спортзал. На этот раз родители не очень расстроились, даже наоборот. Ведь его занятия боксом были им очень не по душе, они терпели их исключительно из-за вышеупомянутой педагогической доктрины.
        "Слава Богу, вовремя оттуда ушел, хорошо что хоть нос не успели сломать. В этой жизни мой Боренька будет зарабатывать не руками, а головой!" - размышляла обрадованная мама.   

        II      

        К окончанию школы Борис стал стройным темноволосым парнем с интеллигентным, красивым и немного надменным зеленоглазым лицом, не похожим на местные типажи. Носил элегантную одежду и обувь заграничного производства, которую где-то доставала любящая Екатерина Константиновна. Естественно все девчонки были от него без ума.
        Но тогда он любил одну лишь  хрупкую блондинку Наташу – его ровесницу из соседнего дома, дочь  начальника городской милиции. Чувство было взаимным и светлым.
        Они встречались почти каждый день и, взявшись за руки, гуляли по  тихим аллеям городского парка. И тогда от его самомнения не оставалось и следа. Он был нежен и добр, мечтал о счастливом будущем, как обычный влюбленный парень. И дальше невинных поцелуев их отношения не заходили, ведь Наташа для него была почти святой.
        - Натали, ты кем хочешь стать после школы – как-то спросил он ее во время прогулки.
        - Детским врачом, как твоя мама, а ты?
        - А я хочу стать свободным человеком.
        - А жить на что будешь?
        - А свободные люди такими вопросами не заморачиваются!
        - А все-таки? – полушутя – полусерьезно спросила она.
        - Я, Натали, не хочу от зарплаты до зарплаты. Хочу дело прибыльное иметь, как на Западе люди имеют. Чтобы ты у меня в мехах да бриллиантах  ходила, чтобы не занимать ни у кого, и копейки не считать.
        - Фантазер! – засмеялась она, ведь в СССР так, как не хотел Борис, жили почти все.
        Окончив школу, она поступила в Киевский медицинский институт. Влюбленные договорились, что будут пока переписываться, а со временем Боря переедет в Киев и они поженятся.

        Борис же поступил в Ровенский институт водного хозяйства, на факультет водоснабжения и канализации. К профессии инженера-ассенизатора он был, мягко говоря, совершенно равнодушен, но для поддержания "интеллигентских" традиций семьи, решил непременно получить высшее образование, что было горячо одобрено мамой и папой.
        В самом начале шестидесятых годов, не желая походить на большинство молодежи,ходившей в одинаковой мешковатой одежде и выкрикивавшей на демонстрациях какие-то лозунги, Боря стал стилягой. Он сделал высокую прическу - «кок». Попросив у все понимающих родителей денег, купил желтые ботинки с удивительно толстой подошвой, короткий клетчатый твидовый  пиджак, тонкий перламутровый галстук и конечно же знаменитые и легендарные брюки – дудочки.
        Все свободное время он проводил на стиляжных «тусовках», с вином, музыкой, танцами и девочками. И хотя Наташа для него по прежнему оставалась чистым идеалом,  но она была далеко, и он не отказывал себе в кратковременных любовных интрижках, которые укрепляли его уверенность в своей неотразимости.
        В среде стиляг Борис определенно пользовался  успехом - считался сильной и загадочной личностью. К нему тянулись, а он снисходительно позволял с собой дружить. Занятиям в институте он посвящал ровно столько времени,  чтобы не быть отчисленным, а экзамены сдавал на четверки, проштудировав накануне за ночь конспекты лекций за предыдущие пол года.         
          
         Но едва он перешел на третий курс его все-таки отчислили. Дождливым осеним вечером,  около ресторана дружинники окружили  подвыпившую компанию стиляг, громко оравших «Heartbreak Hotel» Элвиса Пресли. Один из добровольных стражей порядка схватил Бориса за рукав его любимого твидового пиджака. Раевский попытался вырваться и рукав оторвался. Охваченный неожиданной слепой яростью, Борис принялся избивать дружинника.  Он свалил его в лужу,  выбил зуб, поставил под обоими глазами гематомы и изувечил бы еще сильнее, если бы его вовремя не оттянули другие дружинники и стиляги.
         Лишь благодаря юному возрасту и огромным усилиям ошарашенных случившимся родителей,он не попал под уголовную статью. Об оставлении в институте не могло быть и речи.
         - Ничего, Катя, это даже к лучшему. Пойдет в армию, там его к дисциплине приучат, а потом восстановится. - утешал несчастную жену Михаил Семенович.

         Борис на три года отправился в пограничные войска на Дальнем Востоке. Через год от Наташи пришло прощальное письмо – она выходила замуж. Целый месяц он по ночам плакал и даже подумывал вскрыть себе вены, а потом смирился и зачерствел.
         Служба в армии несколько поубавила его гонор, но в душе он крепко обозлился на окружающий мир. Офицеров и старшин раздражал этот странный солдат, который держался особняком, никогда не лебезил, а приказы выполнял безо всякого рвения, при этом презрительно, как казалось командирам, ухмыляясь.
         - Раевский, что ты смотришь на меня, как солдат на вошь, что тебе не нравится, чего ты хочешь? - как-то спросил его ротный Степанов, взбешенный манерой поведения Бориса.
         - Все нравится, вот только на гражданку хочу, к нормальным интеллигентным людям, товарищ старший лейтенант.
         - Такие как ты даже на гражданке не нужны. Два наряда вне очереди!
         Через день его назначали в караул. Но особенную ненависть у Бориса вызывали наряды, где приходилось до одури работать на кухне или хозработах. В придачу командир части питал слабость к строевой и физической подготовке и в промежутках между караулами до посинения гонял молодых пограничников на стадионе.
         Однажды перед приездом окружной комиссии, в гарнизоне принялись убирать выпавший сверх всяких норм снег. Вернувшись из караула и пробежав 12 километров, солдаты вынуждены были махать лопатами до глубокой ночи. Добравшись, наконец до койки, тяжело, из-за ломающей тело усталости, проваливаясь в сон, Борис поклялся себе, что после армии никогда больше не станет заниматься физическим трудом.   
         На третьем году службы, сержант Сергей Кострыкин приобщил Бориса  к контрабанде соболиных шкурок в Китай и он впервые с наслаждением почувствовал вкус легких денег. В дни, когда они с Кострыкиным заступали в караул, в условленном месте  им оставляли им два баула с пушниной. Ночью, в определенное время, они переносили это добро в овраг у линии государственной границы. Взамен им оставляли солидную денежную сумму за предыдущую партию товара. Они забирали деньги и, угукнув филином, уходили. 20 процентов из этих денег пограничники оставляли себе, а остальную сумму по возвращению в часть они передавали сверхсрочнику Андрею Иванову, занимавшимся контрабандой уже шесть лет.
         Через девять месяцев и Кострыкина, и Иванова по чьей-то наводке арестовали и осудили на пять лет колонии. Но Бориса они не сдали. За время нелегального промысла Раевский скопил восемь тысяч рублей «новыми» послереформенными деньгами. Деньги он спрятал в надежном месте и с нетерпением ждал дембеля, чтобы начать новую - богатую и счастливую - жизнь.   

         III
         
         Раевский благополучно демобилизовался, забрал из тайника деньги и вернулся в Ровно. Здесь он обнаружил, что почти все его друзья и подруги окончили институты, устроились на работу, переженились и были уже не стилягами, а рядовыми советскими гражданами.
         Да и само явление – стиляги – почти  исчезло.  Шел 1967 год, высокий «кок» больше не носили. Продвинутые представители молодежи уже зачесывали волосы на лоб. Их называли «битласами». Но это Бориса уже не интересовало. Побыв с родителями и братом три дня, он снял квартиру и стал жить отдельно.
         Желания работать он не испытывал, но и отправиться на «сто первый километр» за тунеядство тоже не хотел. Раевский устроился сторожем на городской кондитерской фабрике с режимом работы «сутки - двое», а потом восстановился на четвертом курсе заочного отделения института и в конце-концов получил-таки диплом о высшем образовании.
         Еще в армии он решил заняться спекуляцией, благо, стартовый капитал имелся. Тем более, что со "стиляжных" времен у него оставались связи в среде фарцовщиков.
         По наработанной схеме, отдежурив на фабрике, ночным поездом он уезжал в Одессу, прихватив с собой три чемодана с матрешками и водкой. По приезду он брал такси и рулил в порт, где у иностранных моряков и туристов обменивал свои сувениры на заграничные одежду и грампластинки. Возвратившись на следующий день в Ровно, приобретенные товары сбывал на «черном» рынке, получая отличный навар.

         Через три года Раевский женился на смазливой и веселой Тамаре Ромер - дочери главного бухгалтера кондитерской фабрики и близкого друга Михаила Семеновича. Естественно тесть тут-же продвинул Бориса по служебной лестнице, назначив снабженцем, что позволило ему беспрепятственно ездить по всей стране и по-прежнему успешно заниматься фарцовкой.
         Некоторое время все шло просто чудесно. Борис купил серебристую «Чайку», и уже на ней ездил по командировкам, значительно увеличив прибыльный товарооборот. В короткий строк был выстроен уютный дом в старинном зеленом частном секторе «Грабник», неподалеку от центра Ровно. У молодых родилась очаровательная девочка, которую назвали Танюшей. Более счастливого времени в жизни Бориса уже никогда не было.

         Беда пришла неожиданно. 5 августа 1974 года, возле здания Одесского порта Раевский познакомился с симпатичным английском морячком, абсолютно не понимавшим по - русски. Общаясь с ним на ломаном английском, Борис понял, что иностранцу нужна "рашен водка" в обмен на четыре пары джинсов. Они ударили по рукам, прошли к "Чайке" и как только Борис достал из багажника ящик "Русской", морячок на чистейшем русском языке, правда с одесским акцентом,  произнес:
         - Лейтенант Дульский - ОБХС. Контрольный обмен. Гражданин Раевский, вы задерживаетесь по подозрении в спекуляции. Пройдемте.
         Его обожгла внезапная мысль: "Бежать!!!", но словно из под земли возникли еще четверо крепких мужиков с милицейскими физиономиями, один из которых уже вертел в руках наручники. Его окружили, словно загнанного зверя, заковали и повели в желтый с синей полосой "бобик".
         Помимо джинсов и водки в "Чайке" нашли 3000 рублей. Уже на следующий день он сидел в следственном изоляторе. Оказалось, что оперативники документировали его уже несколько месяцев и на момент задержания собрали целый ворох доказательств.  После недолгого следствия уголовное дело по обвинению Бориса в  совершении спекуляции в крупных размерах направили в Одесский городской суд.
         Его брат Евгений, к тому времени ставший востребованным ровенским адвокатом, сумел из пяти лет лишения свободы, которые для Бориса просил прокурор, скостить два года. Но «Чайку» суд постановил конфисковать. И только благодаря малолетней дочери и связям Михаила Семеновича удалось избежать конфискации дома. 
         Посадка Бориса стала для семьи трагедией и позором. Екатерина Константиновна впала в глубокую депрессию, а Михаил Семенович получил инфаркт миокарда. "Ах, Боренька, Боренька, что-то у тебя пошло не так. И голова на плечах вроде есть и хватка деловая имеется, а все таки чего-то не хватает..." - впервые усомнившись в сыне, думал он, лежа на больничной кровати, страдальчески глядя в потолок, размазывая по щеке непрошеную слезу.

         IV
       
         Три года Раевский «чалился» в Черноморской исправительной колонии №74. За это время он хорошо узнал не писанные тюремные законы и правила, а также разнообразил круг своих знакомств. Несколько раз кулаками ему пришлось доказать свое место под здешним солнцем и его зауважали.
         Неожиданно для самого себя Борис обнаружил, что его неудержимо влечет к бандитам и убийцам. Долгими тюремными вечерами, за кружкой горького чифиря, он с глубочайшим интересом впитывал «романтические» истории осужденных о удавшихся разбойных нападениях, легких деньгах и шикарной жизни. Эти люди, их блатной жаргон, завораживали его своей невидимой и страшной силой.
         Постепенно он перенял их угрожающе-спокойную манеру общения, пугающую обычных людей, и с внутренним удовлетворением отмечал, как робеют перед ним прибывшие в тюрьму новички.

         На втором году тюремного строка от жены Тамары он получил письмо.      
         "Борис - писала она - у тебя тяжелый  характер и жить с вместе с тобой мне всегда было трудно. Уже четыре месяца как я встречаюсь з другим. У нас будет ребенок, так что прошлое уже вернуть невозможно. Я тебя любила, но все позади. Напиши в наш ЗАГС, пожалуйста, заверенное тюремной администрацией заявление - согласие на развод. Естественно что дочь останется со мной. Предлагаю расстаться мирно и тогда я отказываюсь от претензий на дом..."
         В этой жизни Раевский никого, кроме дочери, по-настоящему не любил и в общем-то на свою развеселую жену ему было глубоко наплевать. Но по причине уязвленного самолюбия он пришел в неописуемую ярость и поначалу хотел немедленно и грубо ей отказать, а после освобождения устроить ей вместе с хахалем «вырванные годы».
         "Когда бабки колотил - характер легким был, а когда на зону загремел, стал тяжелым. Убью суку!" - разгорячено размышлял он, яростно скрипя зубами.
         Но поразмыслив здраво, Борис решил на развод согласиться, ведь дочь ему все равно не отдали бы, а иметь свой собственный дом, это большое дело.               
         "Отомстить же лярве я всегда успею...» - уже поспокойнее завершил он свои мысли по этому поводу.

         Когда Раевский вышел из колонии, деловая обстановка изменилась.
         Фарцовка уже не приносила прежнего дохода. Нелегальным бизнесом начинали править "цеховики", чьи подпольные мастерские в огромных количествах шили джинсу с заграничными «лейблами».
         Борис захотел было вклиниться в этот бизнес, но никто не хотел иметь дела с внушающим опасение, раздраженным и высокомерным человеком, в придачу бывшим зэком. От него отмахивались, как от назойливой мухи. У нескольких своих давних знакомых он попросил одолжить денег на раскрутку, но ему отказали под явно нелепыми предлогами.
         Все рынки сбыта были заняты. Со злостью он наблюдал, что люди, которых он считал глупыми и слабыми, умеют заводить нужные связи во всех сферах жизни. Они становились подпольными миллионерами, а он по-прежнему с боязливой оглядкой носился душными поездами со своими «сувенирами» и иногда на городском базаре приторговывал валютой. Постепенно в среде разбогатевших  "цеховиков" и финансовых махинаторов, куда ему так хотелось пробиться, Раевского перестали воспринимать всерьез. Он же, в свою очередь, начал тихо ненавидеть всех окружающих, а более всего - удачливых и богатых.

         После освобождения Борис поселился в своем доме. Его жизнь как-то упорядочилась. Официально он устроился дворником, однако на работу выходил раз в месяц, но не для того что бы поработать, а чтобы дать денег заму начальника ЖЕКа, который прикрывал его формальное трудоустройство.
         - Боря, ты еще молод, у тебя высшее образование, возьмись за ум, устройся на нормальную работу. Я помогу. Вот Женечка, менее способный, чем ты, а уже известный адвокат – увещевал Бориса заметно сдавший в последнее время Михаил Семенович.
         Сидевшая рядом мама жалобно кивала поникшей головой.
         - Ничего, старики, прорвемся! – делано бодрясь, отвечал он, хотя никуда прорываться и не собирался.
         Ему стукнуло 35, и его охватила какая-то апатия.…

         Жениться он больше не собирался, довольствуясь случайными связями. Женщины больше трех дней у него не задерживались. Тамаре и ее нынешнему мужу он разборок так и не устроил. В свободное время Борис читал детективы, к которым питал слабость, и даже собрал внушительную библиотеку этого жанра.
         По воскресеньям регулярно и с радостью Раевский встречался и гулял с дочерью в парке отдыха. Водил ее на аттракционы и баловал сладостями.
         - Папа, а кем ты работаешь? – спросила у него однажды десятилетняя Танюша.
         - Ты фильм про Штирлица видела?
         - Два раза с мамой и папой Колей смотрели.
         - Он тебе не папа, а дядя – обиженно произнес Раевский – повтори.
         - Дядей Колей – невинно повторила Танюша.
         - Правильно. Так вот, я наш, советский разведчик и завтра уезжаю на задание. Только это будет наш секрет, договорились?
         - Хорошо, папочка – восхищенно прошептала Танюша.
         А на другое утро Раевский понуро собирался на городской базар.
         Заработав каких-то денег, половину из них Борис спускал в ресторанах на выпивку и случайных знакомых как мужского, так и женского пола. Только в подвыпившем состоянии он ободрялся и на тюремном языке рассказывал собутыльникам, о своем авторитете и влиянии.
         - Слушай, Петя (или Вася) - говорил он, внушительно выпуская сигаретный дым - ты Алика Магадана знаешь? А Фому, а Китая? Не знаешь. А я знаю - они коронованные, в законе. Фома мне Ровно "смотреть" предлагал, а я отказался - не нужна мне эта блатная слава. И так любой вопрос разруливаю, любую проблему решаю! Ведь я, хотя человек и интеллигентный, но всеми уважаемый…
         После этих слов Петя (или Вася) тоже начинали сильно уважать Раевского, и весь вечер благоговейно кивали головами, внимая его приблатненным речам. А Борис, удовлетворенный таким отношением к своей персоне, с барского плеча платил за всех.

         Наступили восьмидесятые. Сначала Екатерина Константиновна, а через два года Михаил Семенович  скончались, так и не дождавшись в этой жизни от старшего сына чего-то путного.
         В их квартиру переселилась повзрослевшая дочь Татьяна - единственный человек в мире, для которого Борис был добрым и любящим папой, а не мрачным «блатным». На тот момент она училась в институте культуры и даже собралась замуж за тихого и скромного однокурсника, которого Раевский терпеть не мог.
         По договоренности с братом Евгением, Борис несколько лет компенсировал ему половину стоимости квартиры,  полученной  братьями в наследство.
          В итоге Борис так и не разбогател. Под уклон уходящих лет он немного обрюзг, поседел и ссутулился. Его глаза, утратив свой зеленый цвет, стали мутны и мешковаты, а уголки губ скорбно опустились.
         В самом конце этого переломного десятилетия появились первые частные предприятия. Почти сразу их хозяев обложили данью молодые парни в спортивных штанах - рэкетиры.
         Но и тут Раевский «пролетел». Ведь для энергичного выколачивания денег у предприимчивых граждан – он был уже староват, да и знали его многие. Впоследствии, когда рэкетиры начали массово убивать друг друга, он перекрестился и поблагодарил Бога, что не влез в этот «бизнес» и довольствовался лишь валютным «пятачком».

         Шли дни, месяцы, годы... Река его жизни текла спокойно и размеренно и в "лихие" девяностые. Но в декабре  1999 года у Раевского диагностировали вторую стадию рака легких. Несмотря на уверения врачей о том, что метастазов еще нет, он испытал настоящий шок. Опытный Борис не верил в излечение рака отечественной медициной, а серьезных денег на лечение за границей у него не было.
         Черная пустота хлынула к нему в душу. Несмотря на никчемность своего существования, пятидесяти четырехлетний Раевский вдруг очень захотел жить.
         У него в голове сначала мельком, смутно, а потом все более отчетливо начал вырисовываться план, каким образом одолеть рак и достойно провести стремительно надвигающуюся старость.


         Часть вторая.

         І

         С Андреем Поповичем он познакомился в 1991 году в одном из городских ресторанов. В тот вечер Раевский как обычно решил подавить собеседника матерым блатным жаргоном, но был немало удивлен, когда Попович тоже «забазарил» с ним  «по фене».            
         Оказалось, что Андрей, которому в ту пору было 33 года, десять лет назад вышел из колонии, где отбыл четырехлетний срок за кражи и ограбления. В отличии от Раевского он был не фиктивно, а действительно трудоустроен – работал водителем директора продбазы, и, кроме этого, был женат. Русоволосый, среднего роста и  полноватого телосложения, Попович, как говорится, особых примет не имел. И лишь в его желтых кошачьих глазах было что-то стальное, безжалостное.
         Знакомствами с авторитетами и ворами в законе Попович похвастаться не мог, но будучи парнем простым, знал множество блатной шантрапы. Ощутив душевную близость, они стали приятелями.

         Весной 2000 года в ходе совместного употребления водки, Раевский сказал Поповичу:
         - Будь у меня оружие, Андрей, я ей-богу, начал бы дербанить сазриков. наживаются, негодяи, на людях. Некоторые уже миллионы нахапали. Пора и ответить! Экспроприировать у экспроприаторов!
         Что такое экспроприация, Попович знал лишь приблизительно, но идея «дербанить сазриков» - то есть грабить состоятельных людей – ему пришлась по душе. Было в ней  нечто "робингудовское", что отчасти оправдывало разбой и насилие.
         - Это да, но ведь волын-то у нас нет, Михалыч, - сокрушался Андрей - а у них и пушки имеются, и торпеды (он имел ввиду телохранителей) служат. А у нас только перышки да кастеты.
         - Оружие всегда можно найти, если захотеть - задумчиво ответил Раевский.
         Через несколько дней, после очередного изнуряющего сеанса химеотерапии, Борис решился. «Буду сидеть сиднем – быстрее подохну!» - сказал он себе и перешагнул моральную черту отделяющую «блатного» от беспредельщика.

         Призывая весь свой жизненный опыт и связи, Раевский тщательно, как ни к чему ранее, готовился к новому для себя амплуа – главаря банды.
         Он позвонил своему старому зоновскому приятелю Николаю - бывшему бандиту по прозвищу Дух. Чудом уцелев в разборках начала 90-х Дух остепенился, построил под Луцком внушительный мотель и спокойно жил на доходы от него. Но он держал руку на пульсе криминального мира и при желании мог легко помочь Раевскому.
         Они договорились встретиться, и Раевский приехал в принадлежащий Духу шикарный, похожий на замок, особняк, со вкусом обрамленный декоративными растениями. Радушный хозяин показал гостю свои владения - огромный дом, финскую сауну с бассейном, небольшой, из семи джипов, автопарк, псарню и конюшню.  Борис громко восхищался увиденным великолепием, но в душе с раздражением ловил себя на саднящем чувстве зависти к чужому благополучию. Присели на украшенной разноцветными розами, благоухающей террасе. На белый стол домработница поставила кофе, клубничный чизкейк и фрукты . Николай открыл бутылку "Хеннеси" и они, чокнувшись, выпили по рюмке. Растянув губы в натужной улыбке, Раевский напрямик сказал:
         - Дух, мне нужны нигде не засвеченные пистолеты и винтари. В кредит. Нарисовались серьезные проблемы, которые нужно как-то решать. Поможешь мне?
         Просьбой Раевского тот был очень удивлен, но старому блатному корешу не отказал.
         - Хорошо, Бэн - ответил он, назвав Раевского старой тюремной кличкой, -   сделаю. Я не спрашиваю, зачем оно тебе надо, но времена меняются, торгуй лучше валютой, на хлеб с маслом хватит.
         - Знал, дорогой, что товарищу не откажешь. Если б судьба не заставила - не приехал бы к тебе – глухо, как из колодца, произнес Борис - через три месяца либо все верну либо оплачу.
         Домой Раевский возвращался, везя в багажнике сумку в которой находились: пистолет-пулемет "Скорпион» с глушителем, пистолеты "Брауниг","ТТ" и "М-57" с магазинами и патронами к ним, два обреза из охотничих ружей, три боевые гранаты Ф-1.
         При встрече с Поповичем он эффектно выложил на стол содержимое сумки. Попович, раскрыв рот, остолбенело смотрел на невиданный  дотоле арсенал.
        - Как и обещал – достал. За огонек (оружие - прим. авт.) через три месяца рассчитаться нужно. Найди троих битых парней, только верных, не лапшистых - начальственно произнес Раевский. 

         Спустя два дня Попович привел к нему 23-ти трехлетнего Руслана Гузика, юркого и сухощавого белобрысого парня, немного, правда, отмороженного,  ранее судимого за хулиганство.
         Руслан был сыном токаря, и не смотря на свою дурь, имел золотые руки. На отцовском станке он изготовлял для всякого ворья фомки, отмычки и воротки. Отца же, мягкого и пьющего человека, научившего его мастерству, безбожно бил.
         Борис без предисловий предложил Гузику совершить ограбление и тот сразу и безоговорочно согласился. Раевский спросил у него, сможет ли он смастерить глушители для пистолета.
         - Если образец дадите, папаша, то запросто смогу.
         - Я тебе не папаша, чувак, а Борис Михайлович. Меня нужно слушаться и не чирикать. Уразумел, валет? Сделаешь глушители и пристреляешь пистолеты – тихо, но внушительно сказал Борис, посмотрел ему прямо в глаза и выпустил в лицо струю сигаретного дыма.
         Раевский передал присмиревшему Гузику  пистолеты "ТТ" и "М-57", а также глушитель в качестве образца. Разобрав его и сделав замеры, Руслан изготовил еще два глушителя. После этого, нарезав резьбу, присоединил их к пистолетам. В собственном гараже, с помощью деревянной доски он тщательно пристрелял оружие. Доски и гильзы выбросил, после чего сообщил Раевскому, что пистолеты в полном порядке.
         "Исполнительный хлопчик" - удовлетворенно подумал тогда Борис.

         В течении месяца Раевским в разных местах были приобретены шесть самодельных тканевых масок – балаклав, две резиновые маски в форме лиц, перчатки, наручники, веревки, липкая лента типа "скотч", кастет,  две радиостанции «Сенао»,  учебная граната, дымовая шашка, и довольно массивный прямоугольный зеленый металлический ящик, закрывающийся на замок.
          Хранить у себя оружие и снаряжение он опасался. На окраине села Бармаки, что под Ровно, проживала старая подруга его матери - Галина Евгеньевна – бывшая медсестра, а теперь уж десять лет пенсионерка, как говорится - «божий одуванчик». Периодически Раевский, привозил бабушке хлеб и покупал у нее картошку, яблоки и молоко. Он созвонился со старушкой и вместе с Поповичем приехал к ней.
          - Евгеньевна, можно у Вас ящичек постоит, с инструментами, ремонт у меня. Но я иногда буду приезжать за ними, хорошо?
          - Пускай стоит, Боренька, мне все равно. На могилку к родителям ходить не забываешь, ухаживаешь?
          - Хожу, Евгеньевна, хожу. Ну, взяли… - и они с Поповичем заволокли ящик на чердак хлева.
          - А Татьяна как, замуж вышла? – интересовалась склеротическая старушка, забыв, что Борис ей об этом уже несколько раз рассказывал, как и о двух своих внуках семи и пяти лет.
          - Вышла, вышла Евгеньевна!  - ответил он и тихо про себя буркнул – за мудака ….
         В дальнейшем, перед каждым нападением, оружие и снаряжение извлекалось из этого тайника, а после до блеска вычищалось и возвращалось на место.

         Попутно Раевский начал собирать детальную информацию о богатых людях, проживающих в Ровно и неподалёку от него, и уже планировал детали некоторых нападений. Для транспортного обеспечения банды Раевский выделил собственный автомобиль – белый «Жигули» восьмой модели.
         Вместе с Поповичем они ездили по области, проводили детальные обзоры местности, подробно осматривали расположение домов, хозяйственных сооружений, ограждения, проверяли наличие освещения, сигнализации, определяли пути подхода и отхода, места стоянки автомобиля, наличие сторожевых собак и прочие детали.

         Через две недели Гузик привел Александра Терещука, с которым когда-то сидел в одной камере следственного изолятора. Это был холостой парень атлетического сложения, с мужественным лицом и жилистой шеей. Ему было под тридцать, и ранее он был судим за вымогательство. Терещук в юности занимался боксом, о чем свидетельствовал его расплющенный нос, и,  как ни странно, у него было высшее образование, что Борису Михайловичу понравилось.
         От Гузика Раевский знал, что Терещук работал  охранником  у ровенского предпринимателя – металоломщика   Яковенка, и предложил ему за вознаграждение предоставить информацию об этом человеке, особенно о планировке его дома. За эту информацию Раевский пообещал после дела хорошее вознаграждение.  Терещук согласился и рассказал все, что знал. Заодно он был принят в банду.

         Двадцатисемилетний патлатый здоровяк Василий Бондарь, ранее судимый за умышленное убийство, полгода назад условно-досрочно освободился из колонии. Именно о таких как он гласит народная пословица - «Сила есть – ума не надо». Общаясь Василий нелепо размахивал руками и часто моргал. Он давно уже просился у ровенских «блатных» взять его в какое-нибудь дело. О нем прослышал Попович, поговорил с ним и представил увальня Раевскому.
        - Отбитый он, Андрей, какой-то, на быдло смахивает – сказал после «собеседования» Раевский, имея в виду чрезвычайно энергичное и нервозное поведение Бондаря и очевидное отсутствие у того мозгов – ну да хрен с ним, пока принимаю, а там  видно будет.

         После создания банды, Раевский две недели, как заправский лектор, проводил с ее участниками  вводные инструктажи, доводя до их понимания приблизительную роль каждого при нападениях, основы поведения в экстремальных ситуациях. Каждый из бандитов опробовал все виды наличного оружия. В итоге были закреплены: за Раевским – пистолет «ТТ», за Бондарем – «М-57», за Поповичем – пистолет-пулемет «Скорпион», за Гузиком - обрез охотничьего ружья. Терещук тоже освоил «Скорпион», но испытывая почти животную страсть к мордобою,  предпочел орудовать кастетом.
         Кроме этого Раевский акцентировал внимание на необходимости строгой дисциплины и конспирации, а также выдвинул  главное условие совместной деятельности  – беспрекословное подчинение ему и Поповичу, назначенному заместителем главаря банды.
         
          II
         
          Со Светланой Корж -  бывшим прапорщиком - связистом воинской части Ровенского гарнизона, а в последние семь лет валютчицей по прозвищу «Седая», Борис Раевский был лично давно знаком и поддерживал дружеские отношения.
          На одном пятачке возле базара они торговали валютой. Несколько раз всех и вся знающая Корж выручала Раевского от работников ОБХС, задерживавших его за незаконные валютные операции. Сам же он с блюстителями закона разговаривать не умел, быстро раздражался и срывался на презрительную грубость.
          Иногда после работы вместе пили кофе с коньяком, болтали. Борис даже присутствовал на сорокапятилетии "Седой", пышно отпразднованое в шикарном Ровенском ресторане "Париж", несколько раз заходил в гости.

          Он знал, что «Седая» с недавних пор ворочает большими деньгами. Ведь она не только занималась валютными операциями, но уже несколько лет устраивала на работу за границей  безработных граждан, а также оформляла необходимые документы для их выезда. Фокус состоял в том, что граждане эти на девяносто процентов были девушками, которые в результате такого трудоустройства  попадали в заграничные бордели и становились проститутками. От работодателей «Седая» получала приличные «откаты», исчисляемые в тысячах долларов.

          Наплевав на старую дружбу, Раевский спланировал разбойное нападение на ее квартиру, к которому решил привлечь Поповича и Гузика. На первый раз огнестрельное оружие он решил не брать, полагая, что с одинокой женщиной справятся и так. Из этих же соображений к делу не привлекались ни Бондарь, ни Терещук.
          В первой половине дня в субботу 23 сентября 2000 года, с таксофона он позвонил "Седой":
          - Светуль, тут ко мне два пацана залетных подкатило, пять штук баксов  хотят сдать, а у меня гривны как на зло нет. Ты же сегодня на базаре не торгуешь, так  я твой адресок дал, обслужи, а?  Будь спокойна, я справки навел – они надежные ребята.
          - Хорошо, Борис, для тебя сделаю в лучшем виде, а когда они будут?
          - Около двух. Спасибо, родная...

          После обеда Попович, Гузик и Раевский, на "Жигулях" приехали к перекрестку улиц Дубенской и Чернышева в Ровно. Остановились в двух кварталах от места проживания «Седой». Еще раз обсудили детали нападения. Согласно плану, Попович должен был напасть на «Седую», когда она откроет двери, связать ее. Затем обыскать квартиру и найти деньги.  Гузику поручалось в случае сопротивления валютчицы или других лиц (что было маловероятно) помогать Поповичу. Раевский, который оставался за рулем автомобиля, обеспечивал отход с места преступления.
          - Она сука редчайшая, придется ее замочить, за это нам несколько грехов спишется - тихо но убедительно сказал Поповичу Раевский.

          Попович и Гузик, переодевшись в старую одежду, натянули бейсбольные кепки и темные солнцезащитные очки, и взяв веревку для белья и скотч, отправились в квартиру валютчицы. Они прошли в крайний подъезд пятиэтажного кирпичного дома, поднялись на последний этаж и позвонили в дверь. 
          - Кто там? – раздался из квартиры сипловатый женский голос.
          - Мы от Бориса Михайловича – спокойно ответил Попович.
          Двойные входные двери открыла «Седая» - небольшая, сухощавая женщина, с сигаретой в руке, одетая в джинсы и футболку. Только теперь Попович сообразил, почему она носит такую странную кличку - ее волосы были окрашены в белый, желтоватого оттенка цвет. Она пригласила мужчин в квартиру.
          Едва закрылись двери, Попович сзади схватил «Седую» за шею, закрыл ладонью рот и  рывком затянул ее в комнату. Там он связал ей руки и потребовал отдать им деньги, или указать, где они хранятся. Гузик же сразу прошел на кухню и начал шарить по ящикам.
          Спустя всего минуту после неожиданного нападения «Седая» пришла в себя и неистово заорала:
          - Вы двое уже покойники! И Борис - Иуда – тоже!! Ты его дружок, а не фраер залетный. Я тебя узнала, сволочь  голоштанная. Денег захотели? – Выкусите!
          После этого в адрес "гостей" и Раевского полился сплошной поток нецензурной брани.
          Попович с размаху ударил ее ладонью по лицу и в рот потерявшей сознание женщины затолкал кляп. Затем накрыл ей голову подушкой и прошел на кухню, где орудовал юркий Гузик.
          Вдруг затрезвонил и долго не умолкал телефон, действуя на нервы и так уже взвинченным грабителям. Наконец звонки прекратились. Попович взял со столешницы остро наточенный кухонный нож и вернулся в комнату.
          Он вынул у очнувшейся «Седой» изо рта кляп, после чего незамедлительно получил плевок в лицо. У бандита от ярости затряслись руки. Угрожая ножом, он  несколько раз глухо спросил о том, где деньги.
          - Этим ножом ты можешь себе член отрезать, тебе он больше не пригодится, быдло – истерично смеясь отвечала валютчица.
          Мертвецки побледнев, Попович заскрипел зубами. Он снова заткнул ей кляпом рот, поверх которого тщательно наклеил несколько полос скотча. После этого, отрывисто и часто задышав, он отрезал у Светланы правое ухо.
          «Седая» визжала заклеенным ртом, дугой изгибалась от жуткой боли, слезы градом катились у нее по лицу. Под ее головой собралась большая лужа крови.
          А потом Попович нанес ей два удара ножом в грудь и, оставив нож в конвульсирующем теле, пошатываясь, вышел в коридор. Из кухни выглянул Гузик и обрадованно сообщил, что нашел пакет с деньгами и золотом, а также 8 загранпаспортов, в каждый из которых было вложено по 500 долларов - расходы на оформление выездных виз.
          - Уходим, Гуз - сказал Попович, но тут неожиданно в квартиру кто-то позвонил.
          Гузик посмотрел в «глазок» входной двери и увидел на лестничной площадке мужчину в синем комбинезоне. Несколько минут они выжидали пока неожиданный посетитель не уйдет. В это время Попович, сам не зная, зачем он это делает, тихонько вернулся в комнату и накрыл труп «Седой» одеялом.
          Убедившись, что за дверьми уже никого нет, они вышли из квартиры. У дверей стояла пластмассовая бутыль с водой. С полиэтиленовым пакетом в руках, спокойно и не спеша, они прошли два квартала к автомобилю, где их дожидался Раевский.
          - Бен, она меня сразу узнала, да и твою наводку раскусила, короче говоря грохнул я эту тварь, как и предполагалось.
          Главарь лишь удовлетворенно кивнул. Счастливо улыбаясь, Гузик торжественно передал Раевскому полиэтиленовый пакет с пятнадцатью тысячами долларами и золотом.
          Из этих денег Попович получил 2 тысячи, а Гузик - 700 долларов.  Остальное Борис забрал себе. Старая одежда, в которой они совершили нападение, была сожжена в печке.
       
          III
         
          Раевский был чрезвычайно доволен. Он полностью рассчитался с Духом за оружие и лег на лечение в престижную и дорогую частную онкологическую клинику. Похищенной наличности хватило с лихвой, а драгоценности он припрятал. Попович с семьей уехал на бархатный сезон в Крым, остальные «коллеги» отдыхали в местных питейных заведениях.
          Через два месяца комплексного лечения, врачи отметили позитивную динамику, которую нужно было закрепить новым курсом химеотерапии. Но внезапно у Раевского закончились деньги.

          Как упоминалось ранее, Александр Терещук был принят в банду после предоставления Раевскому детальной информации о предпринимателе Александре Яковенке, у которого Терещук работал охранником.
          15 декабря 2000 года примерно в восемь часов вечера все бандиты, кроме Терещука, поехали на дело. Кроме того, на время этого нападения, для усиления банды, Раевский в качестве водителя нанял знакомого валютчика Петра Михайлова.
          Остановились на городской окраине, на расстоянии пол километра от  дома бизнесмена. Немного подождали, ведь со слов Терещука Яковенко  приезжал с работы в одно и то же время в четверть десятого вечера.
          Раевский оставил Михайлову радиостанцию и приказал ждать, бандиты надели самодельные шапки-маски и перчатки, забрали из автомобиля сумку с оружием и прошли к забору с тыльной стороны хозяйства Яковенка. Здесь они вооружились.
          У бизнесмена недавно умерла овчарка. Нового пса еще не купили и они без лишнего собачьего лая в морозной тиши ожидали хозяина. Когда тишина уже начала беспокоить, раздался шум приближающейся иномарки. Они сгрупировались и приготовились. К дому подъехал черный автомобиль «Ауди-А6». Пикнул сигнал дистанционного управления, и автоматически поднялась массивные гаражные ворота. Следом за автомобилем в гараж ворвались бандиты.
         Неожиданно для всех Бондарь разразился истерическим криком:
         - Суки, на пол, лицом вниз!!!
         Он распахнул переднюю левую дверцу автомобиля и глушителем пистолета нанес сидящему за рулем охраннику, мощный удар по голове. Оглушенный охранник выпал из машины на пол гаража. Вследствие удара  что-то сломалось в механизме рукоятки пистолета Бондаря, оттуда выскочила и упала на пол обойма с патронами. Раевский злобно посмотрел на Бондаря, сплюнул и подобрал обойму.
          Яковенка, сидящего справа, Гузик выволок из автомобиля и бросил на пол, рядом с охранником. Им заломили назад руки и одели наручники. Затем начали обыскивать просторный дом.
          В одной из комнат бандиты нашли, спрятавшихся в стенном шкафу дочь хозяина Ирину и горничную – Анастасию Соколову. Перепуганных женщин, а затем и окровавленного охранника завели в ванную комнату.
         - Охраняй пока этих, придурок, – с презрением сказал Бондарю, часто хлопающему глазами, Раевский.  Он вместе с Гузиком, затолкали Яковенка  в  рабочий кабинет и приготовились его пытать.
         - Все отдам, только дочку не трогайте – взмолился Яковенко, не дожидаясь  угроз и насилия – деньги в сейфе, ключ в земле вазона, на подоконнике.
          Раевский нашел ключ и открыл вмонтированный в стену несгораемый сейф, из которого достал все наличные деньги и золотые изделия. Гузик же снял с руки Яковенка наручные часы с браслетом марки «Ромео». Как потом оказалось они стоили
4000 долларов.
          За тем всех домочадцев, через двор перевели в хозчяйственный домик, заставили спуститься в подвал, где и закрыли.
          Гузик сел за руль «Ауди А6» и начал выезжать из гаража.  В это время, постучав в открытые ворота, во двор, улыбаясь, зашел неизвестный работяга, с кейсом в руках. Бондарь и Раевский подскочили к нему, сбили с ног, отняли кейс и затолкали испуганного и ничего не понимающего мужика в подвал, к другим потерпевшим. Как позже выяснилось, сантехника Алексея Борисенка с целью ремонта кранов вызвала горничная.
          После этого бандиты сели в «Ауди» и, взвизгнув сцеплением,  рванули к месту, где их ждал Михайлов. Оба автомобиля выехали из города и остановились в поле. В последний момент Раевский передумал похищать «Ауди», резонно полагая, что дорогой автомобиль бизнес-класса быстро продать не удастся, а хранить эту серьезную улику небезопасно.
          Бандиты пересели в "Жигули". Напоследок Гузик обыскал "Ауди" и обнаружил в багажнике ящик дорогой водки, который забрал с собой. Раевский же открыл отнятый у неизвестного кейс. Увидев, что кроме сантехнических инструментов там ничего нет, он раздраженно выбросил его через окно.

          Вернувшись в Ровно, на хате у Раевского разделили похищенное имущество, общая сумма которого равнялась пятидесяти тысячам долларам. Бондарь и Михайлов получили по 500 долларов и 400 немецких марок, Терещук и Гузик по 600, а Попович – 1000 доларов. Остальные деньги, часы и практически все золото осталось у Раевского. Кроме этого каждый заработал «бонус» в виде двух бутылок водки.

          Однако спустя несколько дней Раевский приказал Бондарю вернуть 100 долларов за то, что он во время нападения повредил пистолет.
          Через некоторое время "официально" - из-за напрасной порчи имущества, а в действительности - по причине врожденного идиотизма, Бондарь был уволен Раевским из банды, с убедительной просьбой крепко держать язык за зубами.      

          IV

          После двух безнаказанных нападений и завладения целым состоянием, бандиты поймали кураж. Отдавая дань Раевскому, как организатору такого прибыльного предприятия, подельники еще сильнее зауважали его и всячески перед ним пресмыкались.
          Им снова не терпелось пойти на новое дело чтобы опять добыть легкую финансовую подпитку для жизненных утех, а также почувствовать опьяняющее ощущение власти над успешными и богатыми, но сломленными и трепещущими перед ними людьми.

          Все, кроме лечившегося Раевского, по царски отгуляли новогодние праздники и в конце января на хате у предводителя собрались на «производственное совещание».
          Рассмотрев несколько кандидатур, они решили напасть на дом предпринимателя – мебельщика сорокалетнего Олега Лужного из городка Здолбунов.  Решающим обстоятельством, определившим этот выбор стало то, что по "оперативным" даным жена и дочка предпринимателя неожиданно уехали в прикарпатський городок Моршин, на воды.

  Первого февраля 2001 года, около девяти часов вечера, бандиты приехали на место. По дороге Попович раздал оружие. Остановились на расстоянии приблизительно 100 метров от намеченного дома – у железнодорожного переезда. Трое бандитов вышли из автомобиля, а Раевский, который в этот раз был за рулем, остался ждать их в машине.   
          Через беспечно открытые ворота они вошли во двор и увидели свет в одном из окон на втором этаже просторного дома. Надев маски и перчатки, подошли к входной двери, что оказалась закрытой. Попович постучал. Сергей Лужный, ничего не спрашивая открыл, и тут же получил от Терещука сильнейший удар кастетом по голове.
          Неожиданно для преступников Лужный от удара сознания не потерял, а борцовским захватом схватил Терещука за шею и начал душить, но не долго.  Ворвавшийся следом Гузик, приставил к  голове хозяина обрез и приказал:
          - Не трепыхайся, убью!
          Лужный поднял руки и тут же был сбит с ног. На этот раз страшный удар в челюсть, нанесенный разозленным Терещуком достиг цели.
          Попович  быстро осмотрел  дом. Кроме хозяина,  в доме никого не было. Терещук и Гузик затащили окровавленного Лужного в спальню, где вырваным из утюга електрошнуром связали ему руки. Его бросили на пол, стали избивать ногами и требовать выдать деньги и золото.
          Обессиленный Лужный кивком показал на тумбочку около кровати. В нижнем ящике, в полиэтиленовом пакете хранились золотое кольцо с изумрудом и бриллиантом, множество других золотых изделий, а также 100 долларов.
          Упаковав драгоценности, Терещук и Гузик начали обыскивать другие комнаты. Неожиданно они услышали близкий сигнал автомобиля. Попович через окно посмотрел на улицу, и увидел автомобиль «БМВ» припарковавшийся у открытых ворот, из которого вышли три человека.
          - Кто это – спросил он у Лужного.
          - Друзья мои, мы в ресторан сегодня идем - еле ворочая сломанной челюстью ответил тот.
          - У тебя сегодня на ресторан денег нет. Да и жена бы не одобрила. Прийдется побыть дома, Ты вообще как, жить хочешь? Если так, то лежи смирно, а не то и сам умрешь, и друзей твоих закадычных положим.
  В ответ на эти слова Лужный лишь слабо кивал головой.
          - Братва, выходим открыто. Ести что - мы покупатели – сказал Попович остальным.      
            Бандиты в коридоре сняли маски, спрятали оружие и награбленное под одежду, и, непринужденной походкой, вышли в темный двор. Когда проходили мимо автомобиля, один из знакомых Лужного – здоровенный детина - спросил:
          - Хлопцы, а где хозяин?
          - Да дома, ребята, деньги пересчитывает, скоро выйдет – ответил Попович, добродушно улыбаясь.
          Возвратившись к автомобилю, бандиты уехали в Ровно, где  Раевский разделил добычу – половину забрал себе, а остальное разрешил разделить между собой «коллегам» на собственное усмотрение.
            
          V

          Через две недели, Раевский по телефону вызвал  к себе Поповича. Когда тот приехал, главарь сообщил, что они едут в поселок Березно на осмотр хаты одного богатого колбасника. Во время разговора рядом с Раевским  молча сидел незнакомый раньше Поповичу коренастый, лет сорока мужик по имени Олег, по-видимому из блатных.
          Спустя час, они приехали в Березно, свернули с асфальтированной на грунтовую дорогу и прибыли в частный сектор, где остановились. Раевский и Олег вышли из автомобиля, а Попович остался их ждать. Понаблюдав за двухэтажным домом и осмотрев подходы к нему, примерно через полчаса они вернулись и выехали обратно в Ровно. Нападение назначили на 28 февраля.

          В этот день около семи часов вечера Попович на машине забрал Раевского и Олега, а по дороге - Гузика. На месте Раевский выдал Гузику обрез, Олегу -деревянную биту. Сам вооружился пистолетом «ТТ». Попович остался в автомобиле.
          Втроем они вышли из машины и отправились во двор намеченного дома. Перед тем как зайти в открытую калитку одели маски. В одном из окон дома на первом этаже горел свет, сквозь кисейную  занавеску мерцал телевизор и слышались приглушенные голоса. Они подошли ко входной двери и обнаружили, что она не заперта.      
          Сначала Раевский, а затем и остальные тихо зашли в дом. Они осторожно двигались по неосвещенному коридору, когда из зальной комнаты справа, на Раевского с криком: "Грабители! Не уйдете!!!" набросилась хозяйка дома - Нина Витренко. За ней выбежал ее муж Богдан и сцепился с Олегом.
          На помощь Раевскому бросился Гузик, но Витренко ударила его пальцами по глазам и наполовину стащила с лица маску. Вскрикнув, он, закрыв глаза ладонями, отскочил в сторону. В это время Раевский сделал два выстрела. Один - в сторону  зала, откуда выглянул кто-то третий,  а другой - в грудь Нины Витренко. Олег же, затащив Богдана, в комнату расположенную прямо по коридору, душил его деревянной битой.
          Поправив маску, Гузик, держа обрез наперевес, вошел в комнату, из которой ранее выбежали люди. Он увидел на полу раненого в ногу мужчину в возрасте 45-50 лет. Тот качался на полу и громко стонал. В дальнем углу плакали двое страшно напуганных мальчишек, приблизительно 10 и 13 лет. Веревкой он связал им руки и ноги. Раненому же соседу Витренков - Валентину Друзю - связал руки. Как установили позже, в этот вечер Друзь в связи с поломкой своего телевизора неудачно зашел к соседям посмотреть популярную передачу «Поле чудес».
          Выходя из комнаты, Гузик взглянул на лежащую на полу коридора Нину Витренко и понял, что она мертва. К тому  времени, деморализованный выстрелами Богдан прекратил  сопротивляться.
          - Где деньги, урод?!- угрожая битой, вопрошал Олег - ты кое-кому должен, отдай по доброму!
          Богдан и правда был любителем занимать деньги, а потом долго не отдавать долг, но в сумбуре нападения, он не мог сообразить, кто именно из обиженных должников мог нанять «бандюков».
          - Деньги в зале, только не бейте!
          Олег, схватив его сзади за шею,  затащил в зал, где Богдан показал шкаф, в котором за книгами хранились деньги. Вытащив оттуда лишь тысячу гривен, Олег озлился.
          - Ты издеваешься?! - прорычал он и замахнулся битой. 
          - Это не те деньги, баклан – угрожающе сказал находившийся рядом Раевский и несколько раз ударил Витренка по челюсти и животу – перережем, как свиней,  выдавай все.      
           Богдан окончательно сломался и, умоляя не трогать детей и жену (он еще не знал о ее смерти), признался, что деньги спрятаны в погребе. На веранде он показал вход и объяснил, что деньги находятся в банке из-под кофе. Открыв люк, Гузик спустился по лестнице в погреб, где обнаружил 8000 долларов.
           После этого Витренка, детей и Друзя заставили залезть в погреб, вход которого закрыли и прижали швейной машинкой.

          По дороге в Ровно Раевский передал 500 долларов Поповичу, 800 – Гузику, а 1000, очевидно за прекрасную наводку, получил загадочный Олег, которого после этого никто и никогда больше не видел.
               
          VI
            
          После нападения на Лужного бандиты взяли небольшой тайм – аут.
          Раевский снова занялся своим здоровьем, а Попович, оставив жену и двоих детей, отправился с любовницей в Египет где провел отличные две недели в пятизвёздочном «Хилтоне» на берегу Красного моря... Здесь он впервые за сорок три года жизни увидел в прозрачных  глубинах неописуемой красоты коралловые рифы, а также разноцветных, игривых словно котята, рыб. «Не жизнь, а вечный праздник какой-то» - расслаблено думал он попивая горьковатый джин и закусывая по программе «Все включено».

          Гузик и Терещук, как всегда, прожигали свою жизнь по кабаках и саунах, и попутно выполняли поручение Раевского относительно поиска новых богатых кандидатов в потерпевшие.
          Лишь в  середине апреля они снова в полном составе собрались у Раевского и наметили несколько нападений, решив провести их подальше от Ровно – в отдаленных селах.

          25 апреля 2001 года, примерно в восемь часов вечера, они прибыли к дому крупного фермера из села Богдаши Здолбуновского района. Раевский снова остался за рулем. Попович раздал оружие. Остановились в пятистах метрах от нужного дома.
          - Андрей, - сказал он Поповичу - сделаете абордаж - передашь по рации, чтобы я вас забрал.
          Через открытые ворота двора, бандиты зашли во двор. Сквозь освещенное окно кухни увидели, что за столом ужинают пять человек. Надев маски и  выбив ногами дверь, они ворвались в дом.

          Угрожая применить оружие, Попович приказал присутствующим: Василию и Руслане Семенец, их шестнадцатилетней дочери Татьяне, а также пожилым родители Русланы – Богдану и Евгении Панасюкам, лечь на пол. Василий было резко вскочил, очевидно намереваясь оказать сопротивление, однако Терещук ударом кастета в лицо сбил его с ног. Остальные также упали на пол, всем связали руки.
          - Дяденьки, не бейте нас, не убивайте. Я после аппендицита, мне и так плохо - плакала Татьяна, лежа боком на полу.
          - Выдавайте бабки, золото и  никого не тронем. А будете жадничать, сделаем каждому операцию без наркоза – ответил ей Попович. 
          - У нас ничего нет, все отдали за два новых комбайна. Я кучу денег еще должен людям  – заныл прижимистый Василий Семенец.
          - А мы сейчас проверим, куркуль – сказал Попович, ботинком прижав его голову к полу.
          Терещук, наскоро осмотрев дом, обнаружил в коридоре замаскированный вход в подвал. Убедившись, что подвал изолирован, туда заставили спуститься всех присутствующих в доме, за исключением Василия. Попович и Гузик положили его на диван, и, закрыв ему лицо подушкой, нанесли несколько ударов кулаком в живот.
          Василий взвыл от боли, закашлявшись, сказал:
          -  В бардачке  машины в  барсетке шестьсот баксов лежит, там же розовая женская сумочка с выручкой за сегодняшний день - больше двадцати штук гривен. Ключ от машины в правом кармане моей коричневой куртки, в коридоре висит. Не бейте больше…
          Взяв ключи, Попович вышел из дома во двор, открыл стоящий во дворе «Фольксваген», где отыскал деньги. В нише же под рулем автомобиля он увидел коричневое портмоне и положил себе в карман.

          Он вернулся в дом и сказал Василию:
          -  Ну что, куркуль, не все значит на комбайны истратил. Пришить бы тебя за жадность неуемную. Да ладно, живи пока. Узнаем, что кто-то из вас что пикнет – вернемся и на этот раз не простим.
          Семенец пообещал молчать. Тем более, что в тайнике, так и не обнаруженном бандитами, оставалось пятьдесят тысяч гривен «левой» налички. 
          Василию велели спуститься в упомянутый подвал, на крышку которого Терещук подвинул холодильник. Обыскали комнаты, в одной из которых нашли две пары сережек, два кольца, три цепочки и браслет.
          - Михалыч, мы справились - коротко сказал в радиотрубку Попович.
 
          На хате Раевского на этот раз деньги поделили поровну. Однако по требованию главаря золото отдали ему - на ремонт поизносившегося автомобиля.
          На следующий день, по личной просьбе Раевского, Попович на поезде поехал во Львов и продал золотые изделия надежному ювелиру. Из вырученных девятисот долларов Попович двести взял себе, а остальные передал шефу.

          В «закрысяченном» Поповичем портмоне оказались принадлежащие Василию водительское удостоверение, два свидетельства регистрации автомобиля "Фольсваген-Пассат" и микроавтобуса "Форд", разрешение на ношение и хранение огнестрельного оружия – ружья «Винчестер». Разочарованный Попович за ненадобностью сжег эти документы в печке.

          VII

          Следующий разбой оригинальностью не отличался.  Второго мая, в десять часов вечера, бандиты, прибыли в поселок Мизоч Здолбуновского района к дому владельца местного ресторана Николая Бондарчука. Cвернули в темный переулок. Раевский с рацией остался в автомобиле, а трое остальных, вооружившись, натянув маски и перчатки, пошли на, становящееся уже рутинным, дело. Попович постучал в дверь.
          - Кто там – спросила хозяйка  Анастасия Бондарчук.
          - Дома ли Николай?
          - Муж уехал по делам и будет не скоро, а что Вам нужно?
          - Да уголек он собирался купить у меня, не дорого отдаю …
          Хозяйственная Анастасия открыла дверь, после чего получила несколько ударов кулаками по голове и телу, была свалена на землю и связана проводом, вырванным из телефона.
          Присутствовавшая при этом тринадцатилетняя дочь Анастасии – Оксана впала в какое-то оцепенение. Она беззвучно смотрела на происходящее, вся сотрясалась и стучала зубами; трогать ее не стали.   
          Попович стал угрожать хозяйке пистолетом, время от времени переводя его дуло на Оксану.  Анастасия тут же показала, где находятся 3600 долларов, золотые кольца и кулон. Бандиты заперли мать и дочь в подвале летней кухни, и наскоро обыскав дом, вернулись к автомобилю и уехали.
          Это нападение продолжалось всего пятнадцать минут.
          
          VIII

          В конце мая Гузик проведал о том, что в селе Здовбица Здолбуновского района недавно поселился очень богатый человек.
          - Только джип тысяч на сто тянет! А хоромы, а забор! Это просто нечто! - с восторгом  рассказывал он Раевскому и Поповичу о нарисовавшемся «крутелике».
          Кем был этот человек и чем он занимается Гузик выяснить не удосужился, и как впоследствии оказалось - зря. Между тем Виктор Петрович Березовский был владельцем транспортной фирмы «Бешеная черепаха» и имел интересную биографию. Но об этом немного позже.

          По указанию Раевского, Попович  и Гузик предварительно осмотрели одноэтажный, оригинального дизайна коттедж,  выстроенный на окраине Здовбицы, в поле, в некотором отдалении от основной жилой застройки. О результатах осмотра они рассказали Раевскому. Все складывалось так, что лучше не придумаешь. Ворот в заборном проеме еще не установили, до ближайших домов - 500 метров, доже собачьей будки не было. Через два дня предводитель лично изучил местность и дал добро на разбой.

          20 июня, засветло, примерно в 19 часов 30 минут, участники банды прибыли к безлюдному перекрестку автодорог Здолбунов-Острог и Здовбица-Глинск. Остановились за лесополосой. Раевский, что уже становилось традиционным, оставался в автомобиле. Остальные, вооружившись, торопливо выдвинулись к дому, зашли во двор. Терещук постучал в запертую дверь, все натянули маски.
          В тот момент Березовские всей семьей смотрели телевизор. Хозяйка дома - тридцатилетняя Алла Березовская беспечно открыла дверь и бандиты ворвались в дом.
          Алла успела отбежать и из ближайшей комнаты выпустить собаку - американского стаффордширского тера, сразу  набросившегося на Гузика, который из-за приобретенной в детстве кинофобии истошно закричал.
          Попович выстрелом из «Скорпиона» убил тера, вбежал в комнату и увидел, что Алла направила на него карабин «Сайга».  Он подскочил к ней и резко вырвал из ее рук оружие, которое, впрочем, женщина забыла снять с предохранителя. Затем Попович повалил ее на пол, дважды ударил ногой по голове и связал руки и ноги.

          В это время хозяин дома крепко сбитый, пятидесятилетний мужик на кухне сцепился с Терещуком  и схватил его за причинное место, от чего тот истошно закричал.  Попович дважды выстрелил хозяину в ногу и тот, присев на пол, отпустил Терещука. Очнувшись от боли, бандит яростно обрушил на голову Березовского град ударов кастетом, от чего мужчина потерял сознание.    
          Затем Попович вернулся к Алле.
          - Деньги и ценности! Поубиваем всех!!!
          - Денег нет - муж вчера новый бус купил, а золото пока дом не охраняется храним в банковской ячейке.
          - Лучше признавайся, если найдем хуже будет!
          - Ищите. У нас ничего нет.
          Обыскивая дом, Терещук обнаружил в ванной спрятавшуюся дочь Березовских - одинадцатилетнюю Леночку и привел ее к Поповичу.
          - Оставьте дочку со мной. У нас действительно в доме ничего нет! - просила Алла, размазывая по заплаканному лицу слезы и тушь.
          Но они повели перепуганную Леночку на кухню, где на полу весь в крови сидел очнувшийся Виктор. Гузик спросил его:
          - Дядя, деньги и золото давай, или дочку не жалко?
          - Вы кто такие, орлы и знаете ли на кого наскочили? – вместо ответа спросил их Березовский таким тоном, что бандиты немного опешили. Такой «базар» они дотоле слышали лишь от Раевского. Гузик озадаченно замолчал.
          - Нам все равно, кто ты и твоя крыша, мы сами по себе и пришли за деньгами – вмешался Попович -  а будешь понты колотить – убьем, и никакая крыша не поможет.
          -  Ты в этом уверен, урка? Нормальные люди восемь лет назад быковать бросили и делом занялись, а вы что творите. Ребенка вот испугали – он кивнул на плачущую Леночку - как бы ответить не пришлось.
          Попович и сам присмирел, задумался и больше не требовал денег. Тут на кухню вошел Терещук.
          - Пусто, братва! Полный голяк. Хоть часиками и мобилой разживемся.
          Он бесцеремонно снял с левой руки Березовского часы "Thommen", забрал его мобильный телефон, и 60 гривен из кармана джинсов. После чего связал ему руки скотчем.
          Березовский лишь улыбался какой-то странной улыбкой. Он спросил у Терещука:
          - В маске не жарко.
          - Не пи…ди, - нецензурно ответил ему Терещук, который и не слышал  предыдущего разговора.      
          - Ну-ну… - осклабился Березовский.
          Расстроенные бандиты потянулись к выходу. Выходя последним, Попович входные двери закрыл на ключ, который выбросил под автомобиль «Мерседес Бенц», стоявший рядом с домом. «Где я его видел?», - думая о Березовском спрашивал он сам себя.
       
         IX

         Раевский был взбешен. Сгоряча он хотел было уволить из банды Гузика, давшего такую никудышную наводку, но в последнюю секунду передумал, и решил дать тому шанс реабилитироваться.
         О том, что в этот раз они напоролись на какого-то загадочного блатного, Гузик и Попович от греха подальше решили главарю не рассказывать.

         Еще в апреле Раевский решил напасть на дом предпринимателя  Адама Барчука, проживающего в историческом городе Дубно. Барчук уже десять лет успешно перепродавал подержанные немецкие автомобили и слыл миллионером.
         В мае провели два предварительных осмотра и и даже выехали на дело. Но по дороге Поповича охватило дурное предчувствие.
         - Шеф, давай перенесем, плохо мне, беду чую!
         Как ни странно Раевский согласился с ним и отменил разбой.
         И вот спустя два месяца они снова решили напасть на этот дом. Шестого июля около девяти часов вечера бандиты прибыли в Дубно. В этот раз Терещук вместо кастета вооружился «Скорпионом», Попович взял пистолет «ТТ», а у Гузик - обрез.

         Остановились у заброшенной автобусной остановки.  Налетчики пошли к особняку Барчука, а Раевский остался в машине.  Попович постучал в дверь неосвещенного дома. На стук никто не ответил.
         Они спрятались за углом и стали выжидать. Бесновато залаяли соседские собаки и к Поповичу вернулось забытое тяжелое предчувствие, но обратно дороги уже не было. Через двадцать минут темноту прорезал свет фар автомобиля. Из остановившихся  «Жигулей» вышел пожилой мужчина лет шестидесяти. Это приехал Эдуард Сливинский отец Марии Барчук – хозяйки дома. Он довольно долго стучал в дверь и громко кричал: «Маша, открой!», но никто не открывал.

         Мужчина вернулся к автомобилю и долго рылся в бардачке. Вернувшись к крыльцу, он открыл входную дверь и зашел внутрь.  Следом за ним в дом вломились бандиты. 

         - На пол, быстро - приказал Попович Сливинскому и направив на него пистолет.
         Старик делая вид, что ложится внезапно набросился на Поповича. Но тот успел отскочить назад и дважды выстрелил Сливинскому по ногах. Старик свалился, как подкошенный. Попович заломил ему за спину руки и надел наручники.
         - Старый, ты кто такой будешь, и что здесь забыл?
         - Я отец хозяйки, не убивайте меня – ответил Эдуард, корчась од боли.
         - Где хозяева?
         - С минуты на минуту будут, но умоляю -  не трогайте их. У них ребенок.  Все отдадим! – заплакал дед.
         После этих слов Терещук заклеил ему скотчем рот, а Гузик  закрыл входную дверь на ключ.
         -  Сегодня хочу «Скорпионом» побаловаться, а ты держи мой обрез – неожиданно предложил Гузик Терещуку и они поменялись оружием.
         - Нашли время меняться, шпана – прошипел Попович.

         Еще через пятнадцать минут к дому приехала черная иномарка. Хозяин дома - Адам Барчук с ребенком на руках, его жена  Мария и какой-то парень (брат Марии - Валентин) пошли в дом. Застывшие в коридоре бандиты приготовились к нападению.
         Первой в дом зашла Мария. Попович схватил ее левой рукой за шею, и, угрожая пистолетом, приказал лечь. Она попыталась вырваться, но он глушил ее ударом кулака по челюсти,  молниеносно положил на пол лицом вниз и несколько раз ударил ногой в живот.
         В это же время раздался дикий крик Адама Барчука:
         - Ложись!!!
         А за спиной Поповича приглушенно хлопнули пять выстрелов из "Скорпиона".
         Неизвестно что произошло в голове у Барчука, но когда Попович напал на Марию, Адам завопил и отбросил грудного восьмимесячного сынишку Дениса от себя прямо в руки Гузика.  От неожиданности тот  начал ловить младенца, сделал шаг вперед, и упал на колени. Левой рукой Гузик поймал ребенка, но, падая, нажал на спусковой крючок и произвел в Барчука пять выстрелов. Адам свалился как куль и затих.
        - Отдайте дите!!! - страшно закричала Мария – деньги у него в барсетке – и она кивком указала на Барчука.
         Терещук затащил раненого Адама в дом и отцепил у того с пояса сумочку с деньгами.
         Между тем возня с Марией, Адамом и ребенком  позволила Валентину сбежать. Терещук выскочил следом за ним на улицу, но  тот был уже  в двухстах метров  от него. Терещук не стал его догонять, вернулся в дом и крикнул:
        - Братва, сваливаем, пацан убежал! Сейчас менты налетят!
         Попович подошел к окровавленному Барчуку, который сидел на полу, и снял с его шеи массивную цепочку. Повернувшись к Марии он сказал:
        - Извини, так надо, ты же сразу к телефону побежишь! – и выстрелил ей в правую ногу. Он целился в мягкие части, однако, волнуясь, попал в коленную чашечку. Мария потеряла сознание.
         Они торопливо вышли из дома. Гузик шел первым,  за ним – Терещук и Попович. Внезапно раздался выстрел, а вслед за ним жалобный стон. Оказалось, что Гузик в спешке споткнулся, нажал на спусковой крючок «Скорпиона» и прострел себе голень правой ноги. 
         Терещук, матерясь, подобрал оружие и барсетку с деньгами. Вместе с Поповичем они подхватили Гузика на плечи и потащили к автомобилю.
         По рации Попович попросил Раевского подобрать их. Через три минуты они сели в подъехавшие "Жигули". Гузик кривясь от боли забормотал:
         - Борис Михайлович, шеф, извините… я случайно, я… споткнулся….
         Раевский, предчувствуя беду, мрачно молчал.

         Вернувшись в Ровно,  занесли обессиленого  Гузика в дом Раевского и положили на диван. Раевский перевязал раненую ногу подельника вафельным полотенцем и принялся кому-то звонить по телефону, а Попович и Терещук отправились в ночную аптеку за медикаментами.

         Когда они вернулись,  Гузик лежал на диване, бледнее мела. В комнате находилась неизвестная им пожилая худощавая женщина, по всей видимости медицинский работник. Она измеряла раненому пульс. Рядом стоял Раевский.
         - Ну как, Наташа, жить будет?
         - Будет, Боренька. В больницу его надо, от греха подальше.
         - Поможешь, по старой памяти?
         - Помогу, только о таком ранении врач обязан сообщать куда следует …
         - Сколько нужно я заплачу. Но что бы по тихому, без ментов. 
         - Эх Боря, Боря...Не тем ты занимаешься. И выглядишь  неважно, и похудел очень. Ты не болен?
         - Женился бы на тебе тогда, все было бы по другому – с угрюмым  упреком отозвался Раевский.
         Наталья, ничего не ответив, вздохнула,  ввела Гузику обезбаливающее, антибиотики и обработала рану.
         Когда она ушла. Терещук спросил у Раевского:
         - Это кто, шеф?
         - Старая знакомая. Из позапрошлой жизни.
         Попович вытащил золотую цепь и деньги, добытые в доме Барчука, и отдал их Раевскому. В наличии оказалось 3300 долларов.  Раевский выдал каждому по 500 долларов,  объяснив, что остальные деньги пойдут на лечение Гузика.
         На следующий день Раевский завез его в Ровенский военный госпиталь Ровно. С помощью Натальи устроил его на лечение к хирургу Ярославу Белецкому, которому за это дал взятку.
         Накануне у врача случилась бессонная ночь. По иронии судьбы из Дубно в больницу привезли Адама Барчука с огнестрельными ранениями шеи, живота, мошонки и руки. Белецкий его прооперировал, изъял пять пуль,  но спасти не смог – у Барчука от стресса открылась язва, и к утру он умер от острой кровопотери.
 
         Вечером этого дня вместе с Поповичем Раевский отвез оружие в тайник. По пути Раевский отдал Поповичу золотую цепь и приказал продать ее, но подальше от Ровно. Кроме этого попросил тщательно вымыть от крови салон автомобиля.
         Через два дня Попович продал цепь за 600 долларов неизвестным валютчикам на луцком рынке, а деньги передал Раевскому.

         Часть третья.

         І

         Убийство «Седой» открыло для работников Ровенского уголовного розыска черную полосу в их профессиональной жизни.
         Череда нераскрытых разбойных нападений, во время которых были убиты Витренко и Барчук повлекли негативные кадровые решения. Были понижены в должностях начальники подразделений уголовного розыска города и области. Простые оперативники получали выговора и лишались премий.
         Благодаря продуманной преступной тактике, банда Раевского не оставляла ни отпечатков пальцев, ни, как говорится, биологических следов. Вещественных доказательств, кроме пуль и гильз, не было. Проверка по пуле - и гильзотеках результатов не дала. Милицейская агентура молчала.

         Между тем Виктор Березовский, десятью годами ранее вращавшийся в уголовной среде как крышеватель проституции и рэкетир, взбешенный наглостью бандитов, напавших на его дом,  организовал свое параллельное следствие.
         По своим каналам Виктор получил информацию, что более года назад блатной из Луцка по прозвищу Дух, продал партию оружия некоему Бэну из Ровно. Покупателем оказался никто другой как Борис Раевский.

         Березовский конечно же был наслышан о старом валютчике. Но он не мог поверить, что Раевский способен организовать вооруженную банду. Однако на всякий  случай организовал за ним наблюдение.

         Через две недели Березовскому доложили, о том, что Раевский связан с известными нам персонажами и часто с ними встречается. Это было уже «теплее» потому, что Гузик и Терещук были известными в городе отморозками. Последний год непонятно за какие средства они шиковали с девочками в дорогих ресторанах и парилках. Попович судя по всему также от материальных проблем также не страдал.

         От начальника областного управления уголовного розыска Березовский узнал, что во время последнего нападения на семью Барчуков один из бандитов был ранен - следы его крови обнаружили на месте происшествия. Назначенная  экспертиза вскоре должна была определить группу крови.
          Березовский дал указание еще раз проверить наших «героев». Через некоторое время ему донесли, что Гузик две недели тому назад совсем исчез из поля зрения, а Раевский и Попович, предварительно побывав в аптеках, раз в два-три дня заезжают к Гузику на квартиру.

           Он все понял. Лет семь-восемь назад он сам  бы устроил серьезную разборку с последующим наказанием беспредельщиков. Но теперь Березовский стал известным предпринимателем и даже немножко меценатом. Он выступал по местному телевидению и давал интервью в газетах. 

          В общем он решил  никого не убивать, а полученную информацию передать в управление уголовного розыска.

          - Имейте ввиду, Василий Дмитрович, я лично буду контролировать ход следствия - строго и немного вальяжно пообещал он ошалевшему от свалившейся удачи начальнику управления.

          25 июля в шесть часов утра почти всех бандитов задержали в местах их проживания. Раевского задержали двумя часами позже в палате онкологической клиники, где его готовили к операции в связи с начавшимся процессом метастазирования легких. Их рассовали по разных камерах и принялись «добывать» информацию при чем методы увещевания и убеждения к бандитам не применялись.

          Первым сломался Гузик. Поначалу он выдерживал беспрерывные допросы и бессонницу, несмотря на мучившую его, еще не зажившую рану. Но через два дня, ознакомившись с заключением экспертизы об идентичности его крови с кровью, обнаруженный во дворе Барчука, написал явку с повинной в которой полностью отчитался о проделанной "работе". Через пять дней, не выдержав давления во всем признались Терещук и Попович.
          Бондарь и Михайлов, принявшие участие лишь в одном разбойном нападении на Яковенка, рассчитывая на уменьшение срока, не изворачиваясь дали признательные показания. Они опознали других участников банды и все подтвердили на очных ставках.
         Все уголовные дела, которые расследовались в разных территориальных районных и городских отделениях милиции и прокуратурах объединили в одно производство и передали в областную прокуратуру. Объединенным делом  лично занялся признанный "гуру" следствия - начальник следственного отдела Юрий Борисович Демчан, возглавивший большую следственно - оперативную группу.

         Во время обыска в доме Раевского изъяли 27 ключей. Среди них Попович опознал ключ, которым открывался металлический ящик с оружием, хранившийся в деревне на чердаке хлева старушки "божий одуванчик".
         Ящик извлекли из тайника и в присутствии понятых открыли упомянутым ключом. В нем оказалось оружие, которое по каждому из эпизодов было опознано как преступниками, так и потерпевшими. На самом ящике обнаружились отпечатки пальцев Раевского и Поповича.  Потерпевшие, по телосложению и голосу, опознали Поповича, Гузика, Терещука и Бондаря. Были назначены баллистические экспертизы, обнаруженных пуль и гильз, а также изьятого оружия.
           В доме Раевского нашли и опознали некоторые золотые вещи потерпевших. В салоне его автомобиля обнаружили устройство для отпугивания собак, деревянную биту и тканевые перчатки. Многочисленные отпечатки пальцев в салоне принадлежали почти всем бандитам. Здесь же под ковриком нашлись также следы крови Гузика.
          Появилась масса показаний косвенно доказывающих вину преступников – их видели во дворе, после убийства «Седой», после нападения на Лужного, в больнице и так далее. С бандитами и потерпевшими были проведены десятки следственных экспериментов.
          Мать убитой «Седой» Людмила Алексеевна  показала, кроме прочего, что ее дочь длительное время была знакома с Раевским, часто общалась с ним.
          В общем и целом  доказательная база росла и крепилась, как снежный ком.

          Всплыло несколько служебных преступлений.
          Так потерпевший Лужный, сразу после нападения, по телефону сообщил о случившемся в Здолбуновский райотдел милиции. Однако по приезду следственно-оперативной группы ответственный дежурный - заместитель начальника райотдел – дабы не портить статистику тяжким преступлением, убедил Лужного не писать заявления о совершенном разбое и не зарегистрировал этого преступления.
         Досталось и докторам, которые лечили Гузика и не сообщили о его ранении. Материалы по факту укрытия ими преступления были выделены в отдельное производство и направлены военному прокурору.

         Осознав, спустя некоторое время, что им светит вышка, обвиняемые через родственником наняли для неплохих адвокатов и принялись изворачиваться и отказываться от своих признательных показаний по некоторым эпизодам.
         Так, Попович и Гузик, впоследствии «открестились» от убийства «Седой». Гузик стал утверждать, что убийство Адама Барчука было неумышленным. Михайлов не признал себя виновным в нападении на Яковенка. Терещук по всех эпизодах признал свою вину частично и от дачи дальнейших показаний отказался.

         Но это уже ничего не меняло. Оперативников за резонансное раскрытие наградили. Следствие было закончено в три с половиной месяца, а дело отправлено судьям.

         По вступившему в силу приговору Ровенского городского суда от 15 января 2002 года Андрей Попович был приговорен к пожизненному заключению, Руслан Гузик – к 15 годам лишения свободы, Александр Терещенко, Василий Бондарь и Петр Михайлов  соответственно к 14, 7 и 3 годам заключения. У всех, кроме Михайлова, конфисковали имущество.
         Проклиная Раевского, друг друга, судей и весь мир, осужденные разъехались по разным зонам.

         А что же сам Раевский? - спросит читатель.
         А его никто и не судил.   
       
         Глава последняя.
         
         Как упоминалось выше Раевский был задержан в онкологической клинике. Дела у него в последнее время шли неважно. Опухоль увеличилась. Метастазы проросли в нервную ткань легких. Он начал кашлять кровью, резко похудел и слабел с каждым днем. Через два дня ему должны были делать операцию.
         Оказавшись в камере, он понял, что приходит конец.
         Больше он не просил о медицинской помощи, чувствовал, что она ему уже не поможет. Кроме того, он знал, что взамен оперативники потребуют признательных показаний. 

         Ни по одному эпизоду преступлений он не признал себя виновным, в клочья изорвал обвинение и наотрез отказался от дачи каких-либо показаний.
         На оперативников, безуспешно пытавшихся его «расколоть» и на следователей прокуратуры, фиксировавших его отказы в протоколах, он смотрел с величайшим презрением. Подсаженного к нему в камеру «наседку», пытавшегося склонить его к сотрудничеству с органами, он из последних сил жестоко избил.
         Прошел месяц и у него начались жуткие боли. В отместку за его гордыню, ему поначалу не кололи обезболивающие лекарства. Несколько раз он терял сознание и едва не умер. Наконец на него махнули рукой – мол, все равно отдаст концы, и   перевели в тюремную больницу.

         Когда он уже не мог вставать с койки ему разрешили два свидания. На первое к нему в СИЗО пришли дочка Татьяна с мужем Пашей.
         - Пусть он выйдет – сказал Раевский Тане, слабо кивнув на зятя, которого совершенно не переносил. Отвечавший тестю взаимностью Паша молча вышел.
         -  Как у тебя дела, дочка, как Борька с Мишкой, спросил он, имея в виду внуков.
         Пораженная видом отца, напоминавшего скелет, обтянутый густо покрытой старческими веснушками кожей, Таня заплакала.
         - Хорошо, папа, все здоровы, работаем. Борька совсем большой стал, учится хорошо, Мишка в садике, последний год. Скучают за тобой.
         - «Гордятся», наверное, дедом.
         - Что - ты, папа, я им сказала, что ты уехал в Россию, надолго.
         - Слушай, дочка. В пятой нотариальной в июне я оформил завещание на твое имя, на дом и машину. Их не успеют конфисковать. 
         - Спасибо, папа – тихо ответила Таня.
         - Больше у меня ничего нет, дочка. Я хотел большего, но у меня не получилось. Не в той стране довелось родиться. Если сможешь – уезжай отсюда и увози детей.
        Они поговорили еще немного, и Таня навсегда ушла из его жизни.

        А в конце месяца к нему пришла Наталья. Говорить Борис уже не мог. 
        Через маленькое зарешеченное окошко в камеру проникал монотонный шум дождя. Она сидела рядом, а он держал ее за руку. Накануне ему вкололи морфий и перед его глазами, как зарницы, вспыхивали и гасли счастливые видения из юности, в которой Наташа была почти святой, любовь казалась вечной и чистой, а будущее – светлым и радостным.

        Седьмого ноября 2001 года Борис Михайлович Раевский скончался.            





.