© Антон Санченко
© перевод Виктора Лукинова
По рыбам, по звёздам
Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
Везут контрабанду.
На правом борту,
Что над пропастью вырос:
Янаки, Ставраки,
Папа Сатырос.
А ветер как гикнет,
Как мимо просвищет,
Как двинет барашком
Под звонкое днище,
Чтоб гвозди звенели,
Чтоб мачта гудела:
«Доброе дело! Хорошее дело!»
Чтоб звёзды обрызгали
Груду наживы:
Коньяк, чулки
И презервативы…
Эдуард Багрицкий 1927г.
От рейса на Пирей у нас ещё оставался мешок макарон. Рейс был такой дикий, что моряков из экипажей двух систер-шипов, отстаивавшихся теперь в Херсоне у причала рыбкомбината, осталось едва на один. Нас чуть не арестовали в том Пирее, на обратном пути за Босфором нас прихватил батумский ветерок штормовой силы, разогнавший четырёхметровую волну через всё море, мы с трудом подавили бунт армянских «туристов» на борту, все как один оравших: «К берегу давай!» и хватавшихся за столовые ножи, так как все другие они удачно распродали на пирейском базаре. Да ещё и денег нам за этот дикий рейс нам никто не заплатил. Если б не контрабандная водка, вообще был бы голяк. Потому и не удивительно, что сразу по приходу в Херсон, от нас сбежали не только чудом спасенные армяне, но и оба капитана, а также прочие слабаки, считавшие, что жизнь моряка наполнена исключительно курортным воздухом, звоном греческих драхм и уверенностью в завтрашнем дне. И что никогда не бывает в ней чёрных полос, которые на профессиональном сленге зовутся «прогаром».
Далёкая киевская управа, похоже, тоже, ещё не очухалась от такого эпического пшика и совсем забыла о своих двух пароходах, не прислав нам, за целый месяц, ни одного ценного указания, не говоря уже про зарплату и котловые деньги. А пароходы – это такая вредная скотина, за которой нужно ежедневно ухаживать, их нельзя просто закрыть на замок и повесить на дверях табличку: «Райком закрыт, все ушли на пляж». Они от этого выходят из строя, выводятся из эксплуатации, тонут у причала, и требуют потом ремонта. А мы были только что из того самого капитального ремонта, даже муха не садилась, потому и надежда на взаимовыгодную эксплуатацию у нас таки ещё теплилась. Ведь как там кто-то говорил: будет пароход – будет и песня. Поэтому и не разбегались, стояли вахту, ковырялись потихоньку по своим заведываниям. Механики что-то там подваривали и перебирали (их очень удачно осталось двое: стармех Володька с одного парохода и второй механик Игорь с другого. Боцман Олег и матрос Юрчик подкрашивали белые борта со шлюпки (краска была с одного парохода, а валики и кисти с другого), последний оставшийся штурман – мешковатый старпом Серёга – занимался корректурой путевых карт. Хоть обе поварихи тоже сбежали, но в том большой беды не было. В провизионке, как уже упоминалось, остались одни макароны – их уж точно не испортишь, потому и готовили по очереди. В тот день была моя. Что ни говори, но пока работает камбуз – пароход живой. Пусть даже один камбуз на два парохода. И вместо повара макароны пригоршнями отмеривает начальник радиостанции.
Итак, начало этой истории мне очень легко восстановить буквально до дня календаря. День медика. Третья неделя июня. Мы традиционно позавтракали макаронами в кают-компании «Фобоса», традиционно попили чифиру без сахара, и начали традиционные моряцкие разговоры за жизнь, так как большая работа всегда начинается с большого перекура. Мол, как всё-таки несправедливо устроена жизнь. Имеем два парохода. Ещё те суперлайнеры. Каюты на 20 пассажиров, трюма на 50 тонн. Больше того, даже «левого» топлива полные танки закачать успели. Хоть сейчас бери и иди в рейс…
– Только, я вас прошу, не в Пирей, – вставил боцман Олег. Все заржали.
…иди в рейс, греби деньги лопатой. А мы, вместо этого, чаи гоняем без сахара. Потому что какой-то нехороший человек спёр последние полмешка с камбуза «Фобоса» сразу после рейса.
При этих словах, боцман почему-то икнул и принялся листать отрывной календарь, висевший на переборке. Он же когда-то и повесил его в кают-компании. Дело в том, что боцману, чтоб не стать алкоголиком, очень важно было знать, за что сегодня пьют. День танкиста там, или день бульдозериста. Ведь без пристойного повода синячат забалковский самогон лишь конченые пьяницы.
… а между прочим, пароход – это и есть настоящая стахановская лопата для зарабатывания денег. Причём любой. Работа найдётся для какого хочешь, даже для подводной лодки. Не говоря уже про два таких супер-пупер лайнера с пассажирскими каютами и трюмами. Трюмами, боцман! Каютами, чиф! Когда мы на набережной под отелем «Фрегат» стояли всю зиму, сколько раз к нам грузинские базарники шастали, искали, чем бы груз в свою Джорджию отправить. Голодно там у них сейчас и не сладко, гражданская война и нервная обстановка. А когда нервничаешь, кушать ещё как хочется. Так капитан наш упёрся, и ни в какую. Лёд, мол, в лимане. Хоть лёд тот ледоколы еженедельно били, чистили канал. Вот что значит – с пассажирского флота был мужчина. Только на пассажирах зарабатывать и умел. Парочки какие-то переночевать просились – в гостиницу их без штампа в паспорте не пускали. И наш бывалый пассажирский капитан сразу сообразил. Разве любовь требует штампа? Ей достаточно ключа от пустой пассажирской каюты. Лупил с них как за номер люкс, пройдоха! А нам потом простыни стирай в машинке.
– Японский бог! Так завтра же – День медика! – прервал этот ленивый трёп боцман Олег, добравшийся, наконец, до нужной странички календаря. – Я сейчас!
И так, ничего никому не объяснив, рванул с борта на причал. А мы продолжили флотскую травлю, мол, к знакомому начмеду в ближайшее мореходное училище полетел наш «дракон», что б тот проставился медицинским спиртом. Но видно пошло что-то не так, боцман пропал надолго, и мы тоже расползлись по работам. Лично я – главную антенну из медного тросика ремонтировать. Натянуть её, побыстрее, между мачтами, пока никто не спёр. Килограмм двадцать чистой меди, шутите? Да всем было что делать, я же вам уже говорил.
Чем выше на мачту залезешь – тем дальше видно. Горизонт расширяется. Потому и не удивительно, что когда на проходной рыбкомбината залаяли собаки, я первый, как китобой-наблюдатель из «вороньего гнезда», увидел двух пешешествующих грузинов. Мелковатый кругленький батоно, в летней ментовской форме и широкополой фуражке с белым верхом, и крепкий двухметровый бичо в штатском, которого мелкий использовал для ношения барсетки. Такая у них была тогда мода на адьютантов-барсетконосцев. Я на всякий случай вызвал на палубу старпома.
Грузины, сначала, направились к рыбацким судам, стоявшим у причала впереди нас, о чём-то долго расспрашивали вахтенных матросов, затем целенаправленно двинули к нашему трапу, где уже находился наш последний старпом Серёга Витальевич.
- Где капитан? – начал деловой грузин сразу с конкретного.
- Ну, я за него, - недоверчиво разглядывал пришельцев старпом. Опять боцман в ментовку загремел, с него станется. Но почему тогда мент грузин, да ещё полковник и ещё в белой фуражке? Это уже каким-то Остапом Бендером в фуражке милиционера с гербом Киева попахивало. Или песней про Мимино.
Грузин также недоверчиво окинул старпомовские тропические льняные шорты, агитационную американскую футболку «Джойн зэ нэви», и шлёпанцы на босу ногу. В пользу Серёги говорило то, что он расслаблено бездельничал, пока все остальные жужжали как пчёлки. Наверное этого оказалось достаточно, чтобы убедиться, что он тут таки старший.
- Капитан, Поти ехать надо. Сахар две фуры везти. Документ в порядке. Когда сможешь ехать? Сколько денег? – полковник сразу брал быка за рога.
Старпом с облегчением вздохнул. Боцмана на воле, всё остальное – рабочие вопросы. И пригласил гостей в каюту. Ведь говорить о пятидесяти тоннах сахара на Поти не за чашкой представительского растворимого кофе в каюте, а просто на причале, на флоте считается плохим тоном. Как и заморский растворимый кофе, тогда ещё считался шиком, блеском и флотским форсом. Когда оно всё изменилось, почему сейчас всё наоборот, и снова все любят молотый кофе, кто его уже разберёт. Впрочем, и тот, на данный момент крутой кофе был однако без сахара. Но, похоже, Провидение услышало наши жалобы на злую долю, во время диетического завтрака, и собиралось одним махом решить наши проблемы не только с заработной платой, но и с сахаром к чаю. Две фуры сахара на Поти. Шутите? Сколько же это будет в купонах? До Поти миль шестьсот... Или семьсот? Нужно в таблицы портов заглянуть. А позови-ка ко мне стармеха в каюту, моряк. Тут без высшей математики не обойтись.
С кофе ещё так сяк. Ну, было так, стало наоборот. А вот с купонами как раз сейчас наибольшая сложность. Сколько не напиши, даже Борис Бурда не вспомнит, много это тогда было или мало. Даже курс доллара из архивных записей Нацбанка ничем не поможет. Потому что, во-первых, доллар в том году ещё по рукам свободно не ходил, да и купоны только-только напечатали в Канаде и ввели в обращение в Нэньке Украине. А во-вторых, 20 долларов в начале 90-х, и 20 долларов сейчас – то совсем разные деньги, хоть в поллитрах, хоть в бигмаках, хоть в тоннах дизтоплива их меряй. Судя по всему, сумма денег, предложенная грузинами, оказалась настолько достаточной, что старпом Серёга так и не признался, что капитана у нас нет. Думал, главное ударить по рукам, там как-нибудь устаканится. Капитанов дальнего плавания в Херсоне мало, что ли? Город двух мореходных училищ. Найдём варяга с нужным дипломом. Когда там ещё в тот рейс?
Грузины же неожиданно сразу заплатили задаток за топливо и продукты, барсетка прилично похудела. И сразу проявили себя крайне непоседливыми фрахтователями. А чего кота за хвост тянуть? Готовьтесь сахар грузить, сейчас фуры подгоним. Ну, по рукам. Таможню и пограничников заказывают они сами. На завтрашнее утро.
Итак, мечтайте осторожно, пацаны. Всего лишь час назад мы ещё сидели воробьям дули показывали, на жизнь жаловались, а тут – раз, и все мечты сбываются. И это оказалось таким напрягом – не знаешь куда сперва бежать, и что сначала намыливать. Где этот боцмана пропал? Кого взять в рейс поваром, сколько харчей покупать? И главное, где, чёрт побери, мы до утра найдём капитана?
***
Но это, оказывается, сбылись ещё не все наши мечты, несмотря на то, что они были взаимоисключающими. Всё или ничего, сказало Провидение. И выкручивайтесь, как знаете. Потому как, где-то через час, на борт вернулся-припёрся боцман. И не один, а с группой студентов-медиков. Вернее студенток. Медсестра в медсестру, одна другой кровомолочнее, только облизывайся. Он повстречался с ними прямо у медучилища, и сходу сагитировал их на речную прогулку на супер-лайнере, с посещением херсонских плавней. У вас мол, профессиональный праздник, нехорошо без круиза, и уже собрал со студенток и их хахалей-медбратьев предоплату.
- Ну чего вы, пацаны? Сами же просили. Сахар? Груз? Поти? Ну, так у нас же два парохода! - в логике нашему боцману не откажешь.
Стармех Володька был ужасно бывалый моряк. Ему было сорок лет, как Джеймсу Куку в Австралии. Человек, куда ни кинь, опытный, с модным на флоте брюшком. Боцмана он, неожиданно поддержал. Денег, мол, у дракона всё равно не отымешь, я его знаю. А мы вдвоём запустимся и на «Деймосе» медсестёр покатаем. Заодно и продуктами на оба судна затаримся в магазине портовом. Нам шампани и ананасов, вам каши геркулес. Да нужны девкам те плавни, они же не орнитологи. Через час напьются, запоют Алёну Апину про электричку и по каютам парочками разбредутся, заснут. И вот тогда мы тихонечко, на малых оборотах, снимемся и вернёмся к причалу. Я перескочу на «Фобос» и в рейс пойду, а Олег пусть остаётся сторожить, а утром с ними уже как-нибудь разбирается. Как вам план?
Я только теперь понимаю, что не последнюю роль в коварном Володькином плане играло то, что лично ему не придётся мешки с сахаром по сходне в трюм на горбу таскать. Сами управимся. Нам – сахар. Ему – сёстры Гиппократа и амаретто. Кто на что учился. К тому же опытным глазом он сразу подсчитал, что медсестёр больше, чем медбратьев. Когда ещё такое лакомство обломится.
А тут и камазы на проходную приехали, сигналят, не до шумливых пассажиров стало. Старпом прищурился, однако коварный Володькин план одобрил. Куда деваться? Что характерно, в способности парохода маневрировать и находить фарватер между камышами без единого штурмана, с одним боцманом на руле, он ни на минуту не засомневался. Наверное, знал что-то о штурманах и боцманах. В том, что мы вчетвером: радист, механик и два матроса (матрос Кирюха только что с киевского поезда подъехал, с корабля на бал, вернее, наоборот) – за здорово живёшь, перекидаем 50 тонн сахара в трюм он тоже не сомневался. Пятьдесят тонн – это тысяча мешков всего. По 250 на брата. А парни мы у него вон какие! Орлы, испытанные Пиреем. Не нойте. Ему ещё капитана и кока на рейс искать, и потом ещё в портовый надзор отход брать, а он не ноет. Может с кем-нибудь желающим поменяться, кстати. С него груз, а с нас капитан. Мы переглянулись и не польстились на это благородное предложение. Нет уж, Серёга. Кто на что учился. Встретим портового надзирателя, трогать не будем, он твой. Хотя, таскать на спинах 50-ти килограммовые мешки ни одного из нас, если честно, в училище тоже не учили. Рассказывали что-то на парах наивные преподаватели про автоматизацию, грузовые краны, паллеты, контейнеры и бобби-кары. А в реальном производстве вон она какая логистика, как во времена Магеллана и адмирала Чичагова – на горбу в трюм.
***
Я знаю одно. Когда был рыбаком, ножом нашкерил на траулере в Атлантике рыбы ещё и на своих детей. А потом, в сказочные 90-е загрузил, перевёз и выгрузил на причалы в Грузии столько сахара, что его хватило б и моим внукам, даже если бы они надумали открыть небольшой кондитерский цех. Нет, «Рошен», наверное, не потяну. Это ж ещё и Липецкая фабрика.
Ничто так не повышает самооценку мужчины, как способность, подпоясавшись широким, как у штангистов, кожаным поясом, крякнуть, упереться, рвануть, и за ночь перекинуть с причала на борт сотню тонн ХАРЧЕЙ. Забить ЕДОЮ трюм под жвак, под самую его крышку. Тугими и липкими джутовыми мешками, от которых даже пот сладкий. Выдохнуть, распить бутылку водки в кают-компании, и уже расслабленно пересчитать полученные от стивидора хрусткие купюры и небрежно засунуть их в нагрудный карман моряцкой робы. Эти расценки в черноморских портах я помню мускульной памятью, а не цифрами на калькуляторе. Четырнадцать долларов за перевалку тонны груза с причала на борт. Где-то по сотне баксов на нос за ночь работы. А чего ж, можно жить. Преподаватели универа получали впятеро меньше. За месяц. Поэтому можно было уважать себя как человека, который неплохо устроился в этой жизни, и не пропадёт. Особенно, если ты весь этот кач и бодибилдинг сам и замутил.
Всё это так, но существуют ещё на свете злые люди – докеры, которым тоже хочется есть, и сбивают цены. В этих грузинских рейсах важно было выторговать ту самую перевалку силами команды; две погрузки и две выгрузки за рейс, 400 баксов на нос, и хоть трава не расти. Именно в грузинских рейсах. Ведь в мировой торговле это моветон, и всемирный профсоюз транспортных рабочих начинался с того, что договорились: моряки не грузят суда, а докеры не ходят в море, и поддерживают забастовки друг друга.
Но в Грузии было не так, никаких профсоюзов, феодализм на дворе. Потому и – крякнули, упёрлись, получили. И считайте потом свои ставки фрахта и продолжительность рейса хоть до диареи. Это уже потом судовладелец рассчитается с командой, если не прогорит и не прокинет. А за грузовые операции фрахтователь платит на месте, на борту. И наперёд. Главное сторговаться с ним, чтоб не нанимал местных.
Я так расписался тут, будто жалею за теми временами, и весь из себя одесский биндюжник. Наверное потом я таким и стал. Приезжал домой, говорил жене: «А пошли-ка в филармонию», - а она обижалась: «Чего материшься!» А уже бляха и не замечал за собой, бляха, что говорю как биндюжник.
Но это был первый наш грузинский рейс, ничего такого мы ещё не знали, не установили даже опытным путём, сколько суток тот сахар выходит боком после такой романтики. И сколько денег за эту неквалифицированную работу могут утешить дипломированного радиста, которому Устав запрещает брать в руки что-нибудь тяжелее семи килограмм. Однако зелёные-неопытные, а торговались с грузинами до последнего, особенно старался худой как аист и такой же длинноносый механик Игорь, и выторговал таки у полковника неплохие деньги, и что выгрузка в Грузии – тоже наша. И откуда у него такая хватка взялась, первый же рейс механиком-грузчиком? Даже тех грубых кожаных поясов у нас тогда ещё не было.
Но мы подпоясались, чем было, крякнули, упёрлись и потихоньку-помаленьку да вечера перекидали-таки в трюм те два камаза сахара. И получили расчёт, и распили победную бутылку казёнки с козырьком (объясняй теперь молодёжи, зачем водке был нужен козырёк), и увидели, что это хорошо. А тут и старпом вернулся. На бровях. Но со щитом. То есть – с капитаном.
***
Вся мировая приключенческая литература полна страшных историй о молодых парнях, только что из деревни, любителях дармовой выпивки, которых в портовом кабаке коварно подпоили злые моряки, и проснулись те селяне уже в море матросами. И с подписанным контрактом на 25 лет флотской службы. Но не припоминаю, чтобы хоть в одной книжке, хоть у Жуль Верна, хоть Джека Лондона, хоть у Николая Трублаини таким способом на судно завербовали целого капитана. Наш Серёга был первым. Капитана Ковтуна он нашел в пивбаре «Анна Каренина» на Одесской площади. Тот глотал восьмой бокал пива, и ни в какой рейс не собирался, наоборот – обмывал счастливо восстановленный капитанский диплом, который за какую-то провинность у него на полгода забрали. Портнадзор забрал, портнадзор и отдал. Там же – в портнадзоре Серёге и посоветовали Ковтуна догнать, или искать его уже в «Анне Карениной», не промажешь. Да увидишь. Кучерявый такой, рыжий, конопатый. В форменном кителе и с портфелем. Если вам уже и вправду так нужен капитан на подмену на один рейс, сойдёт и рыжий. Да, он правильно понимает, это тот пивбар, что впритык к железнодорожным путям. Вышел из бара – и сразу хоть под грузовой поезд из морского порта. Удобно.
Вся мировая приключенческая литература полна страшных историй про ямайский или там пуэрто-риканский ром, который моряки хлещут в таких случаях в портовых тавернах из глиняных кружек. Но мы были не в Пуэрто-Рико, а только что из совка. Капитан Ковтун как раз заказывал 8 (восьмую) пол-литровую баночку для консерваций с испачканным краской донышком, чтоб не крали и не сдавали на стеклотару, как уже покрали и побили все пивные бокалы из «Карениной». Такое, казалось бы, большое количество выдутых капитаном «бокалов» пенного напитка объяснялась тем, что во всех пивбарах тогдашнего Херсона пиво нещадно разбавлялось водой, а для сохранения пенности добавлялся стиральный порошок. Не пытайтесь повторить то же самое на современном пивном оборудовании, выйдет из строя. Серёга скривился, однако взял и себе баночку того пива. Потом ещё три, а потом ещё две. Всё не мог решить, как к тому Ковтуну подъехать, чтобы вышло то незабываемое долгоносиково:
- Шерлок Хомс!
- Доктор Ватсон!
- Давайте жить вместе у миссис Хадсон!
На счастье портовый туалет типа сортир находился по другую сторону железнодорожной колеи, а при такой половинной крепости и удвоенной пенности пива скакать в него по шпалам приходилось вдвое чаще, чем при нормально потреблении современного пива известных украинцам сортов. В один из таких забегов через рельсы, Серёга очень удачно выдернул замешкавшегося капитана Ковтуна прямо из-под маневрового тепловоза, и это оказалось достаточным поводом для знакомства.
- Вот бля! Ну его на! Гена.
- Эт точно. Серёга. Иди к нам капитаном на подмену на один рейс.
- А что за рейс?
- Да на Поти и сразу назад. Сахар.
- А что за пароход?
- Да «Фобос». Бывшее госпитальное судно.
-А, тот беленький, под горбатым мостом?
- Он. Классный пароход, поляк. Скорость хода как у вояки.
- Ври больше.
- Гадом буду.
- По рукам. Постой, а сколько денег?
- Там разберёмся. Не обидим. Но в рейс уже сегодня.
- Я, в принципе, домой не очень и собирался. Тёщу из Донецка черти принесли. Ну что, по бокальчику пропустить ещё успеем?
И они пропустили ещё. Капитан Ковтун еле дотащил старпома Петренко прямо на борт на собственных плечах, и по-отцовски уложил отдыхать в каюте. Так что кто кого на 25 лет завербовал, бабушка надвое сказала. Однако – канонично. Исконно. Исполать. Любой сценарист дурацких сериалов про моряков был бы удовлетворён. А тут и боцман на «Деймосе» вернулся. Как и планировалось, на малых оборотах, чтоб медсестёр не разбудить. Но почему-то задним ходом. Как выяснилось, он не смог разобраться, где включается электрогидравлическая рулевая машина, когда её выбило на самом входе в Кошевую, потому и попасть в узенькую речку смог только задом наперёд, маневрируя двумя машинами. Всё ж таки ходить в рейс без штурманов, даже при современном уровне автоматизации было ещё рано. Они последние, кто ещё разбирается, где находится нужный выключатель, и сдерживают восстание машин.
***
В основании Херсона обвиняют, обычно, Грицька Нечёсу, известного также как светлейший князь Потёмкин Таврический, фаворит одной немки из Петербурга. Всё что не укладывается в эту краеведческую картину, стараются не афишировать в местной прессе. Например, что это за шанцы и редуты тут были сооружены, и которым, на выпуклый морской глаз, лет на сто больше построенной светлейшим крепости? И, почему эта речушка, рукав Днепра, называется Кошевая, а не Гренадёрская или там Гусарская? Что за Кош тут стоял? Молчат краеведы. А гидронимы не врут. Ну, да морякам то без разницы. Потёмкин так Потёмкин. Хороший был броненосец. Хотя, выводишь, бывало, краской на корме порт приписки, дорисовываешь буквы до половины слова, и думаешь:
-Княже Григорию, хер ты был прав. Мог бы и по проще как-то, без выпендрёжа, город, назвать. Объясняй теперь всякому, что это по-гречески. Полуостров по-нашему, а не фаллический символ Украины.
А Кошевая речка знатная, что там говорить. Она отделяется от Днепра сразу за Морвокзалом, от Нижнего рейда. На входе в неё швартуются к причалам речные трамвайчики, что везут дачников на острова посреди Днепровских плавней, и на Голую Пристань или Цюрупинск. Тут же, возле дебаркадера портового надзора рейдовые катера высаживают на берег ещё трезвых моряков с океанских пароходов, бросивших якорь на плёсе Днепра. А на противоположном берегу возвышается готическое здание яхтклуба. Далее речка омывает тот самый Остров, на который ведут Горбатый и Железнодорожный мосты, бежит до самой Белозёрки, где родился кинорежиссер Бондарчук. Не тот, что лысый мажор, а тот, что Пьер Безухов в пенсне. И именно на ней, в два-три борта, пришвартованные к стенке, стоят, все в ржавчине, ремонтирующиеся пароходы, без разницы сухогрузы река-море, или рыбацкие, так как судоремонтных заводов здесь целых два. Здесь же расположены речной порт с портальными кранами, многочисленные пакгаузы и склады, железнодорожные пути, милицейский причал, с которого возили когда-то зэков косить камыш в плавнях, а также причал рыбкомбината у которого и пристроились «Фобос» с «Деймосом», пропитываясь запахом копчёной рыбы. Живая такая, рабочая речушка, по которой всё время кто-то шастает, не буксир так водолазный бот или моторные лодки с Кузней (район такой – Кузни, с ударением на И, почему-то). Даже ночью отражаются на её тёмных волнах отблески прожекторов портальных кранов речного порта, и светятся красные и зелёные ходовые огни какого-то полуночного судна. «Деймос» - написано на его белом борту. Это наши, с гулянки вернулись, и стали опять к нам вторым бортом.
***
В четвёртом часу утра, в Кузнях, в приватном секторе предательски поют петухи. «Деймос» уже несколько часов стоял у причала, и никого это не беспокоило, как вдруг, какой-то очнувшийся от наркоза медбрат продрал глаза, выбрался из каюты на верхнюю палубу, помочится за борт, а «с платформы говорят это город Ленинград». И начался цирк на проволоке. Или вернее коррида на трапе. Мы даже и не предполагали, что у наших медсестёр столько окажется братьев.
- Измена! Верни деньги! Слева обходи!- вопили как-то мигом проснувшиеся студенты, и скакали по всем палубам, коридорам, каютам и кубрикам «Деймоса» в поисках боцмана Олега. При этом они лязгали бронированными дверьми, матерились, спотыкаясь об высокие комингсы и набивая себе шишки об переборки, гремели стальными ступеньками трапов, и разбудили нас всех, несмотря на то, что мы спали на «Фобосе». На стороне боцмана были лучшее знание местности, и тренированная годами флотская ловкость в съезжании по поручням трапов на руках. Не пытайтесь повторить это без подготовки – копчики целее будут. Но когда к облаве подключились медсёстры, которых джентльмен боцман стеснялся лупить в лоб чтобы прорвать окружение, объединённым силам пикадоров удалось загнать нашего бычка на нос судна, на бак. Несчастные, они не знали, что бак – вековечные боцманские владения, на которых находится форпик с боцманской кладовою в нём. Чтобы превратить форпик в форпост, достаточно изменить всего несколько букв.
Окруженный боцман Олег схватил из той кладовки первый попавшийся линемёт и навёл на врагов. Линемёт – это такой ручной вариант гарпунной пушки, стреляющей оранжевым ядром к которому привязана добрая сотня метров тонкого, но крепкого капронового линя. Им пользуются, когда судно не может подойти близко к причалу или к другому судну в шторм, а швартов или буксир всё же нужно завести. Да на другой берег Кошевой подать тот капроновый линь было детской задачей. Получить такой оранжевой штуковиной в лоб ни одному студенту не хотелось, солидно она смотрелась, словно какой-то секретный боцманский фаус-патрон. Особенно если не знаешь, что это пенопласт. Начался новый тур Минских переговоров.
- Отошли все от форпика на десять шагов, а то я за себя не отвечаю!
- А деньги у тебя?
- У меня, у кого же им быть!
- Верни, и разойдёмся миром! Это разводилово! Мы сегодня ещё шашлыки собирались на острове жарить.
- Так и жарьте тут, на причале. Кто вам не даёт?
- Короче. Или мы снова идём на прогулку по Днепру, или через полчаса здесь будет половина общаги кулинарного техникума. И тогда станет мало места всем.
- Какого техникума? – с недоверием переспросил боцман. – Девки, ну вы что, не могли более пристойный контингент выбрать? Вы же будущие медики! Да я…
- А! Ёклмн!
- Бабах! – боцману пришлось применить своё оружие, так как коварные кулинары попытались обойти его с фланга, пока велись переговоры.
Он гуманно выстрелил не в нападающих, а под ноги, в палубу, и этого оказалось достаточным, чтобы прорвать оборону и рвануть на берег, за пакгаузы. А оранжевая ракета продолжала летать рикошетом от фальшбортов, кнехтов и надстройки, опутывая преследователей прочным капроновым линем. Бабы-медички завизжали так, что разбудили не только нас, но и нашего фрахтователя Реваза, того что полковник. Стоило ему только появится на крыле мостика, в своей белой фуражки и форме, как с криками «атас, менты!» мужская половина участников круиза, вымелась на берег вслед за боцманом, сминая сонных матросов.
- Девчата! Отставить!- прекратил продолжавшийся визг стармех Володька. – Это правильные менты. Идите себе по каютам, досыпайте. Мы мясо на шашлыки у вас выкупим, чтоб не пропало, если хотите.
Это деловое предложение, не спасло его, оттого, чтобы узнать все подробности его сексуальной жизни с дизелями, и куда он может засунуть себе шашлыки, ведь херсонским девицам палец в рот не клади - откусят. Однако сама идея способствовала компромиссу, найденному таки в столь сложных условиях. Круиз продолжается у причала до одиннадцати часов, а потом дудки, так как на двенадцать грузины заказали таможню и пограничников. А с пограничниками шутки плохи. У них большие черные автоматы и тренированные на Алёну Апину овчарки. Не забалуешь.
- Студенты уже ушли? – осторожно выглянув из-за угла пакгауза, спросил боцман Олег ровно в одиннадцать тридцать. Будто подслушивал подробности переговоров. И уже осмелев начал делиться своими новыми наработками. Мол, он идёт с нами в рейс, а сторожить «Деймоса» пусть остаётся матрос Кирюха, раз уж тот так вовремя подъехал. Старпом Серёга крякнул, но сдержался, сказав только, что на рядового матроса он судно оставить не может. Только на боцмана. Пускай уже все заработанные круизные деньги, так и быть, остаются ему. Боцман сразу повеселел. Вот оно как бывает. Классный ты парень, Олег. Не заскучаешь с тобой, всё время какие-то приколы и залёты, только успевай от ментов отмазывать, всегда есть что вспомнить. Однако в рейс мы лучше возьмём кого-нибудь по скучнее, без неожиданностей. Лишь бы на руле вахту стоял и не отсвечивал. Вот такие они моряки – нудные люди, без фантазии. И тогда ещё жалуются, что нет у нас приключенческой литературы. А откуда ей взяться? Действительно, откуда?
Но последний сюрприз этого дня ждал нас после того, как тренированные на нелегалов собаки осмотрели пароход и прапорщик-пограничник сидел уже в кают-компании, сверяя небритые физиономии экипажа с нашими фото в паспортах. На Грузию тогда было достаточно советского серпасто-молоткастого паспорта, поэтому прапорщик не очень-то и напрягался, собираясь уже проштамповать судовую роль, когда в кают-компанию заглянул какой-то незнакомый нам, коротко стриженый парень, и удивлённо спросил:
- А где все?
Хорошо, что капитан Ковтун, (ещё не успевший изучить в лицо весь экипаж), строго скомандовал:
- Паспорт!
Растерявшийся парень полез в карман джинсов и выложил паспорт, прапорщик сверил его с фото и отпустил.
- В каюту, и по судну до конца осмотра не болтаться! – строго скомандовал капитан Ковтун. – Распустил вас старпом!
- Ещё пассажир? – спросил пограничный прапорщик.
- Да нет, повар,- уверенно отвечал капитан.
И как в воду смотрел. Это был последний заблудившийся со вчерашнего дня студент. Но главное – кулинарного техникума. И никаких других вариантов, кроме как сразу вспомнить все свои конспекты за три курса у парня не оставалось. Потому как голодные моряки – злые и опасные люди. Лучше их до греха не доводить.
Заблудившегося кулинара звали Лэсик. А про голодных моряков ему всё популярно объяснил старпом Серёга, когда уже «Фобос» отдал швартовы и взял курс на Грузию. И вы знаете, неплохим поварёнком оказался, вполне пристойным. Ведь если само Провидение взялось полностью укомплектовать экипаж для приснопамятного рейса, оно уж не подсунет кого-нибудь.
Продолжение следует