Баба я...

Ирина Ефимова
Это было в начале пятидесятых годов прошлого века. В сельской школе, в которой мне довелось недолго преподавать, секретарем и одновременно библиотекарем работала молодая, миловидная женщина по имени Рая. Она невольно обращала на себя внимание тем, что частенько на ее всегда грустном лице темнели синяки, явно свидетельствовавшие о побоях.
О том, что Раю часто, без видимых причин, побивает муж, знала вся деревня. Я же, глядя на нее, все недоумевала: как может современная женщина терпеть такое унижение? Возможно ли так не ценить себя и разрешать человеку, которого считаешь самым близким, поднимать на тебя руку?!
Мне было очень жаль эту нашу беззащитную Раю, и я, будучи по молодости весьма наивной, из женской солидарности, стала взывать к ее собственному достоинству, уча уму-разуму.
- Рая, ты почему все это терпишь? Возьми детей и уходи!
- Не могу! Мне жаль его… Ведь бьет-то, любя…
Не ожидавшая такого ответа, я чуть не свалилась со стула. Поверить в то, что можно избивать от любви чуть ли не до крови, я не могла.
- Ты заблуждаешься! Не верь ему, если клянется в любви! Он просто садист! – вскричала я, полная негодования к ее мучителю.
А Рая, словно в оправдание действий мужа, поведала свою грустную историю.
- Окончив школу, - начала она свой рассказ, - я, по совету мамани, решила пойти поработать в нашем совхозе. Надеялась в следующем году получить направление на учебу, что давало большую гарантию поступления в институт.
Где-то перед октябрьскими праздниками из армии, после действительной службы, приехал и мой Степан. Ну, тогда он не был моим… Хотя, мне сразу приглянулся. Но я даже думать не могла, что чем-то привлеку его внимание. Степка хороводился со многими девчонками, которые были старше и бойчее меня. Он стал шоферить в нашем совхозе, а вечерами часто в клубе играл на баяне, сочиненные им же частушки. А как отплясывал кадриль, краковяк - одно загляденье! Но меня никогда не приглашал…
Это случилось по весне. Как-то возвращалась я с фермы одна. Вдруг, возле меня остановился грузовик и водитель, а это был Степа, открыл дверцу кабины и пригласил меня в машину.
- Эй, красавица, садись! Подвезу!
Села, а он спрашивает, почему это меня в клубе не видать? Ну, я ответила, что скоро поеду сдавать экзамены в институт. Поэтому в свободное время -  готовлюсь.
А он в ответ:
- А для меня сделаешь исключение? Приходи сегодня. Говорят, киномеханик хорошую картину привез.
Я это помню, словно вчера было. После кино мы долго гуляли. Потом очутились у него на сеновале… Очнулась я уже с петухами и в ужасе собралась уходить, думая, что ожидает меня дома и что скажу мамане. А Степа как будто прочел мои мысли.
- Скажи мамане, пусть готовится – сегодня сватать приду!
- Ты шутишь? – не поверила я своим ушам.
- Нет, Раюха! (Он так всегда меня называет, - пояснила Рая).
Я не удержалась:
- И когда дает по уху?
- Нет. Он тогда меня Райкой… или молча бьет.
- Ну, поженились вы, а дальше? Что, начались побои?
- Нет. Свадьбу отыграли, избу хорошую поставили. У Степана моего золотые руки! За что не возьмется – все у него ладно выходит. И избу, и печку – все своими руками сложил. Скоро и Ванюшка у нас родился. Славно мы жили, мирно. Одна мечта была у Степана, будь она неладна, сколотить денег на мотоциклет. Вот из-за этой блажи и началась наша беда.
- А институт? Ты же хотела в институт?
- Ну, какой институт? Я о нем совсем позабыла. Сын рос, муж любил, работа была нормальная (дояркой я стала). А что еще надо?.. Да вот этот мотоцикл, на мое горе, втемяшился мужу в башку. Во время уборочной они сговорились с бригадиром и вместо элеватора машину зерна «налево» пустили. Дураки, думали все будет шито-крыто! Но не тут-то было… Скоро их повязали. Был суд и Степану дали пять лет. Пока тут в райцентре сидел, я ему передачи возила, а как переслали далеко – посылки отправляла.
А через год от Степана пришла радостная весть: ему за хорошее поведение разрешили свидание с женой. Я поехала к мужу в Горьковскую область. Трое суток мы были вместе. Степа все казнил себя за дурость свою и все допытывался, не завела ли я шашни с кем-либо? Он спрашивал, а я смеялась в ответ: кто мне кроме него нужен? Ведь он – единственный свет в моем окне. Эти три дня пролетели как одно мгновение, и я вернулась домой. И вскоре поняла, что понесла. Маманя все уговаривала от плода избавиться: «Куда тебе рожать второго? Мужу еще сидеть и сидеть, а сына надо кормить, одевать. На какие шиши будешь растить двоих?» Но я не захотела ее слушать. Считала, что известие, что у нас будет еще ребеночек, обрадует Степана, и это докажет мою любовь.   
На мое сообщение о пополнении семьи он сдержанно ответил: «Ну, что же, раз решила рожать – рожай!»
Родилась Валька – крикливая и болезненная. Два раза я с ней попадала в больницу. Декрет кончился через пятьдесят шесть дней. Ванька тогда ходил в садик. А вот с кем Вальку оставить – вот был вопрос. Маманя ведь тоже работала, и свое хозяйство имела: огород, скотину. Тут свекор, Степанов папаня, и придумал. Он у нас деловой и практичный – бухгалтер в совхозе. Ну и предложил мне:
– Пока Степка сидит, разведись с ним.
Я, как услыхала это, оторопела.
- Вы чего, папаня, удумали?! – набросилась я на него. А он мне в ответ:
- Успокойся, Райка, дело толкую. Разведешься – станешь мать-одиночка. Будешь на детей сто рублей получать. Какие-никакие, а все же деньги. Я ж вам, дурням, добра желаю!
Ну, уговорил он меня. Подала заявку на развод и стала это пособие получать. А тут и директор нашей школы пришел на помощь: «Иди, - говорит, - к нам работать секретарем. Знаю, ты грамотная и добросовестная. Секретарша наша, Мария Тихоновна, старая уже, стала часто болеть и решила уходить. Вот, замени-ка ты ее. Да, к тому же, я тебе полставки библиотекаря подброшу. Книг в библиотеке раз, два – и обчелся, справишься!
Изба наша была почти рядом со школой, и это было очень удобно.
Уже оставалось меньше года до возвращения Степана, когда свекор опять, как он думал, решил мне «пособить». Приехали на практику студенты – они учились на агрономов. И одного, дабы мне была материальная помощь, поселили у меня. Дом-то большой, пятистенный. Студента того я почти не видела – с раннего утра и до позднего вечера он пропадал в поле. А придя домой, с книгами сидел у себя в комнате, или уходил к двум другим студентам. Оставалась какая-то неделя до окончания практики и их отъезда, когда случилось это несчастье.
Деревенские мальчишки раздобыли кинопленку и делали из нее, как они говорили, «жабки». Поджигали их и любовались, как «жабки» начинали «прыгать». В этот злополучный день наши шестилетний Ванька и трехлетняя Валька оставались из-за карантина в садике дома. И мой охламон решил показать сестре, как прыгают «жабки». Короче, начался пожар. Дети уже выбежали из горящего дома, как вдруг Валюха бросилась обратно за куклой. Ванька мигом кинулся за ней, но тут подоспел Коля. Студент наш никогда в такое время не приходил домой, а сегодня вернулся за какой-то бумагой. Он отбросил Ваньку и побежал спасать девчонку. Пылающее бревно упало и преградило им путь к отступлению. Валю он скинул через окно подбежавшим людям. Дочь, слава Богу, не пострадала. А наш студент очень обгорел. Его увезли сначала в районную, а потом в областную больницу.
Пока приехали пожарные, наш добротный дом, почти со всем скарбом, сгорел. Поселили нас в выморочную избу на окраине деревни, где и теперь ютимся. Конечно, пришлось приложить руки, побелить, почистить. Но это ни в какое сравнение не идет с нашим былым жильем. Думала, вот вернется Степа, опять отстроимся, и заживем как раньше. Но не тут-то было…
Степан вернулся совсем другим. Стал выпивать и… - она умолкла.
- …И тебя пьяным бить?
- О, если бы только это! Он и трезвым, не может мне простить развод. Все твердит, что и Вальку я нагуляла, и что студент у меня в любовниках. А студент тот, совсем мальчик! Да и не нужен мне никто! Ну, ездила я к нему пару раз в больницу. Жаль его, обгоревшего. И ведь он дочь нашу спас! И Степана жаль… ведь бьет, любя.
- Ты, что, Рая, ненормальная? – не выдержала я. – Какая это любовь, если занимается рукоприкладством?!
- Нет, вы не правы! Он побьет меня, а потом просит прощения! Говорит: «Раюха, не серчай на меня! Ведь я так люблю тебя… что хочется убить, как вспомню, что ты дочь нагуляла!» Вот и вчера. Ездила я вчера к Коле в больницу, ему в очередной раз сделали операцию, вернулась, а Степан – как в нос кулаком! Кровь пошла... «Это, - говорит,  - тебе за хахаля!» А потом, слезно просил прощения… Жалко мне его, не знаю, как и передать! Баба я… вот и весь сказ...