Как ты?

Карина Буянова
"Как ты?"

Самый нелюбимый вопрос, на который практически невозможно ответить что-то правдивое и настоящее. Вопрос, который задается просто так, и на который только русскому человеку придет в голову вываливать всю подноготную. Но нужно играть по правилам, не нарушая общественных норм, современные ведь люди.

"Как ты?" самый раздражающий вопрос от тех, до кого нет дела, и самый ожидаемый от тех единиц, которые тебе дороги. Одним хочется ответить, что все нормально, занят тем-то и тем-то, а другим - что всю ночь не спал, выключился на несколько часов и проснулся, заливаясь слезами с ощущением полной собственной никчемности, к примеру.

Но и тем, и другим, будет сказано нечто вроде "Все в порядке, как у тебя?" - и ни слова больше.

У большинства современных людей есть потребность делиться, но совершенно отсутствует потребность делить. Чем старше становишься, тем меньше веришь в искренность - и тем больше ее ценишь, если встречаешь.

"Как ты?"

Если бы людям можно было доверить правду, она бы ответила нечто вроде: "Заболела, который день кашляю и сморкаюсь, несмотря на полоскания, таблетки и литры горячего чая". И обязательно добавила бы: "Вот ведь, скажи на милость, за весь период работы, несмотря на мерзкую погоду, командировки, после которых с корабля на бал, аврал, параллельные проекты, новую сферу деятельности и отсутствие нормального сна и питания, ни разу не заболела, а стоило оказаться дома - получите, распишитесь".

Снова дома, снова в привычной тюрьме, но теперь хотя бы без тюремщика. Он старался окружить любовью и заботой, как мог, не понимая, что превращает это в пытку, от которой нет спасенья. Самая большая сложность в постоянном проживании с другим человеком - невозможность быть собой, настоящей. Необходимость постоянно учитывать чужие настроения, беспокойства и стараться их не вызывать, из раза в раз наступая себе на горло или закрываясь в душевой, когда хочется плакать. И делать вид, делать вид изо дня в день, изображая счастье и хорошее настроение. Неубедительно - значит, не избежать допроса, вызванного его искренним желанием помочь и разобраться.
Он просто никогда не понимал, что такой тип "терапии" - не ее случай.

В одном хорошем сериале про психологию рассматривался схожий пациент. Терапевту удалось вместе с ним выйти к сути проблемы, все стало ясно, от и до. А пациент вышел с сеанса и покончил с собой, потому что как и зачем дальше жить с этой ясностью, он не знал.

"Как ты?"
Если бы в мире существовали люди, с которыми можно было бы по-настоящему делить, она бы рассказала, почему ей так хорошо одной дома. Впрочем, они бы поняли и так. Наедине с собой тебя никто не видит. Перед другими всегда нужно играть, особенно если они привыкли видеть тебя сильной. Своими вопросами они лишь требуют дать им те ответы, которые лучше всего подходят к их картине мира. Например, что работ в жизни будет еще куча, всех хотя бы раз в жизни сокращают, бывает всякое, выходное пособие хорошее, опыт получен - и в добрый путь с отличным настроением.

Как будто бы не произошел персональный конец света, не выбита почва из-под ног, не опустились руки. Естественно, следующая работа не заставит себя долго ждать. Но вместе с этим осознанием пришло и другое. Вряд ли впредь в какую-либо работу она будет вкладывать душу. Просто не получится. Уже не поверить, что где-то в тревожном, враждебном мире есть Ее Место, где нужна именно она, со всеми данными, талантами и регалиями. Ушел последний атрибут юности - наивная вера в лучшее. Все временно, все лживо.

"Как ты?"
"Плачу. Каждое утро буднего дня, когда нормальные люди идут на работу. Плачу, заглядывая в шкаф, перебирая вещи, которые опять некуда и незачем носить. Плачу, натыкаясь на свои визитки. Плачу, потому что не могу взять себя в руки, доехать до бывшего офиса и забрать, наконец, трудовую. Плачу, потому что искренне верила - здесь получится, здесь я вот такая нужна, гожусь, а оказалось, что не гожусь именно потому что я вот такая. Плачу, потому что вложила в эту работу душу, она стала для меня личной. Плачу, потому что так происходит всегда, я не способна не вкладывать душу в то, что делаю, потому что если мне не близко то, чем занимаюсь, то я к этому и не прикоснусь вовсе. Плачу, потому что я знаю, как жить дальше - но мне так жить не хочется".

Так будет повторяться из раза в раз. Так было всегда. Трудовой коллектив - это джунгли, а она никогда не умела вписываться. Кто-то ошибочно привил ей мысль, что самое главное - качественно выполнять свою работу, но жизнь давно показала, самое главное - праздное взаимодействие с другими, не строго по рабочим делам, а просто так. Совместные обеды и чаепития, разговоры ни о чем, активити в нерабочее время, обмен фразами больше, чем "привет-привет".
Изначально у нее на это никогда не было времени, а потом и желания. Оказывается, принцип "спросите - я с удовольствием отвечу и буду улыбаться, но сама навязываться не хочу" в трудовом коллективе равносилен самоубийству. Что и произошло.

"Как ты?"
"Несколько часов нон-стоп слушаю "Двое не спят" Сплина. Нечего ждать, некому верить, все дела. Плохо мне. Тяжело. У меня была довольно пластмассовая, но в целом нормальная человеческая жизнь, как у всех, получше некоторых. Сравнивать было не с чем. Какие-то мечты сбывались, какие-то депрессии давились, и вот, работа моей мечты, казалось бы, вершина, вот он, билет в новое будущее! И если бы только работа, столько интересных людей, даже встретила воплощенный идеал своих представлений во всех смыслах, карьерный ориентир, личностный, и просто... просто... И вдруг, вся жизнь летит к черту. Я просто не могу ею жить. И тоже, в целом хорошо, работа, пустой дом, сама по себе. А потом исчезает работа. Остается боль. И чувства, проклятые чувства".

Если бы - в теории - кто-то попросился приехать, она бы отказала. Как только люди приезжают поддерживать, происходит мгновенная смена декораций и ролей, не успеваешь оглянуться, как уже поддерживаешь их сам. В самом деле, разве можно рвать душу тем немногим, кто искренне переживает, хочет обнять и заливается слезами, глядя на твое несчастье? Разве можно причинять им боль своими проблемами? А значит, улыбаться, смеяться, говорить, что все будет хорошо, что не впервой начинать сначала, жизнь из этого состоит - и еще миллион умных, правильных вещей. Поплакать, побиться головой о стену, побить кулаками себя до темно-синих отметин можно будет, когда закроется входная дверь.

"Как ты?"
"Тяжело. Тотальное чувство вины. Он ничем не плох, всем хорош, но я больше с ним быть не могу. Тепло есть, привычка, привязанность, но не могу. Сильные чувства давно ушли. Очень тяжело изображать радость. Очень не хочется его расстраивать, но делиться переживаниями, бередить раны - невыносимо уже для меня. Нет сил постоянно чувствовать себя виноватой за то, что он такой весь хороший, а я нет, за то, что он любит, а я принимаю".

Обязательны ли те самые чувства для длительного, жизнеспособного брака? По всей видимости, нет. Но обязателен ли брак человеку, у которого нет потребности в совместности ради совместности? В каком случае самодостаточной личности, росшей единственным ребенком в семье, с рождения в отдельной комнате с закрывающейся дверью, проводившей по три месяца в сельской глуши без сверстников - в каком случае этой личности может захотеться быть с кем-то вместе? Не тяготиться этим, не страдать оттого, что комната, принадлежавшая тебе, оказалась занята другим человеком, и им же занята твоя кровать, и он вообще постоянно здесь, и ты должна быть здесь, хочешь или нет...

Ответ напрашивается сам собой. Пожалуй, только в случае сильных чувств. Сильных обоюдных чувств. Чтобы хотелось и засыпать, и просыпаться, и видеть друг друга утром, и вечером, и в выходные, без принуждения, не от головы. Только так не бывает. В любви, как известно, отсутствует равенство. Один дает, другой берет, один везет, другой едет, один больше, другой меньше.

"Как ты?"
"Начинаю чувствовать рубеж. Как будто где-то на горизонте уже замаячил берег. Внезапно обнаруживаю, что силы не безлимитны. Появилось осознание, что еще пара встрясок - и от меня ничего не останется. И самое интересное, что это не пугает. Это просто как есть, и часть меня даже хочет к этому берегу приплыть, ведь он показался. Главное - успеть осуществить все задуманное по дороге".

Чувства зрелости очень сильно отличаются от юности. В юности даже получив отказ, продолжаешь бороться, верить, потому что не верить не способен, потому что бурлит кровь, и все препятствия кажутся несусветной глупостью. В зрелости не так. Не умеешь верить, слишком хорошо видишь причинно-следственные связи, предельно трезв и не обольщаешься. Если бы было, кому рассказать, она поделилась бы своим размышлением на эту тему, главный вопрос в котором - почему же тогда чувства все-таки возникают, если все предельно понятно? И как они могут продолжать жить своей жизнью где-то внутри, если есть четкое осознание их ненужности, бессмысленности и невзаимности? Если больно, в конце концов? Сколько они будут жить? Какова степень опустошения, которое неизбежно последует после?

"Как ты?"
"Я не понимаю, с какими целями ты интересуешься. Почему говоришь, что тебя волнует моя жизнь, когда на деле это не так. Это моя жизнь, мои результаты, мои выводы и мои дальнейшие шаги. Что это меняет для тебя? Денег я у тебя не прошу. Работу найду - не одну, так другую, и этот поиск тебя тоже не касается. Где жить, мне есть. Мой брак - моя забота, не ты его устраивал, не тебе и говорить, просить мне прощения у мужа или нет. Тебя, кажется, всегда интересовало, чтобы мои финансовые проблемы решал кто-то другой, и чтобы я наплодила абстрактных детей, которых ты раз в год будешь по настроению угощать киндер-сюрпризами. Так вот, финансовой проблемы нет, а на абстрактных детей от меня не рассчитывай ни сейчас, ни вообще, у тебя уже есть внуки, от меня их не будет".

Не так давно он говорил, что она поступила правильно, разорвав отношения, которые приносили муку, а не счастье, и что степень ее несчастья была заметна всем и каждому, всех тревожила и беспокоила. Он даже сказал, что гордится ею и творческими успехами. А теперь опять бездарно, глупо, вредно, плохие рифмы, бредовые чувства, и скорей бы вылечилась да за ум взялась. И еще обижается, что ей не хочется с ним ни делиться, ни разговаривать. Зачем, о чем? Как можно верить человеку, когда сегодня он один, а завтра другой и сменил мнение на диаметрально противоположное?

"Как ты?"
"Читаю стихи. Наткнулась тут... Некоторые перечитываю уже второй день. Прихожу к выводу, что это, конечно, счастье - встречать мужчину, способного на чувства, особенно, если ты эти чувства вызываешь, и у тебя у самой к человеку чувства. В общем, все опять упирается во взаимность, которая не достижима".

Когда тебя любят, но не любишь или не очень сильно любишь ты, это не дар. Это груз, и с каждым годом он становится все весомее и ощутимее, и от чувства вины нет спасения. А когда любишь ты, то все, чего хочется - чтобы точно так же любили тебя. А если это невозможно, то пусть лучше все исчезнет как можно скорее, перегорит, потухнет, обратится в память. И нет ничего хуже, чем понимать, что тот самый мужчина, способный на чувства, к тебе их не испытывает даже на одну треть, а только отражается в тех, что излучаешь ты сама.

"Как ты?"

Это она. Странный подарок взрослой жизни, когда уже теряются всякие надежды на душевную близость и искреннее взаимопонимание. Ей не нужны отписки из "все в порядке", не нужно и длинное полотно о бессоннице, ощущении полностью выбитой из-под ног почвы. Она знает и так, без слов, знает, что вот сейчас - особенно, и поэтому пишет глухой ночью.

- Как ты? Мне вот пусто. Все нормально, просто мне пусто. Это следующая стадия боли.
- Знакомо, милая. Сейчас я, кажется, там же.
- Ты пишешь. Ты не можешь быть пустой. Ты же знаешь разницу между потухшим огнем и почти потухшим?
- Знаю. Но это не может длиться вечно.
- Вечно - нет. Мы все сдохнем в постоянной попытке разжечь то, что потухло. Кто-то тухнет значительно раньше смерти, но он мертв. Лучше пытаться найти в себе силы разжигать заново, чем жить потухшим окончательно.
- В силах-то все и дело. Каждая травма все сильнее, опустошает больше. Я заканчиваюсь, мне кажется, меня еще от силы на пару таких разжиганий хватит. Я сейчас четко начинаю ощущать приближающийся финиш. Не фатально, как в юности, без надрыва и отчаянного желания бороться с роком... Просто спокойное такое понимание, что дело идет к логическому завершению. Мои эмоциональные силы истощаются, и где-то вдалеке показалась кромка берега.
- Ну, у меня так. Кажется, мы окончательно стали взрослыми. Это бесповоротно, и в этом нет ничего хорошего.
- Да.
- Раньше я еще во что-то верила. В себя, например.
- Вот и я искренне верила, что смогу своими руками изменить свою жизнь и вырваться.
- Странно, что тебе это удавалось после двух лет депрессии.
- Странно. Я так ожила... Поверила, что обрела свое место. Господи, ноги же несли. Летела. Горела. Я была так счастлива - в этой бессоннице, в этом отсутствии аппетита, в аврале, командировках. А теперь...
- Теперь просто пришло осознание, что ничего не изменилось и не изменится. И надежды, что есть даже шанс на изменения, исчезли.
- Именно. Была работа - нет работы. Опять будет со временем. Только я уже не вложу туда душу, не буду верить, что это Мое Место, То Самое, Которое Искала, и что такое место вообще есть. Все одинаково, все временно. И самое любопытное, что это осознание не пугает, согласна? Не огорчает. Так спокойно - и так обреченно.
- Скажи, если бы у тебя было два ярда евро, твоя жизнь заиграла бы новыми красками?
- Ну... можно было бы топить эту чертову жизнь в ярких местах и ярком алкоголе.
- Например, на Бали.
- Мы бы колесили по всему миру. Я бы увидела Северный полюс. А там и уходить не жалко.
- Ага, по всему миру, и на полную катушку!
- Да, сестра! И померли бы где-нибудь красиво, как у Булгакова, в разгар пира, с кубком в руке и окруженные хмельными красавицами... Красавцами.
- Вот поэтому у нас и нету двух ярдов евро.
- Зато мы есть друг у друга.
- Помни, что я всегда рядом. Просто знай.
- И я, рядом с тобой.
- Я несколько лет назад потеряла надежду на человека, близкого мне по духу, и не надеялась, что кому-то смогу стать подобным. Особенно тебе. Ты же практически людей в себя не впускаешь. А скажи, чего ты хочешь от этой уходящей, обреченной жизни?
- Честно? Написать все, что хочу. Мне не важно, как воспримут люди, я просто хочу это прожить. Для этого нужно многое реализовать, в том числе и некую карьерную лесенку. Чем больше опыта, чем шире кругозор - тем достовернее образы. Но главное... Банально прозвучит. Я хочу один роман с сильными взаимными чувствами. Один. Пусть недолгий, пусть без какого-то приемлемого результата. Но взаимно. Вот чтобы совсем. Я должна узнать, как это.
- Для творчества?
- Для себя. Будет грустно умирать, так и не узнав, как это. Каково, когда к тебе относятся, как в том стихотворении, а ты при этом относишься к этому же человеку так, как пишешь сама. И все это не теория, не мысли в голове, не текст, а живьем, по-настоящему, и потрогать можно.
- Понимаю, почему это для тебя важно. Во многом из-за того, что не впускаешь в себя людей.
- Не впускаю. Но порой, "мои люди" сами каким-то образом подбирают ключ и открывают дверь.

Она и правда никого не впускает. Годами общаясь с людьми, остается для них практически неизвестной, при этом принимая искреннее участие в них и их судьбах. Ей всегда казалось, что во взрослой жизни практически невозможно обрести доверительные отношения, потому что люди получают тебя в готовом варианте, они не видели твоих перевалов, поисков, трансформаций, и вряд ли ты что-либо расскажешь.

Ан нет, во взрослой фазе жизни, когда поезд неумолимо двигается к тридцати, таких людей появилось двое, разом, людей, которым она поверила моментально, без логики и здравого смысла. Может быть, все плохое должно было случиться, чтобы было вот это, настоящее? По крайней мере, одно из них настоящее точно. Она останется. Она уже есть, и к ней не страшно повернуться спиной. Она не только делится - она делит, принимает, и главное не то, что ей хочется взять часть души, истины, даже горькой, на себя - главное, что ей хочется это ДАТЬ. Доверить.
Она не играет, ей это не нужно. Она не ставит эксперимент. Она не использует, не затащит в постель и не выкинет после, ей вообще не нужно никакой выгоды. Она не боится правды, плохого настроения, слез, страхов, сомнений, боли, злости, даже опухшей от слез физиономии. Она не лишит своей душевной близости, если успешная, благополучная картинка затрещит по швам, и не потребует ни оправданий, ни заверений, что на самом деле все иначе.
Поэтому ей не страшно говорить правду.

На ее вопрос "Как ты" всегда будет предельно честный ответ. И, может быть, когда-нибудь там будут слова "Я счастлива"? Почти потухший огонь от потухшего отличается, пока горим - живем, а живому свойственно стремиться к счастью, где и в чем бы оно ни было.

"Как ты?"
"Жить буду".

2016 г.