«Последний рабочий день», - со злобой думал Александр Евгеньевич Руцкий, спеша в ректорат, уже третий день заменяющий ему дом — мачехин, неродной, неуютный. Он уже не честил ректорат разными словами. Слова давно закончились, слова меркли по сравнению с тем, что преподносила реальность.
Вчерашний день преподнёс ему массу сюрпризов. Он появился к десяти, полчаса ждал Колобка. Тот появился внезапно, сказал: «У меня сейчас будет совещание, но я постараюсь оттуда поскорее выбраться и сделать вам приказ», и снова исчез. Руцкий, уже настроившийся сидеть над душой до тех пор, пока приказ не будет сделан, обречённо сел в коридоре. Души, над которой можно было сидеть, в ректорате не было, а была лишь суета. То и дело в кабинет входили и выходили помощники проректора, иногда порожняком, иногда с какой-то бумагой. Ректорат жил собственной жизнью, отличной от жизни Университета. Руцкий вспомнил сон Геши из «Бриллиантовой руки» - отрезанная рука оживает, начинает шевелить пальцами и наконец вцепляется в горло тому, кто в этот момент находится рядом. Казалось, ректорат превратился вот в такую отрезанную руку, которая живёт сама по себе. Только один раз грудастая накрашенная блондинка в идеально белой блузке вышла из кабинета помыть кружку из-под чая, и вид у неё был затравленный и виноватый, как будто она украла не пять минут рабочего времени, а как минимум миллион долларов. «Дорогое здесь время,» - подумал Руцкий. Наконец, Колобок появился. Руцкий украдкой посмотрел на часы — без пяти одиннадцать; Колобок, очевидно, сдержал слово появиться как можно раньше. Он пригласил Руцкого в кабинет и начал готовить приказ.
«Кто проводит эту олимпиаду?» - спросил Колобок. Руцкий сперва не понимал, как отвечать. Группа энтузиастов? Он, Наташа, Валера, Игорь, Дима? Не годится, это он понимал. Вскоре выплыла верная формулировка - «Математическое общество». Это было полуправдой — математическое общество пообещало дать немного денег на призы победителям, но к самому проведению отношения не имело. «Тогда при чём здесь Университет?» - спросил Колобок, испытывающе глядя на Руцкого. И потом сам же ответил: «Давайте напишем так. Олимпиаду проводит Математическое общество совместно с Университетом. Вы же приносили мне представление, так что Университет можно считать одним из организаторов.» Такая формулировка вполне устроила Руцкого — его устроила бы любая формулировка — и процесс пошёл быстрее. Колобок спросил, сколько предполагается участников и сколько членов жюри, кто будет ответственным за ключи. Вскоре приказ был готов, и оставалось только его подписать. «Ждём Максимову,» - вздохнул Колобок.
Приказ был готов и ждал подписи Максимовой. Руцкий ещё около часа гулял вокруг да около. Коридор ему надоел, и он вышел во дворик, где по периметру росли высоченные голубые ели. От нечего делать он начал их пересчитывать — получилось двадцать три штуки. «По кругу стояли двадцать три ели, - придумалась задача. - Могло ли на каждой из них быть либо вдвое больше, либо на тысячу меньше иголок, чем на соседней справа ели?» Простая задача, надо будет предложить на пятый класс.
Руцкий вернулся в коридор. Максимова уже вернулась на своё рабочее место, но к чтению его приказа ещё не приступала. Руцкий подождал ещё полчаса. Минуты ожидания текли медленно, как патока, и самое ужасное — в эти минуты невозможно было ни на чём сконцентрироваться. Ни работы проверить, ни ещё одну задачу для олимпиады придумать. Руцкий барахтался в этих вязких минутах, точно муха в куске застывающей смолы, становящейся янтарём.
Наконец, Колобок позвал его в приёмную, и унылый его вид не внушал особого оптимизма. Руцкий уже знал, что подпись Максимовой — это всегда краеугольный камень, и потому не удивился, что подписи ещё нет. «Марина Григорьевна сделала несколько замечаний. Во-первых, она категорически против слова «олимпиада», потому что она считает, что олимпиады бывают только те, которые в министерском Перечне. Вы ведь не подавали туда заявку?» «Нет, - ответил Руцкий. - У нас нет олимпиады для выпускных классов, а Перечень — это ведь список олимпиад, дающих какие-то льготы при поступлении. Поэтому, конечно, нас в этом Перечне нет.» «Тогда название придётся исправить, - сказал Колобок. - Вас не смутит, если мы это мероприятие назовём конкурсом, а не олимпиадой?» Руцкий ответил, что ему всё равно, как они назовут это мероприятие, лишь бы только оно состоялось. «Вот и хорошо, - сказал Колобок. - Тогда первая проблема разрешилась. А второе — раз уж основным организатором у вас выступает Математическое общество, то необходимо принести ксерокопию положения и регламента с подписью президента Общества и печатью.» «Подождите, - сказал Руцкий, - Я же в самом начале приносил вам положение и регламент.» «Да, только без печати Общества, а нужна печать. Кроме того, теперь эта олимпиада называется конкурсом, так что в положении нужно всюду слово «олимпиада» заменить на слово «конкурс». И ещё нужно принести составы оргкомитета, методкомиссии и жюри, тоже утверждённые президентом Общества.» «Когда же я это буду делать? Завтра ведь последний рабочий день перед олимпиадой!» «К сожалению, тут я вам помочь не могу. Марина Григорьевна затребовала эти документы.»
В этот момент Руцкий понял, почему уныние является смертным грехом. Он не представлял, как это всё получить, да ещё и мгновенно. Олимпиада накрывалась медным тазом, и всё из-за того, что в этом огромном механизме какая-то шестерёнка отказывается вертеться как положено, а шестерёнка эта была важной и неизбежной. Руцкий представил себе, что дети уже получили приглашения и придут, а у него тут всё срывается. «А ведь это будет отрицательная репутация Университету, - подумал он. - Если дети придут, и окажется, что помещения в Университете нет, потому что приказ не подписан... да, конечно, мы при этом будем плохо выглядеть, но при этом в дураках останется и Университет. Всё-таки будущие абитуриенты...»
Руцкий позвонил Наташе и пожаловался на новую напасть. Но та не столь глубоко погрузилась в университетскую бюрократию, и потому оптимизма не потеряла. «Ну так позвони Загребу или Ястребову и выясни, как это получить. Или у тебя их телефонов нет?» Телефон Ястребова у Руцкого нашёлся. Он минут пять собирался с духом, потому что уже не верил в какой-нибудь успех своего мероприятия, потом всё-таки позвонил.
Александр Иванович Ястребов, моложавый блондин с чуть появляющейся лысиной, был секретарём матобщества. Он выслушал Руцкого, посочувствовал и сказал, что сам он помочь в этом не может, что он может дать телефон Загреба, с которым и стоит разговаривать. Только Иван Петрович сейчас в командировке и прилетит нынче вечером, так что нужно звонить позже. Потом пожелал удачи и положил трубку.
Через несколько секунд на телефон пришло сообщение — это Ястребов переслал телефон Загреба. Миссия невыполнима, - с отчаянием думал Руцкий. - Иван Петрович Загреб в командировке, приедет только вечером. Наверняка будет уставший с дороги. Как его беспокоить? Появится ли где-нибудь он завтра? Пожалуй, надо будет вечером позвонить ему.
Руцкий долго набирался наглости. Беспокоить крупного учёного, члена-корреспондента РАН и просто пожилого человека в день приезда ему казалось некорректным. С другой стороны, иного выхода у него не было.
«Абонент не отвечает или временно недоступен,» - услышал он в трубке. По-видимому, Загреб ещё не прилетел. Придётся звонить позже.
«А если он прилетит совсем поздно, когда звонить уже неприлично будет?» - мелькнуло у Руцкого в голове. С большим трудом он выждал полчаса и позвонил снова. На этот раз Загреб был в зоне доступа.
- Слушаю! - прозвучал ответ на той стороне трубки.
Руцкий сбивчиво объяснил свою проблему.
- Я прошу прощения, раньше до меня дозвониться было невозможно, - сказал Загреб. - Только вот прилетел из Италии. У вас готовы бумаги, которые нужно подписывать? Вам, наверное, придётся ко мне домой заехать, я страшно устал и никуда сегодня уже не выйду... Вы знаете мой адрес?
Руцкий ответил, что не знает. Загреб продиктовал свой адрес и добавил:
- До одиннадцати смело можете приезжать. Ну, жду вас!
Через час у Руцкого были все бумаги, которые потребовала Максимова.
И вот теперь Руцкий снова стучался в приёмную. Не дожидаясь ответа, он отворил дверь. Было ещё рано, и в кабинете была только та грудастая блондинка, которая вчера мыла чайную кружку. «Вы к Максимовой?» - спросила она. «Да, я принёс то, что она сказала,» - Руцкий с большим трудом сохранял спокойствие. «Ну хорошо, подождите, Саша скоро должен появиться.»
И снова ожидание. Через десять минут появился Колобок, поправил пиджак, и без того сидевший идеально. Руцкий протянул ему пачку — в том самом виде, в котором он протягивал её вечером Загребу. Слов, чтобы при этом что-то произносить, уже не было. Колобок улыбнулся, взял пачку, просмотрел глазами документы. «Отлично! Надеюсь, теперь всё будет в порядке,» - сказал он. Похоже, у Колобка не было и тени сомнений, что Руцкий сможет получить нужные подписи менее чем за день.
«И что делать теперь?» - спросил Руцкий. «Ждать, - ответил Колобок. - Надеюсь, Марина Григорьевна вскоре это подпишет.» «А когда? Олимпиада ведь уже послезавтра.» «Надеюсь, сегодня всё образуется. Должно образоваться.» «И когда подойти?» «Подойдите через час.»
Руцкому ничего не оставалось, кроме как ждать. За час он сходил в студенческую столовую. Заказал там себе чай и булочку с маком, но булочка вставала поперёк горла, будто чай был сухим. Он старался жевать эту булочку медленно и вдумчиво, чтобы убить время. Вспомнил свои уроки биологии, когда учительница объясняла про пищеварение и говорила, как нужно правильно пережёвывать пищу. Досадно, но этот урок вспоминается только сейчас, и жую я так тщательно не потому что это полезно, а лишь чтобы убить время. А самое досадное, что булочка всё равно не желает проваливаться в желудок, и нынешний перекус едва ли способствует правильному пищеварению.
Вот так и я студентов учу, - подумал он. - А потом они вспомнят меня в лучшем случае в подобные моменты. Как в анекдоте, когда старый профессор математики спросил на встрече выпускников группы: «Ну что, пригодилась кому-нибудь в жизни высшая математика?» Все сидят, потупив взоры, и тут один нашёлся: «Да, пригодилась! Вчера с меня ветер шляпу сорвал, и она улетела в пруд. Так я нашёл проволоку, вспомнил ваши лекции, согнул её в форме интеграла и вытащил шляпу.» Так вот и учим...
Так учим или не так, а времени прошло всего двадцать минут, и, значит, оставалось всего сорок. А учитывая весь опыт общения с ректоратом, через час подходить было бессмысленно. Если сказали, что через час, то смело можно уходить на полтора.
Руцкий ещё побродил по коридорам Университета. Со стен на него уныло смотрели портреты учёных — от Ньютона до Ломоносова. Лица на портретах были какие-то неживые, будто художник рисовал не человека, а статую. Их потухшие взгляды словно предостерегали всех, кто осмелился прийти в Университет. Белоснежные парики на головах подчёркивали безжизненность портретов. «Странно, мне казалось, что они выглядели более живыми, - подумал Руцкий. - Или они только сейчас такие? То ли их убил Университет, то ли это влияние поздней осени. Но скорее всего, просто причуды освещения.»
Руцкий ещё раз вышел во дворик, обошёл все двадцать три ели. Во дворике было чуть теплее, чем в городе, и снег, ложившийся на тротуарную плитку, частично таял и стекал на землю, под ели. «Наслежу я там,» - подумал Руцкий, глядя на свои ботинки. Он снова зашёл в здание, тщательно вытер ноги об коврик. Следы на паркете ему оставлять совершенно не хотелось.
Он вошёл в приёмную без стука. Грудастая блондинка улыбнулась ему как старому знакомому. Колобка на месте не было. Через минуту он появился, кивнул Руцкому и сказал: «Я вас поздравляю, Максимова подписала приказ.» «Могу ли я получить копию этого приказа?» - спросил Руцкий. «Подождите, сейчас он согласовывается, на него ещё нужна виза первого проректора, Ягунова. Но вы можете уже ни о чём не беспокоиться, я вам пришлю копию по электронной почте.» Руцкий почему-то предпочёл побеспокоиться и остаться, пока приказ не будет готов. Колобок не возражал.
Михаил Михайлович Ягунов, представительный мужчина средних лет, получил приказ о проведении конкурса и стал бегло его читать. «Математическое общество, - проворчал он про себя. - Нет такого юрлица — Математическое общество. Не могут они ничего проводить.» Хотел отправить приказ на доработку, но решил дочитать до конца. Ещё ему не понравилось, что ответственным за ключи назначили Руцкого. «Не могли кого-то из сотрудников назначить?» - подумал он. Он ещё несколько секунд колебался — подписать этот приказ или отправить на доработку, но увидел дату олимпиады и решил подписать как есть. «Послезавтра... Вечно они дотянут до последнего момента, а приказ сварганят кое-как. Ну ладно уж, не отменять же конкурс.»
Ягунов щёлкнул блестящим золотистым «Паркером» и приготовился изображать подпись, но телефонный звонок отвлёк его. Звонила Наталья Никаноровна Бабель.
- Да, дорогая! - сказал он.
- Ух, я кажется, закончила переписывать Положение. Такая морока вышла... Всю ночь сидела, а мне ещё педсовет проводить.
- Ну хорошо, умница. А что там пришлось переделывать?
- Я подняла документы — там много нестыковок было. Во-первых, пришлось убрать саму аббревиатуру «СУНЦ». Теперь это заведение будет называться лицеем при Университете.
- Не самое лучшее название. Лицеев по городу полно, а нам нужно как-то выделяться среди остальных. Это же одно из лучших учебных заведений по стране!
- Ты можешь предложить более подходящее название?
- Например, назвать его Академическим лицеем Университета. Или ещё какую-нибудь приставку применить. Подумай сама. А почему от СУНЦ пришлось отказаться?
- Во-первых, в правоустанавливающих документах Университета не оказалось такой аббревиатуры. А во-вторых, нам нужно выполнять предписание. Преподавателей теперь нужно будет увольнять и оформлять как учителей. Тоже ещё морока. То есть нужно, чтобы на бумаге это была школа, хоть и являющаяся подразделением Университета. Все слова про научность следует убрать из Положения.
- Хорошо. Это всё?..
- Мне ещё пришлось уволить нескольких сотрудников, которые не соответствовали занимаемой должности.
- Это замечательно. Дорогая, займись вплотную кадровой политикой. Ты же знаешь, как нас будут бить за среднюю зарплату.
- Обязательно. Я сегодня обо всём скажу на педсовете. Но у меня ещё есть одна просьба. Ты же знаешь, что эти меры, которые приходится применять — они не очень популярны.
- Подозреваю, что кому-то из учителей они могут сильно не понравиться. Им же теперь работать придётся, а не делать вид.
- Вот я об этом же. Я боюсь, что ещё кто-нибудь из учителей захочет уйти из этой школы.
- Ты думаешь?
- Строго говоря, я уже получила одно заявление об уходе... и это ценный сотрудник, я его не хочу отпускать.
- Скорее всего, передумает и вернётся. Ты, главное, пока не подписывай это заявление, дай ему возможность передумать.
- Я так и сказала. Тоже надеюсь, что передумает. Но можно ли с этой ситуацией что-нибудь сделать?
- Ты же понимаешь, что насильно держать его мы не можем. Так что чисто теоретически — ничего. Серьёзных надбавок мы предложить сейчас не можем. Можем, конечно, намекнуть, что это нехорошо, что они подставляют Университет, и что у них могут возникнуть проблемы на своих кафедрах... только это нехорошо, мы получим протест заведующих кафедрами. Юридически они, конечно, никто, но реально, к сожалению, могут нам нервы попортить. Я подумаю, что можно сделать. А ты держи руку на пульсе.
Они обменялись дежурными любезностями и прекратили разговор. Ягунов вспомнил, что у него под рукой приказ о проведении конкурса. Он ещё раз пробежался по нему глазами и поставил подпись.
«Пусть ребята проводят свой конкурс, - подумал он. - Они полезное дело делают, и мы не будем вставлять им палки в колёса. Пусть приказ не очень корректно оформлен, это можно пережить.»
Потом он вспомнил разговор с Бабель.
«Хорошо, что теперь интернатом занимаются, - подумал он с удовольствием. - Теперь он не будет бесхозным, как раньше. Главное — кадровая политика. Кадры, как говорится, решают всё. И очень правильно, что я отправил туда Наташу, теперь там идёт активная работа.»
Ягунов широко улыбнулся, представив себе, как быстро теперь будет возрождаться интернат.
«Нет, быстро ничего не бывает. Только долгая и кропотливая работа. Но она будет делаться. И я в этом совершенно уверен.»
Колобок поздравил Руцкого с успешным завершением миссии, пожал ему руку и выдал копию приказа.
Руцкий чувствовал себя так, будто из его тела удалили все внутренние органы. Удалили мозг, чтобы не засорять душу лишними мыслями. Удалили сердце, чтобы не переживать по пустякам. Удалили желудок, чтобы не требовал пищи. Удалили печень, чтобы не производила желчи. Удалили всё. Оставили только пустую оболочку, и эта пустая оболочка теперь может только ходить и радоваться. Лёгкость в теле была необычайной.
Он позвонил Наташе и отчитался о проделанной работе. «Молодец,» - сказала она, но, похоже, не оценила его титанических трудов. Он позвонил Игорю Вернеру и поинтересовался, сможет ли тот провести сегодняшний кружок самостоятельно. «Да, - ответил Игорь. - Сегодня будем мы с Ксюшей, и ещё обещали прийти Даня и Марк. Так что справимся сами. А в интернате, если что, я всех знаю, я же его оканчивал.» «Хорошо, - думал Руцкий. - Теперь хотя бы этот вечер свободен.»
Он вышел на улицу. Ощущение реальности постепенно возвращалось к нему, как будто его внутренние органы медленно устанавливали на свои места — конечно, всё под местной анестезией.
На всякий случай он решил пройти в межфакультетский центр, где должна проходить олимпиада, и согласовать пропуск детей с вахтёром. Вахтёр, конечно, за два дня поменяется, но для очистки совести известить вахту надо. Заодно зайти к коменданту и спросить, помнит ли он договорённости насчёт гардероба.
Но на вахте его ожидал очередной сюрприз.
- Мне ваша Максимова не указ, - сказала ему бабка с вредным лицом, очень давно работающая на вахте и потому привыкшая считать себя самым главным человеком в здании, который должен присматривать за тем, чтобы ключи от аудиторий не попадали в чужие руки.
Руцкий растерялся.
- Вот видите, приказ. С печатью Университета и подписью двух проректоров.
- Я не знаю, что это за люди, - невозмутимо ответила та. - Мне эта бумажка не указ.
- А какая бумага вам указ?
- Я пропускаю, только если есть виза отдела охраны. Видите? - она извлекла из недр своей кабинки другой приказ, касающийся подготовительных курсов. - Вот здесь в уголке стоит виза отдела охраны и подпись Дубова. А у вас на приказе стоит подпись Дубова? Нет, не стоит. Поэтому пока нет этой подписи, я сюда никого не пущу.
Руцкий почувствовал себя круглым дураком. Сколько раз он давал себе обещание не верить фразе «всё сделаем, можете ни о чём не беспокоиться», и вот в последний момент всё-таки снова поверил. Расслабился, увидев копию заветного приказа. А рано. Верить, что теперь-то уж всё хорошо, нельзя было ни в коем случае.
«Хорошо ещё, что я зашёл сюда, - мелькнуло у него в голове. - Мог бы и не зайти.»
Пришлось возвращаться в отдел приёма. Колобок выслушал его и сказал: «Ах да. Надо представление Дубову написать. Это к Сонину надо, он проректор по естественнонаучным направлениям.» «Зачем к Сонину?» - спросил Руцкий. «Нужно представление Дубову, чтобы поставил в приказе свою визу.» «А почему тогда к Сонину?» «Ну не вы же будете представление писать.»
Руцкий напомнил о том, что олимпиада, то есть конкурс, состоится уже послезавтра, а подписи проректора иногда приходится ждать несколько дней. «Нет, - сказал Колобок. - Вы идите туда сейчас, а я позвоню и попрошу, чтобы представление сделали побыстрее.»
Руцкому пришлось покорно отправиться туда, куда его послали. Однако он не мог не отметить одну особенность, которая бросилась ему в глаза — впервые за всё время проблема решалась не кучей бумажек, а простым телефонным звонком.
«И зачем эти все мытарства, если всё равно всё решается телефонным звонком?» - подумал он.
В приёмной его уже ждали — видимо, Колобок оперативно позвонил. Олег улыбнулся ему как старому знакомому, которого всегда приятно видеть, и сказал, что сейчас сделает представление. Снова спросил всю информацию — сколько детей, сколько взрослых, кто получает ключи. Руцкий отвечал как заученное стихотворение.
«Подождите минут десять,» - сказал Олег и ушёл в кабинет Сонина.
Руцкий просто сидел и ни о чём не думал. Кабинет он уже не рассматривал, все эти кабинеты с их почти одинаковым интерьером сидели у него в печёнках.
Минут через пять Олег вернулся и отдал представление Руцкому. На представлении красовалась размашистая подпись Сонина.
«Вот что значит последний момент, - подумал Руцкий. - Будь это не пятница, а, скажем, вторник, не видать мне этой подписи так скоро. А в последний момент они расторопны.»
Олег послал Руцкого в отдел охраны. «Где это?» - спросил Руцкий. «А вот идёте по этому коридору, затем спускаетесь на первый этаж и налево, в закуточек. Там ещё турникеты стоят и охранник, скажете ему, что в приёмную Дубова.»
Руцкому уже было всё равно, куда идти, лишь бы это поскорее кончилось. Отдел охраны он нашёл сразу же; как и описывал Олег, этот отдел отгородился от остального Университета дополнительным турникетом и охранником. Турникет, правда, оказался свободным, а охранник не спросил ничего, только с приветливым видом кивнул ему.
В отделе охраны Руцкого миловидная девушка спросила про количество детей и взрослых, а потом попросила полные списки. Полных списков у Руцкого с собой не оказалось. «Ну как принесёте, так вам и будет виза,» - ответила ему девушка. «Да, только конкурс будет уже послезавтра,» - сказал Руцкий.
«Интересно, сколько раз за сегодня я уже произносил эту фразу? - подумал он. - И сколько раз она мне помогала?»
Девушка прочитала приказ, долго всматривалась в подписи Ягунова и Максимовой и наконец сказала: «Ну хорошо. Пошлёте сегодня списки по электронной почте. Только не забудьте, потому что это под мою ответственность.»
Система, казавшаяся каменной, незыблемой и неумолимой, уже второй раз за сегодня давала слабину.
Девушка забрала представление и сказала: «Дубов сегодня это подпишет, и завтра эта бумага будет на вахте межфакультетского центра.» Руцкий насторожился. Сейчас ему предлагалось снова ни о чём не беспокоиться. «А нельзя ли мне её отнести?» - спросил он. «Нельзя, - ответила девушка. - Мы сами разносим все бумаги по вахтам.» «А если вдруг завтра этой бумаги на вахте не окажется?» «Окажется, это я вам обещаю.»
Руцкий понял, что завтра ему предстоит снова ехать сюда и проверять, оказалась ли бумага с визой Дубова на вахте. Никаким обещаниям он уже не верил. Но что делать, если её не окажется?
«А завтра вы работаете?» - спросил он без особенной надежды. Девушка улыбнулась и ответила, что работают.
«Значит, завтра, если что, я смогу снова обратиться сюда,» - подумал он.
Руцкий вышел из главного корпуса. Голые липы, полуприсыпанные снегом, взглянули на него, словно стражники. Небо было такое низкое, что эти липы, казалось, подметали облака своими голыми ветвями.
Руцкий понимал, что это сражение с мельницами ещё не закончилось, но теперь эти мельницы вели себя по-другому. Отсутствие времени, которое можно было потратить на бюрократию, сделало их сговорчивыми.
Он подумал, что эта олимпиада, скорее всего, не последняя. А значит, надо подумать и о том, как и когда подавать документы в следующий раз С одной стороны, логичнее всего было подавать их заранее, месяца за полтора, чтобы они были своевременно сделаны. С другой стороны, опыт последних дней показал, что, сколь рано ни подавай заявку, всё равно всё будет делаться в самый последний момент, когда уже не отвертеться.
«Интересная штука время, - подумал Руцкий. - Я всегда считал, что отсутствие времени — это плохо, но теперь увидел, что так бывает не всегда. Наверное, дело вот в чём: что одному плохо, то другому замечательно.»
А там, за его спиной, продолжали вертеться ветряные мельницы. Им не было дела до собственных ошибок и сбоев.