Снег всё падал и падал, и к утру на земле скопились уже целые пушистые сугробы. Выглянув в окно, Горыныч понял, что ему понадобится щётка, чтобы очистить машину от снега и, возможно, размораживатель замков.
Перед кладовкой он споткнулся о корыто, привезённое вчера с дачи. Тут же вспомнил, что вещей в кладовке наверняка прибавилось, а это значит, что щётку он может быстро не найти.
«А хорошо хоть не сегодня их везти пришлось,» - подумал он.
Горыныч представил себе, как бы он ехал на дачу по этому снегу. Дороги наверняка ещё не убраны, и трасса, скорее всего, представляет из себя роскошный каток. Экскаватор, запорошенный снегом, будет выглядеть как мамонт в вечной мерзлоте.
Покопавшись, он достал из кладовки метровую щётку. Посмотрел на её щетину — растрепалась, конечно, но сметать снег вполне можно. С другой стороны щётки был скребок. Горыныч провёл по нему рукой — мелкие зазубрины, но в целом ничего критичного.
Родители ещё спали, поэтому кофе нужно было варить только на себя. Он стоял над плитой, готовый убрать кофеварку при первой же попытке кофе убежать, и размышлял над тем, что ему сейчас предстоит сделать.
Сказать коллегам, что он увольняется, было легко, но гораздо тяжелее осуществить своё намерение. Прав ли ты? - спросил он себя. И ответил: нет, не прав. Был бы ты более прав, оставшись? Не, не был. Есть высокопарное слово «предательство», которое сегодня наверняка кто-нибудь к нему применит. Как ни крути, а с детьми он свыкся. Хоть он и называл их периодически дураками и идиотами, когда они не могли написать контрольную и потом до семи раз её переписывали, а всё же они молодцы. Скольких из одиннадцатого «а» я выгнал? Троих или четверых, наверное. Многовато. Зато остальные уже не стали проверять, можно ли похалявить на моих уроках. Миногин, правда, жалуется, что они на литературе делают физику, но так ему и надо. Интересно, они расстроятся, узнав, что я ухожу? По идее должны обрадоваться, потому что мне уже много раз говорили, что я уж очень строгий. Но здесь эта идея не работает. Чем более строгий учитель — нет, не надо себя называть учителем, - чем более строгий преподаватель, тем больше жалеют дети, если он уйдёт. Потому что здесь стирается грань между положительными и отрицательными эмоциями, и остаётся одно — сила этих эмоций.
Кукушкин, пожалуй, рад будет. Ну и хрен с ним. Его бы тоже по-хорошему выгнать, но он постоянно проскакивает на нижней границе планки. А вот Савина наверняка расстроится. Она, кажется, слегка влюблена в меня, но я делаю вид, будто не замечаю. Приходится делать вид. Иначе работать совершенно невозможно.
Яркая вспышка в голове, подобная разрыву гранаты. Лимонина. Сегодня же годовщина, обязательно помянуть. Не забыть по этому поводу взять в школу коньяк. Хе-хе, пусть Бабель борется с пьянством. А я возьму на работу коньяк. И значит, сегодня я без машины. Щётку можно засунуть обратно.
Вообще не очень хорошо вспоминать человека только по поводу годовщины его гибели. Получается какая-то формальность вместо памяти. Но вспоминать иногда надо. И не вспоминать тоже надо, иначе вся память окажется забитой этими воспоминаниями, и работать будет совершенно невозможно. Так что сегодняшний день ничем не лучше и не хуже остальных.
И хватит сейчас думать про учеников и учениц. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Горыныч открыл бар, пригляделся к рядам стоящих пузатых бутылок с разноцветными этикетками. Надо бы устроить тут ревизию, - подумал он. Вот что бывает, когда практически не пьёшь. Наверняка это вино — ну да, оно же с июня открыто — выдохлось и скисло, его надо вылить. А вот и коньяк.
Горыныч взял бутылку, подумал, взял ещё одну. Обе бутылки были подарками, но от кого, он уже не помнил.
И всё-таки подумай, как тебе вчера рекомендовали коллеги: правильно ли ты поступаешь? В научном подходе есть критерий Поппера, который хорошо определяет научность той или иной теории. Фальсифицируемость. Принимая теорию, подумай, в каком случае ты будешь готов от неё отказаться, и только тогда она может считаться научной. Если никакие факты, никакие результаты экспериментов не могут противоречить твоей теории, то она не является научной. Про это знают все, но почему-то мало кто применяет этот критерий в жизненных ситуациях, когда нужно сделать какой-нибудь выбор. Так примени же его теперь и ответь: при каком стечении обстоятельств ты откажешься от своего выбора? Многие люди, желающие показать твёрдость своего характера, говорят — ни при каком. Но если ты ни за что не поменяешь своего решения, если ты ни при каких обстоятельствах не сможешь его фальсифицировать, значит, согласно критерию Поппера, это заведомо плохое решение.
Если вернётся Польский? Если Бабель отменит приказ об увольнении Азарова? Нет, это не фальсификация, и ты об этом прекрасно знаешь. Потому что твоё решение — разделить участь Польского и Азарова, и если они останутся, то не уходить и будет твоим решением.
Итак, подумай, пока будешь ехать в интернат: что хорошего должна сделать Бабель, чтобы ты изменил своё решение? И пока не придумаешь, не смей приступать к действиям.
Дороги в городе были нечищеными, и снежинки мягко скрипели под колёсами автобуса. По дороге в интернат Горыныч придумал много фальсификаций, но все они были какими-то ненастоящими. Например, если Бабель вдруг сама уйдёт со своего поста и предложит его кому-нибудь, или если с ней что-нибудь случится — попадёт под машину, например. Но эти фальсификации его не удовлетворяли, потому что также подходили под его решение — не работать под началом той, которая в один день уничтожила на корню физику в интернате.
Пойдём с другой стороны, - сказал он себе. Если тебя кто-нибудь попросит не уходить — переменишь ли ты своё решение? Кто же может попросить? Об учениках мы договорились не думать. Ассоциация? Но я же не выпускник интерната. Польский? Что, если Польский прямо скажет, чтобы я оставался на месте и не делал резких движений?
Не знаю, - сказал он себе. Может, и переменю решение, а может, и нет. Не знаю.
Горыныч поднялся на второй этаж, чтобы раздеться в преподавательской. По пути он остановился перед доской объявлений, чувствуя, что на ней должны быть какие-то обновления.
Он не ошибся. Обновления действительно были.
«Приказываю считать недействительным приказ об отчислении Горкина Павла, Губаря Никиту и Подколесина Александра. Указанных учеников продолжать числить в 10а классе. И.о. директора Н.Н.Бабель.»
Горыныч с удовольствием отметил, что в приказ вкралась ошибка — следовало писать «Никиты» вместо «Никиту». Такое бывает, когда количество издаваемых бумаг начинает зашкаливать.
- Сплошная верификация, - с тоской подумал он. - Ну а теперь-то возможна ли фальсификация? Что же должно случиться теперь, чтобы я поменял своё решение?
Нет, так не годится, иначе мы попадём в условие апории Зенона. Прошла условно половина времени до момента, когда я напишу и отнесу в отдел кадров заявление. И я снова спрашиваю себя о возможности фальсификации. Пройдёт половина от оставшегося времени — и я снова смогу задать себе тот же вопрос. И так далее... Но апория Зенона глупа, ибо считает, что бесконечная сумма должна равняться бесконечности. Конечно, бесконечная сумма убывающих величин может быть конечной величиной. Но в данном случае мы имеем не это — мы имеем алгоритм с бесконечным количеством шагов, который должен работать за конечное время — и это уже заведомо неосуществимо. Поэтому хватит задавать себе этот вопрос до бесконечности. Ты получил на него ответ. Фальсификация была возможна, но её не было в действительности. И значит, иди в преподавательскую и пиши своё заявление.
Через несколько минут Горыныч предстал перед Татьяной Ивановной. Их разделял лишь письменный стол.
- Возьмите, пожалуйста, - сказал он, протягивая заявление.
- Что это такое?
- Заявление. Если угодно, могу прочесть вслух и с выражением.
Ивановна пробежала глазами заявление.
- Почему вы хотите уйти? - спросила она.
- Вы действительно хотите, чтобы я ответил, почему?
- И что вы этим действием хотите сказать?
- Я многое хочу сказать, но, пожалуй, лучше сейчас промолчу.
- Вы знаете, что по Трудовому кодексу мы имеем право требовать, чтобы вы работали ещё две недели?
- Из которых одна неделя — каникулы? Пожалуйста, как вам угодно.
Ивановна сдалась. Эту перепалку пора было прекращать.
- Я не могу в одиночку принимать такие решения. Мне нужно посоветоваться с Натальей Никаноровной. На это нужна её виза.
- Как вам угодно, - повторил Горыныч.
Ивановна встала и ушла, взяв его заявление — не иначе как действительно советоваться.
«Интересно, неужели сейчас сама Бабель придёт сюда и начнёт мне объяснять, что я неправ? Пожалуй, это будет шоу. Ради такого шоу стоит жить.»
Горыныч начал придумывать, что бы такого сказать Бабель, если она здесь появится. Но его мысли сменили курс, когда он бросил взгляд на стол. Там лежали бумаги, и верхняя сразу завладела вниманием Горыныча.
«Ну конечно! - подумал он. - Её же теперь переоформляют, вот и документы на столе.»
Горыныч посмотрел внимательнее на верхний лист. Это была копия кандидатского диплома. И тут он понял, что пропустил что-то важное в своих рассуждениях.
Значит, если верить верхнему документу, Бабель является кандидатом наук. Ну конечно, как же я сразу не подумал — директором интерната ведь должен становиться учёный. Этого нигде не написано, но так всегда было. И, говоря откровенно, Польский был более слабым учёным, чем предыдущие директора интерната. Докторскую он защитил позже, чем стал директором. Кстати, отметил Горыныч не без удовольствия, теория существования кротовых нор не фальсифицируется по Попперу. Вообще любая теория о существовании чего-либо, не противоречащего законам природы, не может быть фальсифицирована, и это основной недостаток критерия Поппера. Чайник Рассела тоже не противоречит законам физики, но это ведь не значит, что он существует. И математику Поппер не отнёс к научному методу, поставив в один ряд с философией, хотя в современных реалиях это уже смешно. В нашей науке абстрактная математика настолько тесно переплетена с физикой, что иногда невозможно сказать, где кончается одна и начинается другая. Но всё-таки Польский — настоящий учёный, а вот что в этом плане представляет из себя Бабель, я выяснить забыл.
Горыныч достал телефон и сфотографировал верхнюю страницу.
Итак, Бабель является кандидатом исторических наук. Прекрасно. Теперь совершенно необходимо выяснить, что она представляет собой как учёный. Или, что гораздо вероятнее, как бывший учёный.
Зачем это тебе? - спросил себя Горыныч. - Ты же уходишь отсюда, ну так и уходи, уходя, а они без тебя разберутся сами. Зачем тебе теперь копаться в чужих вещах?
И тут же себе ответил: надо. Во-первых, интернат для меня не пустое место. И если появилось интересное обстоятельство, способное на что-то повлиять, то это обстоятельство надо как следует рассмотреть. Во-вторых, простое любопытство учёного. Судьба мне сейчас подкинула ещё одну карту, очень интересную карту, и её непременно нужно разыграть.
А всё-таки это диагноз, подумал Горыныч. Даже если Бабель является действующим учёным-историком, во что я ни капельки не верию, всё равно это является диагнозом и одновременно приговором интернату. До сих пор интернат, как ведущую физико-математическую школу, возглавляли учёные-физики или математики. Но чаще физики. А сейчас её главой стал историк. И это диагноз. Всё равно как если бы институт ядерной физики возглавлял повар. Или президентом нашей страны стал бразилец. Хотя нашу национальную сборную по футболу тренировал голландец, и ничего. Нет, это из другого жанра. А всё равно диагноз.
Горынычу очень хотелось взять в руки всю пачку и посмотреть, не найдётся ли в ней ещё чего-нибудь интересного. Очень хотелось найти где-нибудь название этой диссертации. Он с трудом удержал себя от такого соблазна. Руки чесались проверить, но через несколько секунд размышлений он понял, что названия диссертации здесь, конечно же, не будет. Его нужно искать по другим источникам.
Вскоре вошла Татьяна Ивановна с его заявлением в руках. Наталья Никаноровна, по-видимому, решила не приходить сюда и не устраивать душеспасительные беседы.
«Жаль, что не пришла. Такой бы спектакль получился, - подумал он. - Нет, имей совесть: ты сейчас и без того получил в руки великолепный материал.»
- Наталья Никаноровна сейчас не поставила свою визу. Сказала, что вы делаете неверный шаг. И я с ней согласна.
- Что ж, ваше право. Пусть я делаю неверный шаг. Но я всё-таки его делаю.
- Нам будет очень жаль, если вы действительно уйдёте отсюда. Так и Наталья Никаноровна сказала.
«Вот сволочь! - подумал Горыныч. - Жаль ей...»
- Вчера ей почему-то не было жаль.
- Было. Она не хотела, чтобы так вышло.
- Хорошо, вот и я не хочу, чтобы так вышло. А всё-таки заявление перед вами, и подписано оно сегодняшней датой, так что ваши две недели пошли.
- Наталья Никаноровна сказала, чтобы вы подумали ещё на каникулах. И если не передумаете, просто ещё раз придите и скажите об этом. Но она очень надеется, что вы передумаете.
Ещё бы не надеялась, усмехнулся про себя Горыныч. Даже если она распоследняя дура, то и тогда она не может не понимать, что ещё два класса остаются без физики. И у Польского был один класс — итого три класса. И это в радужном предположении, что Фоминский возьмёт на себя десятый «а». А впрочем, наша незабвенная Валентина Ивановна наверняка все эти амбразуры закроет.
- Почему же она сама мне этого не сказала?
- Пройдите в её кабинет, и она вам скажет то же самое.
- Хорошо, я приму это к сведению. До свидания.
Горыныча уже раздирало любопытство, поэтому он поспешил закончить этот разговор.
В кабинет Бабель Горыныч, естественно, не пошёл. Цель у него была другая, и эта цель спокойно и с достоинством сидела в преподавательской, осторожно окуная ложку в горячий чай.
Юрий Антонович Полозов выглядел как настоящий профессор. Высокий, в меру толстый, с окладистой бородой, чёрной как смоль, и густыми волосами того же цвета, закрывающими шею до половины, он всегда держался невозмутимо и с достоинством. Он и в самом деле был профессором исторического факультета, и Сушков когда-то был его аспирантом, но так и не защитился.
- Вас-то я и ищу! - обрадовался Горыныч.
Полозов посмотрел на него, не спеша опустил ложку в чай, кивнул, затем поднялся со стула и подал Горынычу руку.
- Правильно ли я помню, что вы состоите членом диссертационного совета?
- Правильно, - подтвердил Полозов. - А вам какая печаль?
- Наш новый директор — незабвенная Наталья Никаноровна — имеет степень кандидата исторических наук. Я бы хотел понять, что она представляет из себя как учёный.
- Я не знаю ни одной её статьи, - ответил Полозов. - Но это, конечно, ни о чём не говорит. А разве она в нашем совете защищалась?
- Я сфотографировал ксерокопию кандидатского диплома, - сказал Горыныч.
Они принялись рассматривать фотографию. На маленьком экране это было непросто, тем более что на фотографии имелись блики. Пришлось приблизить и разглядывать по кусочкам.
- Наверное, все данные как-то восстанавливаются по номеру, - произнёс Полозов. - Но я плохо представляю, как. Наверняка нужно слать какие-то запросы в ВАК. Давай я запишу номер на всякий случай, но не понимаю, что с ним делать.
Другая часть фотографии.
- А вот это дело! Диссертация защищалась в институте Новейшей истории. Тут и дата защиты стоит — 15 мая 2007 года. Сейчас мы это быстренько выясним. У меня в том институте есть знакомые. Сейчас позвоню Славе, попрошу посмотреть его данные и прислать автореферат. Очень интересно будет почитать автореферат. Я и не знал, что она историк.
- А мне будет интересно ваше заключение как эксперта.
- Я не эксперт по новейшей истории. Но я профессионал, и, наверное, что-нибудь сказать, прочитав автореферат, смогу.
Полозов ушёл звонить коллеге. Горыныч, заложив руки за спину, прошёл коридор слева направо, затем справа налево. Томительное ожидание было невыносимым, голова требовала действий. Горыныч зашёл в преподавательскую и сел за ближайший компьютер.
«Наталья Никаноровна Бабель» - набрал он в строке поисковика. Поисковик несколько мгновений обрабатывал его запрос, потом выдал ответ.
Творчество Зощенко в контексте русской литературы. Не то.
Сборник радиоспектаклей.
Творчество М.Зощенко.
Полный перечень российских фамилий.
Всё не то. Нет, по такому запросу ничего не выйдет. Нужно искать по содержанию.
Горыныч вбил в поисковик фразу «институт Новейшей истории». Сайт нашёлся сразу. Из любопытства Горыныч почитал главную страницу, потом перешёл к странице диссертационного совета. Диссертации там защищались в среднем раз в полтора месяца, иногда по две-три за один раз. Он листал список, погружаясь в прошлое. Как будто едешь на машине времени. Сперва листаешь список защитившихся в этом году, затем — в прошлом... Везде даются ссылки на авторефераты. Горыныч ткнул в одну такую ссылку. Компьютер предложил ему сохранить автореферат некоего Корзуна на диск. Горыныч отказался и снова стал листать список.
В 2008 году ссылки на авторефераты исчезли. Видимо, в том году какую-то процедуру перевели в электронный вид.
«Словно палеонтологическая летопись,» - мелькнуло в голове у Горыныча.
На 2005 году список заканчивался. Вероятно, до этого времени на сайте просто не делалось объявлений про защиты.
Никакой Натальи Никаноровны Бабель в этом списке не было.
«Пропустил, что ли?» - подумал Горыныч и принялся снова листать список — теперь уже от 2005 года к текущему времени.
Вот он, 2007 год. Горыныч удвоил внимание. Нужно не пропустить дату — 15 мая. Действительно, на эту дату стоит защита одной-единственной диссертации. Аверьянов Н.В. «Патриотическое воспитание молодёжи в Российской Федерации в 90-х годах ХХ века». Горыныча слегка покоробило такое название. Чувствовался в этом какой-то политический заказ, и было противно, что политика лезла в науку.
«Неужели по таким темам защищаются?» - подумал Горыныч.
Но никакой диссертации Бабель не было и в помине.
Озадаченный результатом, Горыныч ещё раз внимательно пролистал список диссертаций. Вдруг в ленте новостей какой-то сбой, и объявление о защите Бабель следует искать, скажем, среди 2006 года. Но ничего подобного не было.
Вернулся Полозов, степенно подошёл к Горынычу.
- Вы тоже изучаете историю этого вопроса?
- Да, решил посмотреть в интернете.
- И к каким же выводам вы пришли?
- А вы к каким?
Горыныч уже знал, что ему ответит Полозов. Выводы были одинаковыми.
- Нет такой диссертации. Слава обещал ещё пробить по номеру, но в целом всё ясно. Никакой диссертации Бабель не защищала, а её кандидатский диплом является фальшивкой.
Горыныч вспомнил, что он как-то наткнулся на сайт, предлагавший купить диплом. На главной странице следовало подробное объяснение, поразившее Горыныча своим бесстыдством, почему этот способ получения высшего образования является наиболее правильным. «Не секрет, - говорилось на сайте, - что наша система высшего образования переживает не лучшие времена. Для того чтобы закончить высшее учебное заведение, вам всё равно придётся давать взятки за сдачу зачётов. Поэтому наш способ получится не только быстрее, но и дешевле.» На другой странице предлагалось купить диплом о среднем специальном образовании — для тех, кому эта ступень карьеры необходима, «чтобы впоследствии, когда вы приобретёте опыт и навыки работы, вы могли задуматься и о том, чтобы купить диплом о высшем образовании». Наконец, сравнительно недорого стоили и дипломы кандидата или доктора наук. «Если вы занимаетесь наукой и являетесь профессионалом в своей специальности, то, скорее всего, у вас не будет времени на бумажную волокиту, связанную с защитой диссертации. Мы предлагаем надёжное решение вопроса.»
- Как вы думаете, диплом купленный? - спросил Горыныч.
- Не знаю, но на ум напрашивается именно это.
- Тогда почему бы сразу не докторский?
- Наверное, потому что никто не поверит в то, что она доктор. По-моему, ей не больше тридцати. Лет через пять-десять, возможно, станет и доктором.
У Полозова зазвонил телефон. Вместо стандартной мелодии, встраиваемой в большинство телефонов, зазвучало быстрое арпеджио.
- Что вы себе поставили в качестве мелодии?
- «Революционный этюд» Шопена.
Полозов поднял трубку.
- Алло! Слава, да... слушаю! Да, спасибо, мы так и подумали. Кто, Аверьянов? Ясно... Ну, извини за беспокойство.
- Пробили диплом по базе, - невозмутимо ответил Полозов. - Диплом с этим номером выдан Аверьянову. Так что ксерокопия, что вы увидели, совершенно точно является подделкой.
- А вот смотрите.
Они склонились над монитором, напоминая двух детективов, раскрывающих запутанное преступление.
- Вот, видите? Всё сходится. И дата, и место, и человек. В самом деле 15 мая 2007 года защищался Аверьянов. Похоже, Бабель просто взяла его диплом и применила фотошоп.
- Да, очень грубая подделка получилась.
- Кстати, что вы думаете по поводу такой темы — патриотическое воспитание молодёжи?
- А что думать? Я слышал про эту диссертацию немного, рассказывали коллеги. Аверьянов — чиновник, а не учёный. Диссертацию ему писали другие люди, даже известно кто, только тут ничего не докажешь. Сама работа — переливание из пустого в порожнее. Довольно много плагиата, примерно треть диссертации просто списана из другой, такой же пустой. В общем, работа ни о чём. Проблема в том, что процентов восемьдесят всех диссертаций, по крайней мере по моей тематике, не сильно лучше. Толку-то от того, что один написал самостоятельно, а другой скопировал. И то и другое — научный ноль. Ну а с Бабель, думаю, всё понятно. Тут и в помине диссертации нет.
Горыныч улыбнулся. В этот момент он напоминал преферансиста, которому в прикупе неожиданно пришли две карты той масти, которую он собирался разыграть. Теперь в его руках была надёжная улика. Подделка документов — преступление весьма серьёзное, тут не только директорского места можно лишиться, и не помогут никакие связи в ректорате.
Не это ли то обстоятельство, при котором не следует уходить? - спросил он себя. Может быть. Но у меня есть время, чтобы поменять решение. Бабель сказала, что я до конца каникул могу передумать. Значит, у меня есть время до конца каникул. Правда, если она узнает про то, что сейчас знаю я, возможно, она поменяет своё мнение. Возможно, поменяет... Но к тому моменту об её подлоге буду знать уже не только я. И останется ли она к концу каникул и.о. - большой вопрос.