Исторична ли субстанция?
Ответ вроде бы очевиден: нет. Историзм – это оконеченность (definitio), определенность. Пульсирование в полюсах «начало – конец». Вот эта-то очевидность и опаснее всего для всякого, предпринимающего попытку философской рефлексии: возведения сущности (отражения становления – ставшего, бытия – небытия) в понятие. Т.е., доведение ее, сущности, до нашего ее (же) понимания.
Насколько это непростое предприятие, на своем собственном примере не убедились, но продемонстрировали нам два великих немца: Эммануил Кант и Георг Вильгельм Фридрих Гегель. Первый, оперируя разрешающими возможностями основных форм рассудочной (формальной, аристотелевой, школьной, традиционной) логики, и, в первую очередь – суждения, довольно скоро наткнулся на имманентную рассудку ограниченность и был вынужден прибегнуть к магии построения произвольных умозрительных конструкций, интегральным результатом (плодом) чего явилась его наиболее известная и первая из «Критик»: «Критика чистого разума» (1781г.). А во что он, как в стену, уперся? В неспособность преодолеть рассудочное правило: «Определение есть подведение под ближайший род с указанием на видовое отличие». Преодолеть в том смысле, что: найти выход из пределов, из дефиниции, из границ. Ну, то есть: за пределы, за дефиниции, за границы. Ибо: «провисает». Либо «сверху» и «снизу», либо «справа» и «слева», либо со всех «сторон» сразу. Отсюда – такое упование на трансцендентность. Отсюда – «антиномизм» Канта, «трансцендентализм Канта», «агностицизм Канта», «субъективный идеализм Канта» etc. Словом, Кант – как новогодняя елка, увешанный сплошь предосудительными, – с точки зрения научной философии, – «елочными украшениями». А чего вы хотите от человека, оперирующего черно-белым, разведенными в полярные стороны, разорванным, неопосредованным, невзаимопроникающим мышлением, – жесткой дихотомией, бинарностью, полярностью, контроверзностью, неприметных в суждении, – на фоне респектабельных «субъекта» и «предиката» связок: «да» и «нет». Т.е.: «да» или «нет». Ну, и, вестимо: tertium non datur…
Однако же: Кант. Родоначальник немецкой классической философии. Периода развития мировой философской мысли. Периода, впервые в официальном своем названии содержащего предикат, а, лучше сказать – наиболее почетный из возможных в культуре титул: классическая!
Правда, был уже в античке – колыбели всей человеческой, непосредственно – западной, ближайшим образом – философской, культуры (IV в. до н.э.) прецедент: предикат «классическая», классика, нетленка («архаика (досократика) – классика – римско-эллинский период»), характеризовавший апогейную точку развития античной философии, связанный с нервущейся связью времен и людей: Сократ – Платон – Аристотель. Этап.
…Но тут – весь период. От возникновения – до завершения. Мировой. Философии. Классика. И что? Одна страна. Германия. И кто? На пальцах одной руки, – и не фигурально, но буквально, – можно перечесть: Эммануил Кант, Иоганн Готтлиб Фихте, Фридрих Шеллинг, Георг Вильгельм Фридрих Гегель, Людвиг Фейербах.
Но мы здесь и сейчас – о Канте. О ходячей иллюстрации того вывода, что в науке отрицательный результат – тоже результат, уж не говоря: лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Словом, заблуждения и ошибка (не намеренную ложь!) великих и мудрых ценить надобно выше, чем истины глупцов. Вон, уж сколько веков «кантуют» Канта местные классики, будущие и сущие кандидаты в кандидаты, уже кандидаты, доктора, членкоры, коры и кореша – а и потомкам достанет… Не говоря уж о том, что Кант – не «Критикой чистого разума» единой и отнюдь не одними лишь отрицательными результатами (учитывая и естественнонаучные) известен. Словом, своей, доведенной до абсолюта критичностью в части исследования и оценки разрешающих возможностей гносеологической составляющей философии, Кант… «разбудил» Гегеля.
Именно Гегель не стал заморачиваться субьектно-предикатной антиномичностью, но обрушил всю мощь своего пытливого (вопрощающего и отвечающего) ума, стремительно становящегося разума, на две неприметные оппозиционные связки: «да», «нет». Вернее: «да» или «нет». Или, в иноформе: «бытие» – «небытие». Но не в оппозиционности жесткой и непреодолимой, разорванных, неопосредуемых, взаимонепроницаемых etc., но: как взаимопереход от бытия к небытию (прехождение, смерть) и от небытия к бытию (возникновение, рождение). В их борьбе и единстве: становлении. Процесс, батенька. А процесс всегда завершается чем? Правильно. Результатом. Результатом, в снятом виде содержащим в себе становление. Путь, тенденцию, к нему ведущую. Безупречная диалектика. Становления и ставшего. Ставшего, или – наличного бытия (и небытия). С их внешней (количество) и внутренней (качество) определенностью. Заметьте, не прокламированной произвольно («бытие как таковое», «небытие как таковое») но: наличное бытие - небытие. Как положительных (от: «как положено», а не как «позитивное»; по необходимости, а не по произволу, либо же по случайности, хотя последние – уже на подходе). Ну, а дальше – не просто диалектически, т.е. гносеологически безупречно, но и эстетически изысканно: ставшее, оно же наличное бытие - небытие есть качественное количество и количественное качество. Сиречь – мера.
Да что ж, я вам буду своими словами всю «Науку логики»? Воспроизводить? Или, хотя бы – ее первую (из трех) часть: «Учение о бытии»?
Не, у нищих (в т.ч. духом) слуг – нет. Ноги в руки – и в библиотеку (ну, или где там нынче на умных учат. И учатся... А уж до уровня разума, не говоря уж – мудрости… Это уже: в режиме самообразования, крепко памятуя, что самая лучшая школа и самый лучший учитель самое большее, на что могут претендовать, это научить учиться). А уж в современных условиях это требование – абсолютное и категорическое. А то ведь не исключено, что ваше регулярное «философское» образование начнется и закончиться «Критикой циничного разума» П. Слотердайка. Т.е. вполне сознательной прививкой (заражением) духовным, «философским» СПИДом. А там подобных слотердайков, т.е. модусов вышеназванного вируса – тьмы и тьмы. И производство их поставлено, – на фабриках «философского» мифотворчества, – на поток… Сказано же: истина одна, у глупоты (и у базируемой на ней подлости) пределов нету.
Так вот, возвращаясь к Канту, Гегелю и к сформулированному в самом начале нашего эссе (см.) вопросу. Почему вопрос о сущности историзма и, шире – историчности (неисторичности) субстанции не только не был правильно (истинно) решен, но даже… поставлен (сформулирован)? А ведь это – половина успеха (либо же неуспеха) дела: правильная формулировка проблемы, вопроса, задачи).
Ведь и Гегель, – самая светлая голова из немецких классиков, – Гегель, который отнюдь не исчерпывается одной лишь (при всем ее значении для становления научной философии и ближайшим образом – научно-философской гносеологии, теории и методологии) «Наукой логики»… не справился с этим в силу того, что, – нам трудно судить, давал ли он в этом отчет самому себе, –споткнулся о … принцип историзма. Вернее сказать – о его чисто рассудочную интерпретацию.
Он Гегель – начал. По сравнению с Кантом – изумительно изысканно и остроумно. «Расплавил» дотоле жесткие и неподвижные, контрарные связи «да», «нет». «Бытие», «небытие». Но… пал жертвой собственной находчивости. Диалектики. И того, – в первую очередь, – что Ф. Энгельс позже назовет «ложью принципа». Философского идеализма. (См. вполне доступно и убедительно об этом: «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»). Он – начал. И дело даже не в том, что он субстанциализировал дух (мысль, сознание, ум, идею etc.), но в том, что «начав» он был обречен… завершить, закончить, замкнуть свою систему. Огромную, непостижимо сложную, таящую в себе несметные богатства и колоссальные потенциалы, но – при очевидной и даже прокламируемой публично претензии быть «философией на все времена и народы», она не была пригодной (в смысле научной состоятельности) … ни на один, самый плюгавый случай. Ибо была, по справедливому, хотя, возможно, и чересчур едкому, заключению Ф. Энгельса, «колоссальным недоноском». А, вернее сказать, являла собой спящую (заколдованную) прекрасную царевну; царевну, удел, жребий, труд и счастье разбудить, расколдовать, излечить от (лишить) паралича которую выпали на долю именно Ф. Энгельса и К. Маркса. Наиболее принципиальных и непримиримых критиков Гегеля. Но критиков такого качества и свойства, благодаря которым имя и дело Гегеля – бессмертны. Были спасены для общечеловеческой, – классической, культуры. И кто их теперь знает и помнит, не говоря уж – уважает и любит: толпы слепых почитателей, адептов, апологетов etc. Гегеля? Начиная с так называемых «старогегельянцев» и заканчивая нынешними мелкотравчатыми семейства «неогегельянцы». Воистину: опереться можно лишь на то (и тех), кто сопротивляется… Разумеется, сопротивляется конструктивно, а не в режиме зряшного отрицания, геростратизма типа министерской указівки изъять философию (фактически – изгнать из ВУЗа) из перечня (2014г.) обязательных дисциплин, а затем, «в развитие успеха»: исключить философию из перечня вступительных экзаменов в аспирантуру (2015г.) т.е. тем самим – философской составляющей (кандидатский становится бессмысленным) подготовки тех, кого по кальке «как в Европе» собираются называть не кандидатами соответствующих наук, но «докторами философии» чего-то там…
Прежде чем об историчности – несколько слов о субстанции.
Есть всеобщность объективная, – субстанция, – материя. Есть всеобщность субъективная, – духовный аналог субстанции, – научная философия. Есть всеобщность объективно - субъективная, – практическая всеобщность, – мир действительной, гуманистичной культуры.
…Так исторична ли субстанция?
Не «да». И не «нет». Она – осуществляющееся диалектическое противоречие. Т.е. – отношение противоположностей одной сущности. А: «в сущности все – относительно». Как это не парадоксально, ответ на этот вопрос (а, как добре известно, это именно его иноформа закона взаимного проникновения противоположностей) дал… сам Гегель.
Поэтому, говоря что субстанция (материя) несотворима, неуничтожима, вечна, бесконечна, беспредельна, безначальная, неисчерпаема etc. мы даем лишь ее … дефиницию. Но отнюдь не понятие. Т.е. не преодолеваем даже докантовский уровень (вспомним Б. Спинозу и его учение о субстанции) ее теоретического постижения.
До понятия научно-безупречного субстанцию, – равно, как и весь строй (корпус) категорий философии, тем самым конституируя самое философию как научную, как на-у-ку, – доводит соединение универсального метода (диалектики) с истинным принципом (материализм). Диалектика становится материалистической, материализм – диалектическим, философия, – повторяем и подчеркиваем, – наукой.
Материя, – как субстанция: беспредельно-определенна, безначально-начинающаяся, бесконечно-конечная, вечно-временная, несотворимо-сотворяемая, неуничтожимо-уничтожаемая, неисчерпаемо-исчерпаемая еtс. Т.е., она есть осуществляющееся диалектическое противоречие. Именно такой ее в логике развития понятий (категорий, предикабилий еtс.) «угадал» Г.В.Ф. Гегель, предприняв грандиозный опыт воспроизводства в логике развития мышления логики развития материи. А «угадал» потому, что был уверен: мысль не воспроизводит, но... производит (в этом заключается «ложь принципа» – его философский идеализм). И, отчасти, он был безусловно прав: это справедливо для социальной материи. Вспомните: «Сознание не только отражает мир, но и творит его» (В.И.Л). Вернее, скажем так: творит его, основываясь на творческом (научно-безупречном) отражении.
В равной степени это относится и к понятию, – возведенному до уровня понимания, – принципа историзма.
Ибо субстанция – это все. Все остальное – ее продукты и свойства. И сознание – одно из них. Все преходяще, непреходяще лишь все. И способ его существования – развитие.