Котяра

Леонид Блох
Сашка по кличке Кот очень любил девочек.

Не блондинок, не брюнеток.

Не худеньких, не толстеньких.

Не смугленьких, не белолицых.

Вернее, наоборот. И тех, и других, и третьих. Всех любил, без разбора.

Лишь бы его, Сашку Кота, взаимно любили. Не в смысле – ночей не спали из-за чувств, а наоборот, спали бы с ним, с Сашкой, по первому его желанию.

Ему было тогда лет семнадцать. И чувств он ни к кому не испытывал.

Элементарный кобель, хотя и по кличке Кот. Одним словом, Котяра.

Это потом, лет через пятнадцать, по телевизору сказали, что в СССР секса нет. А у Сашки был, причем постоянный и беспорядочный. Хотя сексом он это не называл. По-другому, менее прилично. Так не он один. Все вокруг, в темноте и компаниях. Под музыку и вино. Между сигаретами и танцами. В анекдотах и просто в разговоре. Потому что семнадцать, и думать о чем-то другом было некогда.

Сашку воспитывали бабушка и дедушка. С родителями что-то давно случилось, но об этом он никому и никогда не рассказывал. Дедушка Сашкин был парикмахером. Звали его Дмитрий Ильич. А бабушку – бабушка Оля. По крайней мере, мы, Сашкины друзья, ее так называли.

Сашка у них был единственный смысл жизни. Это я сейчас так формулирую. А тогда, конечно, такими категориями мы не мыслили. Носились Дмитрий Ильич с бабушкой Олей вокруг внучка своего, как заполошные дети вокруг новогодней елки. И одежду лучшую, и покушать все свеженькое, и в школу, если не хочет, пусть отдохнет.

А потом школа вдруг кончилась. То есть школа, конечно, продолжалась, но уже без Сашки. Получил он аттестат зрелости. И видно, решил, что половой.

Учиться дальше он не хотел. Я еще не решил, кем хочу стать, мотивировал он для деда с бабкой.

– Отдохни, Сашенька, – сказала бабушка Оля. – Ты так мучился! Десять лет без сна и отдыха! А через год в армию! Отдыхай, дедушка прокормит. До этого же кормил?

Мы-то все, друзья его, кто учиться, кто работать подались. Поэтому как-то растерялись с Сашкой. Только слышали, что его то с одной, то с другой в городском парке встречали. Ну, как говорится, дело молодое, лишь бы по обоюдному согласию.

А встретились мы на дне рождения нашего одноклассника.

Руки пожали, а о чем говорить, и не знали. Так, общими фразами отделались. Ты где? Да вот, работаю пока. А ты? Ухмылка. Пускай работает железная пила, не для того меня мамаша родила. Скучно мне здесь с вами. Ни одной девочки беспорядочной. Пойду я, пожалуй. И ушел. А именинник, друг наш общий, даже и не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Только я как-то расстроился сильно. Не узнать было Сашку. Заклинило его, видно, где-то в области паха.

Прошло еще полгода. Мы по субботам вечерами собирались в любимой беседке. Пили что-то легкое, слушали что-то тяжелое.

И тут кто-то сказал, что Сашка женится. Да ладно, шутишь? Клянусь голосом Яна Гилана! Не может быть! На ком? У него же их столько!

Мы даже музыку выключили. И пить перестали. Так и сидели в тишине, каждый со своими мыслями. Кто-то улыбался, кто-то скептически морщился, кто-то вздыхал. Так и разошлись часов в двенадцать, молча пожав руки.

Меня пригласили на свадьбу. Сашка, когда я был на работе, принес приглашение и передал моей бабушке. Ничего не сказав и пряча глаза.

Вечером я вымыл после работы руки, раскрыл открытку и прочел: «Людмила и Александр».

Из нашего класса я был на Сашкиной свадьбе один. Почему-то больше он никого не пригласил.

А народу собралось человек сто, не меньше. В лучшем ресторане города. Я никого не знал, кроме Дмитрия Ильича и бабушки Оли. Они сидели в уголке, тихо общаясь друг с другом. Я подсел к ним. Они мне обрадовались, как родному.

Сашка был зажат между Людмилой и тещей, молодой тридцатипятилетней вдовой. Свидетельницу, чтобы не мешала, посадили рядом со свидетелем.

Сашка не пил, не танцевал, вставал только для выполнения обязанностей во время криков «Горько!». Одновременно вставала и Людмила. Хотя явно наблюдалось, что порывается вскочить и вдова.

Сашка, пару раз отлучившись в туалет, поднабрался там, опустошив бутылку молдавского марочного портвейна, спрятанную за сливным бачком.

Опьянев, Сашка отодвинул вдову и Людмилу, схватил меня за рукав пиджака и вытащил на улицу. Там, горячо выдыхая и обнимая  за шею, Сашка все и рассказал.

– Светке тридцать пять, а выглядит, сука, на двадцать!

– Людмиле? – поправил я.

Сашка мотнул головой.

– Я ее в парке снял, Светку! У меня таких еще не было! Будто на сковородке отжимался! Целый месяц!

– Людмилу? – снова поправил я.

– Какую на хрен Людмилу! – заорал Сашка. – Ты что, не понял? Теща моя, Светка! Это она свадьбу устроила! У нее связи, деньги! На дочке своей жениться заставила. От армии, сказала, отмажет. Ребеночка только родить надо.

– Светке? – переспросил я.

– Ты дурак? Людмиле, конечно. Я еще с ней ни разу.

Тут я совсем запутался. Да и из дверей кабака выглянула эта самая Светка, блин, Светлана Петровна.

– Сашенька, мальчик мой! Мы соскучились.

Котяра, как обычная болонка, поспешил на зов хозяйки.

А я сплюнул и быстрым шагом пошел в беседку. Была суббота, и ребята наверняка еще не разошлись.

***

Прошло полгода.

В выходной вечером мы сидели  в той же беседке. Пили какое-то белое сухое. Грустно заедали остатками лечо.

– Здорово, парни, – Сашка взгромоздил на стол вкусно звякнувший рюкзак и бухнулся на скамейку рядом со мной.

Мы уставились на него. Полгода ни слуху, ни духу. И тут – на тебе.

– Развелся я, – сухо сказал Кот и, развязав рюкзак, достал бутылку водки. – А завтра в армию ухожу.

Мы молчали.

Он налил водку в наши кружки, в которых оставалось недопитое вино.

– У меня тост, – сказал Сашка. – За старых и некрасивых тещ!

Мы выпили, не чокаясь. Парни-то ничего не поняли, а я промолчал. Котяра посмотрел на меня и одними губами произнес:

– За стариками моими присмотри.

***

...Сашка, когда из армии вернулся, снова на Людмиле женился. И уехал с ней в другой город. От греха подальше. И овдовевшую бабушку Олю с собой забрал. У него уже пацан рос, Дмитрий Александрович.

А Светка к той поре замуж выскочила. За молодого лейтенанта. Тот должен был на Дальний Восток распределиться. Так она его при штабе оставила. Или при себе.