16... американцем

         … американцем
                1
             Всю жизнь я вел дневник – константа мгновения времени, его дыхания, признание перед своей совестью. Он хранит и помогает увидеть, как ты жил, к чему стремился, если был искренним перед ним, осмысливая свой путь к желанной цели: чем обнаженней чувства и мысли – тем глубже осознанность жизни. Твои поражения и победы на твоей совести. Наши откровения претендуют на точность отражения событий в мире и в самом человеке – так и создается история. Но и она миф. Поиск разрешения этих противоречий – и есть истина.            
             25 октября. Выправил рассказ «Объяснение в убийстве» - пожалуй, это один из лучших у меня на еврейскую тему. Все написанное – идет в стол. Для чего пишу? В мировой литературе гениями написано уже столько пророческого, и если бы человечество вняла крикам этих избранных душ, то стало бы намного лучше и добрее. Зачем всю свою сознательную жизнь я отдал на алтарь этого искусства, если давно осознал, что реальная действительность организует наши души в зависимости от сложившихся обстоятельств. Особенно это проявилось сейчас, в годы перестройки, когда вскрылась бездна ужасов: экономика страны влачит жалкое существование, люди не знают, что еще более страшного готовит им следующий день - это и определяет их мысли и поступки. Все движется стихийно, словно не было в мире святых людей, «положивших свои жизни за други свое». И нет ни мирового опыта, ни истории, ни искусства. Есть одна мрачная действительность – она все и определяет: люди испуганны, раздражены, обозлены, в панике. Споры и ссоры превращают всех граждан одной страны во врагов.
         Вот вбегает в магазин красивая с измученным лицом женщина, хватает две пачки масла, бежит в кассу – но ей не разрешают покупать сразу две. Она кричит, что умрет, но не выпустит их из рук, стонет с безумными глазами и сжимает перед лицом кассирши эти пачки с таким неистовством, что масло начинает течь. В своей жизни она так измоталась в поисках самого необходимого (чулки, обувь, мыло), что потеряла веру в смысл существования. Вот ужас положения: красивая женщина перестала думать о себе. Одна мысль гнетет: что будет с детьми, как пережить наступающую зиму, если и в самую благодатную пору осени нечем их кормить?
Те, кому повезло иметь родственников за границей, оставляют нажитое за свою трудную жизнь, проходят через все унижения и оскорбления в своем отечестве, и сломя голову бросаются подальше от него. А партийное правительство, «ум, честь и совесть нашей эпохи», спасаясь от своей ответственности, бросилось в коррупцию, чтобы удержаться у власти - и продолжает изрекать народу свои бутафорские лозунги. Как терпелив наш народ: он стонет от мучений, но так и не способен понять, что созданная ими система превратила его страну, самую богатую в мире по природным ресурсам, в клоаку нищеты.
        28 окт. Вчера помогал друзьям складывать вещи – эмигрируют. Люди всех национальностей, у кого появилась малейшая возможность, покидают родину, страну своих предков. Зовут меня и удивляются моему противостоянию этому захватившему всех процессу спасения своей жизни. И если раньше это были просто знакомые или дальние родственники, и думалось об этом как-то отстраненно, то теперь те, кто составляет мое близкое по духу окружение: художник и поэт, энергичные, талантливее люди, влюбленные в российское искусство - никто не мог ни выставиться, ни опубликовать свои прекрасные произведения. А теперь власть накладывает свою узурпаторскую лапу на плоды их труда – запрещает взять с собой. Нет аналога такому грабежу в истории – даже Сталин позволил Троцкому вывезти свой творческий архив. Ужас охватил все слои населения, и приходит осознанность: главный преступник их бед - власть.
Люди разъезжаются по всему свету – и рождается международное мнение: весь мир с ужасом смотрит на нашу страну, и, как бы ни было им тяжело жить в своей, даже самые обездоленные радуются, что им не пришлось родиться в нашей.
        12 дек. Побег от своей родины становится повальным. Те, кто не может, по независящим от них обстоятельствам, об этом только и говорят. Правительство на своих съездах заверяет народ, что оно, единственное, ведет его по дороге к всеобщему счастью - но теряется вера в разумность их решений на фоне того, что происходит в восточной Европе, освободившейся от коммунистической заразы – и это еще больше обескураживает наших людей: что за рок навис над нами?
Это возмездие - мы в полной мере расплачиваемся за то, что совершили не только наши предки, но сами: покорно жили, не вступали в противодействие. Надо набраться терпения и достойно нести свой крест расплаты – наша вина неразделима от общей беды. Горький и поучительный урок. И дети наши, еще не успев стать виновными, повязаны нашими грехами.
Когда сына лишили в институте военной кафедры за то, что его тетя уехала жить за границу, я обошел все инстанции. Хмурая, дряблая морда начальника спецотдела смотрела на меня с холодной угрожающей уверенностью и рычала: «Это не ваше дело!», и захлопнул передо мной окошко своей берлоги. Ректор института, пряча от меня глаза, бормотал: «У института есть свои секреты – мы не может широко открывать дверь». Заведующий военной кафедры, вроде и сокрушаясь, бросил мне усмешливо: «Какие там секреты! Та техника, которой мы обучаем студентов уже лет 20, давно устарела». Был на приеме у нашего депутата - демократа Гончара, он возмутился, обещал помочь, сделать депутатский запрос, звонил в «Комсомольскую правду» - кругом молчание: правители - коммунисты вновь поднимают голову, лгут и грабят, и в полный голос заявляет о «социализме с человеческим лицом». Извечный российский вопрос: «Что делать?..» 
          17 дек. Составляю гениологию своего рода, и совсем неожиданно возник замысел «Книги судьбы». Вначале это виделось, как и «Венок рассказов», но в процессе осмысления понял, что это не вписывается в заданную форму – она никогда не может быть определяющей, ее диктует содержание, меняется и стиль – нужен библейский. Это созрело у меня после поездки в Америку, где было много встреч с сыновьями, родственниками и друзьями: начал думать глубже и откровеннее о моем народе, его месте на земле, на которой он изгой. Пусть я всегда считал себя космополитом, гражданином вселенной, но эта больная проблема не только зов крови, но и смысл всей жизни.
2 янв. Встретил еще один новый год – слава Богу, все здоровы. Радуюсь, что сыновья все уверенней входят в новую жизнь: работают по призванию души – в этом и есть ее высший смысл. Каким бы ни был страшным период твоей жизни, но если имеешь свое любимое дело – созревает разум и являются силы пережить невзгоды. Работа над «Книгой судьбы» захватила меня, и только порой становится страшно от мысли: смогу ли совладеть и хватит ли время. Подспудно в человека входит все то, чем заполнена вокруг него атмосфера жизни, но если ты отдаешься любимому делу всей душой, это становится ее составной частью. Я должен успеть написать: это боль за тех, кого уже давно нет на земле, и кто уехал – и, быть может, мы уже никогда не встретимся в этом тревожном непредсказуемом мире.
           1 сент. Для меня этот месяц почти всегда был началом нового года жизни. Лето ломает привычный его ход: приходилось шабашить, чтобы поддержать бюджет семьи. Я освоил много строительных специальностей, всегда хорошая мужская компания, поездки: связавшись с конкретной реальностью, обогащаешься знаниями, необходимые для воплощения в замыслы, которые рождаются и в самые трудные времена физического труда. И это утверждало меня в том, что мое занятие литературой не хобби, а настоящая жизнь: много сюжетов, образов, они просятся на свет Божий – и надо успеть сделать хоть часть из задуманного.
Но вот пришла главная тема и захватила меня целиком – «Книга судьбы»: память об истории твоего рода единственно верный путь жизни. Вникаю в Библию, читаю и перечитываю книги признанных авторов всех стран и народов, беседую со старыми людьми, и поражаюсь, как скудна их память о своих корнях и зыбки связи, нет логического понимания не только истории своего рода, но и своей личной жизни, живого мыслящего существа. Отсюда все неудачи, поражения и трагедии. Никому не дано наставить и спасти род человеческий, но сам человек обязан – и это его предназначение на земле – строить жизнь и помочь осознать ее своим близким. В этой осознанности единичной судьбы и есть главное в развитии рода человеческого, смысл разумного бытия: все в мире взаимосвязано. Человек – составная часть не только истории своего рода, народа и государства, но и космоса.
К этому я пришел всем своим опытом жизни – и все начало видится в новом лучезарном свете. Отступила суета, не волнуют публикации. Осмысление и страстное желание воплотить задуманное в слове, от этого зависит состояние души, стало моим физическим проявлением в мире, ее органической потребностью. Священное чувство долга помогает пережить все тяготы и беды. 
А столько трагических событий произошло за это время - страна встала дыбом: обнажилось до мельчайших нюансов не только все в ее жизни, но и каждого отдельного человека. Слава Богу, голода зимой не было. Самое страшное духовная драма: все, изначально заложенное революционным Октябрем, ложь, извращение естественной жизни - мы оказались у разбитого корыта, без света. Наступила агония целого народа: ни пути, ни смысла жить дальше. Но еще раз убеждаюсь: можно сломать одного человека, но дух народа - никогда. Первым показало это восстание в Литве: были смерти – но народ отстоял свободу. Дух восстал против танков, поднял народ с колен - и он победил.
Опубликованная запрещенная литература вдохнула в нас нравственную силу, и явилась осознанность, что свобода, не «неосознанная необходимость», как нас учили партийные идеологи, а изначальное проявление себя человеком в мире, единственная жизнеутверждающая сила, без которой жизнь теряет смысл. 
И вот свершилось то, о чем было даже страшно подумать: запрещена коммунистическая партия, низвергнут ее идол – Ленин. Рушатся его памятники, опечатываются здания ЦК, идет национализация ограбленного ею собственности народа – убит дракон! Партия в своем страхе деградировала настолько, что похоронила сама себя на этом идиотско-комическом пути. Трагедия не в гибели этого чудовища, которое генетически уродовало все и вся в народе, а в тех жертвах, физических, нравственных, экономических, которые нанес он всему народу. Думаю, близок тот день, когда состоится над ней суд истории, как это было над фашизмом. И он должен быть намного суровей: фашизм – щенок в сравнении с тем, что принесла своему народу эта партия тиранов. И тот, кого называли мы «самый человечный человек», кто создал эту систему планомерного убийства собственного народа под названием «строительства коммунистического рая», в истории будет самое чудовищное явления в человеческой плоти. Стоило на мгновенье открыть завесу гласности – и вся его идея рухнула, как карточный домик. Штыки и цензура – вот на чем она держалась: ни нравственности, ни морали, ни чести. И как больно осознавать, что и я так долго и сознательно жил под молохом этой идеи, верил. А ведь и в самом начале ее «победного» шествия были люди, которые ясно осознавали, к чему приведет правление этой единой господствующей партии. Сборник «Вехи», изданный после первой соцреволюции 1905 года, ясно показал, что стоит их победа. Авторы - умнейшие сыны России: Бердяев, Гершензон, Трубецкой, Булгаков, Франк и другие. После революции 1917 года об этом кричали народу Короленко, Горький, Бунин – немало было в нашем отечестве прозорливых пророков. Чего только стоит одно письмо отца Питирима большевистскому правительству: к власти пришла банда, еще далеко до революции запятнавшая себя кровью, и, оставшись безнаказанной (лучшие умы России мерили их, к сожалению, по своей мерке морали) она превратили свою кровавую политику в повседневную работу – лживая идея правит бал.

Я затравлен застойной эпохой, обворован не хлебом – душой.
Нам кидали застольные крохи от истории – правды святой.
Нас кормили обманом и ложью, в изобилье лились словеса
Меж Камчаткой и древнею Сожью – вы нам лгали за горстку овса.
Да, мы кони – и грех нам лукавить. Но не звери – расклад тут иной.
Не пойдет зверя зверь обезглавить – не отмечен такою виной.
Вы ж – не кони, не звери: двуноги – нет названья в родном языке.
Вы, чьи мысли и души убоги, власть крепили на лжи и штыке.
Ложь, как штык от убийства, ржавеет. Правду кровью людской не зальешь.
Правды дух и в неволе живее, чем на троне кровавая ложь.
Вы не властны над правдой, тираны. Негасим святой истины свет.
Мы залечим кровавые раны, и у Бога испросим совет.
Нет истории нашей и вашей. Вы – оставили в ней только зло.
Но историю мы перепашем, и засеем на пашне Добро.
          
               

    1999 год
            
                Дневник № 28

            3 апреля. Решение о поездке в США принято. Это вынужденное путешествие, неизвестно насколько: там живут сыновья и родственники, добились нормальной здоровой жизни своими способностями и трудом, и настойчиво зовут к себе. Мы с женой выходим на пенсию и остаемся одни. Перед таким выбором стоят сейчас тысячи и миллионы людей. Но в нашей стране это особая трагедия, из которой мечтает вырваться большинство. Смотрят на меня, как на чумного: есть такая возможность – а ты…А душа моя вопиет: «Только здесь твоя настоящая жизнь, ее корни – они основа для гармонического развития и слияния со всем миром: ты много путешествовал, изучал эту землю, свою родину, приобрел друзей – о, сколько из них уже покинуло не только страну, но и ушло в мир иной!»      
            Вот так и живу теперь на два мира… Понимаю: быть мне там – не жить, а доживать. А у меня есть свое дело, которому посвятил жизнь, не предал его, не поддавался искушениям карьеры ради материального накопления. Был бит многократно, но научился держать удар, иронизировать над самим собой и спокойно выслушивать скептические слова от «доброжелателей». Конечно, многое не успею сделать – срок человеческой жизни всегда короче твоего призвания, но при любых испытаниях оно должно быть ее смыслом. Но так хочется хоть на исходе жизни своей быть рядом со своими сыновьями, которые своим трудом верно строят свою жизнь и не нуждаются в твоей помощи, смотреть друг другу в глаза, пожимая руку, слышать их голоса не в телефонной трубке: «Милые мои мама и папа», а видеть при этом шевеление их губ.
2 мая. Как непривычно не садится утром за письменный стол - хлопоты по поездке в США. Через два месяца я пенсионер, но за отъезд к сыновьям нас с женой лишают пенсии – вот он маразм нашей соцдействительности, и придется зарабатывать себе на жизнь. А надо успеть переписать роман: глубже раскрыть души героев - каждый человек особый мир, в котором отражается его личная жизнь в многообразии и бесконечности мира, в котором ему выпало ему жить.
21 мая. Как неуютно чувствую, словно не живу, а отсчитываю уходящие дни. Причину знаю: не пишу - сделал это сознательно. Неужели я превратился в аппарат, который все впитывает в себя и должен изложить на бумаге? Но есть сама жизнь, в которой активно участвую: работаю, встречаюсь с друзьями, хожу на митинги, выставки, концерты, театры, читаю, а на все, что хотелось бы еще, не хватает времени. Написано немало, хотя никогда не был «свободным художником», не вступал в литературные союзы, чтобы пользоваться льготами, сам зарабатывал на пропитание своей семьи. Даже будучи гостем в США – шабашил.
Я стал тем, кто есть: из местечкового пацана вырос до человека, которому доступно общение с людьми высокой культуры и творческого мастерства, среди них люди разных профессий: раз они общаются со мной – и я им интересен. Вроде можно было остановиться и пожинать плоды: не стыдно.  Но почему каждый новый день вне рабочего стола не дает ощущение радости, пусть и провел его не праздно: увидел, познал, работал, насыщался жизнью, воспитал двух хороших сыновей, имею прекрасную жену, большой круг друзей и любим родственниками. А моя жизнь клонится к естественному закату - можно было бы и успокоиться. Но как странно устроен человек: всю жизнь думаешь, работаешь, приобретаешь опыт – вот сейчас бы и начать жить в полную силу, а выходит: копишь эти богатства, чтобы предстать перед ликом Бога хоть чуть-чуть очеловеченным.
5 июня. 60 лет! Этого не понять. А сколько отпущено еще – не дано знать. Хочется одного: успеть сделать хоть немного из задуманного. Понимаю: все - не успею. Считаю не годы, а сделанное мной – кажется, вот только сейчас бы и начать работать в полную силу. И рождаются строчки: «И однажды, в преддверии нового дня, останется мир один, без меня».   
26 сентября. Готовлюсь к поездке – вот как опрометчивы планы намеченной цели жизни. Есть внутренняя энергия, что-то сделал и достиг, сознательно выходил из трудных ситуаций – был верен себе. Почему у меня возникла такая цель в жизни – и сейчас не смогу ответить. Ни мои публикации, ни прием в Союз писателей, ни звание лауреата не дают мне право сказать, что я принадлежу к писательской братии. Это потребность моей души, видимо, неистребимая. Остановился сознательно, готовлюсь к новому режиму жизни, но подсознание приказывает: писать. Опубликовать написанное – зыбкая возможность. Закончил два романа, а гложет мысль одна: все надо переписать. Только бы вернуться - и была возможность работать. Мне кажется, что теперь я нахожусь на новой высоте осознанности жизни. Раньше было слишком много желаний и эмоций. Но нет предела совершенству, есть его очередной этап. 
28 сентября. Пришел ответ из ОВИВА – удивительно быстро. Но кому нужны два пенсионера, у которых есть возможность отобрать пенсию и обогатить обанкротившееся государство. Приучаю себя к мысли, как когда-то, уезжая на шабашку: это временно – надо заработать на жизнь в предстоящем году. Придется, скрипя зубами, жить другой жизнью, и носить в душе то, что и составляет для меня ее смысл. Зато будет время осмыслить сделанное и искать решения, чтобы завершить начатое. Есть жизнь и твой образ жизни, и если твой мир является твоей сущностью, ты несешь его в себе, в какие бы обстоятельства ни попал. Боже, прошу только об этом!
                2
Мы с женой, отработав в силу возможностей и любви к своей профессии положенный срок, вышли на пенсию, и непосильной стала разлука вдали от детей наших – а для сердца матери — это непреодолимая мука – уезжаем к ним. Когда оформили документы на отъезд, нас лишили посмертно пенсии, заработанной за 40 лет работы. 
Американское посольство, флаг на веревке, над входом телеустройство – наблюдение, 7 часов утра. Энергичная рыжеволосая женщина в «варенке» делает по списку перекличку людей в очереди. Чувствуется скованность: все едут туда, о чем не говорят вслух, но здесь все равны и понимают друг друга, лишь веселое нервное возбуждение. В 8 утра выстроились в очередь. Грозно покрикивая, милиция обрывает возбужденные разговоры, наводит строгий порядок. Идет опять перекличка по номерам, хотя все сами следят за очередностью. Люди разных национальностей и характеров, но всех объединяет одно: какая-то рабская покорность.
Бородатый мужчина с крутым лбом и выпученными глазами бурно рассказывает и заключает:
- А я там жить не могу!
- Но вы же сами там не были!
- Знают мои друзья.
- Они там уже не чувствуют ностальгию?
- Еще как чувствуют!
- Откуда вы знаете?
- Это свойство человека.
Смуглая девушка из Таджикистана в широкой панаме громко, нараспев, хохочет.
Рыжий парень провожает мать и ее внука, все время повторяет в своем рассказе:
- Я там был. Увидите сами, этого не перескажешь. Не говорите, что вы еврей – их и там не любят. Говорите, что вы русский – к ним лучше отношение.
К дверям посольства две очереди: одна – гостевая, вторая – навсегда, здесь лица нахмуренные, в основном не русские. В здание запускают по пять человек. Молодая длинноволосая блондинка спрашивает у меня: «Вы куда?» - «В Нашвил» - «Я там еще не была» - «Приезжайте в гости». Обмениваемся улыбками.
Совсем юные парни в американской форме, официально сдержанные, проверяют сумки, пропускают через экран: разрешительный кивок головой и короткая фраза на ломанном русском языке. Выдают анкеты из 36 пунктов – условия, при которых тебя пропускают в их страну: Сидел? Болел? Где учился? В компартии был? Семейное положение? КГБ – но под другим углом освещения. Юноша и девушка мучительно оговаривают каждый вопрос шепотом: такое ощущение, что все разговоры записываются кем-то невидимым. Рядом со мной прыщеватая веснущатая девица с бегающими глазами нашептывает доверительно мне: «Послушайте, я вам говорю о бизнесе. Там хорошо идут дубовые веники. Они легко и много укладываются в чемодан…и еще, картины».
Наконец, документы сданы. Получение в 17 часов. Опять две очереди: кто уезжает навсегда – чувство неуверенности и полной зависимости.
Страна катится в пропасть – последний приют «идеи коммунизма» в Европе. Россия, блюдя свои корыстные интересы, удерживает нашу родную Беларусь в своих имперских объятьях. «Всенародный» загнан в угол своей антинародной политикой – и он пойдет на любую пакость, чтобы удержаться у власти и не предстать перед судом обманутого им народа, где сегодня каждый человек встречает новый день с единственной мыслью: как выжить… И если раньше, всего несколько лет назад, на отъезжающих смотрели, как на предателей Родины, то теперь с завистью: почему ты, а не я. В разговорах вспоминают своих уехавших друзей – и понимают: навсегда! Но не осознают, почему такое происходит в нашей чудесной, самой богатой в мире природными ископаемыми, стране на протяжении всей ее истории…
                3               
Ночью проснулся от страшной мысли: мои записки попали в КГБ. Бросился к столу. Слава Богу, все на месте. Перечитываю – о, сколько в них недоговоренностей о тех событиях, которые я пережил на Родине. Совковый страх: только бы не назвать имена людей, обойти политические оценки, наши откровенные высказывания. Использую намеки,” эзоповский язык”, чтобы, не дай Бог, если записки попадут в руки властей, не причинили людям беды: дает себя знать недремлющее во мне, воспитанное (вбито!) за годы советской власти в человеке чувство страха. Находясь в ее губительных тисках, мучаясь и неприемля всем естеством своей души, он сам невольно и вынуждено становился ее добровольным блюстителем в своем принудительном согласии, спасая жизнь свою и близких. Когда сделал клетку для собаки, которую увожу с собой, у всех друзей дежурная горькая шутка: «Какой-то дворняжке повезло … взял бы лучше меня…» 
В воскресенье была прощальная парилка. Готовились торжественно, но никому не верится, что я решился на такой шаг, хотя понимают: там мои сыновья, они уже никогда не вернутся, у них за это время устроена жизнь так, как и не снится их ровесникам. Поднимали тосты. Саша: “Мы провожаем сегодня это тело, - помолчал, дав освоить мысль. Установилось затянувшееся молчание. И уверенно, дружественно улыбаясь, заключил: - Потому что душа твоя здесь… с нами навсегда”.
И это так. Прожита жизнь, установились прочные надежные связи с людьми, была цель, ее постижение, ошибки, бои, поражения и победы и, главное, та атмосфера среди близких людей, которая и определяет, как удалась твоя жизнь.      
Последние дни... Звонки, гости – прощаются все со мной, словно навсегда. И никто этому не верит, хотя жизнь в стране стало настолько опустошенной, беспросветной, что люди не строят планов даже на завтрашний день: прозябание - норма жизни.
Пригласил своих друзей в ресторан. Когда официант назвал сумму - все были растеряны, и это люди, которые прожили полвека, прекрасные специалисты своего дела, среди них художники, поэты, писатели, редактор журнала. На прощанье все советовали в один голос: “И не надо тебе возвращаться. Все, кто могут, уезжают. И почему человек должен обязательно (принудительно) жить там, где он родился, если не может выразить себя и осуществить свои планы, свое предназначение... Будет возможность - вызвали и нас отсюда, хоть на время”. Они мне искреннее завидуют: у меня открытый путь на выезд. Но для меня это вынужденная необходимость: мои дети пустили корни на новой земле, познали цивилизованную жизнь и пути назад не мыслят. Те обстоятельства, которые существуют между нашими странами - цивилизация и варварство – заставляют меня предпринять этот шаг. Нет, не грядущая старость тому причиной – возможность не быть оторванным от своих потомков.
Возвращались из ресторана с Юрой. И весь разговор о беспросветности впереди в нашем отечестве. У него в 45 лет родился первый ребенок, и мысль одна: как прокормить. И где та радость о рождении наследника, которую он с таким восторгом прокричал: “Это же надо! У меня сынок – вот такой крохотный! Мое существо”.  Проговорили заполночь у меня дома. Полное понимание и грусть оттого, что впереди прощание и столько не высказано…и будет ли? Грустно... больно… 


4 
Сложены вещи, которые увожу с собой. Хочется передать детям фамильные ценности в наследство, не золото и не серебро: детские поделки моих сыновей, картины, подаренные мне друзьями – художниками, камень с Байкала, иконка с Чебоксар, нарост карельской березы с Кольского полуострова, кремневый нож и топор, найденные мной в археологических раскопках на стойбищах креманьенского человека в знаменитых Костенках, гильза от охотничьего ружья, врученная мне товарищами, которые искали меня двое суток, застрявшего в Белорусских болотах - все они имеют ценность, как капитал духовной жизни. Мою большую библиотеку, которую собирал с юности, понимаю, никогда уже не смогу взять с собой.
Все эмигранты, с которыми мне приходилось общаться в моих прежних туристических поездках, увещевали меня, что нечего сокрушаться по нашему старому миру прошлого в стране – мачехе, надо вступать в новую жизнь.
Нет, новой жизни не бывает — есть продолжение, ее новый период.
Оставил в квартире все, как было – знак того, что она меня ждет. Если Бог отпустит мне еще время жизни.
                5 
Аэропорт, огромный, пустынный, навевающий ужас... Планировался, как европейский. После распада СССР его осколок, наше «суверенное болото», под управлением зарвавшегося нелегитимного “хоккеиста”, который играет в одни ворота – против собственного народа, превратился в изолированный от мира суррогат социализма, с ним поддерживают отношения лишь Куба, Иран, Ливия и прочие тоталитарные системы. Россия, злобствующая от потери своего имперского величия, пытается собрать под свой двуглавый герб крохи от разбитого корыта социализма. Беларусь для нее – бесплатные ворота в Европу.
Водитель частного такси рассказывает, что он пенсионер, полковник в отставке, вот так вынужден работать уже восемь лет, чтобы прокормить семью и учить дочь. И ругает свой народ, который до сих пор не прозрел, хотя вокруг нашего болота: “Другие страны, стряхнув с себя оковы социализма, строят цивилизованную жизнь. А наш “толерантный” народ долдонит свою заунывную песнь: “Наш батька очень хочет сделать нам всем хорошо, но ему мешают”.
Таможня. Проверка ручной клади и валюты. Круглолицый, свежевыбритый таможенник просит меня пересчитать доллары, которые мне разрешено перевозить с собой. Считаю на глазах очереди. Его пухлослюнявые губы завистливо шевелятся в такт отсчитываемой мной купюрой, и вдруг жестко произносят: “Почему на 120 больше?” Объясняю, что эту сумму мне надо заплатить за перелет собаки. Он повышает голос: “Знаете, что я могу сделать с вами!?” Молча протягиваю ему 20 баксов - он быстро хватает их, победно улыбаясь, сует в оттопыренный карман синего мундира, пропускает... и больше ничего не смотрит. Эх, жалко - оставил дома маленькую семейную реликвию, детскую позолоченную чайную ложечку еще от прабабушки – не пропускают, потому что вещь до 1947 года. Хотел передать ее рожденному в Америке внуку.
Иду платить 120 долларов за собаку. Подскакивает ко мне другой таможенник и шепчет на ухо: “Дайте мне 70 баксов – и все устроим: и вам хорошо и нам”. Отвечаю, что у меня только сотня. “Уладим, - жарко шепчет он. - Вложите в паспорт – у прохода получите сдачу”. Вкладываю в паспорт сотню, протягиваю у выхода. Проверяют, возвращают паспорт – в нем 30 баксов. Все честно.
Хмурые и настороженные служащие вглядываются в меня - гадкое ощущение: не пойман, но вор. Прохожу второй досмотр. Вдруг отзывают меня. За столом сидят двое, приказывают освободить карманы, все из сумки вытащить, лапают и перебирают до носового платка. Худой таможенник с рыбьими глазами, с прибором в руке, заводит меня в кабину и спрашивает в упор: «Вас просили передать?» - «Что?» - «Документы, бумаги» - «Нет» - «Вспомните!» - «У меня хорошая память». Его суетливые руки снуют по моему телу: более брезгливого состояния никогда не испытывал – полное бесправие. Холодный взгляд, настырные вопросы, ощупывание всех частей тела – сбиваю его руку и резко говорю: «Финита комедия». 
Возвращают вещи, отпускают. Спрашиваю: «Почему так тщательно проверяли именно меня?» Отвечают: «Мы делаем это выборочно», - и бросаются к новой жертве. Парень в белой рубашке выворачивает перед ними карманы, извлекает серебряный полтинник. Его долго держат: забирают монету, составляют протокол и отпускают.
Вылет в 14.50. Собрали с двух рейсов ТУ и посадили в Боинг США. Три салона: первый – первого класса, в ряду десять кресел. 364 пассажира всех наций. Стюардессы - японки. Люди свободно ходят по салону, разговаривают, курят. На экране фильм без звука – наушники один доллар. Несут обед.
Нашел парня, у которого конфисковали монету. Спрашиваю: «Как обнаружили?» Он с язвительной усмешкой рассказывает: «У нас хорошо работает КГБ. Где-то неделю тому назад я из дома разговаривал с приятелем по телефону и в разговоре обронил про эту монету 1920 года – и вот результат!»  И тут я вспомнил: за несколько недель до моего отъезда мне позвонил знакомый, просил взять рукопись и передать ее в одну организацию в штатах. Я сказал, что возьму, если она не крамольная – рукопись мне не привезли. Значит: все у них было уже известно и меня ждали – это у них называется «выборочная проверка».   
6 
Аэропорт в Шенноне, пересадка. Разыскал меня сотрудник Белавио и раздраженным голосом сообщает, что моя собака сломала клетку. Срочно ведет с собой, ругая на лету: обвиняет во всех смертных грехах, позоре за нашу страну в жестком обращении с животными. “Клетку человеческую не могли купить!” – рычит он. Иронично отвечаю, что для людей у нас клеток теперь понастроено предостаточно, с гаком, а вот для собаки искал целый месяц, но так и не смог нигде купить. Он сообщает, что поможет купить ее здесь, называет баснословную сумму денег. Я пропускаю слова мимо ушей, следую за ним. Он предупреждает: если клетку не удастся ему достать, собаку не пустят или, скорее всего, усыпят. На взлетной полосе у сгруженных чемоданов работник аэропорта держит на поводке рвущуюся ко мне собаку. Успокаиваю ее и иду вслед за моим присмиревшим вожатым в здание, к ветеринару. Тот улыбается мне навстречу, приговаривает “О, кей!”, открывает дверь в соседнюю комнату, что-то говорит, и мне выносят цивилизованную клетку для животных, с привешенным сосудом для воды и подстилкой. Двое служащих, приветливо улыбаясь, сажают собаку в клетку и уносят. Плачу 64 доллара, улыбаясь, желают мне счастливого пути. Подбегает наш сотрудник Белавио, пухлорозовый от посадочной суеты. Благодарю его по-нашенски: хочу всучить 20 долларов. Не взял! Посмотрел на меня снисходительно и ответил с усмешкой: “Летайте нашим Белавио и забудьте бобруйские привычки.” Взаимно обмениваемся понимающими усмешками.                7
Чикаго, огромный аэропорт, люди со всего мира – их так много, словно весь наш Минск собрался в полет. Но вокруг белые, черные, желтые - все расы земного шара... Улицы запружены машинами, как река в весенний ледолом.
 Очередь за оформлением документов: людей выстраиваются на расстоянии, пропускают по несколько человек работники в формах, много черных. Четкость. Получение чемоданов и поиск места посадки на новый самолет – на Нашвил. Нет русской речи – не у кого спросить. Сухопарая женщина смотрит на меня и все понимает по моему растерянному виду: оставляет подруг, улыбаясь приветливо, берет меня под руку, подводит к работнику аэропорта и все объясняет. Он ведет меня в зал и помогает сдать чемодан. Она, убедившись, что все в порядке, представляет женщине, которая немного понимает по-русски, с улыбкой прощается. Мне объяснили: ждите здесь – позовут. 
На полу сидит пожилой мужчина с красным заплаканным лицом, обильно потный, и курит. Перед ним открытый разворошенный чемодан. Рассказывает: он из Киева, едет к родственникам, а в родном городе, в аэропорту, его обокрали – были водка и икра. Матерится, хватается за голову: «Как же я к ним без подарков явлюсь – ой как стыдно!»
Вылет через два часа. Первое и яркое впечатление от этой многоликой массы людей – есть каждый отдельный человек, раскрепощено свободный.
Полет на Нашвил. Полупустой самолет, в основном американцы, чувствуется привычность для них полета, как мы в трамвае. Аэропорт - издали узнал встречающих меня родных людей, словно не минуло столько лет.
Едем в машине, открываю окно. Сын мне: «Закрой» - «Душно», - говорю я. Он, с улыбкой, повторяет: «Лучше закрой». Я не понимаю и открываю еще шире – горячий обжигающий ветер обволакивает. Быстро закрываю – и становится прохладно. Он смеется: «Для этого в машине есть кондиционер…»
По дороге мелькают красивые дома – нет повторения в архитектуре. Удивительная чистота улиц, обсаженные цветами и кустами участки земли около каждого дома – и нигде нет ни огородов, ни грядок. Каждый район имеет свою степень престижности. Заказать можно все: район, вид дома, интерьер, мебель – исполнится точно в срок. По архитектуре в основном ближе к английской, но каждый, заметно, вносит во все это дух своей нации, своей изначальной родины.
8
Первые встречи с людьми, в основном эмигранты: все стараются поддерживать отношения, основание язык и общее в прошлой жизни. Сближение зависит от времени пребывания в штатах и не проходящего чувство одиночества на этой земле, как бы хорошо ни сложилась жизнь. Хотя сами США – страна эмигрантов: люди всех стран, наций и рас. Это состояние со временем ослабевает, но никогда не проходит, хотя здесь делают все возможное для сближения народов: строгое соблюдение прав человека под эгидой закона – и это каждый испытывает на себе с первых дней пребывания. А многие наши эмигранты теряются от этой свободы. Вырвавшись из векового рабства, попали в космическую раскрепощенность: есть ты, мир вокруг тебя и космос – действуй. От этого и зависит разнообразие судеб попавших сюда людей.
Партия – стол, обильно заставлен едой.
Элизабет и Эрвин. Она портниха, энергичная, уверенная, с повадками резкого мальчишки: в разговоре, в движениях, за рулем, быстрая и чуть нескладная. Он - скульптор по металлу, круглоголовый, коренастый, с умными глазами. Оба были в концлагере в Польше, там познакомились в 17 лет, чудом спаслись. У него свое дело: художественные изделия по металлу – несколько фабрик, домов, наследуют дети. Их дом - «Наше гнездышко» улыбается она - длинный одноэтажный, во дворе много скульптур: на берегу искусственного бассейна цапля на одной ноге, металлические лягушки, фонтанчики. Стол и стулья, из металла и стекла, на 12 персон. На стенах картины Эрвина из металла на библейские темы, «Жертвоприношение Авраама», «Выход евреев из Египта». Шкаф с фотоальбомами – ее хобби: в каждом - поездки по странам всего мира. Эрвин начинает рассказывать и тут же замолкает: недавно он перенес операцию – опухоль, вырезали желудок, несколько слов ему даются в напряжении. Элизабет внимательно ловит каждое его движение и слово, продолжает рассказывать. Очень гордится им. Вдруг с веселой улыбкой показывает на стене фотографии двух сыновей и пяти внуков: «А это мое творчество»
Возит меня по городу, рассказывает. Город с 1959 года – за это время все новое. Повела в ресторан, в зале бывшей фабрики стоит на рельсах трамвай. Небрежно бросила: «Это недорогой ресторан, но зато самый интересный». Показывает старинный замок Чиниса – подарок человека своему городу: ботанический сад, галереи, много цветов. Разговор ее не навязчивый, но корректно поучающий. Повезла в синагогу показывать работы мужа. В фойе огромное панно из металла – сюжет из библии: «Моисей читает своему народу послание Бога».
Дома многих наших эмигрантов можно узнать по березке, посаженной у входа – это символ родины, которую они носят в душе своей, какой бы обидой не было изранено их сердце.
В семье потомков известного в России рода Хрущева я увидел комнату в русском стиле: в углу икона с лампадой, вышитая скатерть, рушник, на стенах картины русских художников, на полках прижизненные издания книг Пушкина, Достоевского, Толстого, Блока, Соловьева, Бердяева, Флоренского. Дома говорят по-русски с детьми и внуками, но в произношении уже проступает налет архаичности. Одна стена сплошь завешена фотографиями - портреты дорогих им людей. Такое ощущение, что я попал в музей Толстого. Для них русская история - смена живых поколений и их нравов.
- Это наш русский уголок, - с гордостью пояснил мне Вадим, хозяин дома. – Комната моей мамы. Она уехали из России после революции. Прошло двадцать лет, как она умерла, но мы сохраняем все, как было при ней.
Вадим - бывший воспитанник кадетского корпуса, поджарый, стройный с приветливым лицом. Жил в Петербурге, был под немцами в Риге, после войны в Австрии и Германии. Его жена Лена русская, но есть грузинская кровь, голубоглазая блондинка с четким профилем, женственна, была ребенком вывезена немцами в Германию, где они познакомились и уехали в Америку. У них свой бизнес, два танцзала. Старший сын Виктор менеджер, холостяк с бородой, меломан. Младший Энер с косичкой, женат, пробовал марихуану, свой бизнес с родителями жены. 
Их друзья, Петр и Элла Жариковы, ленинградцы, он работает в библиотеке «Голос Америки», она в Толстовском фонде. Хорошая русская речь, знают многое о российских издательствах, даже о нашем белорусском журнале «Неман». Советуют мне: «Чтобы быстрее погрузиться в эту жизнь, надо жить среди коренных американцев: это трудно – но это главное искусство выживания здесь».
Феликс, бывший главный инженер завода в Харькове, широкоплечий, крупноголовый, обслуживает в синагоге сантехнику. Набожный: «Бог видит, знает и предопределяет путь каждого из нас – надо идти намеченным им путем, как это сказано в Библии: «Идите и обретете».  Все беды в том, что люди их не соблюдают. Бог дает время своему избранному народу осознать свои ошибки и исправиться, ведет его через испытание к счастью. Бог верен себе, соблюдает и делает, как задумал».
И как трудно сопоставлять его проповедование о покорности с ним самим: крепкий, широкоплечий, резкий в движениях, фантастически блестят глаза, и алеет румянец на тугих щеках, когда он говорит. Вступаешь с ним в разговор и чувствуешь его силу - убедительность от веры. И нельзя не поверить ему: он прошел через восемь лет гонений «отказника», сделал крутой поворот в жизни – назад дороги нет, верит в свой избранный путь, и каждый здесь прожитый день утверждает его в этом: «Главное в жизни, - говорит он, - спешить на помощь к человеку. И куда все это лучшее исчезает в людях…» Возит в поликлинику больных стариков, безотказно помогает.
                9
Вокруг уже знакомые сцены американской жизни. С раннего утра люди на колесах. С чашкой недопитого кофе или колы спешат к своим стоящим у дома машинам, выезжают на скоростные дороги – и начинается трафик, такой обычный для них. Они послушно вливаются в его ритм. Привычно держатся одной рукой за руль, пьют свои напитки, курят, причесываются, переговариваются сквозь открытые окна с другими, обязательно при этом улыбка на лице. Почти у всех в машине включены радио или магнитофон: путь до работы у большинства, пожалуй, занимает больше часа. Лица сосредоточенны, задумчивы, движением руки уважительно пропускают друг друга при малейшей осложнившейся на дороге ситуации. Поймав чей-то взгляд – мгновенно возникает ответная улыбка. Вдали от скоростных дорог случайные пешеходы на узких улочках обязательно приветствуют друг друга, никто ни слова о своих сомнениях или, не дай Бог, беде – значит, ты эмигрант. Есть много благотворительных организаций, они вас выслушают и помогут. К полдню поток машин меньше – к вечеру опять тот же трафик: люди спешат домой, на свой любимый диван к телевизору, заняться своим хобби – им нет тут числа: от собирания старых машин до обучения искусству дальнобойного плевка. Но все это чуть позже. Надо разобрать огромную почту: бесплатные газеты, рекламы, журналы и т.п. Среди них первым делом отобрать конверты с билами, проверить, сколько с тебя высчитывают за все блага жизни, которыми ты с пеленок пользуешься, и вовремя рассчитаться, иначе растут проценты, долги со всех сторон, напоминающие тебе, что не все в жизни дается так легко и просто. И чем больше набрал себе в кредит всех этих благ, тем больше плати. Успокоившись, что все идет пока хорошо, многие выходят на прогулки или бегают, от мала до велика. Для того чтобы дольше пользоваться этой хорошей жизнью, надо иметь крепкое здоровье, медицина, хоть ты и застрахован, иншуренс, дает себя знать в любом случае: пожалуй, самая дорогая в мире. Тут две профессии престижные: врач и юрист. Если вы, знакомясь, узнаете, кто перед вами – понимаете хорошо об их уровне жизни. У нас в стране только юристы еще как-то умудряются выкручиваться от полной бедности, в которой живут наши врачи и учителя, их стараются подкормить сердобольные пациенты или родители.
Бегают с наушниками, рубашка или куртка повязана поверх бедер, на голове повязка, как у индийца, красовки, шорты, белые носки и поглощающий все запахи вокруг, даже выхлопных газов из машин, дезодоранта - они предпочитают его искусственность здоровому запаху своего потного тела. Производство всего здесь сверх избытка, если приносит доход. На это работает все: рекламы, газеты, телевидение, почта, телефонные звонки по домам – с утра до вечера предлагается гражданам этой страны все, от самолетов до зубных щеток. И все втянуты в этот процесс, играют в него с азартом, подгоняя себя под эту систему. Добывают деньги своим трудом, кто и где может, чтобы отовариться и выглядеть не хуже других. Наши эмигранты быстро втягиваются в этот ритм всеобщего обогащения и часто становятся лидерами в этой гонке за благами, которые и сами создают в этой молодой хваткой энергичной стране. Да, Америка - уникальная страна: ее демократичные законы собирают людей со всего мира, позволяют им жить здесь не только на равных с аборигенами, но и строить свою жизнь со своими наследственными привычками.
10
В беседе с одним американским миллионером я сказал:
- Человек не может быть счастливым без родины.
Он взглянул на меня вприщур своими умными вылавливающими глазами и с нескрываемой усмешкой ответил:
- Родина там, где тебе хорошо.
Мы молча, изучающе смотрели друг на друга, но разговор наш после этого расклеился. А этот милый, добродушный человек от всей души желал мне счастья, и даже предложил свою помощь для устройства жизни здесь. У меня не было оснований не верить ему. 
Мы сидели в маленькой квартирке моих родственников. Пожилыми людьми они уехали к своей единственной дочери. Как это принято в Америке, родители живут отдельно, хотя дочь имеет свои два двухэтажных дома. Выделенное им государством пособие, для которого эмигрант не ударил здесь палец о палец, хватает на сносную, по американским образцам, жизнь. По нашим – их обеспеченность выше среднего достатка. У нас человек, уезжающий из страны, лишается почти всего, нажитого за свою жизнь: заработанной пенсии, фамильной собственности – главного достоинства цивилизованного государства, но и гражданства – святая святых личности.
Хозяин квартиры, честный труженик, отмеченный государственными грамотами, бывший коммунист - его исключили из партии, когда он собрался после выхода на пенсию уезжать к дочери. Во время Великой отечественной войны, защищая свою родину, стал партизаном, был ранен, награжден правительственными наградами, погибла вся его семья, которую выдал фашистам его же сосед. Ему было трудно передвигаться: он, мужественно скрывая боль, тяжело поднялся с кресла, прошаркал несколько шагов и остановился, держась за стену. Никто не заметил, как миллионер вышел из комнаты. Минут через двадцать вернулся с большим свертком в руках, без лишних слов развернул его и из металлических трубок собрал конструкцию – специальные «ходунки» для инвалидов - поставил их перед стариком и, смущенно улыбаясь от слов благодарности вокруг, сел на свое место и включился в беседу. 
Не думаю, что он стремился показаться перед нами в лучшем свете – все у него получилось естественно, как сложившийся образ жизни людей в данной системе отношений. Я подумал: отчего же человек с таким чувствительным сердцем не понял меня, когда я сказал, что не может быть настоящего счастья вдали от родины. 
И вот что узнал о нем. Родился Евгений в типичной американской семье: родители, даже не имея своего бизнеса, могут обеспечить своих детей всем необходимым для здоровой, материально обеспеченной жизни. Трое старших братьев хорошо учились, закончили университеты, быстро стали на ноги. А Евгений жил беззаботно на иждивении родителей – и все уже к этому привыкли, «в семье не без урода». Он любил задавать неожиданные вопросы, порой, казалось совсем не к месту разговора, и своей фантазией мог очаровать праздных слушателей. С детства пристрастился к оборудованию дворового хозяйства родителей: подметал, чистил, красил, приобретал и оборудовал технику, мастерил, строил – вскоре соседи и друзья охотно приглашали его в свои усадьбы, за его услугами записывалась в очередь. Все он любил делать сам, порой трудился до позднего вечера, и взволнованные родители приезжали за ним на машине и силой увозили домой. А он еще долго сидел в своей комнате и набрасывал чертежи по переоборудованию участка. Вскоре весь город узнал о нем, пришлось открыть офис, нанимать работников – и появился открытий счет в банке. Евгений пополнил ряды миллионеров не только своего города, но и штата. Он женился на красивой женщине, купил дорогой особняк, стены которого теперь заполняли картины знаменитых художников. Когда родились дети, построил прекрасную школу с самым современным оборудованием, бассейном, актовым залом, спортивным городком и подарил городу. По субботам ходит в синагогу. Предложил ее прихожанам в знаменательные религиозные праздники делать свои денежные приношения, не меньше тысячу долларов, для поддержки обучения талантливых детей их общины: дай, сколько можешь, остальное он за каждого из них вносит сам.      
Американцы – патриоты своей страны. Они могут часами рассказывать о ней, откровенно и смело анализируют свою систему, обсуждают действия сената и вслух всенародно высказываются и в печати, и по телевидению: будь это глобальные вопросы страны и мира или подозрительный прыщ на носу президента.
Не только в праздники на многих домах полощется национальный флаг, он реет на капотах машин, украшает, как икона в русской избе, центральный угол комнаты, оттиснут на рубашках – американцы гордятся своей страной даже с каким-то вызовом. Но нет в этом высокомерия. Есть убежденность в том, что их страна самая лучшая в мире для жизни человека. Зная, сколько они путешествуют, имеют возможность видеть мир - спорить с ними не было аргументов, да и по мере знакомства с их жизнью, отпадала всякая охота.
    
                11
Но в беседах с соотечественниками я все уверенней вступал в разговоры на тему о верности сделанного ими выбора.
- Душа моя осталась в России, - искренне признался мне чикагский таксист, сам того не зная, что накладывает бальзам на мою душу. – Но детям здесь хорошо – и это главное. Я, отец, обязан обеспечить им жизнь: если ты работаешь, это не трудно. По нашим российским меркам, я состоятельный человек, хотя всего лишь таксист, а жена бухгалтер. А в России был инженером – и что имел? Стояние в очереди за двухкомнатной «хрущевкой», изнурительный труд за мизерную плату, добывание за взятку самого необходимого для семьи, ну и, - он кисло усмехнулся, - раз в десять лет профсоюзная путевка в задрыпанный дом отдыха или изнурительная поездка «дикарем» на юг. А тут я уже побывал в Канаде, Мексике, Колумбии, Франции и Испании. У меня двухэтажный дом, две машины, комнаты обставлены хорошей мебелью, за которой мне не пришлось стоять в очереди: стоило мне изъявить желание – привезли и поставили. В каждой комнате компьютер. Все, правда, куплено в кредит, но всем этим я пользуюсь с первых же дней, как начал здесь работать. Конечно, все это дорого. Но учти: американцы умеют все рассчитать: раз мне выдали в кредит – уверены, что я платежеспособный. В России о такой материальной жизни не мог и мечтать. А первобытность нашей технологии здесь уже давно пройденный этап - пришлось стать таксистом, но живу не хуже среднего американца…А вот с душой что-то творится. Чтобы ее успокоить – в кредит не возьмешь. Все осталось там, в России. Живу только ради детей, пусть они будут счастливы и никогда не узнают трагедии человека, покинувшего родину.   
- О том, что я советский инженер – экономист здесь никому не рассказываю – засмеют, - сказал мне бизнесмен одной фирмы. – Верх вашей советской экономики выразил первый секретарь ее руководящей партии: «Экономика должна быть экономной». Помнишь анекдот? «Что надо сделать, чтобы развалить самую сильнейшую в мире экономику США?» - «Заслать туда пару наших лучших экономистов» … Да, пять лет мне здесь пришлось вкалывать на черных работах. Но у меня была цель – я ее добился. Еще в Союзе хотел открыть свой бизнес, но меня обвинили спекулянтом – проходимцем. Здесь же за это дело поддержали, и дали возможность развернуться. Я счастлив: осуществил свою цель. Ваши идеологи не думают о человеке, хотя провозгласили лозунг «Все во имя человека». А у нас (как гордо и привычно говорил он: «у нас») – все ДЛЯ человека. Чувствуешь разницу? Я только здесь ее понял. Ваш человек – раб, живет в нищете, дышит радиацией, есть нитраты – вот достижения вашей идеологии. Все вы подопытные животные этой лживой идеи, обреченность которой уже давно очевидна. Я спас своих детей от преступных опытов над живыми людьми. 
- Самое великое и главное, что я сделал в жизни то, что приехал сюда, в свободную страну, - рассказал скульптор, наш бывший соотечественник.
Он окончил художественное училище, начал работать, но быстро понял, что семью не прокормишь, если не будешь работать по указанию партии. А для настоящего художника – это смерть. Он закончил технический вуз, но и это не спасло от нищеты – и уехал с двумя детьми. Способный инженер, быстро стал на ноги, купил двухэтажный дом, сделал в нем мастерскую и все свободное время отдавался творчеству. Отработав семь лет для получения минимальной пенсии, бросил работу и занялся своим любимым делом.
- Жена прокормит – она программист, - объяснил он. – А у меня теперь есть свобода для творчества. Правда, потерял десять лет, но у нас я бы потерял всю жизнь. Теперь все зависит от меня. В Союзе я получил хорошую школу по искусству, американцы это начинают ценить – они уже нахлебались модерна. Природа человека вечна - она часть мировой природы. Я сделал несколько своих выставок – начали покупать работы, появились заказы. Счастье художника – свобода самовыражения.
  - Но, к сожалению, настоящее искусство у нас интересует не многих, - сказал молодой американский писатель. - Нашими вкусами правят спонсоры и менеджеры, все продается и покупается – на бестселлере они делают деньги, и этим убивают понимание того, что вечен лишь дух. Они приучают жить человека лишь сегодняшним материально обеспеченным днем, создают общество потребителей. И все же я рад, что живу именно в моей стране: здесь есть главное для творческого человека – свобода самовыражения. 
Он живет аскетом: зарабатывает на жизнь таксистом – для этого берет на два дня машину на прокат. Остальное время пишет, не помышляя и не поддаваясь соблазну продать свой талант за хорошо обеспеченную жизнь. Он сам господин своей судьбы, и не понимает, что такое «прописка», «цензура», «тунеядец», «диссидент». Как открыто и искренно говорил он со мной, человеком из «вражеской» страны, вверяя свои сокровенные мысли о родине и себе. Это качество я отметил у многих американцев: они добродушны, доверчивы, открыты. И я невольно подумал: «А может в этом есть свой практический расчет?»   
- Самое дешевое – быть честным, - пояснил он. – Честность – самый выгодный вклад в человеческое общение. Но для этого надо не только быть, но и чувствовать себя свободным человеком в свободной стране. 
- Да, тут свобода, которую нашему советскому человеку трудно себе и представить, - сказал инженер – электронщик, в прошлом руководитель отдела одного из советских НИИ. – А свободой надо не только владеть, но уметь распоряжаться, чтобы не задохнуться. Наши эмигранты, попадая сюда, теряют голову от свободы выбора: ты представлен сам себе, и от тебя одного зависит, кто ты есть и чего можешь добиться в жизни. Но большинство из них восторгаются не свободой духа – чувство раба в них генетическое, а как голодный нищий тратят все силы, чтобы поскорее разбогатеть. Одни только и разговоры: кто что приобрел, съел, выпил. Однажды я не выдержал и сказал одному из таких рьяных ценителей этой жизни, когда он взахлеб рассказывал, что теперь, здесь, он жрет икру ложками: «Но разве ты теперь испражняешься по-другому!»
- Ты хотел бы вернуться? – в упор спросил я.
- Поздно, - коротко ответил он и, помолчав, рассказал историю своей жизни.
В Союзе он был офицером торгового флота. Материально жил лучше многих своих соотечественников. Но когда у него родился сын, он, находящийся в рейсе по полгода, ушел работать в НИИ – и его семья сразу начала испытывать материальную нужду. Жена, которая знала из его рассказов о заграничной жизни, заявила: «Едем, я тут не могу больше жить!» Она была красавицей, он безумно любил ее, и подумал: «Что я за мужчина, если не могу обеспечить своей любимой женщине хорошую жизнь». Сам он не хотел уезжать, но не мог больше видеть, как страдает его любимая: стоит в очередях, подсчитывает копейки до очередной зарплаты. Им одолела гордыня – и он добился право на выезд. Когда они приехали сюда, он плохо знал язык. Пришел в фирму устраиваться на работу, ему дали схемы, он быстро в них разобрался - его не только приняли, но и прикрепили переводчика. «Поверишь, - усмехнулся он, - 12 лет работаю в этой фирме, а у меня до сих пор никто не просил показать диплома. Я им так дорожил, когда ехал сюда, а теперь сам не знаю, где он у меня лежит». Все у него складывалось хорошо, но для того, чтобы достичь того уровня, на котором он сейчас живет, нужны были годы. А вокруг роскошь, которую так хочется иметь человеку, и жена его не устояла – сбежала вместе с сыном к миллионеру – мексиканцу. А через год вернулась и стала перед ним на колени. Он сказал ей: «То, что я ради тебя сюда уехал – могу простить, но предательства – не прощаю». Подарил ей свой дом и машину.
- У меня теперь есть все, - рассказывал он. – Прибыльная работа, два трехэтажных дома, новая хорошая жена и чудесная дочь. Но нет настоящей радости. Одна мечта: выйду на пенсию и буду путешествовать. Может, и в Россию загляну – на старости лет, говорят, тянет увидеть то место, где родился. Не жить там, а умереть… Да, теперь моей жизни многие завидуют, но, чувствую, потерял что-то главное, - он смущенно взглянул на меня и машинально постучал себя в грудь, словно успокаивая учащенно забившееся сердце.
- Ради детей я сделал этот выбор, - подчеркнул мне в разговоре менеджер крупного магазина.
В Союзе он работал юристконсулом на одном из крупных столичных предприятий. Рекламируя свою жизнь здесь, он невольно возвращался к этому времени, когда был уважаемым юристом, знатоком своего дела. Но выбор им был сделан и, к сожалению человека, и позора нашей системы, назад дороги нет.
- Ностальгия? – переспросил он. – После того, что я пережил в связи с выездом из нашей страны, все проходит.
И рассказал, как поступали с ним в ОВИР, в кассах, на таможне – каждый из представителей этих организаций смотрел на него, как на предателя, но при этом не упускал случая брать с него взятки. При этом все вымогательства сопровождались открытыми оскорблениями по поводу его отъезда. Вот заключительный эпизод. Поезд уже тронулся. Его пятилетний сын играл в коридоре вагона с машинкой. Проводник раздавил ее ногой и выругался: «Проходу нет от вас, предатели!» Он заранее содрал с них деньги, обещая поить чаем до Вены, а когда переехали границу – потребовал доллары.
- Я понимаю, - заключил он свой рассказ, - что не эти сволочи родина. Но они представители той системы, которая гонит человека с его родной земли. Когда я теперь спрашиваю сына о родине, он рассказывает о своей искалеченной игрушке.
Мне часто приходилось краснеть от таких рассказов.
Эмигранты радушно встречают человека, приехавшего с их родины – известие об этом быстро распространяется. Приходят, звонят, расспрашивают, предлагают свои услуги, возят тебя по городу, по стране – они рады блеснуть своими успехами в новой жизни. А им есть что показать. И мне, совку, было чем дивиться не только в самой стране, но и в личном хозяйстве каждого из них: благоустроенные дома, машины, мебель, вещи, альбомы с фотографиями – свидетельства их поездок по разным странам и континентам. Во всем их поведении не только неуспокоенное доказательство того, что они достигли в годы эмиграции, но и то, что они не ошиблись в своем выборе, пусть и прошли сквозь все испытания эмигранта.
Обычно, они неохотно рассказывают о своих первых годах пребывания здесь, причины у каждого свои – был не один год мытарства из-за незнания языка и образа жизни: с дипломом инженера или врача работали чернорабочими, уборщиками, мойщиками. Но тот, кто выдержал эти испытания, обладая упорством и способностями, находил работу по своей специальности и вкусу. Открывал свой бизнес, и уверен, что не ошибся в своем выборе.
- Свобода и право личности – основа жизни и политики США. Об этом четко заявил президент Рейган, побывавший у вас в гостях: «Мы никогда не отступим от главного, даже если нам всем придется погибнуть – это свобода», - сказал мне американский юрист.
В разговоре с ним я обрушил на него факты неблагополучия в их стране, которым уже сам стал очевидцем. Он мирно, и даже несколько снисходительно, выслушал меня и прочитал целую лекцию:
- Да, у нас есть наркомания. Есть бездна противоречий в материальной жизни, есть опасные зоны проживания даже в таком городе как Чикаго, куда лучше не заходить и днем. У нас преступник может ходить на свободе, пока его вина абсолютно не доказана. Но все это плата за нашу свободу. «Пусть лучше один преступник ходит на свободе, чем будет вместе с ним осуждено десять невиновных», - так сказала ваша просвещенная императрица Екатерины 2. Вы, в погоне за мнимыми преступниками, уничтожили миллионы невинных. В своей абстрактной идее построить справедливое общество вы нарушили накопленную человечеством нравственность – отмели весь опыт предков. На голом месте взялись строить новую мораль. Это решил не народ, а Ленин заявил на 3 съезде ВЛКСМ: «Нравственность подчинена классовой борьбе пролетариата. Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем». Выдвинул коммунистическую мораль в противовес общечеловеческой – и это преступление стало трагедией народа. Нравственность и мораль не сочиняется, а формируется в процессе реальной жизни. Мораль – это чуткий индикатор процессов, которые происходят в обществе. Ленин, вроде и умный человек, но как противоречит сам себе в пылу полемики. Уже в следующем абзаце он заявляет: «Мы не верили бы учению, воспитанию и образованию, если бы оно было загнано только в школу и оторвано от бурной жизни». Мораль нельзя создать силой оружия.
Профессор, увлекшись, цитировал напамять многие положения Ленина, доказывая, что главная ошибка коммунистической нравственности в том, что она начисто отвергла живую личность, ее индивидуальность, ее права и право на частную собственность – все то, что получило ясное определение во всемирной декларации прав человека. 
- Человеку, забывшему о Бога, все дозволено – так сказал ваш гениальный писатель Достоевский. Забыв о Боге, Ленин отверг мораль своих предков, на которой и сам воспитывался, благодаря которой он и пришел к мысли бороться за счастливую жизнь человечества. Он выступил против морали своих родителей, образованнейших и культурных людей России: инспектор народных училищ – такая должность давалась в России людям с чистой совестью. А ваш вождь вроде и любил своих родителей, боготворил их. Но вот стал политиком – и все начисто похерил: осмелился поднять руку на самое святое: мать и отца. Этим он и оторвался от нравственности народа.
Профессор свободно и аргументировано анализировал мысли и поступки человека, критически прикасаться к которому, у нас наложено государственное табу со смертельным исходом. Честно признаться, меня коробило не то, что он говорил, а то, что он, в отличие от меня, мог все это так свободно позволять себе. Фетишизм – наш бич. И в этом, пожалуй, одна из главных и роковых ошибок нашей жизни.
Сам профессор – русский, но родился в Америке. Родина его родителей, которые были насильно изгнаны со своей родной земли, живет в его сердце, он связан с ней не только кровью своих предков, но и памятью.
- Вы не только уничтожали лучших своих людей, но и многих лишили гражданства – сам Бог, который подарил им землю, не решился бы на такое кощунство, - сказал он в заключении.
Всеми трагическими фактами нашей истории я не мог опровергнуть ни одного его доказательства – молчал с чувством боли и стыда.
У всех эмигрантов из России отметил одно общее: да, они обижены, оскорблены, что вынуждены жить вдали от своей Родины, но более всего они возмущены тем, что те, кто вынудил их покинуть ее, превратили их могучую страну, занимающую когда-то одно из первых мест в мире по экономическому и культурному развитию, в «империею зла». Партия, обвинившая царизм в том, что Россия – жандарм Европы, сотворила из нее мировое пугало. Из самых дальних стран с ужасом смотрят на нее, не ведая, какой очередной вандалистский фортель способна она выбросить: вооруженное вторжение в дела Прибалтики, Венгрии, Чехословакии, Афганистана. Весь мир живет в напряжении, не зная, что ожидать от вооруженного до зубов монстра с голодным населением.
«За державу обидно!»
В этих разговорах я все острее осознавал: во всем, что произошло на нашей родине, вина каждого из нас. Нет невиновных! Когда родина находится в опасности, а ты пассивен и не предпринял ничего, чтобы помочь ей – виновен! Пусть молчал, не участвовал в неправедном деле, но ведь не боролся…

                12
Походы по инстанциям по поводу социального обеспечения. Языка нет, и дети мои водят по учреждениям, говорят и отвечают за нас – это участь всех эмигрантов. Но, пожалуй, в основном из Союза. Кажется, что люди всего мира на бытовом уровне могут общаться по-английски - это показатель не только того, что этот язык стал международным и почти все страны имели непосредственное общение между собой, но они естественно принимают процесс международной интеграции. Только мы, носители социдеи, наследники и инвалиды “железного занавеса”, оказались оторванными от мира и цивилизации.
Какая огромная, богатая и гуманная страна! Сюда прибывают люди со всего света, всех стран и рас, их выслушивают, оказывают помощь, придерживаются главного: если человека приняли (а сколько умудряются прибыть нелегально!), он должен иметь жилье, быть сыт и обут. А человек ни дня не работал для этой страны.
И на чьи это деньги? Налогоплательщика – того, кто живет здесь, работает (трудно работает – но знает за что!), и все эти люди понимают (и принимают!), что из их кармана обеспечивается прожиточный уровень новоприбывших. Вот она высшая форма человеческих отношений - демократия.
Да, много бюрократии, но какой порядок во всем. Да, стандартизация - но как четко исполняются решения по любому вопросу: в обществе правят беспрекословно законы, а человек сам строит свою жизнь в меру своих способностей и личного труда. Законопослушные граждане – выработано передовым опытом человечества. Все равны и исполнительны: расы, национальности, религии...               
13
Эмигранты радостно, с гордостью, рассказывают о жизни своих детей и внуков: «Ради них мы и приехали сюда!» Растут они, счастливые люди богатой свободной страны. Счет денег ведется не как дотянуть до зарплаты, а что нового и лучшего приобрести и в какую страну еще отправится путешествовать. Да, за все надо платить и много работать: за учебу, медицину, дом, машину - ведь все в кредит. Но если ты трудишься, то уже с первых самостоятельных шагов можешь иметь все необходимое для нормальной жизни.
А в духовном? Все зависит от потребностей самого человека. Есть в избытке библиотеки, музеи, театры, магазины завалены книгами, альбомами: лучшие мировые художественные творения стоят сюда в очереди со своими владельцами, чтобы иметь возможность быть представленными желающей публике. Без споров и дискуссий “о физиках и лириках “решается и этот вопрос, исходя из всемирного опыта человечества.
Боюсь ошибиться, но время давно расставила все на свое место: процентов 80 человечества – люди материальной жизни, им надо хорошо заработать и весело провести время. Помните древнее изречение “Хлеба и зрелищ!” Тех, для кого на первом месте жизнь духовная, отнимите эту цифру от ста... боюсь еще меньше. В основном, они живут намного беднее (но разве они это замечают и сравнивают?) - духовная жизнь не имеет цифровых показателей. У каждого из большей части человечества есть свои ценности, которые можно просчитать, оценить, взвесить и т.д. У меньшинства же - не существуют подобного сравнения в природе. Будь это нумизмат, готовый отдать за старинную монету все свои блага жизни, композитор, который пишет свою музыку по велению сердца, бродячий актер, который не променяет свою вольную жизнь на сладкое место при королевском дворе, путешественник - одиночка, пересекающий штормовой океан на хилой байдарке – все они избранники божьи в этом мире. Своей жизнью, действиями и творениями они улучшают и украшают нашу жизнь материально и нравственно. И вот парадокс: благодаря бескорыстному служению своему призванию они обогащают жизнь всей остальной массы населения, а сами (будем откровенны, честны) живут на том, что Бог им послал. А вся эта масса, как само собой разумеющееся, пользуется плодами их талантов, лениво, чаще скупердяйски, бросая им подачки со своего обильного стола, считая, что она благодетельствуют им. Они не понимают и, слава Богу, им не дано понять, что такое истинное богатство жизни. Это большинство проживает одну свою земную жизнь, материальную. Вторые, эти божьи избранники, как у Пушкина в “Моцарте и Сальери”, растворяются не только в своих современниках – они пронизаны прошлым и уходят в будущее.
Таков извечный закон природы развития человечества. К сожалению, не мы сами выбираем свой путь - в каждого природа закладывает свою индивидуальную судьбу: великая и главная задача не только родителя, но и государства – увидеть и разгадать в рожденном человеке заложенную в него Богом искру Духа.               
                14         
Школа по изучению английского языка, субсидируется государством. Оборудованные классы, учебники, аппаратура. Люди разбиты по группам, их отличие лишь в уровне знания языка.
Садимся по кругу за столами. Педагог, изящная и стройная пожилая женщина с голубыми простодушными глазами, касаясь пальцем своей груди, с улыбкой произносит:” My name  is Dell Wilson” - поочередно каждый называет свое имя. Она предлагает написать его фломастером на карточках и поставить перед собой, чтобы остальные могли видеть. Подходит к большой карте на стене, просит тебя назвать свою страну, столицу и показать ее флаг - они все изображены на карте.      
Я не могу найти свой флаг – она показывает. Оказывается, там обозначен наш бело-красно-белый – тот, который был признан, когда Белоруссия стала независимой на несколько лет, и его отверг первый избранный президент и превращает страну в сетелита России. Каждый из нас показывает на карте свою страну, столицу, флаг: Эфиопия, Китай, Корея, Япония, Италия, Испания, Польша… только в моей группе приехали сюда жить люди из 12 стран. Никто не знает английского языка, но все видят и осознают, что здесь собраны представители со всего мира — это первое ошеломляющее впечатление. И даже незнание английского языка уже не кажется препятствием между людьми: все доверчиво улыбаются друг другу. А в глазах общая расстеряность оттого, что вот все люди мирно расположены друг к другу, но без знания общего языка нельзя сказать тех добрых слов, которые идут от самого сердца. И все же есть в каждом человеке что-то свое, не только индивидуальное, но и от его страны: зажат кореец, подвижный эфиоп, грациозна итальянка, раскрепощена испанка, общительна улыбчивая полька. Педагог произносит фразу и просит повторить – и наречие выдает каждого из нас.
Возвращаюсь домой с полькой – схожесть языков не только сближает сразу, но и дает возможность общения. Она уже третий раз по полгода живет в Америке у сына – профессора. Он преподает в местном университете и занимается научной работой, для которой ему создали все необходимые условия. Купил дом, семья, дочь родилась – американка. Конечно, им здесь хорошо и останутся они навсегда, говорит Тереза. А сама она приезжает лишь в гости и подзаработать. Свобода в своей стране и родная культура ей дороже всего, а Польша, уверенно добавляет она, стоит на пути полного восстановления.
- Вот мы с вами соседние страны, - замечает она с горьким сожалением, - а у вас, как на Кубе.
Одно чувство всегда при этом - стыд...
                14
Снился сон. Красивая очень знакомая местность. По ней носится и безумно стонет белый грациозный конь с красной полосой крови вдоль всего тела. У него под животом крепко прикручена железная клетка, в ней мечется крыса. Конь лязгает от боли зубами, пытается схватить крысу – и тогда она с еще большей силой вгрызается ему в тело. Конь, как человек, кричит от боли и мчится, не разбирая дороги. Я узнаю пейзажи, поселки и города моей родины. Пытаюсь поймать коня, чтобы помочь ему освободиться от крысы. Но как только мы сближаемся с ним, крыса с новой силой вгрызается в коня – и он обезумело скачет. А вокруг этой знакомой местности люди в машинах из какой-то иной жизни, они смотрят недоуменно на эту садистскую сцену, дают советы. Конь с безумными глазами озирается, прислушивается – видно, что его еще не угасшее сознание понимает, хочет освободиться. Но крыса чутко следит за каждым ее движением, и успевает каждый раз предотвратить любое ее действие к спасению.
Тяжело проснулся. Сон этот не покидает меня...
Обзванивал друзей – у всех уставшие осторожные голоса... и ни слова о политике. Страх З7 года опустился на страну. Единственная реальная связь с Беларусью – Интернет, и каждый день приносит новость одну страшнее другой. Дело идет к очередным бессменным выборам президента. А он заявил на весь белый свет, когда Беларусь не пустили в ПАСЕ: “Нам там нечего делать. А эти доллары мы лучше отдадим нашему народу на лекарство”. Популизм нижайшей пробы, но он еще подкупает наше одурманенное население. А что же народ? Все еще безмолвствует. Нет, не верю – это уже молчание не ягнят. Взрыв зреет. Неужели и нас ждет уже испробованный югославский вариант?..
                15
Слушая признания наших людей, что они нашли в этой стране истинный путь в жизни, по велению Божьему, я невольно обращался к истории своей родины. 
Пересмотрите внимательно хронологическую таблицу наших учебников по истории. Почти вся она состоит из войн, революций и захватов чужих земель – словно Россия не земля людей, а полигон для постоянных битв: люди здесь не живут, не работают, не мечтают, не дружат, не смеются, не придерживаются народных традиций и обрядов, не дышат мирным запахом родной земли. Вся история представлена советскими временщиками, как война людей, где брат убивает брата. Вот отчего так легко Сталин и его «соколы» укоренили в сознании советских людей понятие «враг народа». Воспитанные с детства на такой интерпретации истории своей страны, люди хронически заболевали страшной болезнью «сексот»: везде, в каждом человеке склонны распознать врага, шпиона, предателя, инородца, диссидента, жидомасона. Такой политикой творцы «Краткого курса» скрывали свое невежество и крушили все лучшее, что накопила Россия за свою многовековую историю – и в результате мы получили падение нравственности, экономики, социальной жизни. Попрание человеческих прав и истины – для них главное оружие в борьбе за власть и места у кормушки. И все это – за счет трагедии народа.
На протяжении своего владычества временщики методически и настойчиво пытались убить в человеке чувство родины. Они уничтожали ее лучших представителей, «благороднейших сосудов духа», которые, не щадя живота своего, противостояли и в одиночку власти, присвоившей себе незаконно право решать судьбу человека «от имени родины и народа». «Не может сын смотреть спокойно на горе матери родной», если он сродни мудрому племени Чаадаева: «Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклонной головой, с запертыми устами». Какими изощренными садистскими методами эта власть – вампир уничтожала их: история будет вечно ужасаться, изучая и описывая этот страшный период нашей жизни.
Но и те, кто сумел вырваться из страны (не с такой узурпаторской злобой отпускал помещик на волю своего раба!), простые люди, беззаконно лишенные гражданства, вели свою борьбу против системы «вседозволенности»: их отъезд – это не побег, это борьба в силу своих возможностей. В сражении каждый рядовой солдат вносит свой клад в победу над системой, которая ведет в государственном масштабе войну против собственного народа. Человек – не винтик, как его официально обозначила власть: его душа вбирает в себя всю боль и трагедию родины, своего изначального места на земле. Все граждане страны, вне зависимости от национальности, любили свою родину, которую они, защищая от внешних врагов, полили своей кровью на полях сражений «справедливых и несправедливых» войн и своим потом в «битве за урожай» - их чувства питались «любовью к отеческим гробам».
Не Родину покидали они, а искали свободу и право людьми зваться.
Как разнообразны их судьбы, характеры, цели, причины и пути постижения новой реальности, которая нивелирует становление каждого согласно его образу. 
Писатель В. Аксенов выразил эту боль: «Америка – мой дом, Россия - моя родина»   
                16
Наблюдаю, анализирую, и все время невольно сравниваю жизнь здесь и у нас. Кажется, что люди везде одинаковые в проявлении своих чувств, желаний, мыслей. Но это два противоположных мира – экономика диктует свои законы и чувствам, и желаниям, и мыслям. Здесь люди сумели построить свой мир, для человека, который и определяет их состояние радости жизнью. У нас же по-прежнему вечная борьба за выживание. И дело не в этой болезни, которой заразила нас коммунистическая идея. Корни этой болезни кроются далеко в прошлом, во всей российской истории, в которой человек был всегда оружием в руках идей. Тут, видимо, причина и в религии православной, внедряющей в сознание масс свою избранность у Бога.
А, может, так сложилось изначально в истории становления человеческого общества - идет долгий процесс шлифования материи, из которой сделан человек: испытание не только в различных климатических и географических условиях, но и социальных. Происходит отбор для будущего, в котором, оснащенная техническим прогрессом, произойдет выкристаллизация из всех рас, их социальных условий выживания на своей малой родине, отбор всего в них лучшего для созидания человека будущего. Для этого требуются тысячелетия. И в этой глобальной работе становления человека, каким задумал его Бог, каждый народ вносит свой вклад, проходя вплавление и влияния на него испытаний общей для всех мировой истории.
Но как хочется вернуться в свое отечество и доступно рассказать нашим людям, что уже есть много лучшего, отобранного временем, и не принимать его – это преступление в первую очередь перед своими детьми. 
                17
              В Нашвиле трудно с работой: старик без знания английского языка. Созвонился с друзьями, и они нашли мне ее под Нью-Йорком, Кастильские горы.  В автобусах ездят люди ниже среднего класса, много черных. Невольно отмечаю, как они раскрепощено ведут себя, но в учреждениях, очередях, с полицией – требуемая дисциплинированность. Иные пытаются заговорить со мной, попутчиком в долгом пути, а я в ответ лепечу: «Амсоре, ай дон спик инглиш» - и они сочувственно извиняются. Иногда спрашивают: «Откуда ты?» – «Рашен» – «А, Москва?» - «Минск» – и сразу все недоуменно замолкают.               
           Ехал 23 часа. В Вашингтоне пересадка на другой автобус, затем на метро, до моста «Вашингтон» - и встретили меня на машине мои давние друзья по Минску. Эрнест научный работник, преподаватель института, Мариям инженер и писатель. В начале перестройки изобрели и разработали технический аппарат-сигнализацию от пожаров, и открыли свой бизнес по производству. Дело пошло хорошо, но вскоре их обложили налогами и задушили. И они уехали в Америку. Оба работают по специальности, выкупили квартиру, хорошая машина, часто ездят в Европу – их хобби художественные музеи. Из последнего оплота коммунизма уезжают первыми самые толковые люди - вот преступление, которое нельзя простить правителям: богатство страны – духовный, интеллектуальный уровень ее граждан. Планировали провести вместе вечер. Но через несколько часов за мной заехал брат моего будущего боса, коренастый, лысый, сиплый насмешливый голос.
             Мы сели в его машину и поехали вдоль берега Гудзона. Как и повсюду в Америке, прекрасная дорога, по сторонам стеной густые деревья. Поражает каждый раз ухоженность этой страны и непрекращающееся строительство. Вскоре повис густой туман, и машина наша начала странно вилять. Я окликнул водителя – оказывается, он заснул. Признался, что не спал почти всю прошлую ночь и, кисло усмехнувшись, обронил: «Хочешь в Америке хорошо жить - надо работать на износ». Вдруг хлынул проливной дождь, видимость почти нулевая - заблудились. По сотовому телефону он созвонился с братом, и тот дал направление. Весь оставшийся путь я хлопал водителя по плечу, когда разделительная линия на дороге оказывалась между колесами. Вместо часа ехали три.               
                18
27 мая. Наработался до 10 часов вечера. Свозил со всего участка поломанные скамейки и кресла – босс сказал отремонтировать. Моя работа, по-американски, супервайзер: ремонт и поддержка всего хозяйства пансионата, он сдает дачникам на весь летний сезон 30 домов, отдыхают в основном наши эмигранты. При первой встрече с ним за ужином, уже под хмельком, он рассказал, как в Союзе пытался развернуть свой бизнес и его чуть не посадили, а здесь, в Америке, поддержали и помогли развернуться. Осанистый, большеголовый, по-наглому самоуверенный. В Нью-Йорке хозяйствует в какой-то большой общине по строительству. Здесь десять лет назад скупил у американца это хозяйство: пусть это и не приносит пока ему дохода, но, главное, земля в прекрасном районе – а это капиталовложение. Бросил мне: «В твоем возрасте можно уже стать на велфер: получишь квартиру, пособие и живи себе на здоровье за счет этого благодушного государства. Так делает подавляющее число эмигрантов и восклицают: «Ах, эта Америчка! За что она к нам так хорошо относится?»
Я обратил внимание, что его старший сын, сидя у камина, как-то увлеченно читает и сказал: «Интеллигентный парень». - «Да, я его люблю, - ответил он. – И боюсь за него. Чехова, понимаешь ли, читает. Дед его историк, был и детским писателем, даже какие-то гонорары получал, они с ним все о литературе говорят. Кому это надо. Здесь надо зарабатывать, чтобы обеспечивать семью и свою старость. Жить – это делать деньги. А он у меня… боюсь за него. Умру я – и кто о нем позаботиться…» Я начал хвалить парня. Он хмыкнул и отмахнулся: «Видно, и ты такой же…»
Его жена, красивая лицом, но уже очень полная (что-то с позвоночником), бывший музыкант, но теперь ведет хозяйство пансионата – ее бизнес, перебила его:
- Да не слушайте вы его. Ему главное делать деньги. А надо в жизни и красота. Вот недавно я из города привезла комод, люблю старинные вещи, - лицо ее мгновенно просветлело, - а он выговаривает мне: зачем тебе эта ерунда? Я его реставрировала, а он спрашивает: «Откуда эта красивая штучка?» А я ему: «Это то, что ты ругал…»
В этом их отношении к деньгам и искусству чувствуется какая-то тайна между ними. Сыновья тянутся к ней душой, хотя материальные блага поставляет им отец. Кем будет в будущем ребенок, во многом зависит от матери - об этой стороне ее влияния писали многие состоявшиеся личности. 
            В мире есть две категории людей: делающие деньги и созидающие красоту. И правы обе стороны – это необходимый процесс развития жизни. Но цивилизация ли это, когда превалирует в нашей действительности интенсивное насыщение материальными благами лишь для сытости тела. При таком процессе развития становится все меньше тех, кто бережет душу свою. Но они нашли спасительный выход: раз в неделю просят у Бога отпустить их грехи. А государство ужесточает законы, чтобы держать народ в пределах дозволенного, под условным названием «Нравственность». Двуногое творение божье становится человеком лишь тогда, когда открыло свое призвание и верно ему – и никакие материальные блага не свернут его с этого пути. «Иди дорогою свободной…» - в этом истинная суть жизни.  Такой раздел между людьми был, есть и будет всегда. Я загнал себя в это заключение, чтобы заработать и погрузиться в мой любимый образ жизни – т.е. жить по велению души: каждое мгновение, дарованное тебе свыше, и есть жизнь. Все зависит от того, как ты сам ее строишь и к чему стремишься.               
За столько времени моего молчания отвыкает рука от ручки, а в голове винегрет. Но я знаю теперь точно, что есть в нем нужные слагаемые. Память и привычка наблюдать и осознавать - гарант тому, что можно этому вареву придать вкус. А это значит отобрать главное и соединить в нужных пропорциях.
                19
29 мая. Возил баллоны с газом, чистил крыши и гатеры после осеннего листопада и зимней спячки. Приставляешь лестницу к дому, залезаешь на крышу - и пошел работать метлой. Высоты я не боюсь, но с возрастом замечаю, как делаюсь все неуверенней и осторожней – сама природа подсказывает. Прелые листья, жухлые иголки сосны, обильные наросты мха спрессованы во всех щелях большими пластами, вытягиваются по ломаным поверхностям как навоз. Превращаюсь в автомат: делаю тысячу движений, и происходит на этом мелком уровне мыслительный процесс - как-то инстинктивно (так ходит человек, интуитивно переставляя ноги) приходят решения, как и где безопаснее стоять, как ловчее подхватить мусор. И так 10 часов моего рабочего дня.
Казалось бы, какая возможность думать и вспоминать, но один неверный шаг и тело бессознательно выбирает спасительную позу, а мысль теряется, и трудно вернуться к тому, о чем думал, казалось, минуту назад. Такое однообразие работы многие люди совершают ежедневно на протяжении своей жизни. Главное, о чем думает человек? А ведь он не может не думать…
 31 мая. Утро было пасмурное. Уехали несколько отдыхающих семей: загрузили вещи в машины, усадили детей в прикрепленные кресла (дети к этому органически привыкшие: сами садятся и застегиваются) и покатили. Машина для них – тот же дом.   
Подошла ко мне женщина, оказалось она тоже из Беларуси, и попросила перевезти ее вещи в освободившийся дом. «Не беспокойтесь – я вам заплачу», - сказала она.  В процессе работы, когда мы с ней дружески беседовали, меня начали одолевать сомнения: как это я возьму деньги за помощь у своей землячки, но вдруг их заглушила мысль: «А сколько заплатит?» И с каждым моментом усталости думалось: если мало – скажу: «Обижаете земляка…» А ведь и она в это же время обдумывали, сколько дать, чтобы меня не обидеть и себя в первую очередь. Протягивая мне деньги, весело сказала: «В Америке такой закон: работал человек – плати. А к нашим, русским, такое же отношение, как к мексиканцам: мы здесь самая дешевая рабочая сила».
Отправился готовить бассейн к покраске, метров 20 на 40. Нескошенная трава, влажная, путается в моих резиновых сапогах, темная, сочная от утренней влаги, громада леса. Справа на дороге одинокие машины. Сегодня праздник: День матери (меморидень). Но у частного бизнеса свои законы.
С инструментами, лишь краем глаз скользя по уже знакомому мне пейзажу, спускаюсь в пустой бассейн и приступаю к работе. Шпателем вклиняюсь во вздувшуюся краску на ржавом металле, сдираю ее, зачищаю металлической щеткой. Я один в тишине, шорохе и визге моих инструментов. Под ногами уйма гусениц, зелено-коричневые, как пиявки, прилипли ко дну, мечутся стаи муравьев и мурашек, в углах обжились пауки. Монотонная работа: автоматически скользят руки, выбирая удобное направление, чтобы соскрести краску. И опять тоже состояние, что было вчера на крыше: пытаюсь раскрутить возникшую мысль или воспоминание, но сам процесс работы, казалось уже автоматический, все сбивает – путает процесс мышления, дробит его и все происходит на поверхностном уровне.
Пытаюсь не гнать темп в работе, но побеждает привычка шабашная: время - деньги. А ведь мне определена четкая плата – мизерная. Для хозяина я дешевая рабочая сила, к тому же, которая умеет делать разнообразные работы, и он старается выжать из меня все возможное, не прибавив ни цента. Здесь, в Америке, мои напарники не раз предупреждали: «Куда гонишь, твою такую…И зачем нам твоя рационализация! Тебе платят копейки за час работы – вот и тупо паши! Думай о главном: чтобы работа не кончилась…» Да, здесь работают быстро лишь под надзором, и у рабочих развивается внутреннее чутье: следит ли за тобой хозяин.
К вечеру медленно разошелся дождь, заметно похолодало. Пришлось отложить работу. Послали убирать квартиру после съехавшего дачника, который по–пьянке чуть не спалил собственного внука. Но видно, что человек он не ординарный: в вещах и их расстановке заметно: пьянь, но со вкусом.

                20 
2 июня. У хозяев нет системы, им надо, как можно больше и быстрее - весь день дергают меня по мелочам: сегодня чистил крышу, не кончил, бросили разбирать уже проржавевшие металлические леса, потом таскать баллоны и убирать дом. И вот вроде бы настоящее дело: надо поправить фундамент под домом. Рассчитал все и показал хозяйке: работы на неделю. Посмотрела и сказала, что надо посоветоваться с мужем, и бросила опять на бассейн: вроде завтра обещали хорошую погоду.
Как делаются людьми деньги – до сих пор для меня загадка. Одно ясно понял: те из эмигрантов, кто умел их вершить и при советской системе, быстрее приспосабливаются и здесь. Но там все створялось тайно, с оглядкой – это называлась спекуляция. Здесь же - это отработанная веками экономическая система, которая способствует раскрытию твоего личного ума, таланта и трудов. И нашим людям уже не надо изворачиваться, хитрить (хотя, и этого здесь вдоволь) - они быстро входят в суть экономики этой страны: спекулянт – это посредник, без которого не может нормально развиваться она. Каждый, учитывая обстоятельства и законы, думает, изобретает, крутится – и вольно дышит вся страна.
Делать деньги – особый талант. Этому учатся здесь с детства. Наши эмигранты по приезду мечтают открыть свое дело. Но, потолкавшись и обжегшись, идут в услужения к этим умницам: работают, выслуживаются, копят деньги на увеселение и старость. 
Я старик – через пару дней 64. Страшно подумать, сколько среди моих друзей сверстников ушло уже в мир иной (были и моложе меня). Я бы мог сидеть дома на пенсии, или жить здесь, при детях, на пособие (мне уже положено). Нет – все это для меня не жизнь, а сытое ожидание смерти в кругу случайных людей. Я по натуре не авантюрист, но вот в очередной раз бросаюсь в такую жизнь. А движет мной только одно: заработать своими руками возможность вернуться домой, к рабочему столу, и успеть написать хотя бы часть из задуманного.  Кому это надо? Мне.
Со всех сторон, родственники и знакомые, ругают меня: отрываюсь от жены, детей, внуков – и никому нет дела, чем я живу. А мог бы в старости так хорошо и уютно устроиться: сытый, при квартире, на пособии, разъезжать на машине и любоваться местными красотами… и даже писать, раз тебе так не можется. Ведь сколько и как писали и в эмиграции (один Бунин чего стоит!). Но у них это смертельный отрыв от родных мест. У меня тоже вроде вынужденное: здесь жена, дети, внуки, не говоря о ближайших родственниках – у всех гражданство, и новые поколения родились. И никто не жалеет, счастливы…так и есть, если сравнивать их материальный уровень с прошлым. 
И что за напасть? И понимаю: язык – это стержень: через него мы находим понимание с людьми в главных вопросах жизни.      

                21
Начал повесть об эмигрантах «Соленое солнце». Написал три главы, материла в голове много – есть сюжет и герои. И можно ясно сказать о том, как попадают сюда люди, и что происходит с ними. Но нельзя распыляться. Главное: причина эмиграции и ответственность каждого человека за то, что происходит на его родине. Почему он вынужден был уехать, отдавая ее на растерзание тем ее гражданам, которые, дорвавшись до власти, а это их главное качество, губят ее и народ. Нет никакого прощения ни правителю, ни главенствующей партии, ни их приближенным, если в результате их правления народ бежит от родины - этому преступлению нет времени давности. Но, к сожалению, расплата наступает лишь после их смерти. А в истории остаются их имена, передаются с проклятием из поколения в поколение: о них пишут обличающие исследования, книги - всенародно осуждают, но… приходят к власти новые, подобные им. И так без конца…
                22
4 июня. Красил бассейн. Жара. Всегда страшно приниматься за большую работу. Но начал – и завелся на весь день. Лес, тишина, и рядом со мной живут своей жизнью множество насекомых, снуют, лезут под кисть, и никакого чувства опасности. Скольким я сегодня даровал жизнь, не ленясь нагнуться и отбросить. А они все равно на каком-то и им самим неизвестном пути.
Работал десять часов подряд, пришел в двухэтажный дом, в котором живу один, и принял душ. Решил обследовать свое жилье. По шатким, высохшим ступеням поднялся на второй этаж. В огромной комнате разбросаны на полу сотни книг. Начал разбирать: английская и американская литература, толстые тома, хорошо оформлены, многие с библиотечными карточками. Есть дарственные, несколько десятков на иврит. Встретил Вульфа, Фолкнера, Сименона…а сколько имен мне незнакомо - и вдруг Симонов «Дни и ночи». Это было поместье американца: бывший моряк, участник второй мировой войны, потом учитель и директор местной школы. Когда, в первые дни моей работы здесь, разбирал его мастерскую, обнаружил много старинных инструментов – был мастер на все руки. На старости продал все и уехал куда-то доживать. В забытьи доживают свой век книги, собранные образованным человеком: художественная литература, документальная, история, мемуары… и все гниет. А у него есть дети. Как больно все это видеть… Да, «нельзя объять необъятное», но все это - культура мира…
Человек, даже в сфере своего родного языка, многое не успеет узнать за свою жизнь. Важно – углубление. Контакты народов могут происходить лишь на общекультурном и нравственном уровне – такая связь и должна развиваться между иноязычными народами: это основа, на которой можно строить терпеливо дружественные отношения. Есть своя страна, свой язык, своя культура, а над всем этим общечеловеческая надстройка: совместно выстраданная для мирной жизни всех народов мораль. Это и происходит в Америке. Как бы ни нравилось здесь жить иным эмигрантам, они цепляются за эту страну, кучкуются по своим национальным культурам и интересам, живут общинами, соблюдают свои традиции. Америка, страна эмигрантов, позволяет им эту самостоятельность внутри себя. И, благодаря этой свободе, впитала в себя и выработала общемировую культуру - обогатилась. А все потому, что первооснова этой страны – экономика, пожалуй, самая прогрессивная в мире. Вот почему, при всем разнообразии своих собственных интересов и привязанностей, люди со всего света рвутся сюда. И, конечно, в первую очередь из стран третьего мира. К сожалению, к ним принадлежит и родная Беларусь… Нет, не «каждый народ достоин своего правительства», а каждый народ ответственен за жизнь в своей стране.
               
23
9 июня. Чудесное солнечное утро. Пробежка босиком по росистой траве. Пахнуло детством. Бежалось легко, но почему-то все время вспоминалось о своем нынешнем возрасте – рассудочность опыта - и это сдерживало от свободы бега. 
Кажется, практически весь день нахожусь в одиночестве, но нет этого чувства. Деревья и травы, облака и горы вокруг – все это живое окружение. Стоит остановить на чем-то взгляд - и они начинают разговаривать с тобой, и ты понимаешь их. Уже примелькались и стали по отдельности различимы и жучки, и комары и мухи. Ловлю себя на том, что разговариваю с ними.
Обнаружил на новом доме течь в потолке, полез на крышу, сделал. Задание: перекрыть крышу в старом доме. Беру инструменты, рубероид, гвозди - все кажется привычным и доступным, потому что за свою жизнь переделал столько видов работ, что каждая новая – вариация на заданную тему. Говорю себе: не спеши, а через короткое время замечаю – опять быстро. Это уже въевшаяся в меня шабашная привычка: время – деньги, зарабатывали за счет скорости и долготы светового дня. Бывало, ловишь себя на том, что уже и не видно объекта работы. Поднимаешь глаза – на небе луна. Здесь же оплата почасовая, и по таким низким расценкам, которые американскому рабочему не понять. Самая дешевая рабочая силы – это мы «рашен» и мексиканцы. А рашену, без знания языка страны, приходится вначале работать у рашена - за эту низкую оплату ему и идет немалая часть накоплений капитала. И некого винить: каждый на своем личном пути «съедает свой пуд дерьма» - идет нормальный житейский процесс.
Ненормальность – сама эмиграция. Одно дело, когда человек уезжает жить в другую страну по причинам: увидеть свет, романтика, внутренняя тяга к другому национальному образу жизни и культуре. Никто из нас не знает, где наши корни – зовет и тянет генная память. Но когда покидаешь свою родину, где родился и вырос, где твоя родня, друзья, корни, но нет возможности нормально жить и реализовать себя, дышать – это преступление. Нет, не только власти: тиран и главенствующая партия – это производное. Это преступление народа против самого себя. Если люди не могут осознать и объединиться, чтобы переиначить свою жизнь, это не народ, а стадо: в нем нет общей живительной связующей энергии – есть разжиженная масса, тупая и пугливая. Я чувствую, как поднимается во мне раздраженное возмущение. И понимаю, если бы не мои близкие друзья там – давно бы уже распрощался даже со своей собственной историей в этой стране. Вся земля – родина каждого человека. А сколько есть стран, в которых можно жить и чувствовать себя свободным. Но живет во мне непреходящее чувство стыда и вины. Перед кем? Перед своим прошлым, друзьями, страной, которую ты оставляешь на поругание.
Почти полмесяца не имею никакой информации о Беларуси. Сегодня по телефону сын сообщил, что «Батька будет править и дальше» - Россия дала ему дешевый газ. Узурпаторы всех времен и народов повязаны на черных делах. И у кгбешника, нового правителя России, рыльце в пушку, он хорошо понимает: стоит ему порвать отношения с Паханом, и тот растрезвонит на весь белый свет про их совместные мафиозные дела. Для них нет ни народа, ни страны, ни отечества, не говоря уже о чести – есть личные материальные интересы под фальшивым лозунгом: «Все во имя страны и во имя человека!» А в цивилизованном мире лозунг один: ДЛЯ СТРАНЫ. ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА… В Белоруссии растут цены на продукты и на квартплату…
                24
          14 июня. Становится привычным режим жизни: утром пробежка, завтрак и работа на весь день – гоняют по мелочам на объекты. Мое дело: выслушал, взял в руки необходимые инструменты – стараюсь работать ритмично, без суеты. Работой хозяева довольны, а все ноют одно: как бы это побольше и побыстрее! Предложили работать и в выходной по тем же расценкам – даже при советах доплачивали. Готовлю обед – отдых час - и попутно просматриваю английские книги, которые я здесь обнаружил. И так до ночи. Да, устаю. С кем общаюсь по телефону, спрашивают: «И на крыши лазишь? И весь день в краске - и зачем тебе это надо?»
Надо: цель одна – заработать и вернуться на родину, к своему письменному столу, в свою атмосферу жизни (если даст Господь!). После изнурительной работы спасает душ и крепкий чай - приходят силы вести эти записи, чтобы не отвыкла рука от пера.
А перед сном вникаю в Библию: хочется узнать и понять истоки жизни своего народа, и закончить «Книгу судьбы». Перебрал уже много вариантов за эти годы – и чем больше вчитываюсь, тем больше меня ужасает та жестокость, которую проявлял Бог к избранному им народу: смерть…смерть… И все время напоминает, что он вывел его из египетского рабства. А какая забота о скинии - поклонение Ему: целое колено левитов освободил от работ, чтобы они напоминали людям о величье Божьем. И ведет он народ по лучшим землям и заставляет убивать и сжигать все на своем пути. А когда иудеи ропщут и не хотят смерти им – он уничтожает тысячами свой избранный народ. Получается: все построено и держится на страхе и смертях. Что, не было других путей и других методов? Он – всемогущий Бог!    
Так же строится и история человечества: подавление, насилие, войны…А мудрецы говорят о добре, милосердии. Значит, нравственно уничтожить во имя большой цели? Но так делают и тираны всех времен и народов, а цель, кто бы ни выдвигал ее, звучит красиво. И на протяжении всей истории идут параллельно теория и практика: теория долдонит о нравственности, справедливости, любви («люби ближнего как самого себя»), а в жизни все строится через насилие и убийство. Выходит – иного не дано. Всемогущий Бог это точно знает. Ведь он мог бы поступать по-другому. Нет – метод единственный. Сам все время нервничает и раздражается, злиться на непослушание народа – и пользуется для достижения своей цели крайними методами: от чумы до смерти. Так он добился, чтобы отпустили избранный им народ из Египта: применил десять кар, притом, заранее зная, что только последняя – погибель первенцев – заставит Египетского владыку уступить ему.      
Загадка Иова – вот высшая Любовь и Вера, которой добивается от людей Бог. Для него самое главное – исполнение людьми первой его заповеди: люби Бога своего. За нарушение этой заповеди – никаких прощений. Опять – любовь через жестокость. Вот все это и надо понять? И принять не раздумывая?    
Не ропщу (и не ратую) на природу, что она не вложила в меня первоначально этого огромного потенциала творца. Я благодарен судьбе, что через все перипетии нищенской, местечковой, тиранической жизни в моем отечестве, она все же наделила меня наблюдательностью и неистощимым желанием видеть и познавать. И волей, сквозь все трудности и неудачи, тянутся к этим источникам, которые открывал я в пути, учиться у них – порой очень трудно - но понимать. И сама душа моя потянулась высказать свое, накопившееся во мне за годы путешествия в окружающий меня мир и в мир этих творцов. Это стало моей потребностью, как дышать, и все невзгоды отступают. И в старости я готов и рад учиться и, по мере моих сил, открывать то, что сокрыто (скопилось) во мне.
                25
            16 июня. Вот и нарушилось мое желанное одиночество: новый сосед по дому Вася из Мукачево, десять лет промышляет в Америке. Выиграл гринкарту, привез жену и дочку 14 лет. Кем только уже не переработал (сам автомеханик) здесь. Теперь строитель при всей форме: машина, инструменты. В Бруклине платит за квартиру 750 баксов в месяц, жена учится на курсах. Еще одна эмигрантская судьба – и как все схоже: уехали с родины в поисках счастья. При всей тоске и тяге домой, надежды на нормальную жизнь там уже нет. Вспоминает брежневские времена, как самые лучшие. Ему сорок шесть лет, узнал, сколько мне – сразу перешел на «вы». Работает быстро, чертыхается и ругает работу. Нанялся, но еще толком с хозяином не договорились о цене. Заявил, что до субботы доработает и, если его не устроит, плюнет и махнет в Бруклин к семье. Часто приговаривает: «В этом дерьме жить – никогда… Ваш Лукаш, что и наш Кучма – одинаковые сволочи и воры». Типичная украинская фигура: большеголовый, с пухлым животиком, сильные руки и крепкие ноги, глубокие темные глаза, волосы чуть волнистые. Немногословен.
Сидели за вечерним чаем, говорили – и, кажется, темы наших разговоров исчерпаны. Обронил в разговоре: «Хуже народа, чем поляки – нет!»  О своей первой работе здесь уборщиком в детском пансионате «пейсатых»: «Убирая территорию, за смену находил мелочью до восьми долларов. Соберу, куплю две бутылки пива, сижу вечером на природе и пью…» В начале перестройки гонял машины на продажу из Югославии. «И что американцам от них надо было? Зачем они их разгромили? Вот у них Клинтон был самый лучший президент. И чего это они теперь в Ирак полезли – застрянут, как наши в Афганистане. И все равно придется уйти. Американцы ненавидят Буша: уж столько их детей погибло. А как жизнь подорожала…. Не, здесь жить не буду. На пенсию уеду на родину: там у меня дом, я его не продал. Сейчас дочку отправил на все каникулы к сестре…»
В таком репертуаре поговорили. И проскакивает, что американцы плохие, дураки, живут за счет чужого труда. Как только пытался с ним рассуждать, анализировать, хвалить эту страну – он замолкал. И проскакивает: «Конечно, кто раньше сюда приехал, им лучше было, все хорошо устроились. А теперь богатеют за счет своих же. Нам копейки платят…»
                26
        17 июня. Нашего полку прибыло: два Василия с Украины. Оказалось, они земляки, живут на родине всего лишь в четырех километрах, а встретились впервые в Америке. Старший Вася (мой ровесник), уже пятый год на пенсии («30 баксов – вот и проживи!»), веселый, говорливый, располагающий к себе, хорошего роста и крепкого сложения, кучерявый с веселыми черными глазами. У всех одно: хорошо заработать, вернуться и как-то жить дальше, приговаривает: «У нас дома никогда порядка не будет». Ездил в Чехословакию на заработки, пока визу не повысили: 500 баксов надо отдать. «У нас много евреев жило, все дантисты да газированную воду продавали. Как разрешили – первые еще в шестидесятых начали уезжать. Потом в 70-е много съехало. А сейчас ни одного не осталось. Последнего Лейзаря на тележке увезли».      
Разговоры о жизни дома: все дорожает, беспросветность. О работе здесь: кто и где мог устроиться. И одна надежда: подзаработать, чтобы можно было вернуться и как-то дальше выживать.
Поговорили до позднего вечера, разошлись спать. Рабочий день не нормирован у них. У каждого свой секрет: рабочий договор об оплате с боссом. Может быть, сколько здесь заработал, и скажут при расставании. Когда босс мне повысил зарплату на доллар в час, предупредил строго: «Никому ни слова! Вон Николай больше твоего у меня работает, а я ему меньше плачу».
Я весь этот день занимался старательно покраской, хозяйка одернула меня: «Подмажьте – и так сойдет. Мне бы только побыстрее».
27
           18 июня. После работы мужики съездили за пивом. Посиделки. Разговоры – обо всем сразу: советская ментальность так и прет.
Разговорились с молодым Васей. Учился на юридическом факультете: чтобы платить, ездил зарабатывать в Чехословакию, подрабатывал в юридической конторе (мать и сестра – юристы). Выиграл гринкарту. Уже четыре года в Америке. Неплохо знает английский. Привез жену, успел два месяца послужить в американской армии, но пришлось уйти: спортивная травма, занимался боксом. Хотели сделать операцию, но отказался - опасно.  Сегодня дочке исполнилось 9 месяцев. Привез сестру жены – смотрит за его ребенком. Желание одно: получить здесь право жить. О родине: «Нечего там делать. Думаю, и как это раньше я там жил. Ездил домой, всюду одно: все спиваются…»
Вася старший, наездом здесь уже четвертый год, два года нелегалом. Рассказывает: «Теперь с женой, она сказала мне: «Пока не заработаем на каждого по 10 тысяч – домой не поедем. Здесь это не деньги, а дома надолго хватит». Да, пока еще есть силы – можно будет и там еще подработать. Хотелось бы остаться, сын здесь живет. Но как только начнешь высовываться – депортируют. А добиваться законности – можно последнее здоровье положить. Ездил постоянно на заработки в Чехословакию, но там особенно и не заработаешь. Есть две настоящие страны: Америка и Германия».
Для меня здесь благодатная возможность наблюдать, общаться и слушать истории. Главное – характеры и судьбы. А надо ли? – невольно задаю сам себе вопрос. Надо: может стать продолжением моего «Венка рассказав - 4» - в нем я описал причины отъезда наших людей с родины, а в этом, «Венке - 5», рассказать, как сложились их судьбы здесь. Вижу одно: все довольны, что вырвались сюда.
Вот характерный случай. Миша Б., с которым я здесь познакомился, ругал эту страну. План был один: заработать и уехать домой. И вот сегодня сообщил мне по телефону, что квартиры в Минске дорожают, может свою продать за 50 тысяч баксов и купить здесь новую: на старости будет хорошее капиталовложение. И когда я заметил: «Значит, ты уже точно определился с Америкой?», он быстро и уверенно перебил меня: «А что там у нас делать? С работой у меня неплохо пошло, жена зарабатывает и учиться, дочь довольна и только здесь хочет жить». А какой подавленный был, когда мы с ним впервые встретились! И вот третий год его пребывания здесь - все уверенней становится на ноги и залихватски отвечает по поводу просьб своего первого босса, у которого я теперь работаю: «Хочет, чтобы я ему сделал. Да я сам ему заплачу, чтобы он ко мне только не приставал со своими глупыми вопросами! Меньше чем за 15 баксов в час и говорить с ним не буду».  А получал у него 5 в час.
Так происходит почти у всех энергичных, трудолюбивых людей. Надо только выдержать несколько первых лет. Большинству, даже при определенных способностях в каком-то виде деятельности, неважно кем работать: главное - побольше зарабатывать, т.е. материально хорошо жить. И ничего здесь удивительного нет - так устроена жизнь. Каким же талантом (степенью его) и любовью к своему призванию должен обладать человек, чтобы через все невзгоды оставаться верным избранному им пути: обладая мизером материальных благ, быть счастливым. Это люди духа: их внутренний мир диктует властно именно такой образ жизни.
               

                28
29 июня. Вот и оборвался раньше намеченного срока мой Кастильский дневник.  Все шло к этому с первых дней работы здесь. Можно было вытерпеть ради пусть маленького, но стабильного заработка. Но надоело видеть эти обнаглевшие рожи наших бывших соотечественников - работодателей. Нет, никаких претензий у меня нет: идет, движется реальная жизнь по своим естественным (но разве человеческим?) законам выживания. Все это было, есть и будет: «человек ищет, где лучше…»
Мне признался один архитектор, который первые два года мучился здесь, что обязательно вернется. И вот уже продал свою квартиру в Минске, и теперь смущенно отмалчивается, если вдруг между нами заходит разговор на эту тему, и обреченным голосом обронил: «Там, у нас, никакого просвета. А здесь у наших эмигрантов выступают на первый план самые дурные их качества…» И он весь отдался этому новому миру, подлаживается, чтобы успокоить раненую душу свою. На родине он был ведущий архитектор, лауреат, жена – врач, насыщенная интересная жизнь, пусть и сложности, хотя в их положении они были не самые трудные, как у многих. Они здесь, обласканные пособием, дешевой квартирой, машиной и пр. - смирились, и в их голосах крепнет уверенность в избранном пути. К тому же, надвигается старость, которая здесь материально обеспечена - это и диктует им смирение…
Все это старо, трафаретно, уже не интересно, даже как литературный материал.
29
Я потребовал расчета и смотался, зная, что будет трудно с работой в Нашвиле. С житейской философии: дурак, сделал ошибку. Но есть жизнь, а в ней моя жизнь.
Вечером забрал меня на машине Миша, земляк, с которым мы в молодости были вместе на шабашке - предложил отремонтировать ему дачу. Он занимается ювелирным бизнесом, по 12 часов в сутки весь в работе – все идет хорошо: у жены свой бизнес, у дочери с мужем свой, а сын учится в престижном университете. У него огромный, пышный безвкусный особняк, объяснил мне: «Могу сегодня за миллион продать!» На иждивении теща, уже теряет рассудок. Он обронил как-то раздраженно: «Я когда-то сделал ошибку, что взял ее под свой гарант».
Провели вечер… именно, провели. Он с молодости азартный игрок, и я долго сидел в ожидании, пока они с сыном заканчивали денежную игру по интернету, потом заказали мне билет на автобус. Когда мы спустились в телевизионную комнату, с гордостью показал, что у него есть 500 программ, и бросил с усмешкой: «Ну, что мне еще надо для счастья». Во время разговора все время переключал программы, и обрывочно рассказывал о своей прошлой жизни - уже 25 лет живет в Америке.
     В Союзе он был педагогом - математиком, членом сборной команды Республики по теннису, мастер по шахматам, закончил десятилетку по скрипке. «И что я имел от этого? Осваивал искусство выживания. А здесь я побывал уже в 50 странах, в сотни музеях, ночевал в лучших гостиницах», - заключил он. – «Вот и опиши, что видел», – вырвалось из меня. И вдруг он признался, что в молодости был журналистом, спортивным комментатором в газете «Физкультурник» - и это главное, кем мечтал быть. «Самые счастливые годы моей жизни, - заключил он, и голос его потеплел, чувствуется: проговорился о том, что до сих пор затаенно живет в душе. - Да, теперь есть материальная уверенность в жизни, могу себе позволить многое, хотя по приезде сюда мыкался, несколько лет проработал таксистом, прошел через лапы мафии. Но я сделал единственно верный ход, как в шахматах, что приехал сюда». На лице его застыла натянутая улыбка. Но то, каким голосом это было произнесено спустя столько лет, сказало о главном: ничто не может залечить и успокоить однажды преданную душу, какими бы благами ты не насыщал свою плоть.
    Когда наступает время осознавать прожитую жизнь и подводить итоги, вольно или невольно грядет период осмысления: как ты жил и для чего? Здесь, в эмиграции, я перевидал много творческих людей, которые навсегда уехали сюда в надежде на спасение своей духовной жизни – и в каждом надлом, который с ними постоянно, как бы счастливо не сложилась их материальные блага. Причин для этого предостаточно: и разрыв навсегда с корнями родной земли, которые вскормили тебя - и пальма и сосна рождаются и выживают лишь на своей почве, и потеря духовной атмосфера среди друзей, которую вы сами создали наперекор всем мерзостям жизни в своем отечестве, и зов предков, могилы которых уже канули в бесконечность, но дух их вечно витает на месте своего рождения. Комплекс своей неполноценности будет мучать человека, какой бы ни была сытой почва: идет перерождение – надлом. И человек уже никогда не сможет развернуться в полную силу своих задатков, дарованных ему Богом. Происходит раздвоенность личности, и он осознает, отчего это произошло – и, самое печальное, тогда чувство любви к родине (природное чувство) у многих переходит от обиды к злобе.
Тот тяжелей расстается с жизнью, кто не накопил духовного богатства.
И как бы ни была иллюзорна такая постановка вопроса в уравнении «жизнь – смерть» - она единственная помогает спокойно и мудро принять неопровержимый факт временного существования всего в этом мире: и человека, и природы, и планеты, и галактики. Если ты сумеешь проникнуть вглубь явления, поймешь, что все в этом мире (от мошки до планет) взаимосвязано и первопричинно, а каждый миг твоей жизни есть сама вечность, ибо в нем заключено прошлое, настоящее и будущее - почувствуешь себя бессмертным.
                30
Утром душ, завтрак, в машину – и к десяти часам был в Манхеттене. В автобусе полно народу, в основном люди ниже среднего класса, много цветных. В Вашингтоне парадный объезд автобуса по центру города: Белый дом, парк, вознесшийся к небу обелиск воинам, громады домов, вечно спешащие куда-то люди, но с веселыми лицами. Везде разнообразные строительные конструкции и чудесные дороги. Много плакатов, реклам, машины всех марок и мастей, дома на колесах, сотни траков в пути, развозящие по всем территориям этой богатой могучей страны все товары, которые есть в мире, усталые, но устремленные вперед лица их водителей. И все ухожено: дороги, дома, мосты, реки, деревья и даже листья. Каждые несколько часов остановка автобуса, выходят и входят пассажиры, уборщики, в основном черные, неторопливо вальяжные, чистят салон, появляется новая смена водителя, рассказывает о маршруте.
    Приехал в Нашвил: я в кругу семьи, общение с внуками и поиск работы.
    Сын купил новый дом – вот движение его жизни здесь за 10 лет. Уехал сюда восемнадцатилетним юношей, учился – оплачивал сам, работая и грузчиком. Достиг уровня жизни среднего американца: профессионал в своей работе, растущая семья и ежегодные туристические поездки по другим странам - есть уверенность в жизни и вкус к ней. Взяли напрокат машину и перевозили вещи – он просто оброс ими - в новый дом. Тоже и у старшего сына: любимая работа, свой дом, семья, дети учатся в хороших школах, и уверенность в этой жизни. Что еще надо для спокойствия родителей, чтобы радоваться вместе с ними.
Много перевидал друзей из их окружения: устроены, имеют хорошие работы, жилье, развлекаются и путешествуют – чувствуют себя равноправными гражданами этой страны и убеждаются, что приобрели здесь свою родину. Все с образованием, нашим и американским. Толковые эрудированные ребята. Они тут уже сознательно, навсегда. Олег: «Знаете, как я понял, что Советскому Союзу конец? Была у нас американская выставка: каждый шарикоподшипник был завернут в целлофановую бумажку». Учился на первом курсе Московского мехмата, и уехал.
Мои сыновья имеют свою землю и пускают корни в этой новой, теперь их стране. То, о чем когда-то я мечтал, получая квартиру и строя дачу своими руками: вот будет гнездо нашего возрождающегося рода. Не вышло.
Я на родине – последнее завершающее звено его прошлого. Осталась лишь одинокая могила под Козловичами из когда-то большого нашего рода: моего дядю, воевавшего за свою родину во время Великой отечественной войн, попавшего в плен и убежавшего в родные места своего отечества, выдали фашистам свои же земляки. Все остальные истлели незахороненные на этой земле. Выжившие в этой проклятой войне наши отцы и матери покоятся в других странах. 
Одиночество полную чашу
мне Господь повелел испить.
Не прошу, не кляну, не плачу.
Суждено – значит этому быть…
В конце концов, какая разница, где истлеет моя плоть. Еще при жизни живой душа кочует по всему миру, по которому разбросала судьба людей нашего народа. При всей своей любви и памяти к родной мне земле, уже давно чувствую себя гражданином мира. И в этом есть какая-то высшая суть: Господь создал землю и подарил ее человеку. А люди в своих распрях давно уже об этом забыли, хотя в своих молитвах благодарят Создателя за дарованную им жизнь на Земле. Евросоюз – это пока лишь робкая попытка цивилизованного человека вернуть все на круги своя.
Поневоле принимается древняя мысль: «Родина там, где тебе хорошо». Никто не может выбрать себе место рождения, родителей и судьбу - надо, о чем бы тебе ни мечталось, уверенно строить свою жизнь умом и энергией без всяких революций. Но часто прихожу к грустной мысли: «Никакие совместные потуги людей построить в своей стране цивилизованную жизнь, даже при их героических усилиях, не увенчаются успехом, пока по воле Рока, управляющим родом людским, не создадутся определенные обстоятельства - это награда или естество развития жизни на земле?»  Отчего это зависит и в какой момент произойдет этот процесс – невозможно предугадать. Фатализм?   
Мои дети вырвались из пекла нашей страны, уверенно строят свою жизнь. Но почему меня так тянет вернуться в последний маразм социализма в Европе, когда моя семья, родственники и друзья хорошо устроились здесь, и мне спокойно за них? Пусть многое радует, принимается душой, и есть возможность при этом уровне жизни продлить свое физическое существование, но это будет лишь затянувшееся во времени плотская жизнь. Ибо то, что есть в человеке главное, жизнестойкое, создано им самим, он должен пронести это сквозь самые тяжкие времена, подчинив всего себя цели своей души – она основа жизни, которую остановить может только смерть.
О причинах эмиграции говорят все, но редко кто признается, что в этом и его вина: такие люди обостренно чувствуют беду страны и личную ответственность за то, что происходит в ней, но понимают свое бессилие спасти ее. Гонит их стыд и ожидание неминуемой расправы, нет, не со стороны бездарного правительства, а своего народа, который вдруг очнется и не простит ему, что он не смог доступно разъяснить ему того, что происходит с ним. А если бы объяснил - поняли бы? Сомневаюсь. Тот, кто позволяет издеваться над своей душой, не народ, а масса: она понимает не тогда, когда душат ее свободу, а когда дорожают водка и колбаса. Американский президент Кеннеди сказал: «Кто выбирает между свободой и безопасностью – теряют свободу».
                31
Слетал в Калифорнию, навестил любимую тетушку, моя вторая семья. Как сдала она за годы наших невстреч! Конечно – 80. Но для Америки это не предел. Те условия, которые здесь созданы для наших стариков – эмигрантов, палец о палец не ударивших для ее блага, увеличивают их жизни ни на один десяток лет. Неделю пробыл с ней, взбодрилась. Много беседовали. Она сказала: «Почти не помню последние 20 лет здесь, а вот все прошлое - словно вчера было. Могу сказать, кто, в чем был одет, как выглядел, как делили последний кусочек хлеба, когда были беженцами…» Ее рассказ всегда заканчивается слезами: много безвременно ушедших родных и близких!
По утрам (их уговаривают по телефону!) за каждым из них приезжает домой машина и привозит в специальный дом – особняк, они называют его «детский сад». С ними делают зарядку, кормят завтраком, развлекают, возят в парк, на озеро, в музеи. В 2 час обед – и развозят по домам. И все это за государственный счет. Они читали мою книгу «Ни эллина, ни иудея», пригласили приехать, внимательно слушали, расспрашивали, купили все 20 экземпляров по 20 баксов. Люди со всего бывшего Союза, разных специальностей. На прощанье все в один голос: «Хотите дольше прожить – живите здесь!» И опять эта привычная фраза наших стариков – эмигрантов: «Ах, эта Америчка! И за что она так к нам хорошо относится – мы ведь пальцем не ударили за все эти блага!»
               
                32
          10 сент. Нью – Йорк. Третью неделю роем траншеи. Шум сумасшедшего города с криками, гудками машин, по улицам беспокойно перекатывается мусор. Работаем на износ, тело не просыхает от пота, пьем воду (бутылка на ночь в морозильнике), обливаемся холодной водой из-под шланга. Все автоматически, механически, тупо. И так с 8 утра до 6 вечера. Обрывки разговоров, усталые шутки и одно желание: выкроить пару минут, чтобы посидеть, расслабиться в тени. И этот тяжкий труд делает всех тупо одинаковыми в наших движениях, общении и, верно, мыслями - все в ожидании конца работы. Неохотно рассказывают о себе, стараюсь быть ненавязчивым – это настораживает людей, раздражает. Всех объединяет одно: поскорее бы прошел и этот день.
У каждого на родине была своя жизнь, работа, но, как бы сейчас ни было тяжко, все убеждают себя и надеяться, что здесь будет лучше - об этом красноречиво свидетельствует окружающая жизнь и заработок: даже при самой низкой расценке ты зарабатываешь в день свою месячную зарплату в родном отечестве, казалось бы, таком тебе родном. Пусть и дорого обходится квартира, но ощутимо копятся деньги – и люди позволяют себе купить машину, хорошо питаться, одеваться и посылать деньги и посылки своим родным и близким. Жизнь эмигранта – это история человека, который делает огромные физические и нравственные усилия, чтобы спасти семью и помочь своими родным и близким людям. Но рассказывают они об этом неохотно, хотя часто и проговариваются в зависимости от того, чего добились здесь.               
23 сентября. Изнурительный труд на износ. И это норма в том положении, в котором оказываются добровольно люди. Эта могущественная молодая страна, сама вырвавшись из рабства, сумела создать такую экономику, что намного перегнала в жизненном уровне даже самые передовые страны мудрой своей вечностью Европы, и тем более застрявшей где-то в средневековье твоей родной Беларуси. Изначальная причина этому идущему семимильными шагами прогрессу в том, что сюда со всех континентов прибыли самые энергичные, жизнестойкие, свободолюбивые, трудоспособные, авантюрные представители разных стран. И, несмотря на все сложности и тяготы жизни, сохранили в себе эти качества, генетически передающиеся из рода в род и укрепляющиеся в борьбе с обстоятельствами. Этот внутренний стержень остался непоколебим – он-то и дал им решительность оставить насиженные земли, броситься навстречу неизвестности и начать по-новому (по своим желаниям и возможностям) строить жизнь. Природный ум им подсказал: даже самая отчаянная борьба на своей родине обречена на гибель, ибо основная закабаленная масса, как бы ни тяготилась в своей стране, не способна быть надежным соратником в этой борьбе за желанную всеми жизнь. Народ, который из поколения в поколения смирился со своей участью, ввяз по горло в устоявшейся системе, стал хил, труслив, увертлив. И большинству (основному) любое продление своей живой плоти в этом рабстве выгодней и желанней, чем смертельная борьба за свои права, а тем более своего народа. Сильные люди вызывают у них не преклонение, а зависть, которая перерастает и укореняется в форме внутренней ненависти к ним - свободолюбивые это поняли, и человеческие чувства в них (сожаление, обида, сочувствие, добродушие и пр.) уступили законное место не просто равнодушию, но и презрению. Они не могут позволить себе жить так дальше и вращаться в этом гибельном потоке, который затягивает их и превращает, пусть вначале чисто внешне, в часть этой разжижжений, склочной, опустившейся массы. Они увидели этот свет в туннеле, и своим обостренным желанием свободы почувствовали дуновение чистого воздуха, который разжигает их не убитую мечту своим умом и трудом построить желанную жизнь, критерий которой: свобода и уважение к самому себе.
Для этого надо вырваться из душной, униженной, забитой среды всей этой массы, образумить которую, всколыхнуть, поверить в самих себя они не только потеряли надежду и смысл, но и трезво осознали обязательную гибельность всего живого. Всеобщая беспросветность - вот что окончательно выстрелило ими по направлению к намеченной цели. И силу этого полета не могли удержать ни семья, ни родственные связи, ни друзья, ни пронзительные пейзажи милой родины, сыновнюю любовь к которой они до конца дней своих сохранят в сердце. Они осознали, что лучшее в них обречено на погибель – и единственно верное, покинуть свою родину, как бы это не выглядело жестоко, чтобы не дать погибнуть всему их роду.
    Во всей этой эмигрантской атмосфере, где люди живут, приспосабливаясь к новым условиям жизни, проявляется одно важное в судьбе человека: если он может изменить тому делу, которое избрал с юности, казалось, был увлечен им и считался даже неплохим специалистом, не был им.  И жизнь их заключалась не в проявлении и становлении себя, как личности, а в благоустройстве своего быта. Что они теперь и делают на лучшем материальном уровне – все определяется не тем, что дорого твоей душе, а что ты получаешь за свою работу. У многих эта измена своему избранному делу происходит довольно легко и даже счастливо. И вот тут и определяется ясно и жестко: что было для тебя твое призвание? Тот, кто избрал свой род деятельности по душе и действительным способностям, а значит по велению души – тот не мыслит себя никем иным. Такие люди в эмиграции больше всего ломаются, сходят с ума. Конечно, это в основном касается (да и в целом, пожалуй) творческих людей, будь он сапожник или художник. Но сапожник и здесь быстро осваивается и разворачивается по-настоящему, и находит счастье. Люди же искусства – это во многом ломка, трагедия. И если удастся пробиться и утвердиться, то почти всегда происходит надлом: эмиграция – нарушение психики, как бы хорошо человек не благоустроил свою жизнь, материальную и духовную. Прошлое - всегда с нами.
               
                33
Ушел с очередной работы от земляков – работодателей: дикая эксплуатация, бей своих, чтобы чужие боялись. Но все это закономерно: идет естественный процесс выживания в эмиграции, каждый отстаивает свой личный интерес. Тем более, что это люди из нашей соцсистемы, которая в государственном масштабе эксплуатировала и грабила своих сограждан. И все моральные принципы похерены на корню. А были они? Была маска, за которой скрывалось полное бесправие человека. Раздвоение личности достигло таких высот, которые не знала, пожалуй, ни одна система в мире. Здесь же все происходит открыто, и дана возможность двигаться, трудиться и, преодолевая трудности, пристраиваться в этой жизни по мере своих сил и таланта: идет неприкрытая борьба за существование без призывов и лозунгов. Твое дело – выбирать: или жить на уровне среднего американца - жилье, жратва, машина, зрелища - или добиваться всеми возможными средствами приближения своего материального уровня к сильным мира сего. Конечно, для эмигрантов особые условия приспособления к этой действительности. Не потому что они здесь иностранцы, а потому что не знают и не освоили еще саму кухню этой новой для себя жизни. Особенно наши совки. Но многие быстро схватывают суть ее, и уже и через несколько лет садятся на коня. Если бы я приехал за этим – все было бы просто и понятно. Чувствую, что перспектива заработать для того, чтобы спокойно прожить еще несколько лет дома за рабочим столом – это для меня и составляет смысл жизни – приближается к нулю: в русской диаспоре свои волчьи законы выживания, принимаю, как закономерную реальность.
                34
        Зато сумел обозреть Нью-Йорк - этот могучий, живой, перенаселенный город. Даже, не бывая в других крупных городах земли, невольно понимаешь: не может быть нигде такого огромного, кипучего, величественного - кажется, что все здесь находится на пределе человеческих возможностей. И скопление людей, и множество гигантских сооружений, и океан, и огромная река, и заваленность товарами, и сумасшедшее движение на улицах разнообразной техники, и эти взлетающие мосты из бетона и железа – все в таком огромном подавляющем количестве, что ощущаешь себя пылинкой, которая каким-то чудом держится на земле, и все же еще движется в избранном ею направлении.
  Этот город – отдельное государство, который вобрал в себя все то, что создало человечество за свое многотысячное развитие: люди всех рас, культур и религий,  народов, архитектурные сооружения всех стилей и направлений, огромные музеи, библиотеки, множество художественных галерей, большие и малые театры, концертные залы и спортивные дворцы - зрелища всех вкусов и направлений, которые создали народы всех стран и континентов, от бомжа, лежащего на скамейке, до известных всему миру богачей и интеллектуалов. И вот что главное: каждому здесь есть место, простор, возможности не просто двигаться в своем избранном направлении, а бороться и завоевывать для себя и под себя жизненное, материальное и духовное пространство. Нью-Йорк – это квинтэссенция развития Америки. Но и те десятки маленьких городов, которые я перевидал – это уменьшенная копия Города Яблока. Есть все в соответствии потребностей живущих на их территории жителей. Кажется, существует один дефицит – это полное удовлетворение сужает размах фантазии. И даже самый маленький городок может дать полное представление не только о Нью-Йорке, но и обо всей стране в целом. Потому что все, что происходит и создается нового в мире – моментально проникает вглубь территории страны – нужны только деньги. Вот над этой проблемой зарабатывать их и воспитывается с самых пеленок все население. И экономика устроена так, что деньги можно ковать и тратить в любой точке страны. Нужны только знание, ум и рабочая энергия - этим и поглощена вся страна в целом.
        Да, есть духовная жизнь, есть возможности насыщать себя и выбирать по своим интересам. Но она надстройка в стране, в ее образе жизни – и ее создают и поддерживают только определенное количество населения. Все остальные – делатели и пользователи материальными богатствами. Они прекрасно обходятся и удовлетворены поп массовой культурой, которая помогает им расслабиться от напряженной трудовой деятельности, и удерживает от трудных проблем и страстей человеческих, являясь составной частью функций живого организма. И все же… все же… пока это, видимо, лучшая система, которая создана для того, чтобы трудиться и чувствовать блаженство от жизни.
           Поражает в первую очередь раскрепощенность и особенно тех народов, которые приехали сюда из диких третьих стран, тоталитарных режимов – как быстро, нутром они осознали это и в полной форме, даже нагло, пользуются. Да, каждый индивидуалист, есть разобщение, но это состояние, когда ни ты, никто другой не мешают друг другу, живи и пользуйся, но не во вред окружающим, и строго соблюдай законы. Да, народ здесь законопослушный, а государство полицейское, но в том его виде, когда на страже обоих сторон стоит и возвеличивается закон.
Многое трудно воспринимается эмигрантами, хотя, попав сюда, и сквозь все ворчания и недовольства, и не помышляют о возвращении в свои страны. Они принесли с собой ментальность, вбитую в них прошлой жизнью не просто с пеленок, а уже развивающуюся генетически. И тут не надо долго рассуждать, хорошо ли тебе, соглашаешься ли ты с новой действительностью или нет. Раз ты сделал выбор и, как многие, прошел тяжкие препоны, все же пробился сюда и не хочешь обратно в свое “отечество” – терпеливо (и благодарно!) принимай все, как здесь есть: не тобой это создано. Но и для тебя, раз ты сам явился, тебя приняли, пригрели, обустроили, не дадут умереть от голода. Все остальное – в твоих руках, уме, энергии. Выбор – за тобой. И то, что для тебя в жизни главное, определяет твои действия и всю дальнейшую жизнь.
Почти   никто не возвращается (хотя многие ворчат и говорят об этом открыто) – новая сытая жизнь затягивает, убаюкивает веру, мечты и совесть – и человек весь во власти своего живота. На какие только ухищрения не идут, чтобы легализоваться в этой жизни! Да, можно жить и здесь, если ты живешь своим духом, своим творческим делом – но всегда сковывает ощущение удушья. Ибо то, чем ты жил духовно, родилось в твоей стране рождения, крепло, вобрало свой воздух, свою атмосферу, пейзаж, образ жизни -  все единство материальной почвы, на которой только и может созреть в полную силу то, что ты носишь в своей душе, и хочешь подарить людям, как свое самое дорогое.
Шагал носил в душе свой Витебск и столько впитал своим гением, что хватило на долгую его жизнь, чтобы удивлять и радовать мир своим творчеством. Тургенев много жил и писал о России за границей – не оттого ли так порой слащаво то, что он написал о своей родине. “Записки охотника” – его лучшая книга, созданная на той земле, где проросли его корни. Гоголь писал “Мертвые души” за границей, но не жил, а отдалялся, чтобы увидеть и осознать все точнее и ярче издали: получился в некотором роде шарж, а не объективная действительная Россия.
Никогда даже в самом диком имперском государстве не бывает все черным. В живой жизни всегда есть избранники Божьи, кто и в темнице несет в себе то, лучшее, что есть не только в его народе, но и у всех избранных людей планеты. Они–то и связывают людей мира и не дают умереть вере: люди всей земли имеют одинаковые права на жизнь и когда-нибудь объединятся не просто в Евросоюз, а Единый союз планеты земля.
Внутри человека постоянное раздвоение, система выбора - материальная зависимость и давление диктатуры власти диктуют ему свои права. И только те, в ком неугасим огонь творчества и своей идеи, пусть она и не понятна другим, и может быть даже не нужна! – бросаются на ту почву, в которой они чувствуют себя могущими сеять, рождать и взращивать то, что вызрело в их душах. Да, материальная зависимость душит, гнетет. Но человек жив лишь тогда, когда жив Дух - это расцвет его личности.
Нет, я не пою хвалу Родине – моей первой кормилице. Человек – житель планеты Земля. Но у каждого, как и у растения, есть единственное место, та почва и атмосфера, где он родился, впитал именно эти соки и, лишь подпитываясь ими, он сможет высказать себя в сокровенном до предела. А именно в этом и есть ценность, значимость и счастье человека. Нет, это не иллюзия, не романтизм – это уже и мое выстраданное состояние души всего того, что я видел, чувствовал и осознал. Цветаева, Булгаков, Платонов, Мандельштам, Пастернак и сотни других, кем мы сегодня восхищаемся, воочию, пусть и своей гибельной, но прекрасной и значимой жизнью стали достоянием человечества, доказали эту истину. Самим Богом было определено им жить на своей родине, пусть и мучиться, но творить и созидать то, что записано им было в Книге судьбы. Я не сравниваю себя с ними. Но если подобное происходит и в моей душе, и я не нахожу покоя – это и есть мое место в мире, мое предназначение в жизни. Пусть только и для себя одного. Давно я пришел к выводу, что человек – это свой особый мир. И каким бы он ни был маленьким и пусть незаметным для всех остальных, но именно его индивидуальность есть значимо составляющая, обогащающая весь наш мир.
Смотрю вокруг себя на эту метусящуюся толпу, этот муравейник (особенно здесь в многомиллионном Нью-Йорке) и невольно охватывает ужас. И это жизнь гомо сапиенса? Носятся, расползаются и вновь сползаются в одни и те же места, которые являются их жизнепитательной средой: работа, магазины, зрелища… и лишь почти принудительной силой уставшей души рвутся на природу, чтобы набраться сил у нее и вновь броситься в этот кипящий страстями котел быта, который соорудили сами, своими животными страстями. И так изо дня в день. И только в старости, на пенсии, кому повезет дожить до нее, человек, уже чисто физически устав и выдохнувшись, стремится к покою и уединению. Он не спорит, а размышляет. Но без собеседника это непривычно и одиноко. И тогда он обращается мыслями к тому, Единственному, о котором слышал, даже в самые трудные часы призывал и просил, но в суете не замечал - Богу. Начинается долгий монолог перед ним - и возрождается душа, и он многое по-иному осознает из прошлого, и вдруг начинает слышать ответный голос - получается диалог. Человек верит и убежден, что его собеседник Бог. Вот тут–то и приходит высший финал жизни: что ты можешь рассказать Ему о себе.
Человек торопится высказаться. И если не слышит ответа – не состоялась она по-божьему наставлению. И, обманываясь, он приступает говорить от его имени – ищет себе оправдание. Окружающие недоуменно смотрят на него: заговаривается – сходит с ума…старческий маразм. А ответ тих и внятен, и слышит только тот, кто жил по его велению. Каждому человеку Бог дает свой ответ, единственный и неповторимый, который ты сам соорудил плодами своей жизни, и он недоступен другим. Как радостно и легко рассуждать, философствовать о жизни, приходить к логическим выводам, принимать или отвергать, выстраивать планы - и всей душой строить единственно верное решение. И как трудно сделать первый шаг, а тем более двигаться к тому, что принял ты всей своей очарованной душой: возникают препятствия реальной жизни - и тело твое начинает звучно и болезненно реагировать, стонать и требовать сойти с этого пути. Вот тут и проявляется главное: кто ты, как человек, как личность, есть на самом деле. Сколько в тебе материального и духовного - что ты стоишь в этом мире. Временное – это победа твоей плоти. Вечное - когда весь мир от прошлого до будущего в твоей душе. И если ты устоял и не изменил ей, всегда найдутся силы, чтобы совершить этот, пусть и краткий в физическом ощущении, полет. Но с высоты его ты всегда успеешь обозреть весь этот мир в его многообразии и величии. Ты коснешься вечности, и увидишь, как колышется внизу, под тобой, человеческий муравейник, ничем не отличимый от миллиона живых тварей, которым создатель при рождении не дал самого главного, что есть Жизнь, настоящая, равная жизни Бога - Душа, единственная бессмертная ценность в космическом мире. А большинство людей живет ради одного: благоустроить свою старость – ум и все силы молодости и зрелости подчинены этой цели: рабство всеобщее в настоящем ради обеспеченной старости.
Если ты изучаешь мир и хочешь понять его, чтобы передать другим свое знание – ошибка и даже преступление жить и погружаться в этот мир во всем его многообразие - для этого не хватит не только жизни, но и чувств. Лишь действенное погружение в себя, уход в свое одиночество, как и в мир конкретного субъекта, которого ты хочешь понять, откроет для тебя (и для других) весь мир в целом.  Погружение…Внутри себя, если ты успел оторваться и уйти от всего суетящегося вокруг тебя мира, в своем одиночестве мысли и души – разгадка всего мира. Познание – в глубине: надо бежать в уединение. Нового уже ничего не приобретешь. И тут очень важно, как и с какой целью ты сам погружался в чрево этого мира.
Вижу вокруг себя много людей из разных стран, принявших охотно эту новую для себя родину, вжившихся и освоивших ее законы, словно заранее были готовы к этому. А мы, российские, представители мертвой абсурдной системы, как трудно и тяжело приживаемся. Нам вбивали в голову наши идеологи, что мы самые передовые, самые умные, правильные, над всеми избранный народ - что там говорить о каких–то неграх, африканцах, китайцах. О, как мы их жалели! И даже европейцы – люди второго сорта, потому что они еще не постигли всей мудрости великих учений наших вождей. Это дано только нам – и наша главная задача научить этому весь белый свет, запутавшийся в паутине загнивающего империализма.               
               
               
                35
Помню первую выставку американской архитектуры в Минске в шестидесятых годах. Огромные на все улицы вокруг очереди. Молчаливое потрясение людей, дрожащие руки, хватающие бесплатные альбомы, значки, плакаты, осторожные и пугливые вопросы к экскурсоводам. И когда кто-то выразил непроизвольное восхищение - тут же возник решительный голос патриота: “Да у них земли мало – вот и прутся в небо. Не то, что у нас в самой великой и огромной стране. И чего это им выпендриваться!” И только что нормально беседующие люди, искренно восхищенные тем, что им показывали и рассказывали, мгновенно изменились. Вначале образовалось гробовое молчание, раздалось несколько протестующих голосов, но патриотическая толпа утопила их в своих криках. И понеслись лозунги: «Мы вас все равно догоним и перегоним! Агитация это! Вражеская пропаганда! Мы вам покажем кузькину мать!” Экскурсовод, молодой американец, чем–то был похож на полюбившегося нам тогда Вана Клиберна. Лицо его порозовело, но он, сжав свои узкие бледные пальцы, немного помолчав, вдруг улыбнулся радушной улыбкой главному патриоту и спокойно произнес на хорошо выученном русском языке: “Извините, молодой человек. Вам этого еще долго не понять. Но если вы действительно любите свою родину – не мешайте познавать мир другим”. Опешивший от этой “наглости” патриот что–то начал кричать ему в ответ, но тот ответил: “Извините, у меня работа”, и продолжал спокойно отвечать на вопросы посетителей.
Мы жалели, учили все человечество, идущее не нашим путем. А оно продолжало жить по законам, которые диктует естественная жизнь и набиравшая научный потенциал экономика. И все они, жители одной планеты, находили между собой общий язык: легко вживались в атмосферу этой страны, куда свободно, по собственному желанию, приезжали жить. Мы были патриотами своей родины! Нет, нас просто не выпускали. И вот когда появилась такая куцая возможность – наши люди теперь сами рвутся из своей страны, которая стала для них территорией идеологических войн и разборок, а те, кто правит ею, разделили богатство ее между собой, обрекая весь народ на вымирание. Наши эмигранты больше других растеряны: трудно приспосабливаются, учатся жить сначала, и.... ощущают теперь себя людьми второго сорта, понимают свою неполноценность, отсталость. И вот что самое печальное: стараются, стараются забыть свою родину. И как только могут, пытаются перетащить оттуда своих родных и близких. Когда – нибудь будет дописана книга «Архипелаг Гулаг»: каждый человек, каждая семья до конца дней своих сохранят в памяти эту страшную историю - и это будет сокрушительный последний удар по той системе, которая не только уничтожила половину своего населения, но и держала постоянно весь мир на грани очередной Мировой войны.

                36
Горечь о бесцельно прожитых временах на своей родине прослушивается у многих эмигрантов. Желание забыть навсегда, как дурной сон, ошибку, даже свой позор. И обида: какое несчастье, что им пришлось там родиться. Они охотно стараются стать гражданами этой новой страны: спешат что-то сделать, догнать местных жителей - активны до полного истощения. А вместе с тем происходит стремительное развитие этого государства, которое осознает в них свою свежую кровь, и охотно создает условия каждому из них развиваться в меру таланта… на пределе их творческих сил.
И вот она объективная истина. Как бы ни был человек предан своей покинутой родине, какие бы прочные творческие, дружеские, родственные связи не притягивали его к ней, происходит процесс осознанности: он невольно начинает думать и понимать, что не обязан тому месту, где было суждено ему родиться. Он – гражданин мира и вправе выбирать свою жизненную линию (а тем более для своих детей), где может в полную силу осуществить данную ему Богом жизнь. А дана человеку во владение не точка на земле – Земля. Происходит переоценка ценностей. Человек начинает размышлять отстраненно о месте своего рождения: анализирует не только страну, где ему выпало жить, но и народ, среди которого он родился. И осознает: страна и люди характеризуется не красивыми словами и планами, а тем уровнем, на котором они находятся в сравнении с цивилизованными странами в настоящий момент времени. И как ни больно, горько это признавать, все яснее видит не только свои ошибки, но и своего народа, и все более критично относится к своему прошлому. И если все вместе еще не созрели для того, чтобы изменить жизнь к лучшему, хотя бы идти в ногу с цивилизованными странами, это не только доля этого народа общеисторическая и его беда, но и вина индивидуальная: ты не достоин своих мужественных современников Сахарова, Григоренко, Быковского – честь и совесть истинного гражданина своей страны.
Чем дольше продолжаешь жить вдали от родины и вникаешь в новую жизнь цивилизованного мира, тем больше происходит раскол и отчуждение от своего прошлого. В сердце остаются лишь близкие тебе люди. Боязнь за их судьбы, горечь от невозможности помочь, теребит душу виной перед ними, и чувствуешь нарастающий стыд за свою страну перед людьми, которые строят нормальную человеческую жизнь и не могут понять, чем это так кичится “загадочная русская душа”.   
А, быть может, здесь и нет никакой загадки, а есть историческая расплата за кровавый захват этого огромного простора чужой земли всеми узурпаторами, от Ивана Грозного до коммунистических вождей, и сделавших их народы своими рабами. А поскольку сам народ принял это и не восстал – идет время жестокого наказание по воле Божьей: за грех одного – по четвертое колено.
Как разнятся выражения наших лиц. Наши – с «великой думой на челе»: бледные, хмурые, с потухшими глазами, нервно дергающимися губами, с желтыми от нехватки витаминов зубами, хватающими перед собой руками все, что повезло достать, отстояв многочасовую очередь за самым необходимым. Образ нашего человека все зарубежные карикатуристы рисуют однозначно: человек с сеткой, наполненной пустыми бутылками из-под водки, на шее рулон туалетной бумаги, в зубах листок, на котором написано: «Приглашение за мылом».
- Вам не хватит мыла отмыться от ваших грехов, - злорадно пошутил мне в лицо владелец обувного магазина в Чикаго, в прошлом солдат вермахта. Он вытащил из кармана наш рубль и, потрясая им, добавил: - Вот цена вашей жизни. Ну, скажи мне, что можно еще на него купить?
Он смотрел на меня нагло, откровенно злорадствуя и привлекая внимание людей. Мгновенно мне подумалось: не он ли – убийца моего отца. Пуля или снаряд, пущенные вот этими сытыми руками, оборвала его жизнь на войне. Все во мне напряглось, сами собой сжались кулаки. Честное слово, будь это не в городе, а в поле, один на один, мой сжатый до боли кулак не промахнулся бы. Но вокруг были мирные люди, цивилизованный мир, да и опыт жизни уже научил меня тому, что истину не отстаивают кулаками.
- Пять килограммов хлеба! – с вызовом ответил я.   
- Который вы покупаете у нас, - ухмыльнулся он.
- И вы приложили к этому свою грязную руку, - уверенно сказал я.
- Мы пытались спасти вас от коммунистической заразы! – выкрикнул он, и, скомкав рубль, застыл передо мной так, словно в руках его был автомат.
- Мы вас об этом не просили, - сухо отрезал я. – И миллионы загубленных жизней вам не простят никогда.
- А кто вам простит десятки миллионов загубленных соотечественников в ваших лагерях. Многие страны уже давно построили социализм, о котором вы долдоните на весь мир. Насилие всегда несет смерть. В этом ошибся и наш фюрер, когда силой хотел помочь вам. Но вам не служит уроком, ни наша, ни ваша история. Ваш либеральный последний царь сам добровольно отдал власть своему народу. И как же его отблагодарили? В подвале, как собаку, с детьми, прислугой, не виновных…
Горькие мысли теснились во мне. В любом споре для одержания победы нужны веские аргументы. И как часто мне их не хватало. Я повернулся, чтобы уйти с надутым достоинством. Он догнал меня у входа, и, протягивая на прощанье руку, улыбнулся человеческой улыбкой. Я не пожал его руки. Он, не обижаясь, хлопнул меня дружески по плечу и, протягивая дорогие туфли, сказал:
- Рашену продам за полцены. Хочешь – подарю!
Я вышел, чувствуя на своей спине его взгляд. Горькие мысли теснились во мне. С каждым прожитым здесь днем меня невольно одолевало чувство злости – я злился на себя, на свою страну, на свой многострадальный народ. Почему мы, богатая природными богатствами страна, с таким трудолюбивым талантливым и добрым народом обречены жить хуже «загнивающего запада». Как тяжело ходить среди них с опущенными глазами и силиться объяснить всем вопрошающим голосам, что мы тоже можем…способны…что все для этого у нас создано самой природой…вот подождите…еще немного…мы поднатужимся…мы …мы… За державу обидно!
В этих разговорах я все яснее осознавал: во всем, что произошло с нашей родиной – вина каждого из нас. Нет невиновных! Когда родина находится в опасности, а ты пассивен и не предпринял ничего, чтобы помочь ей – виновен. Пусть молчал, не участвовал в этом неправедном деле вселенского разрушения, но ведь не боролся.
    37
Понимаю, что мои записки - общие первые впечатления, хотя до этого побывал здесь два раза и могу точно констатировать о жизни знакомых мне эмигрантов – благосостояние их улучшается. Да, как и во всем мире, есть свои сложности, несуразицы. Но это ли не основной показатель! - люди со всех концов мира рвутся сюда, устраиваются и, прожив с десяток лет, уже не представляют свою жизнь на покинутой ими родине.
Америка никого насильно не держит, может и выслать за нарушение ее законов, ты сам можешь спокойно уехать, но в неприкосновенности сохранится твоя частная собственность. Моя личная библиотека, которую собирал всю свою жизнь, осталась под надзором тоталитарного режима - мне не дозволено вывести из нее самое любимое и ценное. Даже свои рукописи провозил с риском: я жил и дорожил ими, как своей свободой, за которую надо было бороться ежечасно.
Так мы все жили, работали, радовались, дружили, группировались по своим интересам... но ощущение несвободы было постоянно в нас. “Нет, все не так, ребята”, - пел Высоцкий. И вот все это «не так» начало открываться для большинства моих соотечественников после распада нашей великодержавной империи. Нет, пожалуй, еще для меньшинства – разве мог бы народ выбрать президентами в России КГБшника, а в Белоруссии политработника пищеторга! Для представителей этих учреждений свобода и закон - их частная собственность. Люди наши практически до сих пор живут за “железным занавесом”. А замкнутое пространство - это гниение. Душа рвется к небу, а ты должен подгонять ее дыхание под смрад идеологического болота – и происходит ее постоянная раздвоенность: человек опасается открыться даже перед близкими ему людьми – все живут с оглядкой. 
То, что так ясно и четко осознаю сегодня, с юности бредило во мне, но почему-то не приближало к истине. А запутывалось, опять же, в той идеологии, которую нам вбивали с детства. Как бы ни были красивы ее идеи, но все они построены на ложном фундаменте. И мы, рабы этой красивой идеи “коммунизм”, не только погибали сами, но и, заблудшие, помогали разлагаться нашим детям. Это зараза еще долго будет неистребима в моих соотечественниках - ибо есть расплата за все в этом мире.
       Преступление может совершиться в одно мгновение – выздоровление процесс долговременный. Искупление своей вины - это терпеливое выкорчевывание своих грехов – покаяние. И не сетуй, если для этого тебе не хватит жизни: преобразовав себя, хотя бы в малом – ты помогаешь спастись и своим детям. Так из поколения в поколение еще долго (при, конечно, сознательном действии – очищении) будет длиться этот процесс. И не сказано ли в священном писании: за грех одного человека – расплата ждет по четвертое его колено. Когда–то меня ужаснуло это божье проклятие: в чем вина еще несмышленого младенца? А есть высшая мудрость истины жизни, которая дана нам свыше: человек – индивидуум, но он есть и пребудет всегда составной частью всего человечества. По образу и подобию своему совершил Господь свое высшее творение, дал ему владеть всей землей и возвысил над всеми тварями ее – значит, от каждого из нас зависит, какой будет жизнь на этой прекрасной планете. А чем больше тебе дано – тем больше с тебя спросится. И не слишком ли быстро человек уверовал в свое высшее предназначение на земле? Такое не приносят на тарелочке с голубой каемочкой. Это надо доказать, заслужить собственным очищением от содеянных грехов и своих личных, и предков. И как бы ни был благ каждый отдельный человек, но не быть в будущем на земле счастливой жизни, если между всеми не наладится общей гармонии, где каждый, органически входит в целое. Человечество выработало эту формулу: Свобода, Частная собственность и Закон, который гласит: где нет частной собственности – нет свободы.
                38               
Здесь живут эмигранты со всего мира нашей планеты. Работают и отдыхают, ездят на своих машинах, обзавелись сотовыми телефонами, электронными словарями – все происходит на высшем уровне научно-технического прогресса цивилизации. Люди привычно вливаются в жизнь этой страны, которую знают не понаслышке, как мы, “совки”: между ними были постоянные связи, им привычна английская речь, с которой можно найти собеседника, пожалуй, на любой точке планеты. Когда-то создали для будущего общения всех народов земли язык эсперанто, а жизнь сама все ставит на свое место. И как же наши люди отличаются от всех других своей скованностью от новизны для них этой жизни. Наш народ еще надолго обречен жить обособленно от всего мира. Многовековое рабство, железный занавес и, главное, даже не идеология, а ее последствие - абсурдная экономика «строительства коммунизма» подавляет на корню любую предпринимательскую мысль. Это раковая опухоль всей нашей “загадочной совковой души”, люди подавлены и физически и нравственно - и происходит раздвоенность души.
Великий ученый, лауреат Нобелевской премии Фридрих Хайек, посвятивший всю свою жизнь изучению истории экономических законов развития государства, в своей книге «Дорога в рабство» дал всему миру точный научный анализ законов его развития и предупредил: «От праведного идеалиста до фанатика – один шаг». В своем исследовании он основывался не только на конкретных фатах жизни и развитии большинства ведущих стран мира, но и на выводах, которые открывали миру лучшие умы человечества на всем протяжении его истории.
Ф. Гальдерлин: «Что всегда превращает государство в ад на земле, так это попытка человека сделать его земным раем». Д. Юм: «Свобода, в чем бы она ни заключалась, теряется, как правило, постепенно». И. Кант: «Человек свободен, если он должен подчиняться не другому человеку, а закону». П. Друкер: «Полный крах веры в достижимость свободы и равенства по Марксу вынудил Россию избрать путь построения тоталитарного, запретительного, не экономического общества, общества несвободы и неравенства, по которому шла Германия. Нет, коммунизм и фашизм – не одно и то же. Фашизм – это стадия, которая наступает, когда коммунизм доказал свою иллюзорность, как это произошло в сталинской России и до гитлеровской Германии».
И вот парадокс: сжатый со всех сторон этим абсурдом извращенной жизни, истинный человек погружается в себя, мечется, фантазирует и способен создавать открытия во всех областях науки и искусства, которые становятся достоянием человечества. Быть может, Россия – это котел, в котором кипит и углубляется внутренний мир человека – как богат и возвышен внутренний мир его. Великое рождается в муках – верно, так и задумано Богом: Он позволил России завоевать такие огромные просторы нашей планеты: 33 % ископаемых планеты на 3% всех жителей земли, чтобы люди могли выживать, оторванные от высших достижений цивилизации мира, питаясь лишь обильным подножным кормом.
Наши люди стонут, особенно теперь в век научно – технической информации, когда видят, как живут другие народы, но позволяют своим правителям (рабоче-крестьянская власть!) помыкать собой. И теперь, в период перестройки, когда особенно остро обнажились все язвы нашей замордованной жизни на фоне цивилизованных стран мира и доносятся голоса честных и умных сынов нашего отечества – они не отдают им свои голоса на президентских выборах.
Что это? Зависть? Месть? Недоверие чужому уму? Всеобщая тупость массы? Извечный российский раздел на белую и черную кость? Классовое сознание? Философия темной толпы? Генетическая наследственность черни? Пусть дурной, но свой! Разговор идет между ними на разных языках. Есть в нашем народе такое пренебрежительное выражение: “Ишь, какой умник выискался!” Об этом прекрасно написал Грибоедов: «Горе от ума». Но в результате получается настоящее горе не умному, а народу. И эта, кажется, навечно вбитая в сознание ложная установка: право большинство. Добило это убогое мышление даже нашего гениального поэта: “Голос единицы тоньше писка… единица ...кому она нужна”.
Нет свободы, нет частной собственности, нет конкуренции – значит, нет свободных людей. Человек, благодаря своему таланту и трудолюбию, не только выстраивает личную жизнь, но и влияет на других, помогая им тянуться за ним, раскрывать себя, обогащаться, строить мир без зависти и принуждения, которые усугубляют всеобщую апатию и покорное подчинение тому, которого, казалось бы, избрали всенародно. О, этот проклятый патриотизм с закрытыми глазами: мы лучше, честнее, справедливее! А оценка ведется не по идеям, желаниям и прочая – по уровню жизни конкретного человека в стране.
Как это ясно осознается здесь, в Америке. Все те, кого знал еще в Союзе, буквально за десять лет стали другими людьми. Да, тяжело работают, но знают за что. Мыслят масштабно категориями мира планеты. И одна главная боль: жизнь до этого переезда прошла стороной. Да, учились, работали, дружили, веселились и пр. Но вся жизнь была под надзором, вынужденная – и человек не мог раскрыть свои возможности в полную силу. И теперь уже никогда не сможет достигнуть того, что было ему дано от природы и Бога. Но есть и большая радость: благодаря тому, что они вырвались из своей страны, дети их имеют возможность развиваться в полную силу своих природных данных.
                39
Первое испытание, которое осознал: не было живого общения с близкой по образу жизни душой. И вот парадокс: дома, на родине, ты подолгу живал затворником в глуши – но не было такого ощущения забытости и чужеродности. Родной пейзаж и уверенность в том, что стоит выйти на дорогу – и встретишь первого же путника, с которым разговоришься – и вы понимаете друг друга. И потом сама рука тянется к перу. А здесь, после встреч, сознательно увиливаешь от желания писать - понимаешь, что самое важное для взаимопонимания, родное слово: в нем тайны души. Язык – это отечество. Все остальное – зона обитания. Многим этого не понять, хотя в душе и сверлит эта незаживающая рана, которую не залижешь всеми благами мира. 
В многомиллионном Нью-Йорке, где собрались люди всех стран и континентов в надежде на счастливую жизнь, в душевном разговоре один из них, кто лучше других обустроился здесь, сказал: «Хочешь выжить – забудь, кем ты был в той жизни». Второй добавил: «Никогда не поздно начать новую жизнь». Вот самый точный спасительный рецепт для эмигрантов.
А я слушал их и думал: «Так жили ли эти люди, если они способны сами перечеркнуть все лучшее и светлое, что дарят нам юность и молодость – самые святые времена нашей жизни?» Значит, с рождения своего они не нашли себя, не выявили того, что было заложено в них изначально самим Богом, который в каждого вдувает душу живую – она есть основа для продвижения к той жизни, которую дано пройти тебе, чтобы почувствовать счастливым и на закате дней твоих. Вся их жизнь – преодоление внешних препятствий для поддержания телесной оболочки. И почти все считают, что им повезло: они счастливы, что вырвались, сбежали от своей нищей родины, обустроились здесь, и теперь все свободное время, каждый по своим возможностям, ищут развлечений. Ездят по другим странам, и при встрече со знакомыми демонстрируют свои фото, где они снялись на фоне Эйфелевой башни, у Египетских пирамид, у дома, где жил Монтень или у могилы Ван Гога. И нет им дела до того, как жили эти люди, чем страдали, что для них было главным в жизни. Принимают их не оттого, что постигли суть их творений, а потому, что так положено приобщаться к мировой цивилизации и культуре, есть возможность показать и свою причастность к ней. Так было, есть и будет.
Вникаешь в историю человечества и осознаешь незыблемость психологии людей – лишь иные украшения из атрибута научно-технического прогресса, колесница или мерседес, означают, в какой эпохе жил человек. Если докопаться до глубинных страстей человека, то нередко является горькое озарение: его претензии на знание, культуру и благородство несут в себе зависть, самолюбие, ущербность, показуху. Каждый, кто изменил призванию души своей, осознает он или нет грех этот, в меру своего здоровья и изворотливости ума, изобретает свою философию жизни, друзей и поклонников.
«Грех – это потеря контакта с собственной глубиной», - Антоний Сурожский. И это помогают нам понять творцы искусства во всех его жанрах. Данте и Бетховен, Роден и Ван Гог, Пушкин и Моцарт, Толстой и Экзюпери – гении человечества, которым оно отдает свою дань запоздалого преклонения уже после смерти этих посланцев Бога на землю. А не есть ли так: сам Бог, который, по христианской вере, существует в трех ипостасях, Отец, Сын и Дух святой, поселяется в души своих избранников среди всех народов мира и творит, чтобы показать, на что может быть способен человек, если будет верен призванию души своей - каждый есть носитель Божьего замысла. И если ты проникаешь в душу творца своей обнаженной душой, то происходит слияние ваших душ. Ты становишься его продолжением и развитием во времени и пространстве: он говорит с тобой и через тебя с будущим человечеством. Принимаешь ты это или нет, зависит от уровня твоего развития и способности следовать своей цели жизни – но ваши души уже неразделимы. Его век, твой век, все их проблемы – есть общее движение во времени, если ты веришь в свое призвание и преодолеваешь все препятствия на пути к нему – в этом высший ее смысл.   
Твое поражение – следствие сомнений, ошибок, потеря веры, ограниченность движения в нужном направлении. Ты проникаешь и проникаешься – и это становится твоим содержанием. И как бы искренне ни стремился познать – все это дано тебе лишь на уровне твоих возможностей, таланта, генетических способностей. Полного слияния с гением тебе не дано. Но в тебе самом происходит накопление, и, при целенаправленном движении, ты выйдешь на данное тебе, и создашь свою грань той жизни, которую задумал ее Создатель. Ты есть тогда не только продолжение, но и родоначальник нового в этом мире, которое примет и продолжит твой наследник – каждый человек есть носитель и создатель развития всего человечества.
Перечитываю любимых мной великих художников слова всех стран и народов – как я понимаю их! Общаюсь по интернету с друзьями – наши родные души в общем потоке времени помогают верить и выстоять в любых испытаниях. И пусть мы теперь в долгой разлуке, но все это живет в душе, служит подспорьем тому, что я выдержу этот период своего заточения, пусть и есть рядом со мной моя семья. Вот на этом внутреннем состоянии души и надо держаться: превозмогая все обстоятельства, жить и работать над тем, что есть основа твоей жизни, переборов в себе (и это я сам!) все, что угнетает.
Вдали от родных мест часами вычитываю в Интернете о событиях в мире. Я весь в желании перемен и надежде, что моя многострадальная малая родина встрепенется от этого трагического ига: только свобода есть истинный путь в жизни.
                40
Ночь. Заставил себя сделать записи – этот процесс осмысления мира всегда спасал меня от самых мрачных сомнений. Жизнь продолжается, а то положение, в котором я сейчас нахожусь, сама реальность. И все, что будет (как трудно уже писать «впереди»), зависит от тебя одного - все прожитое подспорье к тому, чтобы продолжать ее: накоплен опыт путем трудов своих и веры – вот и исходи из этих составляющих и в самых гнетущих обстоятельствах. Ты свободен – действия и выбор за тобой: осмысли прошлое, оцени и осознай, что ты успел сделать, как бы ни ломала жизнь. В этом вера, что ты идешь своим путем к цели, достигнуть которую никогда не сможешь. Но пусть радует тебя то, что ты живешь и умираешь на пути к ней.
Вернулся к начатой повести – и с каждым часом росла уверенность, что смогу ее закончить: много скопилось материала. Хочется отобразить не столько жизнь эмигрантов, сколько причину эмиграции и ответственность государства перед человеком (государство – не власть, а облик народа), и главное, что остается в нем от личности в процессе болезни под названием «эмиграция». Вот самое важное во всем этом всемировом процессе, и особенно человека, который рос и воспитывался под гнетом коммунистической идеологии, результат который страшен - раздвоение личности: при красивых идеях извращенная реальная жизнь. Десятки людей прошли передо мной. В большинстве психология их схожа от полученного социального наследия этой системы: стремление успеть обустроить как можно лучше свою материальную жизнь. И очень мало остается среди них тех, кого мы называем личностями, т.е. творцами по своему призванию, без которого они не мыслят свою жизнь. 
Сегодня ровно год, как уехал из дома.  Выдержу ли?  Дождусь ли того часа, когда вновь окажусь за своим письменным столом. Смогу ли писать – вот главное, что тревожит меня все это время. Единственное, что дорого и происходит – вдруг рождаются и на работе и перед сном рифмованные строчки, передающие состояние моей души в этот период жизни.
Спустя два месяца: «Растворяюсь в ином измеренье. Только прошлое в сердце моем неразгаданным знамением: Над повешенным солнцем – мой дом».
Через полгода: «Здесь на свободе, как в тюрьме. В тюрьме я дома – мне свобода. Пусть там живу в кромешной тьме. Свобода духа – есть свобода».
Восемь месяцев: «Живя в стране «непуганых идиотов», на век отстал от века своего. И сколько б ни прибавил оборотов – За жизнь свою мне не догнать его».
Десять месяцев: «О, как пугает час заката! Но не ищи причин в судьбе. Явилась горькая расплата: Я сам себя убил в себе».
Одиннадцать месяцев: «Отупевшего мозга тягучий нарыв. Рябь в глазах и дрожание рук. Угасание памяти – грозный наплыв замыкает магический круг».
И вот сегодня – годовщина: «Уж год живу я здесь, как тень. Еще не написал ни строчки. Зато хожу я каждый день всегда в отстиранной сорочке. Все пахнет, как дезодорант. Уютно, сытно…но чужое. Мне нынче имя - эмигрант, что значит: наделен нуждою. Тем это чувство не понять, прикован кто, как раб, к границам. Грешно мне на судьбу пенять… Но как завидую я птицам!»
И вдруг сегодня осознал: это состояние – не гибель. Это необходимо, раз случилось. Так в жизни было всегда. Только надо не растеряться, осмыслить и повернуть событие так, как необходимо: все является продолжением избранного тобой пути, если ты нашел в себе силы и волю собрать все, что происходит в настоящем, и двигаться к своей цели.
Жизнь всегда имеет смысл, если ТЫ   ведешь ее.
Когда ты был – ты стоил то, что стоил. Когда тебя нет - ты стоишь то, что оставил после себя.
И то, что осозналась мной в этот день – успокоило. Потому что я ощутил то состояние, которые приходит в самые счастливые мгновения моей жизни. Говорил не я – эта связь с Космосом, которая существует в человеке, если он тянется к нему и чувствует осязаемо свою связь с Ним. И вот голос ОТТУДА   был мне: «Как величаво слов убранство! Искусство это или бред? Не разгадать этот секрет – Слова приходят из пространства».
Значит, я живу своей прежней жизнью! И то, что скопил за свою жизнь, дорожил, усовершенствовал, не изменял – живо во мне постоянно. Так дерево каждую весну пробуждается к жизни, хотя мы не видим, что происходит с ним внутри: само естество его жизни.   
¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬¬               

                41 
          4 июля.  Отработал 12 часов. Особняк в богатом районе среди рощи. Хозяин Пол, итальянец, небольшой, черноволосый, подвижный. Приехали в Америку его дедушка и бабушка. У него был большой особняк, продал, купил три дома с землей, благоустраивает и хочет продать: недвижимость – самый надежный капитал. В его кабинете большой каминный зал, все стены с книгами на полках – не часто такое встречается здесь. Он весь день на работе, в свободное время занимается своим хозяйством, возит сына в школу и в спортзал.
Когда босс знакомил нас, Пол приветливо улыбнулся, назвал меня по имени и спросил: «Ты откуда?» - «Раша», - уже привычно ответил я. «А, Москва!» - широко улыбнулся он. «Минск», - он растерянно пожал плечами.
5 июля. Ехал под дождем на работу среди вереницы машин на одноколейке. С утра был уставшим от вчерашнего – вместо тормоза нажал на газ. Это, видимо, и спасло от крутого разворота перед вереницей машин: занесло с асфальта, сбил деревянную ограничительную стойку, прорезал в траве две колеи – и машина застряла. Почему-то была первая мысль: «Вот…только нашел работу и потеряю…» Вышел, осмотрелся. Машины проносились мимо. Включил аварийный огонь, дал задний ход – они остановились, и моя машина легко выехала на дорогу. Вспомнилось: утром, когда садился в машину, невольно вырвалось из меня: «Ну, с Богом…» Работа без перерывов, только выскочишь, раз в час, сделать несколько затяжек, да минут двадцать на обед – все уже стала автоматическим. Иногда перебрасываемся словами с боссом. Он крутится, как волчок: ремонт, прием клиентов, ответы на телефонные звонки, шутит по поводу интенсивности все 12 часов: «Хочется хорошо кушать…» И опять о своей мечте: скорей бы на пенсию.
Вечером приехал домой, принял душ и, вместо того, чтобы заняться своим делом – перечитываю прессу о Беларуси. Все, кажется, что-то должно произойти. Но опять вмешивается Россия, ее, дорвавшийся до власти президент, выпускает коготки.               
20 июля. Жара под 40. Я на лестнице у второго этажа: обдираю, шпаклюю, крашу. Крыша металлическая – не притронешься. Глаза заливает соленым потом, рубашка и джинсы мокрые. Маленькими глотками пью воду. И так весь свой рабочий день – а я доволен: есть работа. А это состояние мне необходимо: физическое ощущение, которое надо описать в начатой мной повести «Соленое солнце» – из таких пережитых собственной шкурой деталей и создается образ, состояние – все то, что есть (вернее, на чем и строится) проза. И вот что еще радовало меня в процессе работы: я не столько страдал от этого состояния «обжаривания», сколько пытался запомнить все нюансы этих ощущений и (как трудно это!) пытался устно описать то, что происходило со мной: телом, чувствами, сознанием. Но и это не главное, а всего лишь последствия. Важно, как произошло, что человек попадает в ту или иную ситуацию, которая противопоказана его жизни, развитию, если жизнь его есть первейшая ценность государства. Да, есть такая работа сама по себе, которую надо делать. Но важно то, какие обстоятельства привели к ней. Вернее, то положение, в котором оказывается человек.
И опять прихожу к той же истине, которая не отпускает меня: в каждом личном событии повинен и сам человек. А когда в одинаковом положении оказываются (ненормальном) все граждане одной страны, то повинно не правительство, а весь народ: если не могут объединиться, чтобы противостоять - это не люди, а стадо. Те, кто делает попытки бороться против этой антижизни, как в стаде, растираются всей этой массой - и вращаются в ее круговороте. Лишь самые сильные осознают единственный путь к спасению: надо вырваться из вертящегося кольца стада - оно сжимает со всех сторон и подминает под себя. Но часто их упорство кончается смертельным исходом. Счастливчик же, очутившись на свободе, чаще всего теряет столько энергии в вырывании из этой массы, что у него не остается сил, чтобы начать новую желанную жизнь на свободе. А те, кто остался в стаде, притираются и доживают. И, что самое ужасное, почти никто из них не чувствует своей вины такого скотского состояния и со злобой смотрят на тех, кто вырвался – и вдогонку ему несется их хоровой вой ненависти.
Идет время, в этом стойле появляется молодняк – и он уже принимает окружающую действительность, как данность, норму жизни. 
18 АПР. Все дни есть работа. И вот так у меня, пожалуй, всегда – к финишному маршруту идет нестыковка. Одна цель стала главной в этот зарубежный период жизни: заработать, чтобы в ближайшие годы была возможность работать за письменным столом. Никогда в жизни я так не относился к деньгам, как сейчас: хватало на хлеб – и ладно. Наметил вернуться домой в конце апреля, а заработки были с большими перебоями. А от Гринки (гринкарты) – никаких известий. Терпение мое кончается: в моем возрасте особенно дорог каждый день. И вот, кажется, есть надежда, что к июню эта дама может встретиться со мной – а ведь ради этой встречи и торчу здесь. Значит, так ведет судьба – и теперь сглаживает все перипетии ее: возможность заработать. Я уже не раз убеждался: если события разворачиваются вразрез моим планам – значит, в них есть какой-то высший смысл, необходимый мне - и надо идти с ним в согласии. Конечно, при этом не терять своей цели. Кажущимися в данный момент противоречивыми обстоятельства – на самом деле поправка к моим планам, которых я не смог предвидеть. В этом я убеждался не раз. Нужны терпение и воля. Но именно в моем возрасте сейчас всегда на первый план выступает пугающая меня реальность: возраст. Он таков, что нельзя далеко вперед строить планы и откладывать главное. Я не строю новых планов, у меня есть один, главный: должен успеть сделать то, что начал. А когда начинал – имел право видеть далеко вперед. И, как бы не случилось дальше….
        «Благодарю тебя, СУДЬБА, за дар бесценный – одиночество.
        Свершилось Божие пророчество: Ты – поводырь мой и судья.
        С мольбою я к тебе взывал в час расставанья с милой родиной.
        (пусть жизнь казалась в ней пародией) и душу дьяволу продал.
         И я умчался в чужой край. Вкусил всю гамму отчуждения
(но сердцу гибель отлучение): Чужбина – ад. Отчизна – рай.
  Святые истины познал я в муках тайны одиночества…
Свершилось Божие пророчество: Судьба – мой посох, пьедестал. 

20АПР. Прихожу вечером (вернее, приезжаю на машине – это по интерстейту миль двадцать) измочаленный и отупевший от физической работы, и уже нет сил, и не хочется взять, как всегда было для меня привычным, перо в руки. Да и руке трудно держать его.  Есть, конечно, в каждом дне (порой и в очень тяжком) свои рожденные чувства и мысли, которые хотелось бы удержать в памяти, осмыслить, не только в силу интереса для меня, но и как материал для будущих описаний. Ведь это живая ткань жизни вокруг – образы, детали, чувства. 
                На днях работал с Володей, крыли крышу. Он из Благовещенска, уже лет десять.  Жил лет пять в Германии, переметнулся в Америку, здесь женился на русской, рожденной в Америке, двое детей. Оказывается, успел после развала Союза повоевать в Азербайджане, был инструктором спецназа. Ранен, перенес операцию. Сестра ему сказала на операционном столе: «Еще бы сантиметр в сторону – и я бы в с тобой в постель не легла…» Веселый, неунывающий, говорливый, щедрый, круглоголовый и курносый с озорными голубыми глазами («Не обращайте внимания на меняя – люблю поболтать») Когда летел в Америку, был холост. В самолете заклеил стюардессу, трахнул в туалете – легко отдалась, а потом, узнав, что он едет на постоянное место жительства в Америку, сказала ему: “Да ты куда собрался! Там же все женщины проститутки и наркоманки…”
                Володя – сантехник, голубоглазый, с чистым дружеским взглядом, евангелист.  Деда преследовали и расстреляли за веру в Союзе. Говорит: “У нас с вами один праотец – Авраам…Верить человек должен без посредников и не мешать другим другой веры. Мы с иудеями родные – наша вера от них пошла. Я всегда старался быть среди евреев – они всегда выручали и помогали жить. И на Украине, и в Москве. Я хорошо в Москве жил, был хороший свой бизнес. Но все бросил и раздал – с чемоданами уехал. Почему? Хочется быть и чувствовать себя свободным. Вот здесь и есть моя родина, хотя живу всего 12 лет. А советская власть – это проклятье рода человеческого. Не люди они…»
              Такими и подобным историями я наполняюсь при каждой новой встрече здесь с нашими соотечественниками. Больно все это слышать - больно за людей. Нормальные, здоровые, сильные, умные и работящие, энергичные – эмиграция для них спасение. Они это четко осознают и добиваются. А таких людей здесь тьма. В основном, кто решается на эмиграцию – именно такие. И думается каждый раз: если бы все они сплотились у себя на родине и обрушились на своих правителей – не устояла бы ни одна власть! Почему не объединяться, не противостоят?  Таким людям – все по плечу. Как бы им здесь не было хорошо, как бы они не устраивались здесь, но если бы они дома создали жизнь по своему разумению – насколько бы они были больше счастливы! Ведь в каждом их них, как бы они не хаяли и ненавидели тот строй, при котором вынуждены были родиться и жить, они помнят и тоскуют об оставленном крае: там их корни, друзья, родственники – там их НАЧАЛО.
        И вот (в свете этой темы) читал дневники Дедкова, рассуждения Распутина, В. Полякова (нынешний редактор “Литературки” – она и приобрела такой поворот: не литература, как высшей духовная сфера человека, а национал-патриотизм. Рассуждают о перестройке, о демократии. Да, много искренних больных слов о России, родине…все патриоты. Хают то, что происходит теперь, ностальгируют по совстрою, уверяют, что не так уже и все было плохо в сравнении с тем, что происходит теперь. А ведь все они были обласканы соввластью. Теперь они не принимают, зло ругают, отрицают, что не пришло с перестройкой то, что нужно, что ожидали они увидеть – и, конечно, виноват международный империализм, а пуще Америка и евреи. И никто из них (а авторы ее в основном люди именно такого мышления), и это цвет российской культуры, не говорят о том (даже не задумываются!), что все происходящее – это заслуженная кара за прошлое, когда каждый из них вроде внутренне не соглашался, но жил по тому уставу, который им диктовала власть. Ведь были Марченко, Буковский, Григоренко и много других – те, кто противостоял своей жизнью. И все эти перевертыши выпячивают теперь свою веру в Бога, но никто из них не знает (не хочет знать!), что сказано было ИМ человеку: и по четвертое колено будут расплачиваться дети за грехи отцов своих! А ведь и они, дети отцов, свершивших этот переворот, грешили тем, что подстраивались (и неплохо) под эту варварскую власть. Значит – время расплаты затянется еще надолго. Надо нести этот грех достойно, смиренно, понимая эту великую божественную Истину, не гневаться и не обвинять других. Надо каяться и стараться в полную силу идти по естественному пути развития в согласии и с “врагами”, которых они теперь выявили: олигархами и бизнесменами. И тогда меньше и короче продлиться расплата за грехи. И, быть может, хоть их внуки войдут в цивилизованную жизнь, которой живут уже многие народы на земле.
Но нет, нет в них и малой доли собственного покаяния – все тот же совковый менталитет: поиск врагов.
22 АПР.   Еще один день отработал. Как бы ни было тяжело – радуюсь: есть работа, а значит есть надежда, что будет возможность пожить несколько лет (если Бог даст их мне), работая в своем рабочем кабинете: быть свободным и сделать еще хоть часть из намеченного – это главная цель на закате моей жизни. Стараюсь выдержать, уже привычно провожу свой день, не терзая себя тем, что мой отъезд откладывается еще на пару месяцев – вроде бы подходит срок получения Гринки. Уже терплю больше двух лет.
        Два дня работал один: босс полностью отдал мне объект, и уже не почасовая оплата, а по договору (вернее, он назвал сумму – мне в данной ситуации остается только соглашаться: ведь столько времени здесь не мог найти работу). Да и в сравнении с тем, что пришлось мне выдержать в Н-Й – намного легче.
        Сообщил уже друзьям о перенесении отъезда. Дают добро, зарабатывай и приезжай. Срок нашей разлуки вызывает мысли: что ждет меня? Как встретят? Какими они стали за это время, трудное, кошмарное в нашем отечестве, где жизнь с каждым днем ухудшается, не только материально – главное духовно. Не жизнь, а выживание. Пахан распоясался окончательно, и даже иракские события его ничему не научили. Но…это видимость…от страха – борзеет. Идет, идет освобождение! 
29АПР.  Дождался! Пришло сообщение о мой Гринке – свободен! Можно собираться домой. И, как всегда, именно теперь есть много работы (сколько месяцев я мечтал о ней!). А есть работа – есть надежда обеспечить себя на несколько лет той жизнью, которую я наметил себя, подводя итоги прожитого. А как отговаривают меня самые родные мои – родственники: что тебе еще надо?  Все у тебя сейчас есть: квартира, работа, машина, возможность жить свободным в этой богатой стране, где высокий уровень жизни, куда рвутся люди со всего света, есть надежда на будущее.  Никто из них меня не понимает. И уже давно не пытаюсь объяснить. Всем нужно сегодня и сейчас. Хлеба и зрелищ. Но нет человека без любимого дела, которому он служит всем своим сердцем. Дело такого человека всегда больше его жизни. Неважно чем он занимается: пишет симфонии или коллекционирует марки.
        Не знаю ценности того, что я делаю вот уже на протяжении больше половины своей жизни. Да и не надо мне этого знать. Но это моя жизнь, мой стержень, на который нанизывается все общение с миром – и это стало моим органическим состоянием. Лишится этого – значит оборвать свою жизнь. Будет существование во времени, оставшегося мне в этом мире. Да, можно зарабатывать, путешествовать и прочие животные состояния. Но жить нельзя. Ведь все эти больше двух лет в заточении помогло мне пережить то (не сойти с ума), что я привез свои рукописи, сделал огромную работу (этого бы не сделал дома). Многое прочувствовал и осознал и знаю: не будет стыдно за прожитые с этим делом годы.
        Знаю точно: я не писатель. Я слишком люблю живую действенную жизнь, нахожу радость и терпение в любой работе, которую мне приходится делать. А чего только я не делал в своей жизни, начиная с юности: был токарем и слесарем, рабочим экспедиции, шабашил – строил дома и дороги, преподавал, был спецкором газеты, воспитателем и лектором, такелажником и уборщиком, можно и еще и еще перечислять. И всегда в конце работы чувство радости: я смог, я выдержал, я сделал. Мне хорошо.
        Литература – это однажды и навсегда. Она – состояние души. А все, что я сделал кроме нее – это копилка моих чувств, мыслей, опыта, знаний – они обильно питали меня в моей литературной работе. Я мог брать героем повествования любого человека по профессии – и “великий бог деталей” был дружен со мной.
       В дневниках (это с 18 лет) я осмысливал прожитое время день за днем – и это научило меня осознавать сделанное и планировать на будущее. Поэтому я так ценю время и (пофантазирую!) если бы мне было отпущено еще сто лет – знал бы, что буду делать и через год, и через десять лет, и через пятьдесят.  Могу смело сказать: я подготовил сознательную почву для дальнейшей жизни. А ведь большинство людей живут лишь днем сегодняшним. Они не планируют (конкретно) даже день следующий. Вот в этом и есть главное различие между людьми. Я не говорю о том, кто лучше или хуже. Но, пожалуй, тот, кто знает, что будет делать завтра и через десять лет – это и есть личность. Как там у Гегеля? Даже преступная мысль злодея величественнее и возвышенней всех чудес неба, а свобода – есть ничто иное, как утверждение самого себя.
       Знаю одно: если Бог даст мне еще время (а силы и терпения у меня достанет), то он доверяет мне и верит, что я могу и должен быть в работе и умею делать ее.
    1 МАЯ. Читаю Бродского – восхищаюсь.  И не завидую (хотя мы с ним ровесники). То, что он делал и как сделал в литературе – это и есть талант от Бога. Пушкин: мало нас, избранных. 
     Все разумно устроено в природе: должен быть соответствующий процент всякого и разного в мире. Это и есть судьба, твое предназначение. Все это я понял уже давно. Но всегда делал над собой усилие для того, чтобы хоть немножко подняться над тем, что дано мне от природы. И учился, работал над собой – но, видимо, не в полную силу. Значит, и это мне было дано: не смог преодолеть каких-то обстоятельств жизни – значит, не получил того, чтобы еще мог (мог?) в своем развитии. Да, судьба, да обстоятельства, да мое отношение к жизни и к людям мне близким – если я не мог себе позволить переступить через это, значит мое отношение к ним, моя связь с ними были во мне сильнее того, что делал и хотел делать. И пусть это не утешение, но это реальность, которую, при всей моей осознанности - не изменить.   
5 МАЯ. Надеюсь, приближается желанный час возвращения домой. Осталось съездить в Мемфис – поставить печать в паспорте и взять билет. Сумму на несколько лет жизни заработал. Пожалуй, это моя одна из труднейших шабашек. И дело даже не в возрасте, а та атмосфера, в которой приходится работать: одиночество. Однообразие, тупой физический самый грязный часто труд и незнание языка.
        Порой кажется, что эти несколько лет иссушили мои мозги настолько, что, главное, теряется вера в то, что смогу продолжить писать. Но верю: стоит попасть в круг моих близких друзей – и я очнусь. Но кто и как встретят меня дома. Да еще та атмосфера в моей стране, где уже столько лет люди живут в подавленном состоянии, ушли в себя, теряют надежду – в то время, как всюду в мире идет жизнь, и она движется, это особенно заметно здесь, семимильными шагами. Будет новый надлом - мне есть что сравнить, будут, знаю, новые тяжкие испытания. Надо просто уйти в свой мир, работать, общаться с близкими друзьями – свой микроклимат. Но то, что я хочу и предстоит мне – все это требует внешнего мира: он ответная реакция души - боль за свое отечество. Все, кто могут – уезжают, удирают. Я – возвращаюсь…   
         23 июля. Вот так складывается моя жизнь-противостояние: судьба испытывает по всем направлениям. Надо выдержать – рефреном отзывается моя душа на все сваливающиеся на меня испытания. И хочется верить, что я прав в своем выборе этого отрезка времени моей жизни. Есть, конечно, другие пути, которые советуют мне родственники и знакомые, но этого не принимает душа. А как все удобно было бы: по моему возрасту мне уже положено пособие, квартира - и государство будет заботиться обо мне, как с тысячами эмигрантами: тепло, сыто – сиди и пиши. Но – не смогу. Я не стою на распутье. Есть одна дорога, сознательно избранная мной, и я должен (обязан!) пройти ее так, как указывает мне моя звезда, которую открыл для себя на взлете своей души. Да, были уходы с этой тропы, были падения – и я видел, как тускнела моя звезда. Возвращение на свою тропу стоило многих усилий. Но я шел к ней и говорил себе: виноват ты сам. Только одна смерть может остановить от выстраданной всей моей жизнью святой истины. Она – моя. Переписка с друзьями помогает поддерживать во мне творческий дух: несмотря на весь маразм нашего болота, что-то активно делают - они на своей земле, своей почве…
         А, может, это я сам себе дал такую ошибочную установку: мол, здесь, вдали от дома – не смогу сделать ничего стоящего. Но ведь многие так живут и творят. Но между нами есть существенная разница: они уехали и сожгли за собой мосты. Я же точно поставил цель своего временного вынужденного пребывания здесь. В том, что мне приходится читать из эмигрантской литературы, чувствуются оторванные корни: терзает и мучит их не забота о почве, на которой они взросли, а боль (и прочие эмоции), которые гложут их души в связи с тем, что они оторвались от родной земли. Конечно, это тоже серьезная тема для творчества. Но она – последствия. Причина же, сама почва, на которой ты родился и вырос, но не ставишь главный вопрос жизни: почему ты должен был покинуть ее – единственное место в мире, с которым связан органически, и почему сам не смог сделать так, чтобы эта почва была благодатной для тебя, души, творчества на всю жизнь. Она дана изначально, ты должен быть ее хозяином. И если не случился на ней благодатный климат – ты виновник.
         Написал и подумал невольно: все это идеализм, из области фантастики или тайное откровения человека к событиям жизни и к самому себе в их свете. Но это неоспоримо, если мы будем смотреть (и видеть!) жизнь в ее развитии - культуры духа. Главный, высший смысл жизни в гармоническом слиянии человека и общества с божественной гармонией природы. Это возможно лишь в том случае, если человек самосовершенствуется и ищет виноватых не во вне, а в самом себе. Познание мира начинается и продлевается лишь в процессе погружения человека в себя: каждый из нас есть вместилище этого бесконечного мира, и каков он будет у нас – таков мир будет вокруг нас. Но если ты всю жизнь докапывался до истины, нашел ее и осознал, не думай, что она и есть истина, и не спеши насаждать ее даже с самой благородной целью. И пусть тебе было дано прожить две жизни, ты сам бы опроверг ее: истина – это понятие времени и обстоятельств, она лишь знаковая точка в определенном отрезке жизни каждого из нас...         
    Для меня жизнь там, на моей родине, с которой столько много связано трагического, выстраданного, осмысленного – все это сделало меня таким, кто я есть и что описывал, страдая вместе с моим несчастным народом на моей родной земле. И друзья, и природа, и могилы – это уже раз и навсегда даны в моей памяти, и этим буду жить всегда. Хочу быть похороненным там, где погиб мой отец, защищая нашу родину - пусть это будет последней смертью рода моего на нашей горькой страдательной земле.
       Со мной работали два тридцатилетних коренных американца, Джон и Крис. 9 мая я предложил им выпить за День победы. Они не знают этого праздника, правда, что-то слышали про Великую мировую вторую войну, но не понимают, отчего это Америка была союзницей с Россией, которая до 1941 года была союзницей с Германией.               
                42
5 августа. Закончил работу: поменял обшивку трехэтажного особняка: обдирал доски, строгал новые, прибивал, красил, убрал территорию. Пол остался доволен моей работой, выдал еще и премиальные, дружески улыбаясь и пожимая мне руку на прощанье, внимательно вглядываясь в меня, спросил:
- Ты кто?
- Человек, - уже привычно ответил я на этот вопрос, но, инстинктивно понимая, что его интересует, четко произнес: - Еврей.
- Нет, нет! - как-то растерянно взрывчато перебил он. -  Я – протестант, - постучал себя в грудь, - значит, ты иудей.
- Выходит так, - сдержанно улыбнулся я.
- Я итальянец, но родился в Америке. Это моя родина. У нас нет разделения людей по национальности. Есть одно различие: какой веры человек. А каждая вера – это свой путь к Единому для всех нашему создателю жизни на земле. Но только все вместе на мирном пути к нему мы построим такую жизнь, какую он задумал, когда создавал наш прекрасный мир и подарил его человеку. И в нем есть место каждому его созданию. Ты человек, и я человек – значит, мы с тобой дети его, кровные братья, - он порывисто обнял меня и поцеловал.       
…Был в Белорусском консульстве – поставил отметку в паспорте. Сказал, что еду назад в Беларусь. Сразу вопрос: «У вас есть гринкарта?» – «Нет».  Тут же четкий совет: «Без нее ни в коем случае - потеряете возможность приехать сюда!» Так теперь все рассуждают. И никто меня не понимает. Собственно, кому это объяснишь, если все просто заражены одним – вырваться из нашего пекла.
                43
            В Нью–Йорке Бог услышал мое давнее и тайнее желание. Я наугад открыл телефонную книгу и увидел его фамилию. Когда-то он пошутил: «Одна из провинций Испании названа моим именем – видимо, я потомок испанских грандов». Я позвонил, не веря чуду. Когда услыхал его незабытый голос – слезы навернулись на глаза: друг возвращался из небытия. Я ждал его в районе Манхеттена, где обитают художники. Расставаясь тридцать лет назад, мы оба были уверены, что навсегда. Он сам сказал мне на прощанье: «Писать не буду – не хочу усложнять тебе жизнь. Я сделал окончательный выбор, а тебе жить в этой стране – и пусть у КГБ будет меньше работы…» Уезжал не просто друг, а человек, который был для многих из нас учителем – эталоном художественного вкуса. Общительный, вольнолюбивый, умудрявшийся сохранить в наших тоталитарных условиях независимость, свободу мышления, свой образ жизни. Это был талантливый художник, скульптор, поэт. Власти травили его за человеческое желание жить свободно по законам совести и своего таланта – в милиции он состоял на учете, как тунеядец. Вечно голодный, нищий, жил в подвале – мастерской, плата за помещение – бесплатно вел кружек по изоискусству у детей. Мы прозвали его «Наш Пиросмани» - такой и была его жизнь в нашем отечестве. Из-под его пера, кисти и резца выходили прекрасные работы: стихи, картины, скульптуры. Но ничего из этого он не мог, ни выставить, ни продать. Знатоки искусства скупали у него все за бесценок, многое он сам раздаривал. Когда однажды в его мастерскую залезли воры и украли несколько картин и старый приемник, он с веселой усмешкой сказал: «Меня уже воруют – значит признали. Жаль приемника». Подрабатывал он на хлеб, краски, штаны случайными приработками, то художником на заводе, то вахтером. На одном месте не мог долго удержаться: когда на него нападало вдохновение, забывал обо всем на свете. Запирался у себя в подвале и сутками не выходил, пока не закончит свой труд.
                Появлялся всегда голодный, худой, с воспаленными глазами, читал нам свои стихи, рассказы и приглашал смотреть новые картины или скульптуры. Мы, как могли, подкармливали его со своих скудных заработков: охотно ходил к нам в гости – и этим, хоть раз в день, утолял голод. Он любил родину, ее историю и культуру, обладал энциклопедическими знаниями. Его обостренному художественному вкусу и необузданной фантазии было тесно и душно в рамках нашей низведенной до примитива жизни, где все должны быть равными в нищете духа. Он не мог с этим смириться. Лишь однажды ему позволили выставить одну из его картин на городской выставке. Называлась она «Земля и небо». До горизонта простиралась колышущаяся пшеница – в ее изгибах под ветром проявлялась обнаженная фигура юноши, смотрящего в небо. На нем плыли облака, образуя фигуру девушки. Это полотно резко выделялось среди других картин соцреализма – и ее со скандалом сняли.
            Перед отъездом он впервые в жизни взял заказные оформительские работы, чтобы заработать себе на дорогу. На прощанье подарил мне стихотворение:

             …во дворах жгут осенние листья.
  Горький дым, сладкий дым, горький дым. Наплутал я в погоне за счастьем.
                Наплутал. Заблудился. Аминь.               
За все эти годы о нем ходили разные слухи, даже самые страшные. Домой он почти не писал: для родных с юности был «отрезанным ломтем», хотя до разрыва все они им гордились. Окончил школу с золотой медалью, в университете получал повышенную стипендию … и вдруг на третьем курсе бросил все и уехал в Казахстан строить железную дорогу, поддавшись, как и многие, призыву испытать себя в трудовых подвигах – очередная «великая стройка коммунизма» требовала бесплатной рабочей силы. Подвига не состоялась. Он раньше многих понял всегосударственный обман молодежи: десятки тысяч изломанных судеб оставляли они после себя.
Прошла очередная оттепель – опять надолго сковывалась заморозками страна – начался очередной разгул «построения развитого социализма». Наш бронепоезд стоял на запасном пути, пытаясь шумом создать иллюзию движения. Обострилась «охота за ведьмами» – травля любой здоровой мысли: партийные функционеры, воодушевленные своей победой над идеями 20 съезда, подняли на щит «взметнувшиеся на должную высоту» усы «вождя всех народов» - густые брови автора «Малой земли». Мир со страхом взирал на очередной разгул мракобесия в «империи зла», и открывал свои двери, спасая из нее, превращенной в террариум, тех, кто не успел попасть в лагеря, тюрьмы, психушки – каждого, неугодного властям.
Надрываясь до хрипоты, пытался пробиться к людской совести Высоцкий, не давал окостенеть нашим душам Галич, гремел набатом голос Солженицына, глаза честных людей были устремлены на город Горький, где томилась в ссылке честь страны – Сахаров. Увеличивался тираж самиздатовской литературы – причина падения тиражей официальной прессы. По ночам слух людей припадал к приемникам, вслушиваясь в передачи «Голоса Свободы». Страна захлебывалась в политических анекдотах: чтобы обезопасить себя от сексотов, все они начинались с одной фразы: «Одна сволочь рассказывала…» Обрушился очередной экономический кризис. Одними обещаниями «развитого социализма» народ не прокормишь – и началась торговля людьми: в обмен на выпуск людей из страны западные государства подписали договоры о поставке самых необходимых продуктов, даже хлеба, житницей которого в мире всегда была Россия. Поток эмигрантов определялся тем, каков был экономический кризис в стране. Брежнев, играя в демократа, подписал Хельсинское соглашение о правах человека, а наши дипломаты, сглаживая опрометчивость своего дряхлеющего кормчего, дудели на весь мир: «Решение всех вопросов прав личности является внутренней компетенцией самого государства!» Страна погрязла в коррупции, взятках, мафии, преступности. И чем страшнее складывалась жизнь в стране – тем возвышенней и велеричавей освещались события в официальной прессе.
На горизонте подступал к своему свершению год 80 – обещанный срок построения коммунизма. И хотя всем было ясно, что этого никогда не будет, на всех видных местах в городах и селах пестрели поблекшие лозунги: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Автор этого лозунга, очередной «кремлевский мечтатель» скончался под бдительной охраной своего преемника, которого он сам приблизил к себе настолько близко, что «благодарный» послушник сумел прикончить своего благодетеля, и, охаяв на весь свет, снисходительно позволил похоронить его на Новодевичьем кладбище. Кремлевское кладбище на Красной площади теперь стало его личной вотчиной: на нем готовились места для тех, кто помог ему придти к власти. Анекдот: Звонит женщина: «Леонид Ильич, помните, мы спали вместе с вами?» - «Тише, жена услышит. Где мы спали?» - «На 25 съезде».
Да, страна напоминала спящую обломовщину. Но не храп потрясал страну, а разгульный бесшабашный смех – люди открыто смеялись над указами, постановлениями, приказами, отказами…наступил последний этап терпения. Древняя легенда гласит. Вождь воинственного племени, захватывая очередную территорию, обкладывал ее народ налогами. Через некоторое время отправлял посыльного узнать, как там. «Плачут» - докладывал посыльный - «Добавить налоги». «Молчат» - «Добавить». «Смеются» - «Оставить» - заключал вождь.
Народ наш уже хохотал в полный голос, но командно - административная система под руководством своего одряхлевшего правителя не вняла совету древнего вождя. Тому были причины: в стране было запрещено изучать настоящую историю человечества – все были обязаны штудировать «великую трилогию нового кормчего». А он с нетерпением ждал получить высшую регалию в стране – генералиссимуса. Его китель, увешенный наградами, уже не вмещал их – 48 килограмм веса. Когда на экране телевизора неделю не появлялось лицо его владельца, в народе шутили: «Лежит в хирургическом отделении – будут расширять грудь».
Поколения менялись: «пятидесятники», «шестидесятники», «семидесятники» - мы переставали быть людьми, исчезали личности и имена – всякому явлению находилось обобщающее название – кличка. Все, что было связано с интеллектом в стране – преследовалось. «Что с нами происходит?» - долетел до народа голос «деревенщика» Шукшина. Обессиленный народ мучительно размышлял: «Что станет с детьми?»
И, быть может, своим великим терпением мы дождались перемен – так Индия по замыслу Ганди спаслась от английского владычества. Но те, кто считает режим насильственного вталкивания народа в обещанный ими рай, не поступятся своими принципами, даже если на этом кровавом пути погибнет все человечество. Многие из наших соотечественников не дождались нового времени: преодолев унижение, ужасы геноцида, вырвались из страны. Но все мы, кто остался, встретили это новое время с изломанными душами.
С такими мыслями стоял я на шумной Нью-Йоркской улице и с нетерпением ждал встречи с тем, кто, преодолев все мерзости нашей жизни, уехал по спасительной визе…Я узнал его издали. Та же стремительная походка и небрежно расстегнутая рубашка, но когда-то широкая борода стала клинообразной. Глаза, всегда искрящиеся вдохновенным светом, блестели, но этот свет почему-то не притягивал, не грел.
- Что будешь пить? – спросил он.
- Что и на родине, - улыбнулся я.
- Чернила здесь не продают, - ехидно усмехнулся он.
Я ожидал потока вопросов, восторгов, а он выдернул руку, заскочил в ближайший магазин и вернулся с плоской бутылкой «Смирновской» водки, бросил мне «Пошли!» и зашагал, не оглядываясь. Я растерянно шел за ним, и все вопросы за эти долгие годы разлуки смешались в один тяжелый: «Что с ним?» Ошеломленный такой встречей, не помню, что он говорил и что я отвечал, и лишь как-то интуитивно отмечал, что с каждым поворотом улицы становятся все уже, темнее и грязнее. И только в маленьких магазинах ярко светились витрины, и прилавки ломились от товаров. Около дверей бара стоял, сложив руки на груди и сверкая амуницией, огромный негр – полицейский. Ефим посмотрел на него с опаской и обошел – так он обходил милиционеров на наших улицах.         
Наконец, мы вошли в старый обшарпанный дом. В дверях он, заискивающе улыбнувшись, сказал швейцару, что с ним гость из России. Тот лениво взглянул на него, бросил «О, кей!» - и вновь уткнулся в телевизор. В тесном дрожащем лифте мы поднялись на двенадцатый этаж и оказались в узком коридоре с множеством дверей. Вдоль стен висели живописные работы. Я не узнал в них ни стиль, ни манеру письма, ни сюжеты и спросил удивленно:
- Неужели это твои?
- Это выбросили на свалку картины одного самоубийцы. Я подобрал их – зачем грунтовать холст и тратиться на рамы, - как-то мимоходом заметил он, открывая дверь своей квартиры. – Извини, я недавно заселился…
В комнате царил беспорядок. Мы уселись на матрас, лежащий на полу. Ефим открыл бутылку, разлил водку по немытым стаканам и сказал:
- За встречу! Поехали!
Я искал глазами среди нагроможденных вещей его картины и спросил:
- У тебя есть мастерская?
- Пока нет, - равнодушно ответил он, выпил залпом и вновь наполнил стаканы.               
Я все пытался втянуть его в разговор, вызвать воспоминания о родине, называл имена знакомых и улицы нашего города. Он что-то бормотал в ответ, пожимая плечами. И вдруг вскочил, и начал надрывно говорить:
- С голоду здесь не подохнешь. Не дадут подохнуть! Америка – скатерть самобранка: все для живота. Здесь можно подохнуть только от духовной тоски. Но ей это не грозит, как и большинству ее граждан. Нью-Йорк – это страшный город, но и великий. Лучшие музеи мира, множество театров, но все это не интересует большинство его жителей. Все для туристов: те, кто распоряжаются этим богатством, делают на нем бизнес. Все продается. И меня они хотели купить. Но у них это не выйдет! – прокричал он в разбитое окно, угрожая кулаком бесконечным крышам, темнеющим в вечернем небе. Залпом выпил и продолжил говорить таким знакомым мне бархатным голосом: - Только у нас, в России, есть дух. Больной, истерзанный, страждущий, но великий Дух. Здесь этого никому не понять! Не дано!
- Может, вернешься, - сказал я.
- Зачем, - тускло ответил он. – Там изломали мою душу. Здесь, изломанная, она никому не нужна. Все… время ушло. Мне 60 лет – время подводить итоги. «Заверчен я Нью–Йоркской круговертью. Здесь сладко пахнет жизнь. Здесь сладко пахнет смертью», - прочитал он отрешенным голосом и пояснил. – Ты думаешь, я ничего не сделал? Думаешь, я нищий?
Он вскочил, отбросил вещи на полу, поднял картину в простой деревянной раме и поставил передо мной.
- Смотри, она стоит миллион! Но я не продаю. Называется «Звезда, упавшая в чашку с молоком». Свою душу я не продал у себя на родине, а здесь, - он сумбурно заговорил, возбуждаясь и размахивая руками.
А я застыл пораженный: казалось, попал в мир Босха. В верхнем углу картины в матово-бордовую чашку с молоком вел след упавшей в нее звезды. Молоко разбрызгалось по всему пространству картины, и из него проступали лица людей, зверей и птиц. С правой стороны выступала из рамы веревочная лестница и растворялась в тревожном свете облаков. Все это напоминало Ноев ковчег, конец или начало нового мира. Краски горели каким-то божественным внутренним светом, и сквозь них проступала такая глубина, словно не было холста, и передо мной открылась Вселенная во всей своей непознаваемой и притягательной бездне.
Мы проговорили всю ночь. Фрагментарны и зыбки были его воспоминания о родине, о своей жизни в ней. Он удивлялся, что все хорошо помнят его, и недоумевал, когда я напамять цитировал его стихи. На какое-то время мне показалось, что он пробуждается, медленно возвращается к нашей прошлой жизни – и я начал узнавать его. Но все шло каким–то провалом, как-будто человек приходил в себя от контузии.
Утром я улетал. Прощаясь со мной в аэропорту Кеннеди, он сказал:
- Бог оборотился лицом к нашей родине. Ужасный эксперимент, кажется, заканчивается. Только великий народ способен выдержать такие нечеловеческие испытания и не сломиться. Я веру, что у нас наступит настоящая человеческая жизнь.
- Вот и возвращайся, - радостно подхватил я. – Ты больше других ратовал за то, что у нас начинает происходить сегодня.
Глаза его неожиданно вспыхнули тем изумительным светом, который всегда восхищал, когда он жил среди нас на родине «непризнанным гением».
- А как насчет «предателей родины»? – он горько усмехнулся, свет в глазах погас, и обреченно махнул рукой. – Нет, мне этого не простят.
- Кто? – спросил я.
- Родина… - Он помолчал и добавил. - А, впрочем, разве власти — это родина. Вампиры и сатрапы умирают. Но вечен смертный человек.
По причине абсурдных законов нашей жизни распадались дружеские связи, семьи, коллективы. Эти невосполнимые потери каждый из нас помнит не только в часы горести – они всегда с нами: память – неразрывная связь людей через время и пространство.
                44
Вспоминаю, осмысливаю, записываю - и гложет невольная мысль: не поверят мне, не поймут те, кто проживает на моей родине. Лучше самому раз увидеть и послушать, о чем здесь говорят люди, сидя с ними вечерами в уютных кафе и ресторанах, путешествовать в разные страны, как они это могут позволить себе, походить с ними по супермаркетам, заваленными товарами на любой вкус. Если вдруг чего–то не окажется, стоит сказать об этом, и сегодня же тебе доставят домой, и можешь этим пользоваться, а если не понравилась – сдать и примут, и вернут деньги, и еще извиняться перед тобой. Этим кстати пользуются многие наши эмигранты. А может ли представить себе наш человек, что его открытый почтовый ящик находится у дороги напротив дома, а посылки кладут прямо у дверей — никто чужой не прикоснется к ней. Если вам надо отправить письмо или посылку, кладете в свой почтовый ящик, поднимаете над ним красный флажок – ее возьмут, и доставят по месту назначения в кратчайший срок… Я посылаю письма друзьям, долго жду ответа – и почему у меня такая уверенность, что обязательно они пропадут на территории нашего суверенного болота?
Нашим несчастным пенсионерам, голосами которых пользуются надежно избранные ими же президенты, бывшие партийные функционеры и КГБешники, побывать бы в домах их ровесников здесь, в уютных со спецобслуживанием, бассейнами, игровыми комнатами, спецавтобусами для совместных увеселительных поездок, специальными стоянками для них в удобном месте, с привилегий первыми зайти в самолет, с приготовленными ими на свои похороны деньгами, которые они спокойно держат не в чулке, а в банке, который принесет им еще и дополнительный доход - они уверены, что правительство не национализирует их, не будут подвергнуты девальвации.               
                45
Свою забитость, отчужденность, инородность понимаешь, когда тебя представляют людям этой страны - они с извинительной улыбкой произносят: “А....рашен...” Это как клеймо: жалость, настороженность, растерянность и отчужденность. Ты словно осколок другой планеты, который пугает своим непредсказуемым падением несокрушимой силы на их землю. Но человеческое чувство преобладает в них: растерянность и жалость. А в душе твоей нагнетаются боль и стыд. И, чувствуешь, что они могут переродиться в ненависть к своей стране за то, что она сотворила с тобой. Но осознаешь, что и ты сам грешен вместе со всем своим народом, пусть никогда в жизни не позволял себе унижаться, просить, противостоял, как мог, поработителям своей свободы. Если власти не посадили тебя в тюрьму, не уничтожили – ты находил компромиссные решения выживать в этой системе – значит в том, что происходило со всеми нами, есть и твоя вина. И не может быть утешением то, что многие твои друзья – товарищи ради карьеры и выживания заигрывали с этой властью, зная о том, что происходит в стране преступного, не меньше тебя. Но все это было внутри твоего мира: твоя Свобода, которую, казалось тебе, ты не предал и что - то успел написать. Если бы ты писал так, как осознавал жизнь вокруг себя, сделал бы намного лучше, но внутренний цензор поглощал наши души — это было вбито в нас с детства. И здесь даже не столько страх, а выдрессированное сознание – идея, которой нас пичкали, была умопомрачительно красива и желанна: свобода, равенство, братство. А кровавые методы их осуществления не осознавались воспаленным умом. И вырос целый народ с больным сознанием. Теперь идет жестокая расплата за нетерпение обманутого сердца. Виновен. Я - виновен.  Но верю, что будет мне прощение перед смертью, потому что честно пытаюсь понять случившееся не только со мной - с моим народом, моей страной. 
Эмиграция помогла мне осознать многое не только о своей жизни в покинутой мной стране - родине, но и о судьбе рода моего. И красной волной проходила извечная боль моя: «Ты сам избрал евреев своим избранным народом – так за что, Господи?» Погрузившись в Библию, начал изучать истоки жизни его и продолжения в мире, разбросанного судьбой по всей земле.
И нашел ответ: «Если ты не будешь слушать гласа Господа Бога твоего, и не будешь стараться исполнить все заповеди Его и постановления Его, которые я заповедую тебе сегодня, то придут на тебя все проклятие сии и постигнут тебя». (Второзаконие 28:15)
И услышал я зов отца своего, который погиб в боях за родину нашу – души безвинно убиенных парят над могилами своими…