Накануне года Обезьяны Фоткин понял, что логическая связь его семьи с восточным календарём может быть утрачена.
До сих пор всё совпадало.
Жена была Овцой. Причем, по количеству шуб – отарой.
Тёща с неизменным успехом закрывала амбразуру целой эпохи с годами Змеи, Дракона, Крысы и Тигра. И это, если ей не перечили!.. Если перечили, её зверинца хватало на десятилетку.
Сын олицетворял собой два года: Лошади и Петуха. Петушиться он начинал, когда спрашивали об успехах в школе, и ржал, сидя перед телевизором. Причем, однажды Фоткин застал отпрыска ржущим у экрана, на котором светилась надпись «Сигнала нет».
Дочка подвизалась в годах Кролика и Собаки: сначала скакала по ночным клубам, потом огрызалась. За призывы Фоткиных-старших надеть юбку хотя бы на сантиметр длиннее, могла укусить.
Кошка была так раскормлена, что, не мяукнув, вписывалась в год Свиньи.
Для себя Фоткин без ложной скромности приватизировал год Быка.
- С рогами помочь? – интересовалась жена.
- Хвоста хватает! – отбрыкивался Фоткин.
Но в наступающем две тысячи шестнадцатом семейно-ежегодная гармония могла рухнуть: казалось, все домашние так давно произошли от обезьяны, что не имели с предком ничего общего.
И открывая дверь, Фоткин услышал, как из кухни донеслось:
- Наконец-то наш орангутанг явился!
Так Фоткин радостно осознал, что в очередной год семейство тоже впишется.