Ответ адмиралу
Был у нас радиометрист Гена Игнатьев. Среднего роста, широкоплечий парень с короткой толстой шеей и с красным лицом. Его рыжеватые, жёсткие волосы торчали, как иголки у свернувшегося ежа. И говорил он очень быстро. От этого его речь иногда казалась невнятной скороговоркой. Парень он был упрямый и норовистый, как его волосы.
Как-то у нас сыграли большой сбор, это было в апреле 1955 года, когда мы ещё проходили стажировку на лодках 613-го проекта. Выстроились мы поэкипажно, все проживающие в финских домиках. Это четыре экипажа. Начальство приехало с проверкой. Смотрим, с левого фланга идут к нашему строю. Впереди контр-адмирал, а за ним свита офицеров. Наш командир вышел им навстречу, отдал рапорт и пошёл вместе с ними вдоль нашего строя. Адмирал идёт медленно, разглядывая нас. Иногда останавливается, делает кому-либо замечание, которое офицеры свиты тут же записывают в блокноты. Я стоял рядом с Генкой. Адмирал подходит к нам. На меня он даже не обратил внимания, хотя моя причёска тоже не отличалась послушностью. Взор адмирала привлекла фигура Игнатьева. Представьте себя на месте этого адмирала. Стоит перед вами детина в морской форме, широкоплечий, с короткой шеей и красным лицом, да ещё нагло буравит вас своими упрямыми, серыми глазами и вот–вот боднёт вас волосами-иглами на крупной, круглой голове.
Адмирал постоял немного, молча разглядывая суровым начальственным взглядом это юное создание в тельняшке.
– Как фамилия? - Задал он вопрос.
– Игнатьев, - короткой очередью стреканул Генка.
Даже я, уже давно привыкший к его скороговорке, ничего не разобрал, а только догадался. Адмирал недовольно поднял брови, потребовал.
– Повторите.
Ну, Гена и повторил точно так же. Слово – как одна буква.
– Повторите внятно вашу фамилию, – уже резко потребовал адмирал.
Недолго думая, Гена схватил адмирала левой рукой за правое плечо, притянул к себе и, почти касаясь губами уха адмирала, заорал во всю мощь своих лёгких, растягивая по слогам свою фамилию.
– И-гна-тьев.
Адмирал отпрянул, как ошпаренный и быстро пошёл дальше вдоль нашей шеренги. У свиты отвисли челюсти, наш командир побледнел, крепко сжав губы, но все устремились за проверяющим. Замечания посыпались, как из рога изобилия, так, что свита не успевала записывать.
Наш старшина команды легонько толкнул Генку в бок, чтобы привлечь внимание. Тот вопросительно оглянулся на него.
– Ты что, совсем сдурел? - Зашипел старшина.
– А что он ко мне пристал? Если ни черта не слышит, то пусть уходит на пенсию, - упрямо прострочил Гена.
Комиссия ушла осматривать наши кубрики, где после такого «радушного гостеприимства» нашла массу мелких и мельчайших замечаний, не говоря уже о более значительных.
==============================================
ГАЗОВАЯ АТАКА. Рассказы старого моряка
Второй случай с Игнатьевым был в этих же финских домиках.
Генка, я и ещё один матрос были в этот день дневальными. Старшина – дежурный по команде – сидел в кубрике и заполнял вахтенный журнал, а Игнатьев с нарукавной повязкой стоял в прихожей у наружной двери.
Он был заядлый курильщик, но на посту курить запрещено. Гена мучается. Наконец он не выдерживает. Быстро заглянул в кубрик - старшина, уткнувшись в журнал, что-то пишет, выглянул на улицу – никого из начальства поблизости нет. Гена закурил, сделал пару глубоких затяжек и, блаженствуя, выпустил струю дыма в умывальник, дверь которого выходила в прихожую. Третий дневальный зачем-то пошёл на улицу, но вдруг с порога вернулся и, сказав Генке, что идёт командир с офицерами, скрылся в кубрике, сообщить дежурному по команде. При входе командира в помещение, дневальный должен подать команду «Смирно!» и представиться, а дежурный отдаёт рапорт.
Гена, полагая, что командир ещё далеко на улице, а до умывальника всего два шага, спокойно делает эти два шага, продолжая интенсивно затягиваться. Ведь только что закурил. Жалко же. Только он, затянувшись поглубже последний раз, бросил окурок, не входя в умывальник, как через порог шагнул командир. Генка, затаив дыхание, прыжком рванулся навстречу, вытянулся по стойке смирно, приложил руку к бескозырке и замер. Командир стоит, ждёт доклада, Генка стоит, ждёт, когда же этот тип уйдёт, потому что он, Генка, уже задыхается. Всегда красное его лицо становится малиново–синим, вены на шее вздуваются, глаза начинают белеть и расширяться, а щёки надуваться. Весь он напрягся и подрагивает, как котёл с перегретым паром, вот-вот взорвётся.
Не дождавшись доклада, командир повёл носом. Запах дыма ещё «висел» в воздухе, да и сам дым не успел рассеяться.
– Вы, что? Курите? – спросил он строго.
– Никак нет, товарищ командир, - радостно рявкнул Гена, с облегчением выпуская густое облако табачного дыма в лицо командиру.
Тот отшатнулся и уперся спиной в своих офицеров. В это время из кубрика выбежал старшина, вытянулся, бросил руку к бескозырке.
– Товарищ командир…
– Отставить! – пришёл в себя тот после Генкиной «газовой атаки».
Он был некурящий.
– Передайте старпому и запишите в вахтенный журнал: вам три наряда вне очереди, Игнатьеву – пять нарядов вне очереди.
Через день Генка драил умывальник и туалет, отрабатывал свою «награду» за удачную «газовую атаку» на командира.