Верхние Коридоры-Лабиринты Образины расходились на все четыре стороны: и пропадали во тьме.
Перекрестье четырёх дорог, где в данный момент оказались Годолюб с Непослушником, было достаточно ярко освещено разного рода канделябрами, бра и прочими светильниками, висевшими на стенах, а вот далее – всё как-то тускнело, таяло в сумраке. И нашим друзьям было совсем не ясно, в какую сторону им идти.
И они пошли, куда глаза глядят.
Коридор-Лабиринт, по которому они пошли, действительно, с каждым шагом становился всё тусклее, и в то же время – выглядел всё более старинным, древним: стены его покрывали трещины, с потолка свисала паутина и мох, капали капли.
Наконец, Годолюб с Непослушником подошли к потрескавшейся арке, на вершине которой зиял знак, похожий на иностранную букву «Г», а по своду арки зияли другие символы: и звезда перевёрнутая с козлиной мордочкой с бородкой внутри, и черепушка с костяшками, и глазик всевидящий, и угольник с циркулем, и иные чертёжные и слесарные инструменты.
У боковых столбиков арки стояли стражники, числом 8, с механическими руками и ногами, опираясь на секиры, и никого не пропускали.
«Мы пропускаем только тех, – сказали стражники, – у кого высокая родословная; а если у вас нет высокой родословной, но есть много-много денег, то вы можете внести большую сумму в кассу, – указали они на окошко кассы сбоку, в кирпичной кладке, – и вам там выдадут тогда документ о вашей высокой родословной, и вы сможете пройти. Вот у вас есть высокая родословная?» – спросили они Годолюба с Непослушником.
«Нет, – ответил Годолюб, – наверное…».
«Однако, – продолжил он, в свою очередь, обращаясь к стражникам, – а вот если бы у нас была высокая родословная, но не было соответствующих документов о её присутствии, то как бы вы проверили, есть ли она у нас или нет?»
«А в таком случае, – буркнули стражники, – мы бы проверили вас нашим особым прибором с ручкой», – показали они свой проверочный прибор, держа его за ручку.
«Ну тогда проверьте нас, на всякий случай»,– усмехнулся Годолюб.
Стражники сперва направили свой прибор на Годолюба – и прибор ничего особого не показал.
А вот когда стражники направили свой прибор на Непослушника – то прибор зашкалило, он замигал и заискрил.
Стражники, в страхе, перетрусили, упали на колени, потом ниц, а потом совсем ничком, – загремев механическими искусственными конечностями, – и так и остались валяться.
А Годолюб с Непослушником, удивлённые, прошествовали под аркой.
Не успев устать, Годолюб с Непослушником вскорости приблизились к прозрачному зданию, напоминающее собой что-то среднее промеж аптекой и винным ларьком, над входом в которое сверкала надпись: «Новый Эон».
При входе наших героев в здание, колокольчики на дверях зазвенели, а из-под прилавка проворно выскочил бойкий торговец, с блестящей лысиной и всклокоченной бородкой, и стал живенько предлагать свои товары:
«Вот, – предложил он, – на все случаи жизни, необходимая всем, новейшее средство: «карма-кола»; изумительный напиток, спасает от любого духовного пробуждения и всяких душевных терзаний и тоски».
«Здравствуйте, – поздоровался с торговцем Лесовод, – любопытное у вас заведение. Однако что-то я не вижу никаких других посетителей?»
«В нашем Духовном Супермаркете уже очень давно не бывало никаких случайных посетителей, – скороговоркой залепетал торговец, – уже много лет. Тут только сугубо выпускники нашего Высшего Училища отовариваются, обучающиеся на Кукловодов и Директоров Кукольных Театров, да их мудрые добрые наставники. Кстати, – добавил, столь же скороговоркой, он, – в нашем Высшем Училище сегодня вечером будет новый выпуск, и все выпускники скоро прибегут сюда отовариваться».
«А чем, вообще, вы тут торгуете?» – поинтересовался Годолюб
«Как это чем?! – изумился шустрый торговец. – У нас тут лучшие товары для души и духа, и прочие необходимые для Кукловодов, управляющих массами и стадами, аксессуары и инструменты! Вот, – указал он на разноцветные бутылочки на полочках, – смею предложить, настойка «богомудрия», вот – бальзам «человекомудрия», вот – коктейль «науковедения», а вот – ликёр «звёздоведения», а вот – отличнейшее самогонное «предание цифр», а вот – наливка «числоведения», а вот – игристое «лучезнание», а вот…».
«Хорошо, – прервал его Годолюб,–мы впервые на вашей чудной ярмарке, и, кстати, нет ли у вас снадобья Яра и Мары?; я, прошу прощения, весь свой век живу в лесу, на лоне природы, так сказать, и мне бы было небезынтересно, что-то из этой серии продегустировать; а лучше, вообще, просветите нас, для начала, вообще, по поводу этих чудесных напитков».
«О! – поднял вверх палец торговец, – эти дивные напитки, на выбор,в том числе и упомянутые вами снадобья, необходимо употреблять всякому, кто имеет честь проходить обучение в нашем Высшем Училище, имеет честь проходить по нашему Верхнему Коридору-Лабиринту. Но сперва, – поднял он ещё один палец вверх, – вам нужно начинать, раз уж вы тоже проходите по этому Лабиринту, с употребления слабоградусныхразновидностей этих напитков; у нас тут, как вы заметили наверное, все разновидности напитков содержат разную «градусность»; потому как если вы выпьете, без соответствующей подготовки, сразу более крепкий напиток, то можете сойти тут же с ума, ибо мир ваш перевернётся, вдруг, и даже вывернется наизнанку, а вы к этому не будете ещё готовы».
«А вы, – спросил Годолюб торговца, – сами какой градусности напиток пользуете?»
«Я… – смешался торговец,– мне… только пока напиток в 3° позволен».
«А кто, – продолжил вопрошать его Годолюб,–тут у вас пользует, в своём духовном опьянении, напитки более высокой крепости, градусности?»
«Наверное, наш товаровед», – промямлил торговец.
«Ну так проведите нас прямо к нему, – сказал Лесовод, – нам тут у него кое-что важное спросить нужно».
Торговец начал было отнекиваться: мол, ему нельзя, запрещено, без спросу и предупреждения входить, а уж тем более кого-то водить, к Товароведу, – однако побуждаемый тихим пританцовыванием Непослушника, повёл наших героев к Товароведу, вот уж и сам, пусть и довольно корявенько, пританцовывая.
Товаровед, в мантии и фартучке, вальяжно возлежал в кресле в роскошном, утыканном свечками, с клетчатыми чёрно-белыми полом и потолком, подсобном помещении, и потягивал из бутылочки лиловатого цвета эликсир, на этикетке коего значилось: «30°».
«Здравствуйте, – скромно сказал Годолюб Товароведу, – нам бы хотелось узнать вашу завораживающую Тайну и лицезреть ваше страшное и соблазнительное Чудо».
«А откуда вы о них знаете?! – поперхнувшись, подскочил Товаровед в своём роскошном мягком кресле. – О них никто не должен знать! Вам, яко профанам, не прошедшим полный курс обучения в нашем Высшем Лабиринте,вообще, положены лишь вот эти, – указал он на стоящие внизу рядком бутылки в ящиках,–низкопробные дурманящие напитки, вроде водок «Всеобщая» и «Правильная», почти безградусных, но весьма лихо вводящих «созданных для насмешки» людишек в сомнабулическое стадное состояние толпы; кстати, вот, особо рекомендую, сегодня весьма популярный, совершенно подавляющий личное мышление и сознание, первач – «Коленопреклонёнка», и вся аналогичная сивушная линейка – «Ницлежанка», «Раболеповка», хе-хе, чуть хлебнёшь – и сразу падаешь перед сильными мира сего, перед нами то бишь, на карачки; и вообще, впадаешь в полное беспросветное счастливое мракобесие».
«Да нам, пожалуй, всё это не нужно, – рассудил, прервав Товароведа, Лесовод, – мы, ведь, ведём сознательное, свободное существование, и потому нам очень нужно узнать вашу завораживающую Тайну и лицезреть ваше страшное и соблазнительное Чудо».
При этих его словах Товаровед как-то сразу весь сник и обмишурился.
«Да я сам, так сказать, – сумел всё же промямлить он, поёрзав в кресле, – их толком не знаю ещё».
И тут, надо сказать, он не соврал, хотя и делал вид, что якобы знает некую Тайну, но только, в действительности, делал такой вид, – как, впрочем, многие из людей, в нашей жизни.
«А кто это у вас тут знает? – спросил его Лесовод. – Кто-то же должен знать».
«Наверное, наш Директор», – скукожившись и смешавшись пробормотал Товаровед, очевидно, весьма боящийся этого своего Директора.
А вы его, Директора, вообще, видели когда-нибудь?» – спросил Товароведа Лесовод.
«Да особо никогда, – пролепетал вновь Товаровед. – Но я знаю, что он существует; и иногда даже слышал его зычный голос».
«А где он существует?» – ещё раз спросил его Годолюб.
«Вестимо где, – вновь смешался и скукожился Товаровед, – в директорской комнате, в дальнем конце подсобки. Но я туда, – добавил он, не попадая зуб на зуб, – никогда не заходил; там темно и страшно».
«Ну хорошо, – поблагодарил его Лесовод, – спасибо».
И они, Годолюб и Непослушник, оставив Товароведа и Торговца в подвешенном состоянии лёгкого ступора, направились к Директору.
И действительно, в дальнем тёмном углу подсобки они наткнулись на резную дверь, которая явно принадлежала Директору, но которую явно никто давно уже не открывал.
Однако Годолюб с Непослушником, предварительно вежливо постучавшись, разумеется, открыли эту дверь. И вошли в полумрачное помещение, напоминающее древний склеп.
Ну а там, в глубине склепа, в блуждающих огнях факелов и свечных бра, на соломенной циновке, действительно, сидел Директор, в особом директорском одеянии и головном уборе, и держал в руке бокальчик с тёмным янтарным крепким напитком: «33°», – значилось на его этикетке.
«Здравствуйте, – сказал Директору Годолюб, – мы бы хотели узнать…».
Однако Директор не дал договорить Годолюбу и стал громогласно и грозно кричать на вошедших, что, мол, они не имеют права сюда входить!, что, мол, вообще, кто они такие?!, и как, мол, они, вообще, сюда попали?!...
И далее в том же духе.
Так обычно поступают неумные люди, ставшие большими начальниками и полагающие, что ежели на людей, подчинённых, нижестоящих вот так громогласно и грозно орать, то те, подчинённые и нижестоящие, де станут крепче их слушаться, бояться и быстрее работать, и, вообще, станут всячески перед ними, начальниками, раболепствовать.
И действительно, зачастую, так оно и случается, – люди, подвластные, оказываются склонны терять, в таких случаях, личное достоинство и впадать в раболепство и пресмыкательство; однако отнюдь не всегда; и в данном случае мы как раз и столкнулись именно с подобным исключением из правил.
И Директор не смог подавить своим Авторитетом Годолюба с Непослушником.
«Прошу прощения, – спокойно спросил Годолюб хватающего воздух ртом,дабы вновь возвысить свой голос, Директора, – про ваше подавление Авторитетом нам всё понятно, но нам бы ещё хотелось узнать относительно вашей обвораживающей Тайны и страшного и соблазнительного Чуда».
«А откуда вы о них знаете? – задохнулся от неожиданного вопроса Директор. – О них никто не должен знать!».
«Да вот додумался как-то, – ответил Годолюб и огорошил Директора следующим вопросом. – А вы себя, вообще, нормально чувствуете? – и заприметив, что вид Директора совсем стал обескураженный, пояснил: – Т.е., вам не стыдно?»
У обмякшего Директора отвисла челюсть.
«Я вот что имею в виду, – пояснил далее Годолюб, – вы же ведь занимаетесь весьма скверным и мутным делом: как только у людей проклёвываются вечные вопросы о смысле жизни, о бессмертии, о первопричинах сущего, о правде, о добре и зле, то вы тут же – раз! – и глушите всё это в зародыше, заливая в глотку и уши этим несчастным людям ваше, простите, пойло, – отчего люди обращаются вами целенаправленно в гурт, в отару, в стадо и, в итоге, в «счастливый» человейник. Да зачастую вы вливаете эту вашу пошлую бормотуху в этих людей ещё даже до того, как что-то подобное в них проклюнулось, – чтобы ничего такого в них никогда не раскрылось...».
«Ну так вот, – продолжил спокойно Годолюб,–в чём ваша завораживающая Тайна и ваше страшное и соблазнительное Чудо? Да и, в конце концов, отведите меня к вашей Образине».
Обмякший Директор погляделся в мутное старинное зеркало на стане напротив, оправился, распрямился и, состроив вновь суровый вид, проговорил:
«Мне… – проговорил он, скривив рот, – нам… не бывает никогда стыдно; мы не знаем, что это такое; не должны знать; ибо в противном случае, я бы не был тут Директором; у нас, Директоров, либо с самого рождения нет никаких подобных слабостей, либо, если они были, то мы забываем их намертво; ибо в противном случае, не быть нам Директорами. Этому, кстати, учат ещё в самом начале наших Высших Училищ; это, можно сказать, первое наше правило…».
«Ну а для того, чтобы особо подняться по внутренней лестнице настоящего директорства,–продолжил, кривясь ухмылкой, Директор, – вам надо ещё пройти особые обряды, заключающиеся в глумлении нам тем, чему жалкие людишки поклоняются, а также – в совершении таких преступлений, о которых вы и себе признаться не сможете; а если вы не сможете всего этого сделать, не сумеете переступить через эту, так сказать, роковую черту, то никакими Директорами вы никогда не станете, а останетесь прозябать на нижних ступенях иерархии, не зная никакой настоящей Тайны…».
«А что касается Чуда, – скривился, далее, усмехнувшись, Директор, – то, вот, пожалуйста…».
Тут он хлопнул слегка в ладоши – и вся обстановка, вдруг, изменилась, и вместо обшарпанных стен древнего склепа вокруг воздвиглось ярко освещённая современная просторная, блестящая чешуёй убранства, зала, и весьма реалистичные сине-зелёные голограммы разнообразных ужасных существ витали в воздухе, – любой, впрочем, человек, наверное, тут же обманулся и принял эти видения за что-то настоящее, однако Годолюб, проведший значительную часть своей жизни в лесу, в общении с природой, а также обладающий проницательным личным умом, не дал себя провести; впрочем, и Непослушник не обманулся и совсем не испугался летающих драконов и иных фантастических разноцветных чудовищ.
«Ну а вот наша Тайна…»,–скривился в ухмылке на другую сторону Директор и поставил перед Годолюбом и Непослушником кубообразную разноцветную матрёшку.
И открыл первую верхнюю матрёшку, – за коей, разумеется, оказалась следующая, внутренняя, поменьше. – Далее Директор открыл вторую матрёшку, – и за ней оказалась ещё одна, ещё поменьше, третья.
«Мы, – прямо, без обиняков, произнёс Директор, – намерены сейчас хорошенько проредить население нашего человейника, всех этих марионеток и кукол, «созданных для насмешки»; они нам больше не нужны, наипаче в таком количестве, лишние рты и нахлебники; от них уже нет никакого толку, и как от рабов, и как если их использовать в виде «пушечного мяса»; ибо у нас уже есть множество механических роботов и, вообще, разных иных магических штучек; а также мы поставим всё это ненужное уже нам население под полный контроль, будем контролировать, посредством наших «умных» машин и иных магических вещиц, их каждый чих и шаг, и по мере надобности станем отключать их от жизни, от средств к существованию; да и вообще, прямо прикажем им самоликвидироваться, – и они это сделают по одному нашему щелчку пальцев; да мы уже иногда так начинаем щёлкать…».
Тут Директор открыл третью кубообразную матрёшку, – а за ней оказалась зияющая пустота, т.е. – ничего, – никакой четвёртой матрёшки под ней не обнаружилось.
И Директора вновь перекосило в ухмылке.
«Всё понятно, – изрёк ему спокойно Годолюб, – однако, как теперь насчёт Образины?»
«А к Образине вас смогут отвести жрецы-наставники нашего Высшего Училища – продолжая ухмыляться, произнёс Директор. –Но они вас к ней отведут, чтобы принести вас ей в жертву! Ха-ха-ха» – самодовольно затрясся Директор.
И тут, действительно, где-то за стенами послышался явственно какой-то шум.
«Это наши выпускники и их наставники галдят, – торжествующе кривил губу Директор, – они, вот, пришли в нашу лавку, чтобы отовариться необходимыми аксессуарами и инструментами, и хлебнуть наших чудодейственных напитков! И они сейчас вам, столь бесчинно проникшим сюда, оторвут голову и принесут в жертву нашей Образине!»
«Ладно, – вздохнул Годолюб, – придётся их отоварить».
И преспокойно, с Непослушником, держащим в руках медвежонка, направился из блестящей залы.
«Ах, да!...» – обернулся, на мгновение, будто что-то вспомнив, Лесовод , и – щёлкнул пальцами.
При этом щелчке, Директор, как заворожённый, поднялся, распрямился – и самоликвидировался: шагнул в проём окна напротив…
(продолжение следует)