Carmencita

Владимиръ Николаевъ
   
        Макс сидел на полу и всхлипами набирал в лёгкие побольше воздуха. Он, наконец, догадался, что его обманули, и никакой мамы в касе ("casa" - исп. дом) нет. Нижняя губа предательски задрожала, глаза наполнились влагой. Через мгновение вечернюю тишину расколол рёв:
       - А где мой мама-а-а-а?!!!
       - На Лысой Горе твоя мама!
       Вовка схватил сына в охапку и вытащил его на улочку. На свежем воздухе звук не так бил по нервам. "Свежий" воздух был далеко не свеж, напротив, липко-влажен и ещё очень горяч, потому что, солнце только недавно упало в океан. Русская деревня в пригороде Гаваны растворилась в тропической ночи полной звёзд и звуков. В тростнике вдоль ручья солировали цикады. Отец и сын побрели на звук.
       - Слышишь, как кузнечики играют?
       Это была хитрость - чтобы расслышать стрекотание надо было, как минимум, перестать орать. Макс на мгновение снизил обороты, но горечь обиды вновь захлестнула его маленькое тельце. Звук пошёл по нарастающей.
       - А где мо-о-O-Й...
       Старший вздохнул, взвалил мелкого кульком на плечо и, ускоряя шаг, пошёл - почти побежал - на Лысую Гору, откуда текла тягучая гитарная "драдануда" и в неверном свете мелькали многослойные ситцы юбок.
       - Посмотри, - протянул он руку к уже различимому на пригорке "шабашу",- смотри, твоя мать!
       Ребёнок приподнял голову, чтоб глотнуть воздуха для нового звукового захода, но, успев разглядеть сквозь слёзы, что его драгоценная мама в красных "трениках" жива, и при этом падает ниц и трясётся вместе с другими тётями, тут же уронил голову на отцово плечо и счастливо заснул.
      

       Официально всё это считалось самодеятельностью. В деревне объявилась пара, которая взбудоражила жён наших специалистов. Отоваривание продкарточек, готовка скудной еды , стирка-глажка, воспитание детей, непрерывная жара, а главное - невозможность вырваться из обнесённого проволокой мирка - всё это приводило молодых и здоровых русских женщин в состояние непрерывного тихого бешенства. Казалось, поднеси спичку...
       И вспыхивало, ох, как вспыхивало! Женщины лупили детей и дрались с мужьями, бились промеж себя на общей кухне, бросались в лихие романы с командированными, по договорённости менялись мужьями , убегали автостопом в Гавану, откуда их заблудившихся ночью привозили на мотоциклах статные дорожные полицейские. Мужчинам было легче - у них была работа, а в центре деревни пивнушка - "сербеска". Там хоть залейся: "уно пессо - дос сербесо" (один пессо - два пива)! Женщины втягивались и на равных пили местное сильно проглицериненное - чтоб не кисло по жаре - пиво.
       А тут новая пара взялась создать танцевальную труппу! При правильной организации предприятие сулило немалые дивиденды. Например, гастроли по совзагранучреждениям и трудовым коллективам, коих на Кубе тогда было немало. Это какая-никакая, но свобода передвижения. Да и потом - сцена! Овации - цветы - шампанское! Поклонники, наконец!

       Женское население забурлило. Вскоре, однако, стало понятно, что попасть в труппу непросто. Отбор проводился без кастинга и участия общественности. Иногда на вечеринке импозантный брюнет-хореограф шёпотом на ухо или в танце делал заманчивое предложение попробовать себя в кордебалете. Иногда и его жена, чернявая и бойкая,с вечной сигареткой, зайдя, например, за солью, могла спросить в лоб:
       - А ты чё не танцуешь?
       - Так, не зовут.
       - Ну, приходи.

       За пару месяцев подобралась труппа. Взяли и несколько мужичков на подтанцовку. Начались изнурительные ежедневные репетиции. По вечерам, накормив мужей и уложив детей, танцорки и в жару и в дождь мчались на крытую веранду на пригорке у школы, метко прозванную в народе "Лысой Горой". Зрелище при жидком свете свечей и карманных фонариков, под завывания кассетника сильно напоминало ведьминские пляски - прости, Господи!
       Общественность напряглась. Брошенные мужья с плачущими детьми бродили ночами по деревне. То одна, то другая танцорка время от времени прилюдно падала в обморок. Вывихи, растяжения, синяки - это не в счёт. Поползли слухи о ночных пьянках.
       Через три месяца сделали первый танец. После некоторых раздумий партком дал согласие на премьеру. Причина была веская - острая нехватка номеров художественной самодеятельности для праздничного концерта в День Революции.
       Принаряженная публика с детьми расселась в бетонной чаше клуба. На первом ряду степенно расположились наши и кубинские руководители - большинство в светлых креольских рубахах навыпуск или военной американизированной форме. Произнесли положенные поздравления с праздником и за дружбу, начался самодеятельный концерт.
       Девочка отыграла, спотыкаясь, на пианинке. Небритый дядя с женой душевно спели под гитару "Ой, да не вечер, да не ве-е-е-чер", введя кубинских товарищей в сильную грусть. Затем сеньора с цветком в смоляных волосах звонко объявила: "Карменсита!"
       Под бессмертную мелодию Бизе с противоположных сторон на сцену выскочили в огненнокрасных с чёрным платьях четыре гибкие Кармен и стали биться друг с другом не на жизнь, а на смерть - плотно сжатые губы на бледных лицах горели кровью, лишь изредка - после молниеносного выпада или взмаха веера - сцену озаряла победоносная улыбка. От такого зрелища зал притих. Перестали орать даже дети... Кураж и темперамент артисток были столь высоки, что зрители потом утверждали, будто по телу бегали мурашки - при здешней-то жаре!
       Таких аплодисментов эти стены не помнили с визита Команданте! Когда все нахлопались, на сцену легко запрыгнул толстый, совсем чёрный компаньеро и, приглашая рукой зал, сочным баритоном неожиданно запел: "Очьи чьёрные, очьи жгучие..." Народ подхватил в полный голос. С перепугу залаяли и разбежались спавшие в пыли собаки.
      

       Первый успех окрылил. За "Карменситой" были поставлены сиртаки, менуэт, кадриль, чарльстон и рок-н-ролл.
       Так и подобрался приличный репертуар. Нашлись портнихи. На единственной швейной машинке, а больше руками, шились концертные костюмы. В ход шло всё - оконные занавески, постельное бельё и покрывала, магазинный ситчик, завезённый ещё во времена карибского кризиса. Нашлись умельцы - танцевальную обувь тачали. К танцоркам прибились певицы - открылись шикарные голоса и фигуры!
      

       Начались гастрольные поездки по острову. Всюду зажигательное шоу имело бешенный успех. В русской диаспоре - по большей части мужской - стали говорить о какой-то приезжей труппе, будто бы из ленинградского мюзик-хола, которая перманентно гастролирует по Кубе, чтобы демонстрировать наши успехи в области "перестройки и гласности". Однажды торгпредские куркули после концерта, наполнив водой бассейн для артисток, выкатили к бортику два ящика жутко дефицитного "Советского Шампанского". Раздухарясь от "полусладкого", бизнесмены прыгали к плещущимся танцоркам и там конкретно предлагали руку и всё остальное. А уж корзин с цветами было на,дарено...
       Руководство с гордостью посчитало себя причастным к созданию передовой самодеятельности. Несколько раз всю труппу поощряли поездками к морю - под присмотром, конечно, опытных товарищей.
      

       Страдали только заброшенные мужья и дети. В некоторых семьях наметились бракоразводные процессы. Оценив вероятные риски, на гастроли стали брать и мужей - как бы осветителями и статистами, а реально - няньками при детях. Мужики, почуяв свою ущербность, пытались привычно "устаканить" всё пивом и ромом, но азарт творчества уже проник и в их незамутненные души. Проснулись доморощенные поэты и музыканты. После официальных концертов ,уже в деревне, устраивался чисто мужской "квартирник", где разыгрывались самопальные пьесы на злобу дня, часто в стихах и со слайдами. Апогеем мужского творческого реванша стала постановка филатовского "Федота - стрельца" под аккомпанемент песен Владимира Высоцкого прямо на сербеске, считай, центральной концертной площадке. Все роли, включая женские, исполнялись мужчинами. Особенно удалась тогда роль няньки - её исполнял крупный хохол в окладистых усах - он играл так вдохновенно, что усы только украсили образ.

       Чинная деревенская жизнь отчётливо приобретала новые горизонты. Неохваченные танцами женщины стали кучковаться по интересам. Появились кружки макраме и изучения языков. Ажиотажно скупались, прочитывались и бурно обсуждались, ещё недавно запрещенные книги - Булгаков! Бунин! Платонов! Всё подогревали газеты, привозимые морем с двухнедельным опозданием, и невероятные рассказы вернувшихся из отпуска.
       - Приедешь в Москву, Вован, - горячилась чуть выпившая танцорка, - сразу включай телик. Там экстрасенс Чумак воду заряжает. У меня с третьего раза бородавка на ноге прошла.
       Для наглядности она задрала на стол стройную ножку с действительно гладкой пяткой:
       - И грудь выросла! Муж пришёл, лёг и утонул!
      
       Что-то реально менялось. За отдалённостью от центра администрация "держала лицо" -внешне всё шло, как всегда. Однако, женщины, не прижатые партийной дисциплиной, неожиданно взбунтовались и на общем собрании потребовали создать наблюдательный совет при магазине, чтоб торговал сигаретами и мужскими рубашками по справедливости, пАнимаешь!
       Желая предупредить новый всплеск недовольства, руководство пошло на беспрецедентный шаг - выплачивать отъезжающим на родину заработанную валюту не "фантиками" Внешпосылторга, а налом, "зеленью"! Не всю, разумеется, и под письменное заявление о приобретении какой-то автомобильной хрени, но дали! Теперь специалист мог на свои кровные и пива попить в аэропорту подскока и в дьютике отовариться. Впрочем, каждый доллар был персонально расписан женой и конкретно спецу оставалось в аккурат на пиво.
      

       Жизнь портили мелочи. Например, без всякого урагана неделями стало пропадать электричество. Не уснуть без кондиционера в тропическую жару, обливаясь потом! А детям каково?! Местный электрик сперва отмахивался от возмущенных женщин: "Посибле маньяна!" (Возможно завтра), но потом не выдержав заявил, что электричества нет, потому что не пришли советские барки с мазутом и неизвестно, придут ли вообще.


       На традиционном празднике пива и самбы - ежегодном Большом карнавале к "советикам" подходили кубинцы и просили передать их новому вождю, что Остров Свободы не предавал и никогда не предаст идеалов Революции.
       - Что за херня там у вас творится?! - пытал Вовку, ухватив за шею здоровенной лапой, поддатый компаньеро с литровым кульком пива, из которого оба прихлёбывали поочерёдно.
       - Ты скажи Горбачёву, так не надо!
       Вовке и самому уже казалось, что "так не надо", но разъяснить сейчас кубинцу тонкости нашей перестройки он не мог. Ответно обняв амиго, он честно выдохнул:
       - Скажу!