[Из сборника "Pleasures: Women write erotica", ed. Lonnie Barbach. – London: Futura Publications, 1985]
" Women who love men who love horses"
Susan Block
(с) 1984 by Susan Block
(с) Перевод на русский язык - Юрий Циммерман, 2015
"Женщины, которые любят мужчин, которые любят лошадей" (Сьюзен Блок)
У нее не было ни времени, ни сил, чтобы обращать внимание на грубые соблазнительные улыбки и резкие черты других мужчин. Она была слишком занята, интервьюируя их, вынуждая рассказать свои самые потаённые, самые искренние, самые личные истории для того репортажа, который делала сейчас - про объявления о знакомствах. Да, разумеется, порой их заносило. После признаний о самых радостных или самых мучительных переживаниях, которые делаются такой молодой и такой привлекательной журналистке, как она, в предельно интимной обстановке бара или собственной спальни, они, разумеется, хотели бы с ней переспать. В конце концов, она же поимела все их секреты, а теперь им хотелось бы поиметь ее.
Но искушения не испытывала никогда. Для нее это были только объекты исследования, питательная среда для воображения, ничего больше. И когда каждый четверг вечером, в полночь, неважно из какого города, она звонила Дэвиду, то всегда могла с чистой совестью сказать: "Я по тебе соскучилась". А он никогда не спрашивал, "изменяла" ли она ему; подобные выражения у них были вообще не в ходу.
Сейчас она направлялась в следующий пункт своего маршрута – Нью-Хевен; городишко, где провела когда-то четыре самых безалаберных и полных случайными связями года. Таким и полагалось быть университету – пусть даже столь старому и чопорному, как Йельский.
Когда она добралась до своего отеля, оказалось, что ее ожидает сообщение. Оно было от одного из ее Нью-Хэвенских респондентов, чье объявление о знакомстве выглядело примерно так:
/// ЮЗМ[1] , атлетичный, привлекательный, наследник многомилионного состояния, хочет познакомится с кем-нибудь из Йельского университета, кому нравятся мужчины, которым нравятся лошади ///
Это было одним из тех объявлений, которые она называла "слишком-хорошими-чтобы-быть-правдой". Таких, в которых просто не может не оказаться какого-нибудь подвоха. Требование "йельского" было само по себе подозрительным: ее былая alma mater находилась на хорошем академическом счету, но сексуальной привлекательности не имела практически никакой. Опять-таки, "кто-нибудь из Йеля" могло подразумевать и мужчину, и женщину; о подробностях личной жизни не уточнялось.
Хотя та часть, в которой говорилось о лошадях, ее заинтриговала. В последний раз она ездила верхом в возрасте восьми лет, в зоопарке на пони, зато образы древних мифических кентавров – полу-мужчин, полу-лошадей – регулярно проносились табунами по ее снам, порой заставляя даже просыпаться среди ночи. Она вскакивала тогда и садилась в постели, уже готовая к старту, готовая умчаться вместе с ними – и разочарованная тем, что осталась брошенной позади. Она ждала этого интервью. Ей нужно было узнать, что такого нашел он в таких женщинах, которым нравятся такие мужчины, которым нравятся лошади.
"Мистер Аарон ван дер Так, - сказал служащий за приемной стойкой отеля, - позвонил в подтверждение вашего интервью в четверг, в полдень, в его поместье. Он спрашивает, можете ли вы брать интервью, сидя на лошади?"
"Разумеется, - услышала она свой собственный громкий ответ, - она может брать интервью в вертолетах, ваннах-джакузи; везде, где респондент пожелает".
По счастью, все пятеро интервьюируемых в среду встречались с ней в кафе отеля. К полуночи она была совершенно вымотана, переполненная до краев любовными историями других людей. Но безостановочное пам-пара-пам с дискотеки отеля, этажом выше, часами не давало уснуть; воображение рисовало пары в облегающих подобно коже костюмах – толкающиеся, трущиеся друг о друга, смеющиеся, флиртующие, и перемещающиеся потом в своем танце из холла вниз, в постели своих партнеров. Казалось, они вламывались к ней в номер, наваливались сверху и танцевали прямо на ней. Ее трясло от раздражения и страха, она даже встала и внимательно осмотрела дверной замок, досадуя, что долгие месяцы без Дэвида превратили ее в холодную наблюдательницу за чужими страстями, неспособную на собственные эротические ощущения и ужасающуюся при звуках чужих сексуальных игрищ. Она подавила свои страхи, представив Дэвида, который висел вниз головой в своих инверсионных ботинках, как он поступал каждый день после работы. Ей нравилось подходить к нему, когда он так висит, и обхватывать за пояс, пока он точно так же обхватывал ее, и зарываться носом ему между ног, а он тем временем вылизывал внутренности ее бедер.
Она накрылась подушкой с головой и чуть-чуть поплакала. Но совсем немножко. Она никогда не плакала помногу, когда оставалась одна.
А в четверг ряды яблонь унизывали сад подобно золотым браслетам. Это был его сад, родовые сады семейства ван дер Таков, и наследственное поместье семьи ван дер Таков, которое осталось у нее за спиной, когда она въехала в своем дешевом, взятом напрокат автомобиле,в семейные конюшни ван дер Таков, где ее ждал Аарон – и Алладин.
Аарон, празумеется, был совершено не ее тип: слишком молодой, слишком высокий, слишком мачо, с этими своими самонадеянными пламенеющими усами... Она предпочитала мужчин, похожих на себя – невысоких, чувствительных и утонченных. Таких, как Дэвид. Но, если рассуждать более объективно, находила его "привлекательным". Даже отчасти сексуальным - с этими длинными, бесконечными ногами, какие обожают показывать в рекламе мужских джинсов. Хотя его собственные джинсы к сшитым по авторской модели явно не относились – обе штанины были оборваны по колено, да и стоял он в них по щиколотку в конском навозе. Но что ее впечатлило, так это его глаза – ярко-зеленые, как свежие листья. Точь в точь как у Алана, ее брата.
Они представились друг другу. Он вытер свою руку о светло-коричневую рабочую рубаху, и они обменялись рукопожатием. Вдруг она поняла, что одета во все белое: белые брюки, белые спортивные туфли, и свитер цвета слоновой кости со спутанным ворсом – "как ангела власа златые". И задумавшись на миг, не переигрывает ли со своим образом недотроги, решительно нажала на клавишу магнитофона.
"Итак, почему вы решили разместить объявление о знакомстве?", спросила она. Это был первый вопрос, для разогрева.
"Ах, я даже и не знаю, - он распахнул дверь загона, и вороной конь неспешно выступил наружу. – Я, наверное, слишком стеснительный, чтобы просто вскочить в седло и оттуда разговаривать с женщиной, интеллигентной и красивой. Хотя сейчас же я с вами разговариваю, или нет?"
"Это другое, - напомнила она. – Это интервью."
"Совершенно верно, - ответил он, поглаживая коня по сверкающей шкуре. – Хорошо, но мы собирались сделать это интервью верхом на коне, или нет?"
"Да, конечно! – Этого-то она и боялась. – А где другая лошадь?"
"Алладин вполне может вынести нас обоих. Он молодой, но сильный".
"Как и вы?" – язвительно спросила она. Никак не ожидая, что он настолько покраснеет.
"Я буду скакать без седла, - продолжил он. - Алладину это тоже нравится. Вы ведь не возражаете, если седла не будет?"
Она пожала плечами. Всё это было ей незнакомо так или иначе. Хотя слово "неоседланный" вызывало в воображении родео и бесшабашных ковбоев на серебристо-серых скакунах, брыкающихся и кренящихся до тех пор, пока не скинут всадника оземь на жесткий пыльный грунт.
Но Аладин серым не был. Он был черным, с длинной белой полосой, спадающей от середины лба к ноздрям, которые раздувались, почуя человеческий запах. Его собственный запах был густым и сладким, непривычным для чуств и дурманящим. Стараясь удержать равновесие, она посмотрела жеребцу прямо в глаз, проблескивавший из-под челки. Этот глаз, огромный как кулачок младенца, глубокий и черный как сама земля, смотрел ей прямо в душу и словно говорил: "Держись за меня, малышка, и мы полетим!"
Хотела бы она взять интервью у этого огромного, загадочного зверя. Она мечтала бы расспросить его о тайнах того дикого необузданного духа, что проносился галопом сквозь ее сны бесчисленными ночами.
Аарон вытащил из сумки два больших красных яблока. "Вот, - сказал он, - вы отвлечете его этим, а я тем временем заведу в удила".
Отвлечь его? Она подумала, а не повертеть ли эти два фрукта в одной руке, как научил ее когда-то брат Алан. Но вряд ли этот простой трюк впечатлит такое исполненое глубины создание, как Алладин. Она протянула ему то яблоко, что побольше – давая посмотреть на него этим проникновенным глазом, - но и моргнуть не успела, как он схрумкал фрукт целиком прямо у нее с ладони. Рот жеребца превратился в пенистое месиво, он насквозь заляпал ее белые брюки, а Аарон даже еще и не успел принести свои удила. Она решила, что второе яблоко будет последним. Поворачивала его туда-сюда, держа фрукт так, что Алладин не мог до него дотянуться, и позволяя солнечному свету перекатываться по поверхности. Конь шагнул вперед. Она отступила назад. Он всхрапнул, сделал еще один шаг, побольше, а она протянула ему яблоко и тут же отдернула, прежде чем он смог откусить больше, чем один маленький кусочек. Он жевал и чавкал, ловя ее глаза своим: взгляд воина, вызов. Она спрятала яблоко за спиной и чуть вильнула бедрами, когда Алладин повел головой в ту сторону и потом, ну... радостно тихонько заржал. Она отступила еще на пару метров назад и, когда Алладин ее нагнал, достала из-за спины это надгрызенное яблоко. Он сожрал его с наслаждением, прошерстив своими мокрыми губами ей по ладони. Она хохотала и стряхивала мякоть со своих штанов, когда появился Аарон с удилами.
"О'кей, - сказал он. – А теперь отвлекай его яблоками".
Но отвлекать Алладина было уже не нужно. Он послушно принял удила, как воин принимает свой шлем, не сводя с нее глаза. Они забрались на коня и отправились в путь.
Они летели! Сначала они ехали шагом, потом рысью, легким галопом, а потом рванули вверх сквозь красно-золотые полосы, которые когда-то были деревьями – потому что они летели! По крайней мере, так она это чувствовала, будто бы. Она помнила это ощущение – когда перехватывает дух и словно сходишь с ума – по кабинкам "русских горок", которые срываются с высоты в крутые виражи и в брызги водопадов... И по сексу с Дэвидом в те необузданные, упоительные первые два месяца. Позже секс с Дэвидом стал уже не таким диким – он был нежным, любовным, приятным. Но не таким сумасшедшим, не таким безоглядным, для этого они уже слишком хорошо знали друг друга. Далеко за пределами тех изначальных, ошеломительных, срывающих звезды с небес марафонских забегов. Теперь они занимались сексом два раза в неделю, более или менее. Это был умиротворенный, комфортный секс "по-взрослому".
Но сейчас былое высокооктановое ощущение снова вернулось, верхом на неоседланной лошади, в падении, сквозь ветер, за сильной и гибкой спиной миллионера.
"Вам нравится галоп?" – прошептал он.
"Да, мне нравится галоп", - сказала она. Ее руки обхватили его за пояс. И ее ноги – бесстыжие, сжимающие бока Алладина, утопающие в мокром черном шелке лошадиной шкуры. Она погружалась в свой постоянно возвращающийся сон, пустившись вскачь на мифическом полу-человеке, полу-коне. Благороднейшее из созданий с ненасытнейшим из аппетитов.
Видел бы ее сейчас Дэвид. Она представила его себе свисающим с ветки яблони, вниз головой, и смотрящим на нее. Его глаза были голубыми и прозрачными, как два плавательных бассейна. Неизвестно, что им сейчас было видно, но она занервничала. И обхватила Аарона покрепче, ощущая его тепло сквозь мягкую фланелевую рубашку. Но ей было все равно, она летела сейчас сквозь пылающие огнем обручи.
"Так, пора переходить на рысь, - сказал он. – Чтобы вы могли задавать свои вопросы".
Красно-золотые струи замедлили свой бег, превращаясь обратно в деревья; приземление после сумасшедшего полета. Но ее сердце все еще неслось галопом, а бедра содрогались в электрических конвульсиях. Тормозить – это самое последнее, чего бы ей хотелось. А хотелось ей сейчас самой закусить удила и лететь. Но вместо этого она убрала с глаз влажные волосы и проверила магнитофон. Алладин тем пременем продолжал неуклонное цок-цок-цок, врезаясь своим жестким хребтом ей в копчик.
"Да-да, вопросы, - ответила она. – Итак... расскажите мне... о женщинах, которые любят мужчин, которые любят лошадей".
"Вы имеете в виду, чем мы с ними вместе занимались? – Он обернулся, нефритовые глаза полыхнули. – Но я никогда не рассказываю женщине о моем опыте с другими женщинами. Они слишком ревнивы. "
"Смотрите, - сказала она, - это моя работа. И у меня нет ни малейших оснований быть ревнивой. А что, есть?"
"Ах, да, ну в таком случае... Вот, например, на первое свидание я надел ковбойские сапоги и черные штаны в обтяжку. А больше - ничего. Она была очаровательна. Закат солнца застал нас скачущими в сады, а восход луны – возвращающимися обратно. Мы массировали друг друга и снимали друг с друга одежду, один предмет за другим. На ней были шелковые трусики цвета персика, с такими резинками, ну вы лучше меня знаете..."
И он продолжал больше часа, шепча ей на ухо жаркие истории о своих победах по объявлению о знакомстве, покуда крутилась пленка в магнитофоне, а Алладин рысил вперед, мягко вжимая ее лобок в ягодицы Аарона, ценой по миллиону долларов каждая.
Ее почти никогда не интересовало, сколько у мужчины денег. И Дэвида любила вовсе не за то, что тот платил за свой дом на пятьдесят долларов больше, чем она сама. Даже если мужчина платил за нее, пригласив на ланч, она ощущала легкий дискомфорт, словно оставалась ему что-то должна. Но мужчина с миллионами – унаследовавший миллионы – это было другое. Вот ему она могла позволить заплатить за себя без всяких задних мыслей.
"Хотите снова галопом?" – прошептал он, словно листья зашелестели.
"Да!" – Она зарылась лицом в сладкий мускусный запах его волос. На ушах у него были веснушки. Она представила себе, как целует их. Но не стала. Они уже набрали высоту и летели. А потом обратно.
Ее магнитофонная лента промоталась до самого конца. Ее одежда была в совершеннейшем беспорядке. Она посмотрела на Аарона, который разглядывал ее с противоположного конца дивана в своей "холостяцкой берлоге" – маленький гостевой домик на задворках поместья ван дер Таков. Ей было интересно, как могла его задница выдержать хребет Алладина. Может быть, у него там мозоли. Она не спрашивала. По крайней мере, её собственную задницу жгло как в аду. Он широко улыбнулся ей и стал играться с застежкой на своих джинсах. На спине у лошади он был ей гораздо ближе.
Все было почти хорошо. Она начала уставать от этой чувственной карусели и хотела теперь только получить салат или что-нибудь, прежде чем возвращаться в гостиницу и звонить Дэвиду.
Но он захотел показать ей свой фотоальбом. Придвинулся поближе и распахнул книгу на коленях у обоих. А там среди вороха семейных снимков обнаружилось фото Аарона в спортивных штанах и защитном шлеме, держащего в руках кубок: "Чемпион штата Коннектикут, 1978 - РЕСТЛИНГ". Она уставилась на картинку, которая тут же наложилась в памяти на другую: ее брат в таком же одеянии, с тем же самым ошарашенным выражением на лице и с таким же кубком: "Чемпион штата Пенсильвания, 1968 - РЕСТЛИНГ". Это было фантастическим совпадением, от которого в памяти начали всплывать все борцовские захваты, которым он ее учил – полунельсоны, хваты снизу, перевороты на спину – и по ночам, когда родители засыпали, они устраивали несколько раундов на ковре в гостиной. Спортивным состязанием там и не пахло: он был гораздо больше и всегда выигрывал. Но в этом была другая игра, их особый тайный ритуал, ночью и на двоих.
"Вам нравится рестлинг, - спросил Аарон. – Большинству женщин нет."
"Я ... – Мой брат тоже занимался рестлингом. Он меня научил – "
"Что, научил? – Аарон вскочил с кресла и опустился на колени посреди ковра, в стартовой позиции для рестлинга.
"Вот сейчас и посмотрим, чему он вас научил".
Она бросила взгляд вниз на лощеную мужскую фигуру, ожидавшую ее в стойке на руках и коленях. Он выглядел, как конь, ждущий, что она усядется на него и они тронутся в путь. Она хихикнула при этой мысли.
"Что, не готовы?" – сказал он, не двигаясь с места, таким же ободряющим игривым тоном, каким пользовался ее брат, если она пасовала перед вызовом. Она ощутила сквозь себя эту давнюю лихорадку братского вызова, которая подначивала ее снова вступить в эту игру. Она всегда знала, что ей не победить, но должна была играть, она любила этот ритуал, и она уже так давно в это не играла.
Она опустилась на ковер, обхватила его левое запястье своей левой рукой и обвила правой рукой его грудь. На мгновение ей показалось. что она держит Дэвида, но на смену этому пришло ощущение, что брат каким-то образом слился воедино с этим незнакомым молодым человеком, чье сердце колотилось сейчас ей в ладонь.
"О'кей", - прошептала она.
Она потянула его за запястье, а он вывернулся и толкнул ее, и двое сплелись в единый шевелящийся клубок удержаний и высвобождений. Она боролась на пределе сил, самоотверженно и исступленно, действительно пытаясь на этот раз одержать победу, сравнять их прежний счет с Аланом, который каждый раз брал над ней верх. Но ее сегодняшний противник не был ни джентльменом, ни шовинистом – настолько. чтобы "пусть уж женщина выиграет". Они катались по всей комнате до тех пор, пока она не оказалась лежащей плашмя на спине, а его длинные сильные пальцы не обхватили ее за плечи, снова пригвождая к ковру.
"Удержание", - признала она свой проигрыш, в глазах двоилось от пота. Она посмотрела ему в глаза, эти зеленые цветы превращались в глаза Алана, в глаза кентавра, который проносился сквозь ее сны на протяжении столь многих ночей.
"Блин, - хрипло проговорил он, - а вы ведь сильная".
Под таким благословением она размякла. Может быть, на этот раз она победила. Может быть, на самом деле она каждый раз побеждала. А может быть, это вообще не имело никакого значения; "проигрывать" на самом деле означает побеждать, если ты только знаешь, как правильно проигрывать, как превращать то, что ты получила, в то, чего ты хотела.
Его губы упали ей на лоб, тяжелые, напряженные, давящие, притягивающие ее разгоряченную кожу к его коже, и теперь уже схватку продолжили их языки. Ее воображение пронеслось галопом сквозь долгие годы и финишировало на ковре родительской гостиной, снова с Аланом, пока высвобождения и удержания рестлинга перетекали в увиливания и ласки. "Да," - прошептала она, глядя в изумрудные глаза своего брата, и увидела их отца, а потом его отца и дедушку. "Нет!", закричала она. Затряслать было в ярости, но не остановилась. Она хотела это сделать, она должна была это сделать, долететь до самой сердцевины запретного, узнать этот секрет, точно понять разницу между воображением и живым телом, между братом и сестрой внутри нее. Она целовала его долгими влажными поцелуями, от которых прожигало вены и плавились кости,
"Алан", - выстонала она.
"Нет, это Аарон".
Она открыла глаза и увидела красивого, молодого и зеленоглазого незнакомца. И расслабилась, вспомнив, где сейчас находится. Припомнив всех тех мужчин, с которыми доводилось бывать раньше, выскальзывая по очереди изо всего, что было на ней надето, словно распахивая одну за одной защитные двери тайных ходов. Обследовала все их бесконечные скаты и расселины; ее затапливали фонтаны Вечной Молодости и завоевывали конкистадоры Града Златого. Они распахивали врата в ее сокровенные глубины, раздувая огонь и удерживая своими руками раскрытой настежь, и она чувствовала, как сквозь нее вылетают в галопе дикие лошади. А потом они все тем же галопом влетают обратно, горячие и порывистые, врываются на полном скаку, заполняя ее мощью и силой. Образ брата промелькнул было, но тут же превратился в необузданного кентавра, который уносит ее выше луны, когда Аарон прошептал: "Выходи за меня. Я хочу на тебе жениться. Я хочу быть с тобой каждой ночью... как сейчас".
Они неслись вскачь на невидимых лошадях во внутреннем пространстве, невесомые, вне времён, влекомые вихрем сквозь темный туман.
Она проснулась, сама не зная, где находится, но отчетливо понимая, что хорошо бы наполнить чем-нибудь желудок, чтобы вернуться обратно на Землю. Встала и поджарила на гриле сэндвичи с сыром.
"Невероятно, - воскликнул Аарон. – Ты умеешь готовить! Теперь я просто обязан на тебе жениться."
Она улыбнулась, поражаясь тому, каким чужим и одновремено каким знакомым он может быть.
"Почему бы тебе не выйти за меня замуж? - настаивал он. – Я молодой. Я красивый. Я мультимиллионер. И я тебя люблю. Я могу с тобой разговаривать. Я могу сделать для тебя всё, и это не пустые обещания, потому что я могу позволить себе сделать для тебя все, что угодно".
Он стоял рядом с ней, вытянув руки, золотой Аполлон, гигантское древо, предлагая себя и все свои миллионы. У нее опять закружилась голова, образ Дэвида запрыгнул туда, словно чертик из табакерки. Вдруг она вспомнила, что это же вечер четверга! Та ночь, когда она звонит Дэвиду. Она посмотрела на Аарона, эту роскошную вывеску молодцеватого мужества, обнаженного и сверкающего от слившихся вместе его и ее пота.
"Могу я воспользоваться твоим телефоном?"
Его руки опустились, две падающих ветви. "Да, разумеется", - ответил он отворачиваясь.
Она медленно нажимала кнопки, пытаясь сообразить, рассказывать ли Дэвиду правду, как она всегда поступала, а если нет, то что сказать ему о том, откуда звонит, чтобы не солгать. От знакомых, из их дома? Или продолжая брать интервью? Это же абсолютная правда, не так ли?
"Алло".
"Дэвид?"
" Нет здесь никакого Дэвида. – Это был голос ее брата. – Вы ошиблись номером".
"Алан?"
"Да. А кто это?"
"Ммм... Твоя сестра".
"Что? А-а-а, привет. – Слушай, что случилось? Ты в порядке? Дэвид что, - "
"С Дэвидом все замечательно, Алан. Но я сейчас не с Дэвидом. Я... ну, в общем... занималась рестлингом."
"Рестлингом?"
"С чемпионом Коннектикута 1978 года".
"Настоящим рестлингом?"
"Самым что ни на есть".
"Ты победила?"
"О да! Да, я победила".
"Выиграла?"
"Что выиграла?"
"Ты понимаешь, что я имею в виду".
"Да, именно. Да, я выиграла".
"Вот, узнаю свою сестру".
"Ну хорошо, приятно было поговорить. – Ты понимаешь, это междугородний..."
"Да, само собой. Ну хорошо, приятно повеселиться"
"Да, обязательно. Пока?"
Она положила трубку, поражаясь своей ошибке, и рассмеялась, вытряхивая из головы посторонние образы и обнимая своего как-бы-жениха. Она слизала поджареный сыр с его губ. Облизала ему уши, засовывая язык поглубже, пока не услышала, как учащается его дыхание и твердеет то, что сейчас к ней прижималось. И они свалилсь на ковер, больно стукнувшись о телефон.
"Расскажи мне, - попросила она, - о женщинах, которым нравятся мужчины, которым нравятся лошади". Он широко раскрыл глаза, два вертящихся нефритовых волчка. Его голова упала меж ее ног, его язык двигался медленными сладострастными кругами, касаясь, пробуя на вкус, обильно увлажняя ее сад. А внутри нее, один внутри другого расцветали цветы – огромный букет невесты раскрывался, закрывался и раскрывался снова. Этот букет распушился в тысячу водных кувшинок, всплывающий в пруду под ним, их тела плыли теперь вместе, сочетаясь законным браком. Он продвинулся глубже, медленно кружась в свадебном танце, словно гарцующий конь. А потом она сама стала лошадью, гигантским Троянским Конем из легенды, и он обернулся пятидесятью мужчинами, всеми ее любовниками разом, входящими в нее, заполняющими ее до тех пор, пока она уже не смогла больше этого выдержать, и тогда они проломились сквозь стены Трои, взрывая удерживавшие ее старые опоры, предавая город огню, раскрывая ее древние тайны, высвобождая запретные ответы на ее давние вопросы.
Наутро она уже твердо знала, что это ее последнее интервью. Она поцеловала Аарона в лоб, безмолвно благодаря, пока тот спит, и пожелала ему успеха в поисках жены. А потом надела обратно свои далеко уже не белые теперь одежды и отправилась на розыски телефона, чтобы сообщить Дэвиду, что возвращается домой.
[1] Юго-Западный Мичиган (амер.)
____________
Предисловие составителя к сборнику рассказов "Pleasures": http://www.proza.ru/2006/09/14-107