- Ребятки, а давайте соберемся после трех – сказала 1-я голова.
- Какое-такое «после трех» - подумала Ева (так обычно между собой они называли 2-ю голову) - После каких трех и как мы соберемся, если мы всегда уже здесь, всегда сейчас и всегда неразлучны.
Такие глупые шутки-прибаутки уже начинали немного надоедать. Ева подозревала в этом 3-ю голову и не один раз уже просила ее:
– Змей, прекрати свои шуточки – толку, правду сказать, от этого не было никакого.
Часто он отшучивался – Да, я и сам не знаю, откуда мне что в голову приходит! Но только должен же я кому-то это высказывать… а кроме вас здесь никого нет – смеялся он.
- Ага… здесь-тресь! - вот опять! - Какое здесь? А где же еще, если везде только мы!
Эти шутки, словечки и оборотики, запутывали и из-за постоянного употребления входили в привычку так, что и сама Ева частенько ловила себя на том, что уже всерьез думает, что есть какое-то «здесь» или «мы» или что-то подобное.
Адам, а это, как вы уже догадались, была 1-я голова, представил себе тихую спокойную комнату, в которой они втроем сидят друг напротив друга и массивный стол с малахитовой столешницей. Да-да, с малахитовой – ему хотелось именно малахитовую. Так вот - он представил себе малахитовую столешницу, и большое черное мягкое кресло с удобным подголовником.
Сколько он себя помнил, ему всегда хотелось быть главным. Ева с Змеем подшучивали над ним – да-да, ну конечно ты у нас са-а-амый главный - единоличный руководитель нашего хвоста. Он и сам понимал, что желание это выглядит забавно, но сделать ничего не мог. Как впрочем и со странной склонностью постоянно, что-то придумывать новое и необычное.
Змей, оглядываясь, осторожно прошелся по комнате, мельком посмотрел в окно и опустил жалюзи.
- Жалюзи – повторила про себя Ева – Ну вот какие «жалюзи» к чертям - подумала она - и причем тут «черти»… впрочем ладно, фиг с вами ребятки- затейники.
Адам улыбнулся. Ему не очень-то хотелось признаваться, что все эти словечки Змею подкидывал именно он – и без того все считали его фантазером. Хотя Змей, кстати, никогда не был против разных таких забав.
В это время Змей закрыл жалюзи, передвинул свое кресло в угол комнаты и сел в тени. Пошарив рукой за креслом, достал оттуда трость и стал что-то небрежно чертить в воздухе перед собой.
Быть в тени ему нравилось. Приятно было думать, что на самом деле всем управляет именно он, оставаясь при этом незамеченным. С тех еще далеких райских времен, когда он стал своим в компании этих, как он говаривал, «любовничков» он пришел к твердому убеждению, что без него у них вообще ничего случиться не может.
И словечки эти смешные Адамовы он специально проговаривал так, чтоб получалось, будто они что-то значат. Ну, вроде язык такой получается. Как будто они указывают на что-то, хотя ясно было, что указывать им просто не на что.
Иногда нравилось ему думать, что-то типа «в начале было слово» … дальше почему-то мысль не шла и какое конкретно там было слово он тоже не помнил. Еще очень ему льстила мысль, что он вот змей «самый безголосый зверь» создаст язык для «всех тварей земных».
Адам неожиданно перестал качаться в кресле и как маленький ребенок испуганно посмотрел по сторонам.
- Странное чувство! Кажется, будто здесь кто-то есть! Не находите?
- Да кто же здесь кроме нас! – рассмеялся Змей. Впрочем, сам он тоже немного насторожился. Показалось, что по комнате пронесся порыв ветра, и от этого стало немного пустынно.
В голове у Евы возникла мысль - Форточку надо бы закрыть. На что она подумала с раздражением – Ну какая, блин, форточка в космосе.
- Ребята, давайте, уже что-то делать. Ради чего мы собрались? Говорите или пойду дальше дремать – проговорила она с некоторым недовольством. Хотя дремать, если честно, ей не хотелось вовсе. Оба они ей нравились, но определиться она не могла.
- Вот уже тысячу лет мы здесь – медленно начал Адам.
- Милый, какая-такая тысяча лет, зачем эти пыф-пыф словечки – улыбаясь, спросила Ева.
– А вот представь, что я облетаю всю галактику с тобой и вдруг ты летишь в два раза медленнее, чем я. Тогда за один мой лет я увижу тебя два раза и могу считать время по нашим встречам.
- Если вы будете всегда лететь вместе, то, сколько бы времени не прошло вы всегда будете сейчас, как, между прочим, сейчас и есть – съязвил Змей.
Ему нравилось вмешиваться, и он всегда чувствовал потребность разделять их. Хоть необходимости в этом и не было, но сам он для себя всегда объяснял это так, что «для веселья и для разговора».
- А тогда мы будем считать время относительно тебя – пошутил Адам.
- Конечно-конечно - сказал Змей, смешно округляя губы и протяжно выговаривая букву «О» – чуть что, так я центр вселенной и всему причина! А ничего, что мы одно целое? Ева отметила привычную тоску в его словах.
Ему всегда хотелось, как он это называл, «быть свободным». В их компании он был посредником, связующим звеном и понимал, что они без него не могут. От этого сам себе казался он очень важным но, не смотря, на это был так же привязан к ним обоим, как и они к нему.
В стене, сбоку от стола, образовалась дверь. Она медленно открылась и сквозь нее были видны звезды и бесконечность. У ее основания стала собираться межгалактическая пыль и затем, очень так привычно, вошел сантехник с ящиком инструментов.
Он деловито прошел через комнату. Задержавшись немного у стола, он слегка повернул голову, посмотрел белыми без зрачков глазами и пробормотав – Где тут у вас подсобка, монсиньоры? – вышел прямиком в противоположную стену.
– Гаврилов – подумал Змей.
– Неплохая шляпка – пронеслось у Евы.
- Змей, послушай – Адам наклонился к столу.
– Да-да, мой босс – шутливо подумал Змей.
- Мы здесь уже давно! И в последнее время, если вы заметили стали происходить странные вещи.
– А кто бы не заметил - подумала Ева – Ты о привидениях? – спросила она.
- Да, о них самых. Я конечно не против, чтоб разные там фантазии … ну о всяких там существах.. сами понимаете - это интересно, разнообразно, безусловно… и все такое.
– Тебе ж всегда хотелось большое потомство – пошутила Ева.
– Ага, наверно все никак не оставит идею, что его потомки унаследуют Землю – подумал, Змей.
Адам задумался. Из-за образовавшейся паузы Ева, почувствовала себя немного неуютно, ей показалось, что в комнате ощутимо был кто-то еще. Последнее время такие моменты бывали часто. Она вспомнила эдемский сад. Тогда ей тоже казалось временами, что кроме них двоих там был кто-то еще. Потом, правда, появился Змей и это чувство ушло.
Гаврилов вышел из стенки поставил на стол вазу с ромашками и волоча на веревке что-то полосатое, круглое и липкое вышел, оставив после себя, шмыгающий звук.
- Рыба – подумала Ева.
Адам продолжил – Да о них самых, о привидениях.
Цветы были от Адама и все это понимали. У него одного были романтические наклонности.
– Пижон, подумал – Змей. Но Еве такие романтические моменты всегда нравились.
- И вот… что я хочу сказать. Сколько раз мы не пытались вернуться в сад, а ничего так и не получилось.
– Мы еще не до конца исследовали печать – сказал Змей.
– Мы исследовали ее достаточно, и ты это знаешь.
Печать они нашли случайно, когда совсем уже потеряли надежду. Ева говорила, что если приложить ухо, то из-за нее ей слышится пение птиц и звон колокола. Змей не слышал ничего, но чувствовал в этом месте отчетливый запах яблок и вкус меда.
На чугунной с отливом поверхности печати был символ, напоминающий то ли ветку вереска, то ли дубовое дерево, немного перекошенное влево. Как они не пытались проникнуть за печать – ничего у них не получилось. С тех пор они скучали.
- Говорю я вот что! – Адам вышел из задумчивости, но автоматически продолжал стучать пальцами по столу - Очевидно, что возврата назад нет. Уже давно с нами ничего не происходит, и вот теперь появляются эти приведения. Не кажется ли вам, что мы должны что-то предпринять?
– Предпринять это конечно можно – важно начал Змей – вот только для чего – он еще больше отодвинулся в тень.
Из окна на него лился белый тусклый свет. Еве подумалось, что это наверное Луна. Следующая мысль была еще забавней – «она как сыр». Луна освещала половину Змеиного лица и она видела только один его красноватый глаз и острый с горбинкой нос.
- Хочу создать других существ – сказал Адам.
– Опять за свое – подумал Змей.
– Каким образом и из чего ты их собираешься делать – сказал он - Здесь только мы!
Еве показалось в этот момент, что волосы у него стали русыми, а черты лица обострились.
- Даже факт, нашего разговора есть уже некоторая фантазия – продолжал Змей - Все прекрасно знают, что мы одно и кроме нас тут ничего нет.
От скуки надобно признать, выработалась у нас странная привычка к «разговорам», но ты всерьез, что ль задумал создавать этих, как ты, позволь, выразился - «существ»?
- Ой, Адамчик, ты наверное, хочешь быть как бог? – спросила Ева.
Хм, откуда у нее это словечко – подумал, Змей – как-то мимо меня прошло, вот странность.
Неожиданно сквозь потолок стала проглядывать туманность Андромеды и Адаму показалось, что в комнате отчетливо пахнет елкой и пирогами.
Идея Еве понравилась. Она, конечно, стеснялась об этом говорить, но привидения ей нравились давно. Она всегда отмечала в себе желание разнообразия. Может, длительное время в столь узкой компании, более прежнего, развило в ней эту склонность.
Ей нравилось все новое, она влюблялась во все, что видела, хотя сейчас это «все» подразумевало разглядывание отблесков от условных звезд в чешуйках на их общей спине и переливов света на гривке спящего Адама.
- А мне нравиться такая мысль - сказала Ева.
– Еще бы – подумал Змей. Тоже, небось, хочет быть матушкой всея земли. Им бы только рожать, а о последствиях кто будет думать, Пушкин?
Он был самый думающий из троих и не стеснялся этим хвастаться. Ему нравилось все раскладывать, обозначать, называть, устанавливать связи. Адам говорил ему, что это умничанье делает его медленным и до добра не доведет, но ему нравилось.
- Будем создавать из себя для себя – засмеялся Адам.
– Если это будем по-прежнему мы, то в чем тут смысл – заметил Змей
– А мне интересно… это наверно будет такая игра? – спросила Ева.
- Именно! Игра! – ответил, Адам - Только по настоящему – он рассмеялся.
В глазах его забегали веселые азартные искорки.
– Честное слово, как дети, им бы только играть – продолжал думать про себя Змей.
Конечно, ему не нравилось, что заводилой во всем был Адам, но похоже такой был задуман расклад. Оставалось только обыгрывать его идеи и участвовать в том, что он предлагает. Да собственно не участвовать он и не мог.
- Хорошо – начал Змей, подвинувшись к краю стола и хитро улыбнувшись правой стороной рта, так что лицо его стало напоминать арлекина – допустим из себя и для себя наделаем себе привидений на забаву.
– Существ – поправил Адам.
– Бе-бе-бе-бе… – подумал Змей.
– Да-да, существ... наделаем – он задумался и добавил – но эти привидения это же видения – в рифму сказал он - У них ведь никакой самостоятельной природы нет – просто твоя фантазия, которую ради забавы поддерживает Ева. Да, можно веселиться – но всерьез думать, что из этого, что-то получиться просто смешно.
Адам едва заметно поморщился. Он немного не доверял Змею – слишком легковесным он ему казался. Ко всему относился поверхностно и любую вещь мог повернуть наоборот. Адам любил прямоту и основательность. Ева же легко находила с Змеем общий язык и как казалось Адаму слишком беспечно верила его словам.
Напротив Змея из темноты стены медленно проступила картина в золоченной раме. На фоне синих суровых гор стоял мужчина в белой мантии с красной окантовкой. В одной опущенной руке он держал меч, в другой длинный жезл или посох. – Как Царь – подумал Змей.
– И как ты собираешься сделать их «самостоятельными»? – продолжил Змей.
Послышался гул, запахло морем. Еве показалось, что в воздухе появились и засверкали маленькие капельки. – Наверное дождь – подумала она – а может и гроза потом будет.
С мальчиками все-таки интересно – думала Ева. Закрыв один глаз, она делала вид, что дремлет, но внимательно слушала и внутри росло чувство предвкушения чего-то приятного и интересного и сильное желание, чтоб так и было именно так.
- Что надо у нас почти есть – сказал Адам - Вот ответь мне – он встал, повернулся и стал ходить по комнате, посматривая на Змея через каждые несколько слов – Как ты знаешь, что ты есть?
- Как я знаю, что я есть?! – Змей стал хохотать так сильно, что стены комнаты затряслись, и стали терять свою плотность, ромашки тоже медленно таяли вместе со столом и стало видно, что все три говорящие головы, имеют один большой и длинный хвост и большое сильное туловище, которое простиралось от края и до края, сколько можно было видеть.
Весь Горыныч переливался красивыми и разными цветами, чешуйки его образовывали различные узоры, которые колебались от смеха, и в движении которых каждый мог рассмотреть, что угодно, а если долго вглядываться, то даже целые сюжеты или истории.
- Как я знаю, что я есть?! – повторил Змей.
– Да, как? – спросил Адам сев в кресло и положив руки на малахит, так будто хотел проверить есть ли он на самом деле.
Пальцы у него были длинные, тонкие но крепкие – казалось, что он сейчас заиграет на столешнице музыку.
- Да как же может быть по другому! Это же самый достоверный факт во вселенной – сказал Змей - Ничего кроме нас тут нет и быть не может. Я т.е. мы – везде и всегда, и больше нет ничего.
– Вот именно – сказал Адам. - что никого больше нет. Но! – тут он повернулся на кресле немного боком, поставил ногу на ногу и поднял указательный палец вверх – Нам не хватает главного! - он улыбнулся и сделал паузу.
Ева открыла второй глаз, подняла бровь и подвинула голову немного ближе, чтоб лучше слышать.
– Нам не хватает отдельности!
Змей широко раскрыл глаза – это как? от кого? кто? это как? – затараторил он.
- Такое совершенно точно невозможно и это очевидно – успокоившись, сказал он. Мы - единое. Отдельного тут быть не может. Не может быть никак.
– Но мы можем это представить – потянувшись, сказала Ева мягким мурлыкающим голосом – Да, дорогой – обратила она свою голову к Адаму.
– Мы представим это – ответил Адам.
– Не-не-не, такое не получиться! Никто никогда в это не поверит - парировал Змей.
– Ева поверит – сказал Адам – этого достаточно.
- Ага, это точно - подумал Змей - она всему верит. Это ж надо в саду, где никого нет, в первый же раз увидев неизвестное существо тут же поверить ему, что от яблока ее жизнь улучшиться. И разве ее не предупреждали про это самое яблоко и будто бы ей плохо жилось в раю.
И вдруг в голову ему пришла интересная мысль, глаза у него заблестели и он немного напрягся как карточный игрок, который не хочет подать своим партнерам и виду о том, что замышляет.
- Мальчики-мальчики я не понимаю. Как это отдельно?
- Нам понадобиться заблуждение – неожиданно вскричал Змей, даже показалось, что он подскочил немного вверх.
Адам повернулся к нему - Это как?
- Мы оставим это чувство. Ну, наше чувство … ну «я есть» и просто добавим к нему… мы добавим к нему… мы добавим к нему мысль - «я это».
– Что за «это»? - хмыкнула Ева.
– Да, что угодно – ответил ей Змей. Мы привяжем эту мысль к каждой фантазии. «Я есть это» вот это будет финт. Чувство и мысль будут сливаться и будет очень даже естественно. Прибавим твою веру и упрямство Адама … - и вуаля.
- Подожди-подожди - сказал Адам. Открывшаяся перспектива очень воодушевляла его, но оставались сомнения
– Но ведь мы, как мы сами до конца поверим, если точно знаем, что это не так.
Змей вскочил, лихорадочно и быстро прошелся по кабинету, затем подошел к столу, резко наклонился к Адаму… казалось он напряженно думает, стали видны все жилки за тонкой кожей у него на лбу и напряженная складка выше переносицы. В миг в глазах его сверкнула молния…. И еще больше наклонившись, он сказал – А мы уснем!
- Чтооооооооо!? – протянула Ева, но глаза выдавали, что она в восторге от такого поворота.
- Как так уснем? – сказал Адам - Мы ведь не можем уснуть – это фантастика – мы не спим, никогда.
- Мы уснем как мы, как Горыныч и проснемся как «весь этот мир», в каждом - сказал Змей – Ведь, ты же этого хотел?! Ты проснешься во всех этих твоих существах – будешь в каждом из них – ты же этого хотел!?
Он еще раз, но теперь уже неторопливо и важно, прошелся вокруг стола.
- А во сне, во сне мы можем не только спать, мы можем заблуждаться и даже бредить - это же сон – вообще никаких абсолютных правил, все относительно – после этих слов он улыбнулся.
Малахитовая столешница перед Адамом вдруг исчезла и на ее месте появился столовый набор, затем резко появилась клавиатура без двух клавиш и затем вновь столовый набор, после чего по очереди карандаши, обертка от жвачки и велосипедный насос.
Змей и Ева смотрели на эти странные предметы, привычно ничего не понимая, но они уже знали, что это значит - Адам задумался.
- Реальный сон… а это мне нравиться – сладко сказала Ева, наклонив голову набок - самый-самый… реальный, настоящая иллюзия… реальнее, чем действительность.
Адам поднял голову. Стало ясно, что он все решил. Пыл немного прошел. Все расселись по местам вокруг стола. Посредине появилась зеленая лампа с абажуром и две серебряные монеты.
Головы посмотрели друг на друга и комната начала медленно исчезать. Еще какое-то время оставалось окно с луной. В последний момент Адаму показалось, что в нем пролетела звезда. Потом окно исчезло - осталась только луна… затем медленно растаяла и она.
1-я голова посмотрела на 2-ю и затем на 3-ю. Ева медленно и нежно обвила две другие шеи, прищурила глаза и почувствовала под собой мягкую спину, задумалась и задремала.
*
- О чем ты прежде всего вспоминаешь? – спросил Гильденстерн
- А, ну это... Ты имеешь в виду, что первое мне приходит в голову? – ответил Розенкранц
- Нет - какую вещь ты прежде всего вспоминаешь.
- Ага. Нет, не помню. Я все забыл. Это же было так давно...
- Нет-нет, ты не понял: я спрашиваю, что ты вспоминаешь первым после всего, что забыл?
- А, ясно. Розенкранц задумался - Я забыл вопрос.
Гильденстерн вскочил прошелся взад и вперед.
- Ты счастлив?
- Что?
- Ну, доволен?
- Да, думаю, что да.
- Что ты намереваешься сейчас делать?
- Не знаю. А ты?
- У меня нет намерений – ответил Гильденстерн - Никаких.
Вдруг он остановился как вкопанный - Значит, это… был гонец... посланец... это точно. За нами послали…
©А7, 2015
* В тексте использован отрывок из книги Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн» в переводе Иосифа Бродского.