Наука в зимней школе

Лауреаты Фонда Всм
ВЛАДИМИР КРЫЛОВ - http://www.proza.ru/avtor/vlad0507 -  ПЯТОЕ СУДЕЙСКОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 32» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

      В Ленинградском Физико-Техническом институте  им. А.Ф.Иоффе  АН СССР (в просторечии – Физтех) существовала давняя традиция Зимних Школ Полупроводников.      
     Под Петербургом, в красивом месте, окружённом лесами, арендовался пансионат и на неделю заполнялся физиками из Физтеха, а также из других ведущих научно-исследовательских институтов страны. Каждый день с 10 до 18 часов (с перерывом на обед) шли лекции и семинары, на которых ведущие учёные обсуждали самые актуальные проблемы физики полупроводников.
     Но здесь я расскажу о том, что происходило после 18 часов. Начиналась Культурная Программа. Именно так – с большой буквы. Потому что выступали у нас самые выдающиеся артисты.
     Вот, достав из потёртого портфеля кипу листков и держа их в характерно  отставленной руке, читает с неподражаемыми одесскими интонациями свои тексты ещё молодой Жванецкий. Он привык на своих выступлениях, что чуть ли не каждая его фраза сопровождается хохотом. Но физики – народ специфический, сдержанный. Слушают с огромным удовольствием, но молча. Жванецкий сердится.
     - Ну, а вот это? – и начинает читать миниатюру, везде неизменно вызывающую гомерический хохот публики. Но здесь – опять тишина.
Наконец, Жванецкий, закончив выступление, засовывает пачку исписанных листков в потёртый портфель. И тут обрушивается гром аплодисментов! Он недоверчиво смотрит в зал, улыбается…
     Вот демонстрируют нам своё искусство «Лицедеи» во главе с Полуниным  – «Асисяй», «Блю канари» и прочее. Принимают их восторженно, но главные приключения разворачиваются после выступления, когда начались ежевечерние танцы. В составе «Лицедеев» выступали две девушки: одна – блондинка в жёлтом комбинезоне с огромными накладными формами, вторая – тоненькая брюнетка в чёрном трико и чёрных колготках (такой разврат, как чулочки, в то время был невозможен). Обе имели неосторожность остаться на танцы прямо в сценических костюмах. Физики – народ не избалованный по части хорошеньких женщин, и присутствие двух таких красоток произвело фурор! Особенный успех имела девушка в трико: в то время такой наряд был чрезвычайно смелым, и к ней образовалась целая очередь из претендентов на танцы. Даже когда в два часа ночи она, сморённая усталостью, ушла в свою комнату, рухнула на кровать прямо в трико и тут же отключилась, к ней в дверь продолжали ломиться с приглашениями на танец.
     А вот на сцену выходит блестящий Давид Голощёкин во фраке, бабочке и цилиндре. Половина приехавших с ним музыкантов мне незнакома, хотя я хорошо знал его группу по концертам в Ленинграде. Видимо, на выезд согласились не все, и он дополнил состав знакомыми джазменами. Особенно мне запомнился длинноволосый трубач с абсолютно испитым лицом. Играл он неплохо, но в одной вещи, забираясь всё выше и выше, почувствовал, что не сможет вытянуть самую последнюю верхнюю ноту и, оторвав от губ трубу, вместо этой ноты воскликнул: «Опа!». Это было классно!
     Исполнив заготовленную программу, Голощёкин, воодушевлённый горячим приёмом, выразил готовность сыграть что-нибудь по заявкам. На сцену посыпались записки. Просмотрев их, он выбрал одну и прочёл:
     - «Караван» Эллингтона. Нам интересно это сыграть потому, что вместе мы эту вещь никогда не играли, хотя, безусловно, каждый много раз слушал эту музыку и, возможно, что-то импровизировал. Так что сейчас вы услышите чистую импровизацию.
     И они заиграли! Вот что значит – таланты! Невозможно было представить, что рождающиеся на наших глазах звуки – не плод многодневных репетиций, настолько слаженно, богато и гармонично звучала хорошо знакомая музыка.
     Моё внимание привлёк совсем молодой, невысокий, пухленький, конопатый парнишка-саксофонист, стоящий с краю. Он не начал играть вместе с остальными музыкантами, а несколько минут очень сосредоточенно вслушивался, энергично отбивая ритм ногой. Затем нагнулся над саксофоном и вступил. Остальные тут же стали играть тише, давая своему товарищу возможность исполнить соло. И тот исполнил! Когда он кончил, зал взорвался аплодисментами. Я был потрясён: как можно ТАК сыграть без подготовки?!
     Закончив выступление, Голощёкин стал представлять музыкантов. Протянув руку в направлении парнишки-саксофониста, он произнёс:
     - Игорь Бутман!
     Кто мог предположить в этом парнишке будущую мировую звезду?
     После выступления джаз-ансамбля были запланированы танцы. И играть на них должен был физтеховский оркестр, в котором ваш покорный слуга был ритм-гитаристом. Мандраж был жуткий! Шутка ли: играть после самого Голощёкина! Но наши товарищи, занимавшиеся организацией всех вечерних выступлений, видимо, поняли, каково нам будет, и подбодрили нас роскошной афишей: «Нам играют НАШИ!». Это нас очень воодушевило.
     Мы прошли за кулисы в комнатку для артистов. Там уже выпивали и закусывали отыгравшие джазмены. Они все навалились на бедного Игоря: «Ты там-то лажанул и там-то… А в «Караване» - вообще облажался!». Он, весь красный, сидел и молча хлопал глазами…
     Я поразился. Мне-то его игра казалась верхом совершенства!
     Отыграв на танцах положенное время, мы оставили не желавших расходиться физиков танцевать под магнитофон. Завтра был выходной, и, несмотря на глубокую ночь, я не пошёл спать, а устремился к теннисному столу, за которым любил проводить вечера. Там среди сидящих в ожидании своей очереди я увидел Игоря-саксофониста. В молодости знакомства завязываются моментально, тем более, что были общие интересы – музыка и теннис, - и вскоре мы уже беседовали, как давние приятели.
     Прежде всего, я, конечно, спросил, почему при такой превосходной, на мой взгляд, его игре ему было высказано столько претензий его коллегами. Он объяснил:
     - Ну, они же знают, как я могу сыграть, и говорили, где я мог сделать лучше.
     Игорь оказался интересным собеседником, и вскоре я уже знал, что ему девятнадцать лет, он учится в музыкальном училище. Одновременно он руководит созданной им группой таких же мальчишек, играющих джаз. Одновременно он посещает ленинградский джаз-клуб «Квадрат». Он ухитрился показать там свою группу и заинтересовать Д.Голощёкина.
     Вот так начинал один из самых известных ныне джазовых музыкантов.
     Теннисной ракеткой Игорь владел не столь виртуозно, как саксофоном, и не задерживался у стола, так же, как и я, поэтому времени для разговоров у нас было достаточно.
     Тем временем к столу подошёл доктор физико-математических наук Геннадий Львович Бир, по совместительству – мастер спорта по настольному теннису.
     - Сыграть, что ли? – задумчиво пробормотал он. – Эх, ракетку не взял… А впрочем…
     Он подхватил с подоконника оставленное кем-то обыкновенное фаянсовое блюдце, стряхнул с него окурки, вытер ладонью и стал выносить одного за другим всех «корифеев».
     Геннадий Львович, казалось, вообще не спал. В любой час ночи его можно было увидеть курящим, беседующим, играющим в теннис или в биллиард… А утром в девять часов он уже сидел в первых рядах конференц-зала, внимательно слушал доклады, задавал вопросы, замечал ошибки…
     К сожалению, такой темп жизни оказался непосилен для его сердца, и через несколько лет оно не выдержало…
     Утром, выйдя на улицу, я увидел стоящего на лыжах Д.Голощёкина. В спортивном костюме он выглядел далеко не так импозантно, как во фраке с цилиндром: сутуловатая спина, тонкие ножки, неуверенно управляющие разъезжающимися лыжами… Но это был Музыкант!