Живая сказка. Продолжение 9. Птицы и Куклы

Глеб Васильев-Негин
   
«А зачем людей тут обращают в подобных Уток и Попугаев?» – спросил пританцовывающий Непослушник.
Однако вопрос этот как-то повис в воздухе, поскольку Годолюб не успел ему ответить: ибо Лабиринт Коридора привёл их к Инкубатору-Курятнику, – как оно значилось на раскрашенных в квадратики, под № 201, воротах.
Годолюб и Непослушник раскрыли ворота и вошли внутрь.
Их взорам открылось расширяющееся внутренне помещение, – кстати, оно, действительно, немножко расширялось, и это не было обманом зрения.
«Кто вы такие, откуда и куда идёте? – прокудахтала, вдруг, прямо над ушами Непослушника и Годолюба некая округлая белая Курица. – Вам сюда нельзя, поскольку вас, как учёных, не существует!»
«Как это не существует? – спокойно ответил ей Годолюб. – Я изобрёл довольно много интересных вещей для лесоводства и научил тоже многих людей лесоводству».
«Это всё не имеет значения, – прокудахтала округлая Курица, – ваши словеса ведь ни разу не повторил ни один из учёных Попугаев или Бакланов, из сидящих на жёрдочках; а раз так – то вы, значит, никакой не учёный».
«А какое, простите, – пожал плечами Годолюб, – отношение имеют мои учёные исследования к каким-то там Попугаям да Бакланам, которые де должны повторять мои слова, сидя на жёрдочках? Вы что, сбрендили?, бредите?»
Курица тут что-то стала кудахтать невразумительное, но всё это её кудахтанье не имело никакого внятного смысла.
«Чем вы, вообще, тут занимаетесь?» – прервал её бессмысленное кудахтанье Годолюб. – Однако она и на этот вопрос не смогла ничего вразумительного ответить.
Более того, ни одно из находящихся в помещении Инкубатора пернатых существ не могло ответить на этот простой, казалось бы, вопрос. Они просто не знали этого.
Даже длинная и важная Птица-Секретарь, в очках и с зигзагообразным клювом, тоже лишь прокряхтела что-то невразумительное, также не понимая, что тут, по существу, вообще, происходит.
«Ладно, – тронул Лесовод пританцовывающего Непослушника за плечо, – пойдём, поищем кого-нибудь, кто знает, что тут происходит».
И что удивительно, но они, недолга, нашли одного невысокого человечка, в потёртых и залатанных одеждах, который знал, что тут, в действительности, происходит: человечек скромно сидел промеж ящиков в дальнем боковом углу Инкубатора, со шваброй и щёткой в руках.
«Бессмысленной ерундой они тут занимаются, – проговорил он, сидя на ящике, – сиречь придумывают для учителей и учёных различные новые Программы и Отчёты, формуляры и циркуляры, инструкции и стандарты, создавая пузырь видимости, что якобы управляют учёными и учителями. Хотя, в действительности, ничем они не управляют и, вообще, не видят дальше своего клюва; и только стремятся ретиво взобраться повыше по ступеням жёрдочек, к потолку; и чем больше кто-то из них придумает всяких формуляров и циркуляров, тем быстрее и выше он взлетит на жёрдочку; ну а учителя и учёные, при этом, только быстрее вымрут».
«Спасибо. Вы всё понятно объяснили, – сказал Годолюб человечку в заплатках и со шваброй, и спросил: – А вы кто?»
«Я, – скривился в горькой усмешке человечек,–последний учёный, вообще, тут. У нас до недавних пор было много здесь учёных, и мы что-то изобретали и делали настоящие открытия, но потом вот налетели эти пернатые Попугаи да Курицы, – кто-то, по-видимому, дал им такую полную волю,– и они налетели, заняли все места, всех учёных выгнали, а меня оставили убирать за ними их помёт, летящий с верхних жёрдочек. Кстати, – добавил он невзначай, – этот Инкубатор, действительно, расширяется, примерно, на 5-7% в год».
«Спасибо, – поблагодарил скромного уборщика Годолюб, – за пояснение».
«Это вам спасибо», – сказал уборщик; чем вновь удивил Годолюба.
«А мне-то за что?» – спросил он уборщика.
«А за то, что встретив вас, я воспрял духом, обрёл лучик Надежды! – вздохнул тот. – А-то я было уже совсем отчаялся. А у вас, я верю, получится ваше Доброе Дело! Должно получиться! Не может не получиться!».
Лесовод ещё раз поблагодарил скромного уборщика-учёного, и они, пожав друг другу руки, простились.
И Лесовод с Непослушником пошли прямо сквозь расширяющееся помещение Инкубатора, – к противоположной, непрестанно удаляющейся, стене.
Но поскольку они шли быстрее, чем удалялась от них стена, то они скоро её нагнали и, вот, обнаружили в ней, за кулисами шерстяной ширмы, некую странную тёмную Нишу, – которая сперва была, внутри, непроглядной от темноты, но когда глаза наших героев привыкли к этой темноте – то оказалась заваленной снизу доверху разными манекенами, куклами да марионетками, – которые, валявшиеся в перьях и пуху, выглядели довольно ужасно и неприглядно.
Впрочем, среди всех этих неприглядных и страшных игрушек Непослушник обнаружил, в самом тёмном уголке, очень милого, явно сделанного кустарно и «без лицензии»,медвежонка-игрушку, и взял его в руки.
Лесовод и Непослушник, в раздумьях, вновь присели на выступающие из голой стены кирпичи, под свисающим с потолка канатом, и, вдруг, услышали знакомый звук из темноты: «шурш-шурш…»,– и действительно, к ним, вскорости, из полога тьмы, выступил их знакомый – домовик Шуршик.
И сразу, не дожидаясь вопроса, пояснил положение дел:
«Вы, – повёл он свою тихую речь, чуть сперва прокашлявшись, – находитесь в потаённой нише Образины; в эту нишу забредают, в итоге, заблудшие во всех этих Лабиринтах и Коридорах души, люди, и обращаются тут в то, во что они и должны были тут обратиться: в ходячие манекены, в куклы и марионетки, и в прочие страшные игрушки. Потому что по ходу своего продвижения по всем этим Лабиринтам и Коридорам Образины они, рядясь в разного рода Попугаев да Бакланов, пытаясь болтать на их птичьих языках, шаг за шагом, теряли все свои таланты, теряли всё в себе человеческое, а тут вот, в нише, куда они, наконец, забредали, их окуривал ещё и особый колдовской дым, вон, сочащийся из отверстия в потолке, к краю коего прикреплёнвисячий канат, и окончательно обращалих в то, во что они обращались: в манекенов, в кукол. Они все, обращённые в кукол, лежат тут, в пуху да перьях, до поры до времени, а потом их выносят, вновь, на воздух, и они дальше уже существуют всю свою жизнь вот в таком виде: в виде ходячих кукол да манекенов…».
«А это, – указал Шуршик на медвежонка в руках Непослушника,–медвежонок Топчумба. Он – подлинная добрая игрушка. У него есть своя особая История, как он попал сюда. У тебя, – обратился Шуршик к Непослушнику, – как я погляжу, добрая душа и хорошее чувство прекрасного; и ты среди всех этих масок и страшных кукол – нашёл единственную добрую настоящую игрушку…».
«Из этой ниши, – продолжил Шуршик,–никто никогда не выходил, оставшись подлинно человеком; все так или иначе обращались, окуренные колдовским дымом, в страшных кукол; но вы, как я понимаю, не поддаётесь чарам и гипнозу колдовского дыма, и у вас есть, значит, возможность выбраться отсюда настоящими людьми, а не марионетками. Но для этого вам нужно,– указал он на Годолюба,–сугубо на одних руках подняться по этому канату, неся за спиной Непослушника, а Непослушник – удерживал бы, при этом, медвежонка-игрушку…».
Сказав это, Шуршик затих – и зашуршал прочь, растаяв в мороке темноты.
Что ж, Лесовод взялся руками за канат; Непослушник обвил его руками сзади, удерживая при этом и медвежонка Топчумбу. – И они, все втроём, стали забираться по канату наверх, и, вот – взобрались: до мерцающего отверстия, из коего сочился колдовской дым, в потолке.
И вот так наши герои, неподвластные колдовскому дыму, взобрались, сквозь своеобразную нору в потолке, в Верхний Коридор-Лабиринт Образины…


(продолжение следует)