Лбов и его команда. Глава 7

Владимир Голдин
                Владимир Голдин

Глава 7. Свердлов в Екатеринбурге.

Яков Свердлов (партийная кличка в Екатеринбурге «Товарищ Андрей») появился в Екатеринбурге 28 сентября 1905 года и находился в городе с некоторыми перерывами, о которых поговорим отдельно, до 8 января 1906 года. Есть письменное заявление, что Свердлов прибыл в Екатеринбург из города Казани, но есть предположение, ни кем не подтвержденное и не опровергнутое, Свердлов прибыл в Екатеринбург из губернской Перми. Не будем останавливаться на этом факте, для нас главное определить круг дел, которые успел осуществить Свердлов во время пребывания в городе Екатеринбурге.

Свердлова Екатеринбург встретил колокольным звоном, гудевшим над городом, но этот малиновый звон был не в честь прибывшего незваного гостя. Колокольный звон исходил с колокольни Большого Златоуста, Екатерининского и Кафедрального соборов и поддерживался отдаленными звуками Александро-Невского женского монастыря для жителей города. Свердлова не прельщал этот звон, скорей всего он раздражал его. Но до поры до времени Свердлов готов был терпеть и переносить этот не симпатичный ему звук.

Свердлова интересовал промышленный потенциал города, его заводы, а главное рабочие труженики заводов, многочисленных пивных, мукомольных, по обработке благородных камней фабрик и мастерских, учащиеся гимназий и училищ. Свердлова волновала судьба различных партийных кружков, которые не как не могли объединиться в единый Уральский комитет. Попытки революционных товарищей создать такой комитет, как правило, заканчивались полицейским разгромом и арестом избранных комитетчиков.

Свердлов должен был разрешить конфликт, возникший после третьего съезда РСДРП между ЦК и уральскими товарищами.  Уральцы считали, что ЦК РСДРП должен находиться на территории России, а не зарубежом.

Уральцы не поняли сущности разногласий с меньшевиками и высказали свое мнение откровенно в письме Ленину, который смело, призывал из-за границы, находясь в полной безопасности от полицейских преследований: «Не доверяйте меньшевикам и ЦК и проводите, безусловно, повсюду и самым решительным образом раскол, раскол и раскол».

Уральцы писали в письме, что он не правильно поступил, предъявив ультиматум «Искре». Склока в ЦК между большевиками и меньшевиками надумана и никак не проявляется в реальной работе на местах.

Екатеринбуржцы признали законность третьего съезда партии, но высказали мнение, что «принципиальные разногласия по вопросам революционной тактики между большевиками и меньшевиками признаются слишком ничтожными и недостаточными как повод для расхождения».

Попутно скажем, что уральские большевики и после победного переворота в октябре 1917 года по многим дискуссионным партийным вопросам имели свою особую точку зрения, вплоть до 1927 года, когда Сталин снял местных руководителей с ключевых партийных постов и заменил их московской командой во главе со Шверником.

До приезда Свердлова в Екатеринбург партсобрания собирались не регулярно. На такие собрания за городом являлись представители всех партий, существовавших в Екатеринбурге. В дискуссиях в равной степени участвовали большевики, меньшевики, эсеры, анархисты. Выступали на собраниях три-четыре человека от разных партий, остальные молчали и слушали.

С приездом Свердлова всё в корне изменилось. Эсерам и анархистам вход на собрания был запрещен, так же как и представителям интеллигенции. Свердлов последовательно стал насаждать межпартийную конфликтность, искусственно создавать вражду, которая с годами переросла в откровенную войну и к физическому уничтожению политических соперников.
 
С приездом Свердлова в Екатеринбург по воспоминаниям участников тех событий собрания стали посещать на девяносто процентов представители рабочих в основном малограмотных и совершенно не знакомыми с учениями большевиков. Все собрания стали сопровождаться пением революционных песен, исполнением которых дирижировал Свердлов. С песнями, стройными рядами и стрельбой из револьверов покидали лес будущие революционеры боевики.

Такие выходки пугали мирное «несознательное» население иногда заканчивались случайными ранениями среди митингующих.

Но главная задача, которую должен был выполнить Свердлов на Урале, это подготовка партийной организации к вооруженному восстанию. Это была директива  третьего съезда РСДРП. Для реализации этой задачи нужно было создавать боевые и военные отряды. Этим в основном и занимался Свердлов на Урале.

Поводом для создания боевых дружин послужили демонстрации и собрания, прокатившиеся по городу в связи с опубликованием Манифеста от 17 октября 1905 года. О выступлениях Свердлова на собраниях и митингах было много публикаций в прессе и, особенно в воспоминаниях старых большевиков. Но участие Свердлова на митинге на главной Кафедральной площади города было сорвано сторонниками существующей власти. Свердлову пришлось уносить ноги через отверстие в заборе и через огороды.

Свердлов был недоволен таким поворотом событий и потребовал создания боевой дружины, которая была создана в первое воскресение после 19 октября. В первое время в дружину принимали всех, кто имел оружие. Были бы деньги, купить оружие не представляло труда, оно свободно продавалось в магазинах. Простой револьвер стоил одиннадцать рублей по курсу существовавшего времени. После этого все митинги, проводимые социал-демократами, сопровождались охраной боевых дружин.

«На другой же день собрали, кроме уже имеющихся дружинников порядочную группу из наших  ребят, и я стал этим делом заниматься, - писал в своих воспоминаниях Ф. Сыромолотов, -  организовывать боевую дружину, что и санкционировал наш комитет.
Первым делом было следующее: мы отобрали в магазинах у торговцев все револьверы и пули, которые там были. Дело происходило так: приходим в магазин, спрашиваем, сколько у вас есть револьверов и пуль, покажите. Показывают. Говорю: "Все они за мной. Счет пишите на меня. Мы у вас забираем весь товар". - "А вы кто такой?". - "Начальник боевой дружины социал-демократов". - "Пожалуйста, берите". Тогда мы покупали оружие, даже давали счета. Нам верили. Хотя мы платили плохо. Однако, купец Кисельман, например, даже бесплатно отдавал «на это дело», как он говорил.
Все, что можно было взять из вооружения для рабочих в магазинах, было отобрано. Но, что касается вооружения, винтовок взять было негде, у нас, их не было. Правда, у нас болтались две плохие винтовки, у кого-то.
В дальнейшем был поставлен вопрос эсерам и анархистам, что необходимо иметь организованную боевую единицу, при одном командире. Договорились. Я был назначен начальником трех соединенных дружин: эсеровской, анархистской и нашей. Мой помощник был тов. Патрикеев, а потом Николаич (т. Дербышев).
У нас в дружине было 60-70 человек, у эсеров было человек 40-50, а у анархистов человек 18-20. Как мне помнится, соотношение было, примерно такое. Вооружение эсеров-анархистов было лучше. Железнодорожники имели свою дружину, специально для охраны порядка на железной дороге и в мастерских.
Мы обучались в лесу на так называемой Генеральской даче. Делились на пятерки и десятки. Имели крепкую дисциплину за время боевого союза. Эсеры не выступали без нашей директивы, анархисты тоже. При несении караульной службы никогда нельзя было уломать нести службу совместно, например, тройке: одному эсеру, одному социал-демократу, одному анархисту, надо было поручать или эсерам, или анархистам, или социал-демократам. Однако скоро это единство действий трех соединенных дружин ослабло: анархисты долго себя чувствовали не в своей тарелке; отошли и эсеры.
Это внушало нам уверенность, что мы еще долго продержимся. Я помню, что осенью, сразу после октябрьских дней, мы в квартире т. Чуцкаева разрабатывали вопрос о возможности захвата военных складов с оружием у солдатских казарм. Чертили планы охраны города. Там были т. Батурин («Константин»), Чуцкаев, я и Леонид Гребнев. Пытались подобрать стратегию и тактику уличного боя. По моему чертежу уже в это время товарищи готовили чугунные бомбы: оболочку лили в Сысертском заводе и на заводе Ятеса. Готовили гремучую ртуть. Bсе надеялись, иметь динамит. Впоследствии с нашей бумажкой, на которой мы чертили план города и делали заметки о составе взрывчатых веществ, влопался Леонид Гребнев по процессу с эсерами и получил Сибирь.
Однако вскоре появились в городе казаки, державшиеся поодаль от нас. Но чем дальше, тем они смелее становились, особенно в конце года, в декабре. Не знаю, как другие, но я уже дома не спал, приходилось менять ночевки. Было уже явно заметно, за кем следят, кого ищут. Таким образом, уже перед январем 1906 г. нас стали зажимать основательно. На одном из последних митингов в Народном театре (у Верх-Исетского бульвара)  с казаками мы столкнулись вплотную. До битвы не дошло лишь потому, что вид у нас был довольно внушительный и действительно хорошо вооруженный отряд.  Правда, мы держались дольше остальных, но, тем не менее, разгром Москвы и карательные экспедиции явно громили революцию, и мы стали сдавать. Вообще отход с позиции и его необходимость была уже на лицо.
В 1906 г., примерно, это было в феврале или в первых числах марта (5 марта мы были арестованы) по поручению комитета, мы должны были взять шрифт из типографии. И сделали это довольно чисто. Принимали участие в этом захвате я, Патрикеев, Николаич (Дербышев), Платоныч, Богомаз, Миша Вилонов.
В прекрасную лунную ночь мы сумели взять огромный запас шрифта. Один я пер не менее 3 пудов шрифта. Было очень тяжело, хотя парень я был ничего себе.
Проделано это было в Екатеринбурге с типографией Вельца. Телефоны нами были перерезаны. Постучались. Сказали, что телеграмма. Сопротивления в типографии не оказали. Там был сторож. Мы погрозили, что у нас собой есть бомбы (а была сахарная бумага и бутылка) и все, что было надо, взяли. В этом отношении много сделал Николаич (Дербышев). Он был своим человеком в типографии, знал, где что находится, и все показывал и командовал. Были мы в масках. Вилонов Миша очень хорошо и жутко крикнул сторожу: «Молчать!» и угрозил ему «бомбой», «В случае чего – капут»… Все нагрузились и пошли. На грех я взял для завертывания простыню, она скоро начала под тяжестью продираться, и когда я нес на три пуда, то тонкая дорожка шрифта пала на дороге, светлая. Делать нечего. Немного погодя вижу, едет извозчик. Было уже часа 2 ночи. Я крикнул его. На улицах никого не было. Сел. Тот меня спрашивает: «Что несешь?». Я говорю: «Тут медное литье, купил без денег в богатом месте, по дешевке…  Заплачу хорошо. Вези через пруд к лаборатории». Проехали до золотосплавочной лаборатории на другую сторону пруда. «Нужно пересесть на другого», - думаю, потому след становится в его санках, а к месту, куда я иду, тянуть этот след через извозчика не годится. Слезаю. Рассчитался. Иду дальше. Прошел полквартала в гору с этими тремя пудами, тяжеловато, смотрю, едет извозчик. «Довези». «Садись», «Что несешь?» «От богатого гостинцы». Поехали по направлению к квартире Рогожниковых на Верхне-Вознесенской улице. Его самого не было дома. Семья была дома. Я остановился и слез не у квартиры, а рядом. Сел на лавочку, завернул поплотнее; смотрю все-таки кругом, шрифт валяется. Дело дрянь. Луна. Выпал снежок. Довольно поэтично. Подобрался и понес в квартиру Рогожниковых и опять тот же самый шрифт злополучный, опять посыпался на крылечке: так ясно видны эти черные штучки. Жена Рогожникова (Александра Андреевна) и девочки Нина и Женя ждали. Тут мы подхватили этот шрифт, плотнее увязали в мешок и унесли в сад. Снегу было много, сугробы, и мы благополучно закопали этот шрифт в сугроб. К утру и утром пал еще порядочный снег. Все скрылось. Рогожникова еще находила отдельные буквочки шрифта в щелях пола. На следующий день (я здесь не ночевал), когда я пришел около часов 12-ти, говорят, что были «гости». Оказалось, что с самого утра, часов с 7-8, рядом, в том самом доме, где я сидел на лавочке, производили обыск, искали шрифт. Попали они туда, потому что шли по следу. Да еще была полоска от дороги к этой лавочке, на которой я сидел, отдыхал и на лавочке шрифт был. Забрали там какого-то студента, не имеющего к нам никакого отношения. Затем заехали к Рогожниковым, тоже посмотреть, нет ли там этого самого шрифта. Александра Андреевна стала мыть пол для видимости, мы с ней на случай условились, была похожа на кухарку, а девочки ей помогали. Заходит власть, посмотрела, поискала, потыркалась: «Где, говорит, муж?», «Муж уехал». «Что вы делаете?», «Да как вы видите, вот так и живу, а дети учатся». Посмотрели они, стали обыскивать, походили, походили, ничего не нашли, так и уехали. Хороша была ночь. Снег все засыпал»…

Длинная цитата, но она ярко отражает существо дела.

Однако значительную часть шрифта в мешках опустили в прорубь городского пруда, где его обнаружили местные мальчишки. Но горячим следам многие участники экспроприации были пойманы, осуждены и получили реальные сроки. В реальной жизни было не всё так романтично, как описал поэт боевик.

При экспроприации типографии Вельц на Усольцевской улице старшие товарищи при первых же проявлениях опасности убежали с места преступления, оставив своего товарища девятнадцатилетнего Леонида Гребнева, который стоял в карауле, среди боевиков он числился десятником. Нагрянувшая полиция нашла его спрятавшимся в углу помещения. Дальше началась трагическая судьба молодого человека, забывшего русскую пословицу, «береги честь смолоду». Сначала он сознался в своем участии в ограблении типографии, но тюремная камера его быстро перевоспитала. Далее он все отрицал, глубоко переживал заключение в тюрьму, совершил попытку побега и самоубийства. Гребнев был осужден к каторжным работа в Тобольскую губернию на пять лет и четыре месяца. В начале войны подал заявление в действующую армию, стал офицером. По воспоминаниям М. Герцман во время гражданской войны служил у Колчака в должности помощника коменданта города Екатеринбурга. Далее следы его жизни теряются: то ли он погиб на фронте, то ли его расстреляли крестьяне.

В августе 1907 года судили участников экса осуществленного под Березовском, при котором были захвачены деньги для социал-демократов. Все участника нападения были арестованы и получили реальные сроки тюрьмы и ссылки. Но самое главное заключалось в том, что были добыты шрифт и деньги, начали издавать «Уральскую газету». Но разве ворованное когда-нибудь приносило пользу? Газета была закрыта после выхода трёх номеров.

Первую объединенную дружину, в которую входили социал-демократы, эсеры и анархисты, возглавил поэт-боевик Федор Сыромолотов, как мы только что убедились, читая его воспоминания. Первые боевые занятия состоялись на Основинских прудках, это сейчас почти центр города. Большевики создавали боевые дружины не только для того, чтобы осуществлять охранные мероприятия, а сразу создавали их как основу для будущего вооруженного восстания. Воспитывали кадры будущих командиров. Для этого обучали своих бойцов не только строевой и стрелковой практике, но и изучали вопросы теории и тактики уличного боя, изучали опыт революций Западной Европы.

«Учеба была не комнатная, - вспоминал уже в советское время один из екатеринбургских боевиков, - а на практике, взять сыщика, городового задушить. Дисциплина и проверка. Проверяли личные качества на болтливость, на трусость, физическую выносливость. Практическая стрельба, метание бомб. Разведка, изучение городской местности, квартир чиновников».
 
Боевые организации уходили на нелегальное положение. На заводах и мастерских тайно начали создавать холодное оружие: кастеты, ножи. Задача ставилась вооружить всех членов партии, стали создавать мастерские по производству бомб. Динамит и взрывчатые вещества экспроприировали (попросту говоря – воровали) на рудниках и шахтах, даже намеревались взорвать поезд, на котором ехал в Сибирь какой-то высокопоставленный чиновник, но для этого не хватило динамита.

Военные отряды и дружины стали создавать на основе глубокой конспирации и личной преданности идеям партии. Высший уровень военной организации формировался на основе кооптации из преданных и проверенных членов партии, из этого отряда выходили руководители и инструкторы.

Дружина второго уровня формировалась из членов партии, всегда готовых к действию, прошедших полный курс обучения. Имеющих оружие у себя и по рекомендации двух боевиков.

Третий уровень дружины, это все члены партии, прошедшие обучение, но не имеющие при себе оружия. При этом руководителем дружины низшего ранга мог быть назначен только представитель первой дружины, который имел полную власть над членами боевых отрядов и их оружием. Уход с поста, из боя или измена карались смертной казнью.

В резолюции, принятой на февральской 1906 года Уральской областной конференции, на которой присутствовали представители партийных организации: Екатеринбурга, Перми, Уфы, Н-Тагила, Вятки, Тюмени, Восточного бюро ЦК, а также товарищи Свердлов, Чуцкаев, Коряков и другие были прописаны условия взаимодействия или их отсутствие со всеми политическими партиями региона, о задачах, характере работы и формах военных  и боевых организаций.

Уральская областная конференция выносит особую резолюцию «О боевых организациях народного вооружения – боевая организация как основа будущей повстанческой армии». В последующей деятельности руководители боевых организаций вырабатывают широкий стратегический план военных действий для будущего вооруженного восстания.

 Урал рассматривается как крепость с подступами к ней с одной стороны Самара, с другой Тюмень, Омск. Базовые точки этой крепости: Екатеринбург, Пермь, Уфа, резерв – все окружающие эти города заводы. Каждому заводу определялось задание производить средства обороны: бомбы, другие огнестрельные припасы, захват армейских складов. На конференции была оформлена Уральская областная организация РСДРП (б) и был избран Уральский областной комитет.

На Лондонском съезде была принята большевистская резолюция по боевому вопросу, с указанием о роспуске партийных дружин. Но при этом было точно оговорено, что боевые организации, построенные по типу Уральской – роспуску не подлежат и утверждены, как типичные, образцовые.

На Тимерфорской Всероссийской конференции военных и боевых организаций в ноябре месяце 1906 году Уральские организации были вновь признаны образцовыми. Свердлов лично знакомился с боевыми организациями.

После заседания Уральской областной конференции боевые дружины стали возникать практически во всех городах и многих заводах Урала. В Уфе действовали боевые дружины под началом Александра Калинина и Наугольникова. На Миньярском заводе под руководством Карпа Эмбекова. На Симском заводе – командовал латыш Франц. В Кропачево – Емельян Иванов. В Златоусте – Константин Мячин. В Перми – Яков Фейгин. В Екатеринбурге – Сыромолотов. Дальше в Сибири вдоль железной дороги действовали группы боевиков в Актюбинске, Томске, Красноярске.

Под воздействием партийной пропаганды и партийной поддержке боевые организации Екатеринбурга от слов переходят к делу, их действия приобретают открытый характер, совершенно не считающиеся с человеческой моралью и с требованиями уголовного права.

Один из боевиков вспоминал в двадцатые годы прошлого столетия «Было такое положение, нужна была типография к выборам думской компании, не было шрифта, но была боевая дружина. Сделали налет, захватили столько, сколько нужно, чтобы поставить приличную газету. Получен был шрифт, но не было денег. Эта же дружина ограбила почту и получила деньги (голос из зала, не ограбили, а взяли). Товарищи, ведь мы бросили лозунг – грабьте награбленное, это не считалось позором. Следовательно, боевые дружины не были распущены. Экспроприации были, когда было нужно. Была газета «Уральская газета». Следовательно, мы не подчинялись меньшевистскому ЦК, ни в одном вопросе».

Деньги взяли 15 сентября 1906 года в два часа дня на восьмой версте от Екатеринбурга, по дороге, ведущей в Березовский завод за селом Шарташ, захватили 10400 рублей.

Все злоумышленники были молодые и на вид интеллигентные люди, не похожие на заводских рабочих. Одетые прилично, в городских костюмах, пиджаки куртки, брюки на выпуск и калошах, на головах шляпы фуражки. У некоторых были заметны манишки или белые рубашки. Участвовало человек десять.

Но не всё было так гладко, как вспоминали большевики. Попытка захватить деньги в конторе, строящейся тогда Пермской железной дороги, закончилась провалом и казнью участников экса. Провалилась и вторая попытка завладеть шрифтом в типографии газеты «Уральский край». Это всё происходило в 1906 году. После приезда Свердлова в Екатеринбург.

Не прошло и двух месяцев пребывания Свердлова в Екатеринбурге, а уже на Урале начинают действовать боевые дружины. Свердлову есть, что доложить ЦК РСДРП (б) и он 20 ноября уезжает из Екатеринбурга на Тимерфордскую конференцию. Не будем останавливаться на том, был ли Свердлов на этой конференции, только отметим, что в Екатеринбург он вернулся 17 или 18 декабря, то есть он отсутствовал на Урале почти месяц.
 
Но за время отсутствия Свердлова в Екатеринбурге в корне изменилась обстановка как внутри партийной организации города, так и в отношении власти к политическим партиям. В руководстве партгруппы города произошла ссора и раскол между старыми и новыми местными партийными руководителями. Полулегальное существование партии социал-демократов за время отсутствия Свердлова в Екатеринбурге практически закончилось, в городе начались аресты, чему способствовали и проведенные экспроприации.

Дальнейшее пребывание агента ЦК в городе Екатеринбурге грозило арестом, что подтверждается тем, что многие активисты и боевики через месяц после отъезда Свердлова были арестованы.

В Перми после вооруженного бунта практически весь партийный комитет был арестован, возникла проблема восстановления партийного влияния в губернском городе.

8 января 1906 года Свердлов переезжает в Пермь.