Предыдущую часть см. http://www.proza.ru/2015/12/07/738
Когда Машенька не ходит в садик, после обеда обязательно приходится ложиться спать. Чтобы веселые солнечные лучи, блуждающие по комнате, не дразнили Машеньку, мешая закрывать глаза, ее укладывают на родительскую кровать за шкафом. Там, в полумраке, только и остается, что разглядывать стенку.
Маме не нравятся обои, она считает, что под ними заводятся клопы. Поэтому стены в комнате выкрашены в желтый цвет, а редкие букетики ромашек нарисованы по трафарету. Над кроватью висит тонкий коврик с коричневой бахромой внизу, на котором вышиты фрукты, серебряные бокалы, поднос и почему-то тушка зайца. Из-за этого зайца Машенька ненавидит коврик всей душой, и, как только ложится, тут же скручивает его трубочкой. Коврику это не нравится, он пытается снова распластаться по стенке, и в такой борьбе проходит положенный час «отдыха». Вернее, проходил, пока Машеньке не пришло в голову более интересное занятие.
Мама не разрешает брать кукол в постель, справедливо полагая, что ребенок тогда не заснет. Машенька скучает, изнемогая в борьбе с ковриком, и сама себе рассказывает сказку.
- Жил-был, - тянет она...
Потом, вспомнив мамины слова, моментально заканчивает строчку:
- Жил-был Клоп, толоконный лоб...
Из кармана фартучка вытаскивается гвоздь (чего только нет в этом кармане) и, подняв коврик, Машенька начинает выцарапывать в стене домик для Клопа.
- И была у него подруга, толоконная КлоповУха, - сама собой приходит вторая строчка.
«Клоповухе» тоже надо выковырять домик. Клопов Машенька не видела, но, на всякий случай, делает в стене отверстия поглубже, чтобы клопам не было тесно.
Теперь Машеньку не надо загонять на «тихий час». Она только и ждет момента, когда можно будет спрятаться за шкафом и продолжить строительство, ведь персонажи сказки все прибывают. Когда все обеспечены жильем, Машенька начинает выцарапывать дорогу между домиками, чтобы Клоп, Клоповуха и другие клопы с клопенятами могли ходить друг к другу в гости. Естественно, строительство жилого района занимает много времени и труда. Иногда строитель даже засыпает, устав от трудов праведных, и родители умиляются.
Умиляются до тех пор, пока маме однажды не приходит в голову поднять коврик.
Что мама сказала дочке? Машенька не запомнила слова, только интонацию. Зато автор хорошо знает, что она сказала бы своим дочкам, увидев на недавно покрашенной стене столько дыр, объединенных линиями и канавами. Вряд ли ее умилил бы этот город с его улицами, переулками. (Еще хорошо, что Машенька не призналась, для кого «строила» город, темперамент у мамы южный, и папе точно пришлось бы доставать ремень из брюк.) Правда, автор понимает, что внуку бы она сказала совсем другое, вот и Машенька бросается к бабушке, ища защиту под ее крылом.
Подслушивать, конечно, плохо, но какие могут быть секреты, когда все живут в одной комнате. В один из «тихих часов» за шкафом услышала Машенька взрослые разговоры, что у бабушки «не очень хорошо с головой, и с каждым днем все хуже».
Случилось это после печальной истории. Машеньке подарили цыпленка. Смешной желтый комочек с длинными палочками – ножками бегал по комнате, разрывая ее тишину своим писком. Машенька насыпала ему в поддон зернышки, меняла водичку, но он, наверное, все равно скучал без мамы и громко звал ее. А потом замолк.
Машенькины мама с папой, вернувшись, нашли цыпленка, засунутым в домашний тапочек. Мама плакала, спрашивала у бабушки: «Мамочка, как ты могла?» Бабушка разводила беспомощно руками и жаловалась: «Он так громко пищал...»
Машеньке было очень жаль цыпленка, но она знала, что это получилось нечаянно, и не сердилась на бабушку.
Бабушка старенькая. Это понимает даже Машенька. Почему-то бабушка вернулась к ним гораздо старее, чем была, когда уезжала два года назад. В комнате тепло, а бабушка все время мерзнет, кутаясь в длинные фланелевые платья. С седой головой, впавшим ртом, незаживающей раной у глаза, бабушка кажется подраненной птицей. Но, когда Машенька подбегает, утыкается носом, руки бабушки взлетают, словно крылья, прижимая покрепче к груди обиженную внучку. И пусть кто-нибудь попробует сказать хоть одно неодобрительное слово ее любимице.
Машеньке кажется, что они с бабушкой похожи. И, если у бабушки «не очень хорошо» с головой, значит, и у нее, Машеньки, тоже. Они одинаково долго сидят над тарелками, задумчиво что-то пережевывая. Когда бабушка берет в руки какую-то тряпочку, Машеньке тут же хочется именно из этой тряпочки сделать одежду для куклы. А когда девочка берет игрушку, бабушка тоже тянется, чтобы ее подержать. И что? Это – нормально. Они всегда так играют с Вовкой и Галочкой. Кто первый взял – тот и играет, а если второй жалуется и выпрашивает – пусть подождет, пока наиграется первый...
Правда, иногда бабушка перестает обращать внимание на внучку и говорит что-то непонятное. Тогда Машенька садится на табуретку возле бабушкиной кровати, застеленной тонким байковым одеялом, прислушивается. Мама ей объяснила, что бабушка разговаривает с дедушкой, который умер давным-давно, задолго до рождения не только Машеньки, но и ее старшего брата Коли.
- Ты обо мне не беспокойся, Васенька, у нас хорошие детки выросли. Вот только у нашего старшего, Коленьки я не захотела жить. Он умный мальчик, хороший, но жена его пирожки посчитала, когда испекла, а я что-то лишнее съела. Ушла я от них. Сима наш – очень добрый мальчик, и жена у него добрая, только у них совсем негде раскладушку для меня поставить, сам понимаешь, втроем в одной комнате живут. Ниночка, правда, одна в комнате, но ей ведь свою судьбу устраивать надо. А у меня с головой проблемы. Это они так говорят, я не замечаю, но, раз говорят, значит, правда.
Голос бабушки прерывается и дрожит. У Машеньки так бывает, когда ей хочется плакать. Но бабушка не плачет, и тихонечко продолжает:
- К Ниночке как-то мужчина пришел, ты не подумай ничего плохого, Васенька, чаю выпить. Я уж так старалась, чтобы он не заметил, какой у меня с головой «не порядок», но он все равно больше не приходил... Вот я и решила в Ростов уехать. Мне здесь спокойнее. У Зоеньки свекровь живет, так я с Женей. У нее кровать лишняя оказалась. Внучек ведь наш, Коленька, уже большой вырос, в институте учится...
Бабушка на несколько минут замолкает, поглаживая сухой морщинистой рукой одеяло и глядя на притихшую внучку удивительно яркими карими глазами, единственное, что пощадил в ней возраст. Она делает над собой усилие, чтобы вернуться в этот мир, но тот, который живет в голове, не хочет отпускать утлую лодочку ее воспоминаний, и бабушку опять уносит по волнам прожитой жизни.
- А помнишь, Васенька, как к нам в Новочеркасск моя сестра, Сусанна в гости приехала? Фу-ты, ну ты, барыня такая приехала, с горничной!
Бабушка тихонько смеется, и Машенька, пугаясь, трясет ее за руку:
- Бабушка, про другое расскажи, про другое!
Детский голосок заставляет бабушку очнуться, она гладит Машеньку по голове:
- Да что же тебе рассказать, егоза? Все уже пересказано. Лучше скажи, кем ты на празднике будешь?
- Снежинкой. Мне мама пачку сшила. Хочешь, я тебе потанцую?
- Да, потанцуй...
Машенька кружится на свободном пятачке, поднимаясь на носочки...
Так проходит зима. Однажды ночью мама будит Машеньку и отводит к соседям. У соседей Машенька спит, днем ей даже позволяют поиграть со слониками (оказывается, такие слоники есть не только у МарьИванны), время от времени заходит мама, что-то говорит, но Машенька не понимает ни слова. Зато вдруг понимает, что бабушка умерла. Она понимает вот именно этим, горьким словом, которое никто при ней не произносит. Ей очень хочется поверить в то, что она ошибается, но вечером мама забирает Машеньку, и они возвращаются в пустую комнату. В комнате ничего не изменилось, только она стала очень большой. И спать в ней холодно, и бегать по ней холодно. Так же, как было холодно бабушке. И Машенька сжимается в комочек, накрытая сразу несколькими одеялами. Больше всего на свете Машенька боится, что кто-нибудь начнет ей объяснять, что произошло. Не надо! Она и сама все знает: бабушка там, где этот святой, нарисованный на картинке, которую бабушка называла иконой...
Бабушка умерла в начале марта. Все, кто приходил проститься, несли мимозу, и с тех пор мама Машеньки перестала любить эти пушистые желтые весенние шарики.
А сердце мамы перестало биться в феврале. Это было так давно, что других цветов зимой просто не было, и опять все несли мимозу. И бывшая Машенька тоже перестала любить эти цветы.
Продолжение смотри http://www.proza.ru/2016/01/22/1984.