За Рубиконом 5. Президенты. Мэры. Префекты

 
5.   Президенты. Мэры. Префекты.

 Одного из тех мздоимцев я всё же уважал – первого мэра Москвы, Гаврилу Попова. Все знали, что Гаврила взятки берёт. Берёт по крупному. Многозначными суммами. Но, нашёл, всё таки, человек в себе степенство и сам добровольно ушёл в отставку. Добровольно пост лакомый оставил и в тень спрятался. Его никто и преследовать не подумал. Потому, что он никому уже не мешал. А другие – нет, добровольно от кормушки за уши не оттянуть.  А заканчивали почти все одинаково...
 – Как же? –
 – Бедой почти у всех заканчивалось, Ванюша.  Или – посадят, или – застрелят, или – опозорят, или – разорят. Дармовые деньги, всегда человеку погибель несут. –
 – Куда же государство смотрело? –
 – Так они же в самой средине его и были. На государственных постах состояли. Паразитическое образование в государстве. Словно дупло в дереве… а как ты знаешь – дупло больше дерева не бывает... –
 – А Президент? – Не уступал разгорячённый слушатель.
 – А ему, если бы и захотел порядок навести, сложнее всех и труднее было... Вот, к примеру, заведись в какой-нибудь животине аскарида крупная, цепень-солитер – называется. Как ты от неё живой организм избавишь ? –

 – Лекарством, – не задумываясь, ответил юноша.
 – Так ведь, Иванушко, лекарство не только на паразита подействует. Оно и организм потравит. Мало дашь – не поможет, а много введёшь – животное отравишь. А если как раз, впору угадаешь, тоже опасно, аскарида наутёк бросится, комом пойдёт и задушит. Открытые раны, почему в политике опасны? Потому, что они внешней и внутренней инфекции подвержены. Микробы в рану попадут и могут организм до гангрены довести. Так и тогда случилось.

  Произвол немыслимый тогда над народом чинили, любыми способами и уловками. Надо тебе, допустим, какую-нибудь справку получить – придёшь к чиновнику, да и не чиновнику ещё, а так – к подьячему мелкой пробы клерку, а ты перед ним ещё до прихода, словно в чем-то провинился.

  Окинет он тебя свинцовым взглядом, да и вымолвит: " А, ступай ко ты, сударь, на другой конец города, выкупи там бланк для справки и сюда представь. Вот я тогда тебе и пропишу, чего следует. Только, денег нам на чернила казна не ссудила, так ты,  любезный, и чернил прихвати. "

 "И пойдут они солнцем палимые... " – Это ещё Николай Некрасов, за сто пятьдесят лет до того времени написал, а словно за спиной у нас тогда стоял.

  И только уже когда всем невмоготу стало, тогда и вышли вперёд люди высокого ума и чести и взялись дела вершить так, как бы с самого начала следовало. Не скоро это делалось. А народ уже давно по полезному делу тосковал. Вытащили из заводов всю старую рухлядь и новые машины поставили.
 – Зачем всё-то вытаскивали? –

 – Так ведь половина заводов за годы перестроя разграбленными оказались, а другая половина на войну работала. Непосильно это для любой казны. Да что казны, всей экономике надсадно. Пробовали вместо пулемётов хотя бы велосипеды мастерить: наготовят колёс, педалей, трубок разных, включат конвейер... А он все спицы на дробь искрошит, трубки на гильзы перекатает и на выходе едва не пулеметом строчит.

 Даже кирпичи делать те конвейеры не годились. А которые годились, устарели до такого предела, что их нельзя было в дело пустить. Вот и пришлось их на переплавку отправить. Ох, и работали мы тогда! Машины новые, проворные поставили. Работали они с прибылью. Половину чиновников и всяких не нужных делу людей убавили и полезным делом заниматься пустили. Налоги и сборы до разумного предела довели. Поборы вытравили. От шпаны улицы очистили. С домов решетки сняли.
 Вот тогда всякому не ленивому человеку выгодно стало дело делать. Тогда и жизнь в гору пошла. Но, пока совсем наладилась – не мало лет минуло.

 Заплясавший поплавок на удочке деда прервал их беседу. Надо было угадать тот момент, когда рыба поверит, что заманчивое лакомство попало в пруд случайно и, потеряв осторожность, даст волю хватательным рефлексам. Вскоре увесистый карась, взмахивая хвостом и круто выгибая тёмную спину взблеснул на солнышке  серебряной чешуей боков и, описав крутую дугу, сочно шлёпнулся на лужайку берега.

 – О чём же прадеды думали, дедушка? Почему в конце прошлого века Россию до такого урона довели? – Спросил внук, проследив отчаянный вылет карася.
 – Ты, Иванушко, словно мировой судья, спрос с меня сегодня учинил. И за нас, и за родителей наших ответ держать требуешь, – насупился дед, высвобождая крючок для новой наживки. – И те не так, и эти… Для того, чтобы других судить, их понять надо. А чтобы понять другого человека, нужно себя на его место поставить. Удачно поставишь – поймёшь, а неудачно – ошибешься и дело не прояснишь, а ещё больше запутаешь и сам запутаешься, – ворчливо закончил дед, приспосабливая на крючок нового червяка.

 – Не сердись, дедуля, это не я, это история спрашивает. – Торопливо проговорил  внук, заметив поклёвку и на своей удочке.

 – А ты, уже от лица истории имеешь право спрашивать? – Помолчал. –  Прошлое судить, все -равно, что человеку в спину пальцем грозить. Оглянись на него и суди, как кому вздумается, не поправит, не оправдается. Да и не заметит. – Продолжил ворчливо дед, закидывая удочку. – А ты вот попробуй в такую же даль на будущее загадать... И не ошибись. – Добавил он, усаживаясь на своё место.
 Выхватив карася ещё крупнее, чем  дед и уже откровенно "блюмкнув" поплавком подальше от берега, внук продолжал разговор с ещё большим напором:

 – За прошлый век Россия два  политических потрясения пережила. А чего достигла? Кроме урона – никаких результатов. А раздору сколько было? А народу сколько потеряно? В начале века, в гражданскую войну, брат в брата из пушек палил. Ты подумай-ка, какой ненависти нужно достигнуть, чтобы по родным братьям из пушек палить. Скажи, дедусь, хоть ещё одной стране такие потрясения – посильны? – Кипятится не искушённый в государевых бедах историк.

 – Так, видимо, сама история распорядилась... – неопределённо ответил дед, уклоняясь от спора с горячим несмышлёнышем, каким до сих пор продолжал считать внука. Да и не хотелось ему забираться в столь дальние дебри минувшего.
 –  Разве негде было нормальной жизни поучиться? Ещё со времён Петра Первого, россияне за полезной наукой в Европу хаживали. –

 – В том-то и беда, Иванушка, что ума занимать в люди ходили, а своим Михайлам Ломоносовым – ходу не давали. Один пробьётся, а сотня канет в невежество. Да и не главное то, чтобы науку познать. Правильная наука, она на всех языках одинаково пишется и читается. А главный секрет в том, чтобы корни этих наук у тебя дома приросли, оклиматизировались и во всём полезном деле плоды вынашивали. От того они прикладными и зовутся, что требуют правильного приложения. А вот в этом-то мы, славяне, ленивее других оказываемся. И от многих отстаём. Пустим машину – зажурчало и рады. Предприимчивости нам не достаёт. –

 – Сам же говорил: "Живое семя – на свет выйдет." – Или забыл? – Петушится внук, теребя деда за выгодную для него половину фразы.
 Но Павел был не из тех стариков, кого можно было смутить или спутать в разговоре таким простым способом.

 – Наши деды объясняли трудности тем, что шли нетореной дорогой. От врагов оборонялись. Одна только война с фашизмом на двадцать пять миллионов народу убавила. Разве после такого урона можно порох сырым держать? Вот и крепили рубежи. Вот и ковали оружие. Происки недругов отражали... –

 – И не заметили, как перестарались, – дополнил внук. – Для людей надо было напрягаться, а не против. –
 – В окружении враждебных сил жили. Западные и южные наши рубежи цепью военных баз опутаны были.  Мы границы свои  охраняли. Оборону крепилии. Не дешево это было. А заокеанские "друзья" цены на нефть обрушили. И государственная казна издержалась. Вот и понадобилось новый разворот делать. Опять нехоженой дорогой идти, да и опять бестолково. По истерзанной пословице: Хотели – как лучше, а получилось снова, как у нас, – закончил дед.

 – Ну и перестраивались бы на китайский манер. У них старую экономику не трогали, а новую выращивали, а как окрепла и ее в работу пустили. И та, и другая бы работали, – снова не согласился внук.

 – Так ведь даже с одной лошади на другую хомут не всегда подойдёт. Или велик, или мал будет. А если с коня на верблюда станешь переодевать – что получится? Так и экономика разных стран. В России сначала примеряли американскую систему, да всё опять как с хомутами вышло... –

 Расплывшиеся на половину пруда круги напомнили спорщикам, что рыба давно клюнула и вот-вот сойдёт с крючка. Ещё один карась пополнил садок.

 – Нам с тобой, Иванушко, о том спорить нет смысла. Когда в России главные дела делались, я ещё проще тебя был. А когда понимать научился, уже мы по самые уши увязли во всех этих перестроях и переломах. Да и чем бы моё правильное понимание повлияло? Песчинка я. Одна из миллионов. Но, одно уяснил накрепко –  не развороты-переломы людям нужны, а эволюции, которые жизнь совершенствуют. А от переломов и разворотов –  одна только убыль и вред, кровь и насилие. Всеобщее разорение. Особенно селу. Поскольку оно живое и ранимое и ко всяким острым углам и заворотам беззащитнее всех оказывается. И ранится сильнее и глубже всех.

  А чтобы всех этих перегибов избежать, нужно умело ходом жизни править. Провалов не допускать. Кому, какое дело поручено, в том и радей. Чем значимее дело, тем выше  ответственность. И заботу нужно не только о  сегодняшнем дне хранить, но и о будущем беспокоиться. Вперёд жизни уметь загадывать, впереди времени видеть. Тема эта очень велика и суеты –  не терпит, давай-ка потом когда-нибудь всё это договорим. –  Промолвил дед, явно выказывая намерение собираться домой. Но, следующий вопрос Ивана, смутил все его намерения.