Бандеус

Виктор Алёнкин
               
                (Маленький роман)

                Собственная судьба 
                решила в заостренном конце…
 
                1

    Без всякого сожаления поддалась случаю бросить всё, забрать сынишку и перевестись по работе в далёкий камчатский посёлок. Деревянное, видавшее когда-то лучшие времена, общежитие. Комнатушка с простенькой мебелью. За окном с опавшей листвой берёзки, а в дали – сопки. Разобрала сумки. Пошла знакомиться с соседями. На кухню примчалось чадо:
    – У нас на столе крыса.
    По кулькам с продуктами ползала серая, горбатая, с голым хвостом. На мои вопли подоспела Баба Нюра и запустила в неё тапкой.
    – Ты, голуба, не робей, – и к себе на кухню.
    Я за ней. В коридоре малыш с восторгом рассказывал о случившемся какому-то мужчине, бородатому и в мохнатой шапке. Он окинул меня несколько оценивающим взглядом, не спеша снял дублёнку и протянул малышу руку:
    – Будем знакомиться.
    Тот хлопнул его по ладони, – Данька, – и добавил, – пять с половиной!
    – А я дядя Миша.
    Улыбка у меня получилась квашеной: – Может, поможете...
    Отодвинули кровать. В углу зияла дыра. Данька сказал, что такое он видел в зоопарке, у дикобраза. Борода снял шапку и приложил к дыре:
    – Дикобраз сюда не пролезет. Они в Африке живут.
    Мне же было не до шуток – за окном сгущались сумерки.
    Полведра битого стекла ушло в дыру. Сверху Михаил забил чем-то железным и пообещал зайти завтра.
 
    Уложила малыша на диванчик, а сама примостилась рядом. Где-то играло радио. Потом всё стихло. От усталости не могла заснуть. Мерещились дикобразы – они спускались с сопок, потом голос из Данькиного мультика, – я сказал найти дикобраза, а не хватать его, – под кроватью повизгивало и скреблось. Вооружилась тапкой. Слава те Господи! – за окном стало светать.

    Утром Михаил нашёл нас с Даней на кухне. Аккуратно подстриженная короткая бородка, свежая рубашка. Баба Нюра как-то странно посмотрела на него, хотела что-то сказать, но передумала. Покачала головой и продолжила печь блины.
    Осмотрели место ночных кошмаров. Железка топырилась гвоздями, а вокруг  жёваные опилки. Ещё немного и крысы добрались бы до нас с Данькой. У меня мелькнула предательская мысль вернуться домой. Выручил Данька, спросив:
    – Дядя Миша, а ружье у вас есть? Вы охотник?
    – Обязательно, малыш, – для убедительности он показал пальцем на шапку и подмигнул, – пригласим Бандеуса. Славная будет охота! А сейчас мне на работу пора.
    Баба Нюра продолжала суетилась вокруг моего чада. Тот сидел на табуретке, болтал ногами и запихивал в рот очередной блин.
    – Хороший он человек. Михаил-то, – вздохнула она, – вот, только что-то в семье не сложилось. Как вернулся в прошлом году из отпуска, так к старому другу сюда, в общежитие, перебрался. Всё молчком, да молчком, а тут, ишь-ты, вроде оттаял. А, вы, значит, к нам главной бухгалтершей?
    Даньке это наскучило:
    – Мам, купи сметану для Бандеуса.
    – Бандеус, это кто?
    Баба Нюра махнула рукой: – Ты лучше у коменданта узнай.
    Тут за Данькой прибежала ватага ребятишек. Я поняла – на пристани происходит нечто такое, что без их присутствия никак не обойдётся. Одела Даньку и пошла к коменданту. Тот сочувственно поведал, как у него самого крысы холодильник чуть не прогрызли.
    – Вы бы кошку в общежитии завели.
    – Кошка-то была, но её крысы оприходовали. А Бандеуса я выгнал. За воровство.

                2

    Ласковое солнце уходящей осени. В лёгкой дымке верхушки сопок, успевшие за ночь покрыться первым снегом. С пристани доносился шум моторов, крики чаек. Вместе с рыбой из сетей вываливалась всякая живность. Ребятишки визжали от восторга. Моё появление у рыбаков вызвало нечто подобное, и они стали наперебой объяснять новенькой, как пройти к поселковой управе.

    Глава управы оказался человеком степенным. Скромно заметил, что место в детсадике досталось его хлопотами. Пару дней дал на устройство, хотя работы, по его словам, было предостаточно.

    Когда улетала с материка, во мне что-то говорило – всё будет хорошо. Может, от добросердечного разговора, а может быть по другой, пока смутной причине, я вдруг поняла, что предчувствие меня не обманет.

    К вечеру, как и обещал Михаил, пошли к Бандеусу, который обитал в пристройке общежития, где проходили трубы отопления.
    – Ба! – воскликнул Михаил и показал пальцем. По тропинке в сторону причала, переваливаясь с бока на бок, вышагивало нечто большеголовое. Ухо лохматое и куцый хвост.
    – Дядя Миша, это кто?
    – Камчатский безигольчатый дикобраз. Он же Бандеус. Учуял запах свежей рыбы. Теперь его сметаной не заманишь. Охота на крыс отменяется.
    Данька плаксивым голосом, – ну вот, как всегда, взрослые наобещают…
    – Не горюй, малыш! Завтра будет охота. А сегодня я научу тебя разделывать настоящих морских крабов.
    Даньку это вполне устроило. Но не меня, – нам опять с крысами ночевать?
    – Поужинаем, и у меня переночуете. Мой сосед по комнате, пока на прииске.
    – А сами?
    – Обо мне не беспокойтесь.

                3

    В комнате наспех прибранный холостяцкий беспорядок. На стенах оленьи рога, другие охотничьи трофеи. Помогла накрыть стол. Крабы, икра и что-то ещё очень вкусное, похожее на жюльен. Данька, набегавшись за день, поел, лёг и сразу же уснул. Мне же было как-то неудобно прерывать рассказ Михаила.
    – Прошлой осенью на прииск приходило канадское судно. Это там – на другой стороне залива. Не помню, по каким делам я зашёл в прорабскую. Бригадир Степаныч обедал. По-цыгански, на газете – краюха хлеба, луковица, кусок копчёного лосося. На облезлом диване валялся крупный кот.

    – Вы видали, что-нибудь подобное? – спросил Степаныч и кивнул на кота, – не орёт и не требует, а ждёт, пока его пригласят к столу. Приисковые кошки его не интересуют. Драки ему без удовольствия. Целыми днями лазает по деревьям и ловит пескарей в соседнем пруду. А в оставшееся у него свободное время, видите ли, делает мне одолжение – ловит крыс. Впрочем, весьма виртуозно, как и положено судовому коту на камбузе. Другого кота я бы в два счёта выгнал, но у этого есть нечто наше, цыганское. Вот, спросите у него самого.
    – How’s life?*
    Канадец в один приём оказался на спинке дивана. Распрямил усы, сложил лапы, закатил глаза и выдал арию мартовского кота.
    Степаныч наигранно сердито смотрел на него и продолжил сдирать шкуру с ни в чём неповинного лосося:
    – Ромалэ из тебя, прямо скажем, курам на смех. Ты лучше в поселковую самодеятельность запишись. Он скомкал газету и шутливо метнул в кота. Тот отбил её лапой.
 
    Вскоре цыганской кочевой натуре Степаныча подвернулся счастливый случай податься куда-то с экспедицией. С наступлением холодов я забрал кота к себе в контору. Сначала он оправдывал самую безупречную репутацию, какая только может быть у кота. Но как-то вечером ушёл и где-то шлялся до самого утра. Явился с рваным ухом. Через неделю в ночных разборках лишился части хвоста. Несомненно, причиной была блондинка из соседней парикмахерской. Еды ему хватало, но потерявший голову кот, начал воровать. С поличным пойман не был, а в оправдание своего безобразного поведения душил крыс. А заодно и добропорядочных соседских котов. Это стало грозить неприятностями. Мы не знали, что дальше делать с этим, получившим прозвище, Бандеусом. К радости всей конторы кота забрал к себе какой-то одинокий рыбак.
    – Крыс ловить?
    – Скорее от скуки. Потом в его хибару подселилась ещё и «ночная бабочка».
    – ???
    Михаил глянул на часы, – простите, кажется, я задержался.

                4

    Пепельный, с тёмным переливом мех Бандеуса, несомненно, привлёк бы внимание любой модницы. Без единого пятнышка и такой густой, что можно было не сомневаться в его благородном происхождении. Бандеус мог бы считаться даже красавцем, если бы не одноглазие, прикрытое мохнатой бровью. Впрочем, Данька оценил это, как достоинство настоящего боевого кота.

    Сметану Бандеус ел сосредоточенно и со смаком. Умылся. Завалился на спину, поймал свой куцый хвост, пожевал его, выплюнул, растянулся и захрапел. Был заперт в комнате на ночь. Утром Михаил вынес ведро с полудюжиной висящих из него жирных крысиных хвостов. В тот день Бандеус был прощён комендантом. В знак признательности кот продолжал таскать к моему порогу задушенных крыс. Отчего по утрам из коридора доносилось чертыханье Бабы Нюры.

    От случая к случаю, Михаил приглашал нас с Данькой на прогулки. Кот непременно увязывался за нами.
    Тропинки в мохнатом кедровнике. Рыбацкие лодки, припорошённые снегом на берегу залива. Крики в чёрных ошейниках и с розовым оперением полярных чаек. Дощатый причал, по которому кот ходил вразвалку, как бывалый моряк по палубе. Данька пасовал ему мячик. Натасканный на судне кот строил рожи, орал и ловил добычу с ужимками заправского вратаря. Я умирала со смеху глядя, как Михаил с Данькой передразнивали друг друга и самого кота. Картина писалась бы в красках акварели, если бы меня не стала беспокоить всё более крепнувшая привязанность малыша к Михаилу.

    Моей помощницей в бухгалтерии оказалась языкастая, но хорошо знающая дело, молодящаяся старая  дева. Поговаривали, – если бы не мой приезд, то она сидела бы на моём месте. Михаил по делам компании частенько бывал в управе. Заходил в мой скромный кабинетик и не скрывал подчёркнутой ко мне любезности. Завидный мужчина вызывал откровенно завистливые взгляды сотрудниц. Однажды языкастая не вытерпела, – а Вы знаете, что Михаила видели как-то утром провожающим домой всем известную в порту Людку. Сообщение старой девы стало поводом, чтобы искать удобный случай и объясниться с Михаилом.
 
    В общежитии собирались что-то отмечать. Мне не очень-то хотелось в участвовать в застолье, но представился повод посетить местный салон красоты. Вечеринка затягивалась и Михаил предложил выйти на свежий воздух. Уход от развеселившейся компании могло бы вызвать всякие шуточки, но я решила не упускать подходящий момент.
    На крыльце сидел Бандеус. Посёлок спал.
    – Зайдём к Креветке?
    Несколько ступенек вниз. Крохотный бар. В неоновом свете на зеркальных стеллажах бутылки с крутыми этикетками. На телевизионном экране шла спортивная передача. Несколько болельщиков на высоких стульях. За стойкой рыженький бармен с оранжевой бабочкой, прозванный за отсутствием другой закуски – Креветкой. В порядке исключения известному крысолову была послана шайба колбасы. Бандеус устроился под ногами и потребовал признания заслуг. Михаил потрепал его по загривку, заказал нам пару коктейлей и продолжил начатый рассказ:
    – Весной как-то проходил я мимо халупы того самого рыбака, который взял к себе Бандеуса. Тут из дверей выскакивает нечто в халатике, а за нею несётся истошный кошачий вопль.

    Бедняга Бандеус! Чем больше он извивался от боли, тем больше цеплял на себя крючков рыбацкой снасти. Вот так Бандеус лишился глаза. Обернул кота одеялом и вместе со снастью вынес во двор. На шум прибежала соседка. Оказывается, что хозяин, возвратившись с рыбалки, пошёл к дружку «поправлять здоровье», а Людка пахнувшую рыбой сеть на стенку повесила. Кот и махнул на неё с печи. Соседка почему-то шепотом добавила, – хозяин вернётся и Людку, точно, как воблу разделает. Та ревела благим матом и умоляла проводить к подруге на соседнюю улицу…

    Тут в бар ввалились полуночные завсегдатаи. С ними под ручки – фигуристая, в кожаных легинсах.
    – Да, вот же она. Та самая – Людка!
    Бандеус был рад долгожданной и такой неожиданной встрече. Шерсть на нём встала дыбом и, как позже прокомментировал Креветка, – рванул с места, вроде нападающего канадской сборной. Людка – к выходу. Оступилась…
    Кожаные штаны. Вот, что спасло Людкин зад.

                5

    Получила письмо со знакомым до боли обратным адресом. Читать не стала, но то, что преследовало меня в последнее время, кольнуло осколками разбитого зеркала. До синевы выбритые щёки, волосатые пальцы, бесконечные банкеты, презентации, залитый красным вином белый смокинг, сломанная банковская карта, усмешки его дочери – моей ровесницы, и престижные тряпки, лежащие на дне, так и не распакованного чемодана.
    Погода – под стать настроению. Колючий ветер дул с океана и висела над горизонтом противная жёлтая луна.
 
    Работы в управе было через край. Спасибо добросердечной Бабе Нюре. Забирала малыша из садика и кормила ужином. Я посодействовала в пересчёте её пенсии. Окрылённая результатом, она решила весной улететь к внукам.
    Как-то на неделе шеф пригласил познакомиться со своими домочадцами. Пышные пироги. Семейный уют. Пили чай. Оставшись наедине, его жена, добрейшая женщина, упомянула Михаила. Она посмотрела на меня ласковыми глазами и, как бы заглянула в душу, – ведь Фортуна может и отвернуться.
    Моё предчувствие свернулось пушистым комочком.

                6

    Из-под брезента, проезжавшего мимо общежития грузовичка, выпала камбала. Размером с чугунную сковороду. Первым возле неё оказался Бандеус. Вцепился зубами и, упираясь всеми четырьмя лапами, потащил к себе в пристройку. Я никогда не думала, что у чаек такой могучий размах крыльев, и они могут быть столь агрессивны. Обыкновенный кот позорно бежал бы с поля боя, но не Бандеус. Одноглазый потомок пиратов карибских морей издал боевой клич, выпустил когти и даже достал хуком одну из пикирующих чаек. Но, прикинув, что силы неравные, распластался по камбале, всем своим видом показывая, что умрёт, но добычу не отдаст. Подоспевший Михаил разогнал стаю и приподнял за шкирку, казалось бы, совершенно мёртвого кота. Наблюдавшая из пристройки всю эту историю подруга Бандеуса уже сочла себя вдовой, но кот вдруг жульнически ожил и резво потащил к себе в пристройку обманным путём добытую камбалу.

    Михаил же, выбежав из общежития нараспашку и без шапки, простудился. Данька целые вечера проводил у него. Они копались в коллекции минералов друга-геолога, играли в шахматы, перебирали фотографии  заграничных путешествий. Михаил рассказывал про охоту и охотничьи трофеи. Его навещали сослуживцы. Малыш тихонько сидел в уголке. Рисовал кота с камбалой, дикобразов, пальмы, и нас троих взявшихся за руки у синего моря. Совсем неожиданно для себя самой, у меня с Мишей сложились более чем дружеские отношения.

    Накануне Нового года Михаил пришёл пахнувший, как заметил Данька, шоколадом, но с букетом цветов (бог знает, где он мог их раздобыть) и с бутылкой шампанского. Но я-то умею отличать запах коньяка от шоколада:
    – По какому поводу?
    – Возвращаюсь в освободившуюся свою квартиру. Данька, ты согласен, если мы будем жить вместе?
    Мысли, как по рельсам, разбежались в разные стороны… Нарядный галстук, шампанское, цветы.
    – В качестве кого?
    – Я делаю Вам предложение.
    Хлопнула пробка шампанского.

                7 

    Всякий кот, освоивший комфорт благоустроенной собственной квартиры, проявил бы хозяевам лебезящее признание. Однако потомку корсаров флибустьерских морей, это было как-то не к лицу.
    По возвращению в общежитие Бандеус был приятно изумлён: истории его похождений обросли некоторыми подробностями.  Будто списан он был на берег по обвинению в пропаже на камбузе полена лососёвого балыка. История весьма сомнительная и, конечно же, не делающая чести Бандеусу. Но свидетели, в показаниях которых можно не сомневаться, утверждали, – виноват сам повар, списавший на Бандеуса ещё и бочонок контрабандной икры. Более достоверной Бандеус считал историю, рассказанную кем-то после принятия нескольких стаканов виски в баре у Креветки, о том, как Бандеус спас некую приблудную сучку, из шкуры которой поселковый бич** вздумал пошить себе на зиму унты.

    Это щекотало самолюбие Бандеуса, хотя и казалось ему несколько шутовским. Вот если бы рядом с ним был Степаныч, тот бы смог по-настоящему оценить его достоинства. Ведь он уже не мальчик, который лазал по деревьям и таскал из пруда карасей, а настоящий боевой котяра. Кроме того, Степаныч был единственным человеком на свете, который по-свойски мог бы простить ему некое малодушие. Дело не в том, что Бандеус не отказывал в удовлетворении амбиций котам, претендующим на рандеву с его подругой, но всегда  избегал возможности выразить соболезнования их хозяевам.

    От подобных размышлений Бандеус впал в тоску. Весенняя кутерьма не вызывала никаких чувств, кроме досады на самого себя. Ему захотелось податься на прииск, на волю-вольную, к Степанычу. И однажды, проводив безразличным взглядом, непонятно откуда появившегося крысёнка и косясь на подругу, вылизывающую хвост на какое-то подозрительное кошачье сборище, он понял, что жизнь для него потеряла всякий интерес.

    В надежде утопить терзающую его тоску, Бандеус отправился в бар к Креветке. И здесь ждала его совершенно неожиданная встреча. Подвыпившая компания с родной посудины криками болельщиков приветствовала палубного вратаря и доставила его на корабль. Бандеуса угощали самым вкусным, что, по его мнению,  вкуснее не бывает, – шпротами в оливковом масле. Уговаривали остаться.

    В глубоких раздумьях Бандеус бродил по палубе, трогал когтями пахнувший рыбой невод и, уже хотел доложить о своём прибытии капитану, но тут на палубе появился тот самый, в белом колпаке, с черпаком за поясом. Тот, с кем Бандеус, по-джентльменски, давно имел желание  объясниться. Однако повар, боясь разоблачения, обрушился на него нецензурной бранью.
 
   Такого оскорбления Бандеус стерпеть не мог. Он покинул палубу по-английски, не попрощавшись.


 
 ______________
 
    *  Как поживаете? (анг)
    ** Бывший интеллигентный человек (местный жаргон)
   
   Иллюстрация из Интернета