С пряслиц опадает краска, истираются узоры, осыпаются буквицы и слова. Время не держит. Старые они, пряслицы, древние, - лет за сто, а то и поболе…
С прялок, с домов с нарисованными часами,
С досок икон неуклюже спрыгивают впотьмах
Львы лупоглазые с вытянутыми носами,
С куцыми чёлками, с розами на хвостах.
(Росписи)
Но что-то и остаётся: лев вот с розой на хвосте, отдельные буквы, цветочки, но самое главное - остаются смыслы. Увидеть и восстановить смыслы дано не каждому.
Дано древнему иконописцу: "Рядом с Ионой смотрит глазом цветочным/На корабли, в страхе жмущиеся к скале./Восстановить по косточке позвоночной/Образ чудовищ, не виданных на земле… "
Дано увидеть и восстановить по буквицам и обрывкам слов (позвоночным косточкам языка) Лете Югай, нашей современнице филологу-фольклористу.
ДИНЕ ГРИГ. ТАТ. ОТ БО
дожди (сь)
(не) от реки (сь)
не бо (йся)
(заб) в (ения)
(вы) цвет (ания)
(в миг про) лета (ет)
(ж) и (знь)
(ос) таёт (ся)
(при) знание
(пре) лес (ть моя)
дорога (я)
Пряслицы мужчины вырезали из дерева и украшали надписями да узорами, каждый, конечно, в меру отпущенного таланта, рукастости, и - КОГО ЛЮБЛЮ ТОГО ДАРЮ – преподносили женщинам. Возлюбленным, жёнам, дочам, сёстрам и матерям – кого любили, тем и дарили.
Смысл – в любви.
Полюбоваться старинными прялками можно в музее Ферапонтова монастыря, а прочитать стихи, им посвящённые, - в недавно изданной «Воймегой» книге Леты Югай «Забыть-река». Там целый раздел так и называется: Надписи на прялках. Кстати, именно за цикл этих стихов получила она литературную премию «Дебют».
В книге два раздела – Записки странствующего фольклориста и Прямая вода.
Почитаем:
…Не качнётся колос, не пролетит паут.
Переломится время соломинкой под стопой –
И увидишь, как девушки в красных рубахах жнут
Или пляшут в поле и тянут в пляс за собой…
(Полудница)
…Жук в траве, видя птицу, падает на спину: сдох.
Думает: «Птичий бог, отведи, стороной пронеси!»
Знает, что мёртвый не вкусен, для птицы плох.
«Серенький, - мама напевает, - придёт волчок
И за бочок ухватит», - мама поёт про страшные про дела…
(Колыбельная)
Есть такая примета народная, если встретится похоронная процессия, - это хорошо! На первый взгляд, может показаться - чего же хорошего? Так не тебя же прибрала, скосила косой. Ты жив пока. Но не застрахован! Придёт и за тобой она, с косой-то. И предпринимаются попытки обмануть, притвориться, отсрочить,
А как притвориться? Ну как жук, который падает на спину: сдох! Птица и пролетит мимо…
Так и мать оберегает своего несмышлёныша: серый волчок схватит за бочок и унесёт.
…Что уж скорей бы он умер – да, умер уж, взял его бес,
Что её дитятко под ракитовым под кустом лежит под крестом.
Смерть думает: «Нечем здесь поживиться», - и улетает за тёмный лес.
(Колыбельная)
Жизнь прядёт пряжу, - рождение, жизнь, любовь, смерть, а Лета-пряха ниточку слов наматывает на веретено…
Думала: «Господи, поштё он умер
Штё бы показался, штё бы пришёл».
Дума-то дурная, молодая ещё,
Много силы в этакой думе.
Вот я иду на погост, а там
Гроб качается у церковной крыши,
Поднимается выше, к самым крестам,
Но спустился, милый из гроба вышел.
«Коля, - зареву, - пойдём домой!» - «А пойдём…»
(Горюшица)
Так грустит молодая вдова о любимом муже Коле, и силой своей думы как бы оживляет ушедшего. Три раза он к ней приходил, на третий – рядом лёг и спину гладил. Страшно-то как!
…Побежала к тётке я, в дом у моста:
«Ведь приходит Коля мой, уже три ночи!»
«Душегубица! – тётка как закричит. - Ксти
Двери, окна, порог. Штё надумала?! Ой беда, беда…»
Нашептала мне: «Отпусти его, отпусти».
И уж больше не приходил. Не было никогда.
(Горюшица)
Уж не сам ли «Вий» шлёт привет из гоголевского Миргорода?...
Поэтесса родилась и живёт в Вологде. Папа одарил её загадочной фамилией, нарисовал на личике волшебные азиатско-корейские глаза, которыми Лета Югай разглядывает мир:
А на севере, откуда родом четверть моей души,
На цветках особые мыши пересвистываются в тиши.
У них горлышки соловьёв, у них крылышки на спине…
Проживая в городе она и городской пейзаж видит по-своему - вот как, глядя из окна многоэтажки, вспоминает собаку:
Слева машины спят, уткнувшись носом в бордюр,
Так засыпали щенки её в ряд, уткнувшись в тёплый живот.
Похоронили её в июне, и в мире начался сюр.
В нём ремонт мироздания, в нём никто не живёт.
Этот «ремонт мироздания» чисто городская тревога и ностальгия по гармонии фольклора, как языка, - когда всё логично, всё взаимосвязано, осмыслено и объяснено мифом.
А здесь, в городе, - голова ноет болью утраты гармонии:
Снег сжимается в лёд.
Лёд болит.
Лёд болит, когда тает.
Вода
Долго стоит
В камнях.
Время в землю уходит, скрывается.
Земля болит, когда, разрывая зёрна,
Растёт трава…
(Триптих о весенней головной боли)
И как не вспомнить Велимира Хлебникова, поэта поэтов века XX-го, а теперь и XXI-го! Когда умирают кони – дышат/Когда умирают травы – сохнут,/Когда умирают солнца – они гаснут,/ Когда умирают люди – поют песни.
Осенью Лета Югай приезжала в Малаховку навестить «Стихотворного бегемота». Ещё не было снега, но уже не росла трава, а земля притворилась, будто – умерла.
На рабочую зиму прибираю письменный стол,
Составляю план, отсекаю лишнее, ставлю крестики на руках…
Впереди рабочая зима с пряжей жизни, из которой Лета совьёт ниточку строк - верю долгую, и свяжет нам не одну варежку удивительных стихотворений.