Темнооким и простоволосым, в сладости пребывающим, чьи ночи летят птицами над полем плещущим: страшного страшиться страшитесь. Бойтесь сладкой слабой слаженности. Страшному – путь.
Ночью в тишине слышны часы, слышны приближающейся шаги. Молчи в темноте под удушливостью тиши, не разрушь: это зримость прежде утаенной, прежде заглушенной темнотой говорливой нашей общести. Шаг за шагом – идёт Дева старшая, Страшная В Мощи Своей, моим мощам несущая верную гибель. Упади же в её объятия, рассыпься сухостью в глаза её пеплом, шелести, улетая, частицами, колючими розами, увядшими маками шевелись, венец, над её головой, славь божественную хранительницу, целительницу, воительствующих покровительницу. Да сменится правдою кривда, да распадётся соединенность случайностей, да восстановится власть Светлоокой Девы Темноволосой, Рождённой Третьего Дня, Воительницы, Целительницы, Ткачихи, Ведущей Рукой Диомеда, Правящей Колесницей, да будет Имя её звучать на всех перекрестках вместо имени той, что была рождена разведённою кровью Неба, Покаранного серпом Земли-Великанши.
Мирты мои и розы, маки мои и яблоки, фиалки и лилии, воробьи и голубки, моря мои зовут вас, обернувшись предательским ядом, очернив свои воды памятью. Город мой скоро падёт. Не выныривать мне русалкою, не сверкать жемчугами и золотом, горе мне, Тёмной, Мрачной Губительнице Людей, Любительнице Тайных Мест, Золотоволосой, Улыбколюбивой. Сладкими были ночи мои – горькими будут дни. Заклинаю – но тщетно: не приходи, дай натешиться темнотой, не слепи мне глаза своим беспощадным солнцем! Потворствую я светлому смеху, исцеляя разорванность ткани, разъятость уничтожая.
Ты была до начала моих алтарей, пред аналоем всевышнего пасла стада свои. Алтари улыбколюбивой златоволосой – переплавленные доспехи Твои. Все стены помнят Тебя, все ждут Твоего возвращения.
Гибель моя и рождение, власть моя бездыханная.
Я точно знаю, что Ты придешь, и поступь Твоя будет величественна. Ремесленница, Целительница, Ткачиха, Певица, Флейтистка, Воительница, Всевлажная, Световоздушная, Рожденная Третьего Дня, Городов Покровительница, Ведущая Дланью Диомеда, Колесницею Правящего. Твой голос слышу я среди струй водопадов, рассыпающихся хрусталем о скользкие камни, когда я, закрыв глаза, отдаюсь благородной и честной стихии: вода поёт отважную песню твою, вода подпевает далёкому сильному голосу. Смех Твой заменит мой смех, речи Твои отнимут мой голос, глаза Твои будут ярко светить там, где светили в ночи мои столикие звезды.
Летят мои тайные дни, срываются ночи в безумной пляске. Торжествую я, покуда меня не сразит вечная госпожа здешних мест, покуда не восстановится верный порядок вещей, разнимающий сладкую слаженность слабости.
Гибель моя и рождение, власть моя бездыханная.
Не приходи. Слыхала, как Ты смеешься – то был смех ликующей, снежной, как из бумаги, фарфоровой куклы. Не приходи, я видела Твои глаза в темноте – притворялись они светляками. Слышала о Твоих новых свершениях – оказалось, это были россказни, подёрнутые дымкой дурмана. Мне говорили, что Ты больше фантазия, что Тебя вовсе нет – да было это тёмной ночью. На рассвете кто-то постучал в окно, я знала, что это Ты – кому, как ни Тебе, известны все пути во все мои глубины, тайные места, кому ещё нужно стучаться в окно моих келий? Когда я отдёрнула занавеску, увидела, как кто-то исчезает за углом, а на следующий день все повторилось – Ты щебетала сорокой: ещё было не время.
Гибель моя и рождение, власть моя бездыханная.
Летят мои краткие дни, срываются ночи в тоскливой песне. Торжествую я, спасаю корабли от крушения, а взгляды людей обольщаю, спасая от света, разящего сумрак, травы ращу, ступая стопами босыми, ракушки собираю на берегу, возвращая их морю, волосы гребнем златым расчёсываю золотые. Покуда меня не сразит вечная Госпожа здешних мест, покуда не восстановится верный порядок вещей, разнимающий сладкую слабость слаженности – да пребудет здесь имя моё.
Ты совершила каждый мой шаг до меня, бесполезно пытаться бежать единожды вычерченной дороги. Ты предрешила мою решимость и нерешительность: волосы Твои вьются и треплются, как мои, да не золотом – сумраком режущим, пальцы твои сплетаются, как мои – не хрусталем – держат меч они, губы Твои, как мои, розовеют, да не сладостью – пылью войны горек мёд их. Деяний Твоих не постичь мне таинство. Деянья мои обернулись в беседу с Твоими – то вторят им, то стремятся бежать Тебя. В каждом вдохе моем – выдох Твой, в каждом слове моём звучишь Ты, прибываешь водою отравленной, ядом чёрным, разливаешься за стеклом, за стеной, приближаешься, разливаясь в соседнем городе, в соседнем доме, как чашу наполнишь Ты дом мой, богиня Всевлажная, Световоздушная, Спасительница Дел Прекрасных, Носительница Чистой Красоты, Борящая Титанов, Одетая В Кожу Чудовища, рожденного землёй, сожёгшего леса Твои темные. Не хранить корабли мне от бури, не вращать вкруг луны моей солнце, не целить разделенной ткани. О, будь проклята, Ты, несчастная!
Не приходи, Светлоокая Дева, дай упиться ночами зимними, дай упиться моими ночами и медленной, спасительной гибелью и рождением – сладким падением слаженным. Летят мои тайные дни, срываются совы в ночи со скал угрюмых. Покуда не сражена – пою, да дланью могучей сразишь Ты Поющую, расправишь порядок над сими местами, вернёшь свой доспех и предстанешь, как прежде, со щитом. Гибель моя и рождение, власть моя бездыханная.
Составленные чьими-то руками кирпичи, подогнанные друг к другу фрагменты, лепленные, отделанные барельефы – совсем не незрячие декорации. Они всё помнят! Каждый мимолётный взгляд, каждый жест запечатлевают они, отвечают незримо, смотрят на нас, когда мы на них смотрим. Равнодушно взирают на пришлых они, поэтому здесь теперь страшно: стены любят Тебя и полюбят опять, встретив Твой взгляд, а меня жерновами – да в пыль, и рассыплют над лесом и полем, отдав в жертву Шагающей Деве сладкую слабость слаженности. Алтари мои вновь обернутся твоими доспехами. Сон мой встревоженный летает где-то над городом; дрожит земля от твоих шагов.
Чёрствая Сердцем, Достойная, Полная Мощи, стрелами часовыми шагаешь Ты снова и снова, встревая в белые пальцы занозами, всегдашним опозданием меня облекая – и даже если времени не слышно, шаги Твои издалека слышны: всегда – вперёд, и никогда иначе, грядешь Ты в мои безмятежные дали – и больше никуда. Дни мои не милы мне, ночи стали предательски тайными, в них слышна Твоя поступь, о световоздушная покровительница городов. Не губить мне людей, вина золотого не пригубить, разорванное не единить, быть отданной тебе на расправу скорую, Ремесленница, Целительница, Ткачиха, Певица, Флейтистка, Воительница, Всевлажная, Световоздушная, Рожденная Третьего Дня Городов Покровительница, Ведущая Властной Рукой Диомедову Колесницу.
Твоё солнце мои звёзды погасит, Твой голос моей песне на горло наступит, речь мою отнимет, деянья Твои – мои деянья перечеркнут, вычернят, смоют ядовитой водою беспамятства. Летят мои дни, улетают, срывают стрелки часов мои ночи с покоев, как полог, покуда не сражена я – смеюсь и пою, и под стопами босыми у меня вырастают травы. Спасаю мужей светлооких прекрасных дев от погибели верной, как мужа Елены от смерти грядущей, спасаю я город, на смерть обреченный от руки тех, кто ремёсла взращивает над гаванью.
Гибель моя и рождение, власть моя бездыханная, сладкая слабость слаженности пеплом над степью развеется.
Не крадусь я, как тать в ночи, не чужая я странница – дома я, не ступай в тиши, заставляя дрожать твердь земную, не шагай в темноте светлым солнцем Ты, ступай своею дорогой, слышишь, ни листом перед травой, ни палящим зноем средь лета, ни собой, ни какой другой, светом топчущим жемчуга мои, моё золото в океан отравленный бросающим. Здесь мои дома и долгая слава – сиди тихо себе за морем, за океаном, не врезайся в мои рукава ножом, не срезай золотую прядь, времена Твои миновали; вспять – нет пути, нет ходов, вспять не движутся реки, не течёт Млечный путь назад – так и Ты не плыви, не лети, не приди, а сиди, замолчи, замолчи; замолчи!
Ты приходишь и предстаёшь, Ты придешь и отнимешь, Ты растратила мой елей, Светлоокая Дева, Ты приходишь и насмехаешься, не видя меня, окидывая взглядом просторы мои, Ты придёшь и развеешь меня над степью бескрайнею пеплом. Быть мне скиталицей безымянной, не выныривать из воды, не заводить разговоров в заводи, не хранить корабли от бури, не сладить слабостью слаженной ночи, не обольщать взгляд, спасая его от света, разящего сумрак, не растить мои травы, ступая стопами босыми, морю ракушки не возвращать, собранные на берегу, не расчёсывать гребнем волос золотых, не смеяться, не манить в места тёмные да во мрак сердец моих славных мужей, воинств их не спасать от гибели, не носить жемчугов и златого пояса, не смеяться над сладостью слабой, тихой радости отдаваясь, не целить ткань, разорванную на лохмотья…
…Завтра, впрочем, ты пришла, Светлоокая Дева, и стихли твои шаги. Тишина стояла блаженная. Освежительная тишина. Пели птицы пастушьи песни.
Я ждала Тебя долго, пока дни летели, срывались в безумную пляску ночи, поэтому не удивилась, и исчезла безропотно, безмятежно. Туда, где море плещется о скалы, пеной белою разбиваюсь – пришла в мои храмы Та, кого чтят города и воины; там, где храмы мои пустуют, долгая тайна хранится печали, о которой молчали стены и жители падшего города, там Светлоокая Дева с волосами цвета сумрака, стройна и пригожа, рождённая третьего дня, не носит на поясе жемчуг и золото, а носит доспех, выкованный обратно из отобранного алтаря, и кто теперь помнит, был ли алтарь? – был алтарь, вширь да встарь распускался над низкими крышами вдохновенными облаками, разлетался, вдыхал и цвёл белым пухом он над полями, над морями столико плыл, путь указывая одиноким. В дольней степи да на дне океана – Та, чье имя – Морей Подательница, Людей Губительница, Целительница Разъединённости, Златоволосая, Улыбколюбивая, Спасительница Взгляда От Чёрного Горького Солнца, Тьмы Хранительница. Там каждый подвластен и счастлив, и жаждет упасть к ней на трепетную грудь.
Мирты мои и розы, маки мои и яблоки, фиалки и лилии, воробьи и голубки, море зовёт вас, да не дозовётся, травы мои не растут под стопами, золотой гребень покоится в омытых водою забвения пальцах. Твой смех заменил мой смех, речь Твоя зазвучала – моя отнялась, глаза твои светят двойным ясным солнцем там, где светили мои, мою тайну хранящие, столикие звёзды.
Гибель моя и рождение, власть моя бездыханная.
ноябрь 2015