Глава 3. Супруга помазанника Божьего

Гелий Клейменов
Глава 3.       СУПРУГА ПОМАЗАННИКА БОЖЬЕГО.

Николай II был одним из самых верующих российских монархов. Домашний иконостас, находившийся в царской спальне, поражал количеством икон. Со временем религиозность Николая стала приобретать черты религиозного фанатизма. Государь устроил свою домовую церковь в одном из дворцовых залов. Здесь установили походный иконостас Александра I, сопровождавший его во время заграничных походов. Для императрицы Александры Федоровны в этом же зале устроили маленькую отдельную молельню с иконами на стенах, где поместили кушетку и аналой (высокий, узкий столик с наклонной верхней плоскостью, на которую кладут икону, крест или Евангелие для чтения стоя). По свидетельству современников, Николай II хорошо разбирался в богословских проблемах и хорошо знал православную обрядность. Протопресвитер русской армии и флота отец Шавельский вспоминал: «В истории церковной он был достаточно силен, как и в отношении разных установлений и обрядов церкви.< > Государь выслушивал богослужение всегда со вниманием, стоя прямо, не облокачиваясь и никогда не приседая на стул. Очень часто осенял себя крестным знамением, а во время пения «Тебе» и «Отче наш» на литургии, «Слава в вышних Богу» на всенощной становился на колени,  совершая истовые земные поклоны. Все это делалось просто, скромно, со смирением. Вообще о религиозности государя надо сказать, что она была искренней и прочной. Государь принадлежал к числу тех счастливых натур, которые веруют, не мудрствуя и не увлекаясь, без экзальтации, как и без сомнений. Религия давала ему то, что он более всего искал, – успокоение. И он дорожил этим и пользовался религией как чудодейственным бальзамом, который подкрепляет душу в трудные минуты и всегда будит в ней светлые надежды».
Религиозность императора отмечалась всеми, кто его окружал.  Его супруга после того,  как перешла в православие,  приняла новую религию всей душой. Ее предрасположенность к религиозному восприятию привела к глубокому пониманию догматов православия, его обрядовой стороны. Она активно вместе с супругом принимала участие во всех религиозных праздниках. На Крещение напротив Посольского подъезда Зимнего дворца сооружался шатер с помостом и в прорубь на Неве торжественно опускался серебряный крест.
В дневнике Николай подробно записывал все события, связанные с Церковью:
• 5 января 1895 г. «Надо было идти к вечерне с водосвятием. Алике в первый раз присутствовала при окроплении всего дома св. водою».
• 6 января.  «На улицах с утра стояли толпы народа, вероятно, ожидавшие выезда в Зимний; там происходило обычное водосвятие по Иордани без участия войск».
• 19 января.  Государь   «показал Алике Малую церковь» Зимнего дворца.
• Поскольку при Дворе соблюдался траур по умершему императору Александру III, то масленичные гуляния в 1895 г. отменили.
• 13 февраля «В этом году никакой разницы для нас нет между масленицей и постом, все также тихо, только теперь, разумеется, дважды ходим в церковь. Настроение такое, что молиться очень хочется, само просится – в церкви, в молитве – единственное самое великое утешение на земле!».
• 17 февраля  исповедовались «в нашей спальне после общей молитвы» отцу Янышеву.
• 4 марта  «пошли ко всенощной с поклонением Св. Кресту».
• 5 марта «были на обедне».
• 25 марта ходили «ко всенощной – получили вербы».
• 26 марта «были на обедне»
• 27 марта «были на вечерней службе».
• 28 марта «были на обедне и на вечерней службе».
• 30 марта «пошли к 12-ти Евангелиям».
• 31 марта «был вынос плащаницы».
• 1 апреля ходили к обедне. Александра Федоровна «занялась краскою яиц с Мишею и Ольгою», а вечером – «обоюдные подарки и разные сюрпризы в яйцах. В 11.50 пошли к заутрене, в первый раз в нашу домашнюю церковь».
• 2 апреля наступила Пасха с длинной службой и разговением.
Хорошо знавшие императрицу люди отмечали ее особое отношение к вере, к православию. Она со временем научилась читать церковные книги и тексты  даже на старославянском языке. Основу ее личной библиотеки составляли, труды отцов Церкви. По свидетельству современницы, «ее величество много читала, ее, главным образом, интересовала серьезная литература. Библию она знала от корки до корки».
Через несколько месяцев после принятия православия Аликс почувствовала себя лучше, а затем поняла, что беременна. Носила ребенка как все женщины, без осложнений, надеялась, что родиться наследник. То, что родилась такая крупная девочка и при этом остались в живых и она, и ее дочь, она приписала чуду, которое ниспослал ее православный Господь. Она была уверена, что Господь ей поможет родить наследника, надо только молиться и верить. И хотя роды были тяжелые, с большой потерей крови, она сравнительно быстро встала на ноги, а через некоторое время смогла перемещаться даже без коляски. А через два месяца, 11 января 1896 г. она приняла участие в первом придворном бале, который давали молодожены (из-за траура и ее беременности бал откладывался).
По приглашению на бал приехало более 2,5 тысяч гостей. Николай II общался с гостями, молодой императрице представляли великосветское общество.  Открыли бал  полонезом молодой государь с супругой. О принятом порядке торжеств сообщил великий князь Михаил Александрович: «Самодержец открывал бал всегда полонезом, после чего начинались общие танцы. Император и императрица наблюдали за нами, но не принимали в них участия. Цари покидали залы сейчас же после ужина, чтобы дать молодежи возможность веселиться с большой свободой». Все немецкие принцессы любили танцы и вдохновенно проводили время с молодыми кавалерами, не отставали и их мужья. Не любил танцы только Александр III. Аликс за танцами чаще наблюдала, Николай II, не желая травмировать больную супругу, не танцевал, «хотя до своего восшествия на престол считался хорошим танцором». Николай II отметил  в дневнике произошедшее важное событие 11 января 1896 г.: «В 9 1/2 ч. вышли в Николаевский зал, и начался наш первый Большой бал. Страдал за дорогую Алике, которая должна была принять массу дам. Обошел столы и затем сам ужинал. В 1.10 все кончилось!»
Когда Аликс  прибы¬ла в Россию, все существовавшие там благотворительные учреждения, включая Красный Крест и школы для девочек, находились под патронажем вдовствующей императрицы. Поэтому молодой императрице было предложено взять на себя заботу о какой-либо новой организации, которая могла бы носить ее имя. Александра Федоровна загорелась мыслью устроить большой благотворительный базар, чтобы собрать средства на нужды богоугодных заведений. Заведу¬ющий ее канцелярией, граф Н.А. Ламздорф  посоветовал провести мероприятие в самом центре столице, в Эрмитаже. Александре Федоровне идея понравилась. Она сказала о том Ники, и тот сразу же одобрил. Начались приготовления. Торговцы были недовольны тем, что организацией  на базаре занимался пастор-англичанин, который выписывал  товары из-за границы. Полиция беспокоилась за безопасность – в ящиках на базар могли провезти бомбу.
Базар открылся  в начале декабря 1895 г.  Собралось множество любопытных, желавших увидеть  императрицу. Граф В.Н. Ламздорф подробно остановился на реакции столичного высшего света на появлении императорской четы: «Всюду только и говорят о злополучном базаре в Эрмитаже. Появившись вчера на базаре, их величества, видимо, произвели не очень благоприятное впечатление. Они, как рассказывают, имели боязливый вид: особенно застенчиво держала себя молодая государыня; правда, она вошла в зал величественно, но потом ограничилась поклонами, которые были слишком подчеркнутыми и слишком частыми; не произносила при этом почти ни единого слова. Присутствующие заметили нервные взгляды, которые ее величество бросала на потолок. Имелась целая тысяча других признаков того, что она чувствовала себя далеко не свободно. Руку она протягивала с некоторой напряженностью; поскольку она высокого роста, рука оказывалась прямо у губ тех дам, которые ей представлялись, и она лишь предоставляла им поцеловать руку. То немногое, что государыня говорила, выглядело жеманно; она оказалась менее красивой, чем на портретах, где ее лицо изображается овальным, в то время как оно скорее квадратное. Государь, одетый в форму гусарского полковника, выполнял правила приличия лучше; однако рядом со своей супругой он казался еще меньше ростом». В прессе появились язвительные комментарии. Застенчивость императрицы, ее челка светлых волос, нависавшая над длинноватым носом, недовольно сжатые губы, презрительный взгляд, прямая, как жердь фигура, которая некоторым напоминала каланчу, вызывали шутки и насмешки. Императрицу русское общество не принимало, а некоторые, заинтересованные в падении престижа самодержца, злобно распространяли небылицы о государыне-немке.

                Картина.      Помазанье Николая II.  Валентин Серов
Для императорской четы важным этапом поднятия авторитета  самодержца и его супруги был процесс коронования, который совмещался с церковным  таинством помазания на царство. Монарх принимал символы принадлежащей ему власти, «яблока державного». Обряд помазания на царство свершался  верховным церковным иерархом.  Один из важнейших моментов коронования – возложение крестообразно рук митрополита на царскую главу и возношение им молитвы о том, чтобы Господь помазал царя «елеем радования, одел его силою с высоты, …дал в десницу его скипетр спасения, посадил на престоле правды». После этой молитвы государь брал  принесенную ему на подушке митрополитом корону и, в соответствии с чином, сам возлагал ее на себя. От митрополита царь  получал  силу и премудрость для осуществления высшей правительственной власти, как в государстве, так и в Церкви. Преклонив колена и  держа корону в руке, царь произносил коронационную молитву: «Исповедую неизследимое Твое о мне смотрение и, благодаря, величеству Твоему поклоняюся, Ты же, Владыко и Господи мой, настави мя в деле, на неже послал мя еси, вразуми и управи мя в великом служении сем. Да будет со мною приседающая Престолу Твоему Премудрость. Посли ю с небес святых Твоих, да уразумею, что есть угодно пред очима Твоими, и что есть право по заповедям Твоим. Буди сердце мое в руку Твоею, еже вся устроити к пользе врученных мне людей и к славе Твоей».   
В России монарх после обряда считался помазанником Бога (с древнееврейского - Мессия) на земле,  уподоблялся самому Христу. Все коронации русских царей происходили в Успенском соборе Московского кремля и совершались высшими иерархами  московскими и всея Руси. Причащались цари точно в том же порядке, что и священнослужители. Начиная с Павла I, короновались также и супруги российских императоров: корону меньшую по размеру возлагал сам государь,  причем императрица становилась пред своим супругом на колени. Павел Флоренский писал: «В сознании русского народа Самодержавие не есть юридическое право, а есть явленный Самим Богом факт – милость Божия, а не человеческая условность».
Подготовка к этому важному  мероприятию начали за год. Устроителями был тщательно разработан план торжеств и увеселений, на которые казна выделила около 100 млн. рублей. Все распоряжения по приготовлению к торжествам были возложены на министра императорского двора  графа И.И. Воронцова-Дашкова. 1 января 1896 г. Николай II подписал манифест: «Всем верным Нашим подданным, что вознамерились Мы, в мае месяце сего года, в первопрестольном граде Москве, по примеру Благочестивых Государей, Предков Наших, возложить на Себя Корону и воспринять по святому чину святое Миропомазание, приобщив к сему и Любезную Супругу Нашу Государыню Императрицу Александру Федоровну». Торжественный въезд в Москву был назначен на 9 мая и должен был проходить  от Петровского дворца на Петербургском шоссе и далее по Тверской-Ямской и Тверской улицам. Торжества были рассчитаны на три недели с 6 по 26 мая 1896 г
.
В апреле 1896 г. из Петербурга в Москву было привезено столовой утвари более 8 тысяч  пудов, причем  только золотых и серебряных сервизов - до 1, 5 тысячи  пудов. Был сформирован коронационный отряд в числе 82 батальонов, 36 эскадронов, 9 сотен и 28 батарей  под начальством великого князя Владимира Александровича. В Москву съехались тысячи гостей. Тверская улица была украшена триумфальными арками, колоннами, обелисками, легкими павильонами, мачтами с развевающимися флагами. С балконов и из окон домов свисали ковры, шелковые и парчовые ткани. По стенам домов, по столбам и колоннам вились гирлянды зелени и цветов. По пути шествия стояли тысячи людей, занявших места с  вечера 8 мая.
9 мая состоялся торжественный въезд: первым ехал царь на белом арабском скакуне, приветствуя всех правой рукой. За ним полицеймейстер с взводом жандармов, следом императорский конвой, вереница карет с сановниками, за которыми следовали кавалергарды. Поселилась царская чета в Александровском дворце (ныне здание Академии наук на Ленинском проспекте), чета  говела пять дней до коронации.

Фото. Въезд процессии во главе с Николаем II на Тверскую через Триумфальные ворота

Фото. Николай подъезжает к Иверским воротам - так выглядела нынешняя Манежная площадь

Фото. Въезд процессии через Спасские ворота в Кремль



14 мая, во время коронации император Николай II был одет в военный мундир, а Александра Федоровна – в платье из серебряной парчи, которое шили  почти целый год. Особое значение придавалось отделке платья. Его вышивка по желанию самой императрицы была поручена монахиням московского Ивановского монастыря. Платье вышивали серебром и мелким жемчугом. Платье обошлось в 5857 рублей.  Во время процессии шлейф платья несли семь камергеров. Вес платья составил 10 килограммов. Еще 13 килограммов весила коронационная мантия. В подобном облачении государыне пришлось провести  несколько часов. Испытание оказалось нелегким. Великий князь Константин Константинович записал вечером после коронации в дневник: «В 8. 45 растворились двери, и показалась императрица Мария Федоровна; сердце сжималось при виде ее; она была в короне и тяжелой порфире, точно жертва, разубранная перед закланием. Ее лицо выражало страдание».
Вступив в собор, Николай, взяв в руки державу и скипетр, прочел коронационную молитву, выслушал ответную молитву митрополита Палладия, отстоял торжественную литургию, сняв с себя корону. Заключительный акт миропомазания совершался в алтаре, куда прошел государь  через Царские врата. Митрополит освятил государя елеем и на лбу помазанника нарисовал  крест.
Обряд символизировал сошествие Святого Духа на монарха, после чего он становился неподлежащим  суду человеческому, только суду божескому. Государыня Александра Федоровна встала перед Николаем  на колени, а он возложил на ее голову малую корону. Императрицу облачили в пурпурную мантию  и надели орден святого Андрея Первозванного. Когда императрица поднялась, Николай  поцеловал ее, и они прошествовали к стоящим рядом двум тронам. Николай занял алмазный трон царя Алексея Михайловича XVII в., инкрустированный 870 алмазами, 144 рубинами и 129 жемчужинами. Александра сидела рядом с ним на знаменитом троне супруги великого князя Ивана III Софии Палеолог, искусно вырезанном из слоновой кости византийскими мастерами XV в. Этим подчеркивалась связь династии Романовых с более древней династией Рюриковичей. Певчие трижды пропели «Многая лета», раздались залпы орудий и колокольный звон Ивана Великого. Государь и государыня вышли из Успенского собора и трижды поклонились ожидавшему их народу.
Вечером впервые в истории Москва была празднично иллюминирована. Когда стемнело, императорская чета вышла на балкон, обращенный к Москве-реке «Это было действительно волшебное зрелище. Кремлевская иллюминация зажглась в один миг, в тот самый миг, когда государыня взяла в руки поднесенный ей букет с электрическими цветами. Засветился букет, и в тот же момент засветился разноцветными электрическими огнями весь Кремль, точно огненной кистью нарисованный на потемневшем небе. Иначе как огненной живописью нельзя назвать вчерашнюю иллюминацию Кремля. Его кресты, купола, крыши, зубцы, окна, карнизы, все его разнообразные архитектурные линии вырисовывались тысячами разноцветных огней, бирюзовых, пурпурных, золотистых или сверкающих, как бриллианты. Каждая башня, каждый купол, каждая арка ворот или амбразура окна были чудом красоты и искусства. Описать эти чудеса невозможно, нужно было их видеть, как видел московский народ, сотнями тысяч запрудивший все улицы. Что творилось на Красной площади и набережной Москвы-реки, между Москворецким и Каменным мостами, и представить себе невозможно».
Утром 15 мая, состоялся прием чрезвычайных послов и посланников. С 11.30 утра до 3 часов пополудни император и императрица в Андреевском тронном зале принимали поздравления от депутаций со всей России.  В 7 часов вечера был обед в Грановитой палате для духовенства и особ первых и вторых классов.  Вечером вновь зажглась иллюминация, толпы народа любовались невиданным зрелищем.
16 мая был высочайший прием папского нунция, а затем опять прием поздравлений от различных депутаций. В Кремлевском дворце состоялся  первый бал, открывший запланированный  ряд торжеств и балов. Государь и обе императрицы блистали в одеждах, усыпанных бриллиантами. Платья старшей сестры Николая, великой княгини Ксении Александровны, и старшей сестры Аликс, великой княгини Елизаветы Федоровны, как и их головные уборы, сверкали изумрудами. Остальные дамы украсили себя более скромно, сапфирами и рубинами. Во время бала Александра Федоровна с удовольствием забавлялась технической новинкой, специально для нее придуманной придворными инженерами. В ее розовом букете была спрятана кнопка. Когда императрица нажимала на нее, на всех кремлевских зданиях вспыхивали десятки разноцветных электрических лампочек. Этот сказочный, фантастический вечер она вспоминала всю свою жизнь.
17 мая  вечером в Большом театре состоялся парадный спектакль. Когда государь и государыня вошли в царскую ложу, все собравшиеся зрители встали и долго, не смолкая, кричали «Ура!», оркестр заиграл гимн. В первом акте шла опера  «Жизни за царя», в финале звон колоколов сопровождал знаменитое «Славься». Спектакль закончился в 11 часов  несмолкающим «Ура!».
На 18 мая была предусмотрена  раздача 400 тысяч царских гостинцев, которые состояли из полфунта колбасы, сайки, кулька конфет, кулька орехов, пряника и памятной эмалированной кружки с царским вензелем, и все это было завернуто в яркий женский ситцевый платок. На Ходынском поле, где в обычные дни проходили войсковые полевые учения, построили царский павильон и двадцать бараков-складов, куда свезли подарки и сотни бочек водки и вина. Вдоль Петербургского шоссе построили 150 павильонов-буфетов, помосты для выступлений артистов цирка и театров. В нескольких местах Ходынки врыли высокие гладко обструганные столбы, на макушках которых должны были появиться сапоги, самовары, шапки и иные призы для тех ловкачей, которые сумеют добраться до желанной награды. Ходили слухи, что в каждом тысячном подарке лежит ассигнация, – кто говорил в десять, а кто и в сто рублей.
Начало гулянья назначили на 10 часов утра. В ночь  18 мая  на Ходынском поле собрались  тысячи  москвичей,  к утру их  было около полумиллиона. Образовалась давка. По официальным данным, погибло 1389 человек, покалечено 1301 человек, по неофициальным данным погибло  четыре тысячи. Порядок на поле был быстро восстановлен, место трагедии было  очищено от всех следов разыгравшейся драмы. Государю  доложили о катастрофе в половине одиннадцатого утра. К приезду царя на Ходынское поле играл  оркестр, народ  гулял, праздник продолжался. В два часа дня государь с государыней появились на балконе Царского павильона. Их встретили громовым «Ура!», грянул пушечный залп, тысячи людей запели национальный гимн, под звуки  духового оркестра парадным маршем  прошли мимо павильона  войска. Затем в Петровском дворце, перед которым были приняты депутации от крестьян и варшавских дворян, император с императрицей присутствовали на обеде для московского дворянства и волостных старшин. К вечеру было опубликовано правительственное сообщение: «Сегодня, 18-го мая, задолго до начала народного праздника, толпа в несколько сот тысяч двинулась так стремительно к месту раздачи угощений на Ходынском поле, что стихийною силою своею смяла множество людей. Вскоре порядок был восстановлен, но, к крайнему прискорбию, последствием первого натиска толпы было немало жертв: до 10 часов пополудни погибших на Ходынском поле и скончавшихся от полученных увечий тысяча сто тридцать восемь (1138) человек. Его Императорское Величество, глубоко опечаленный совершившимся, повелел оказать пособие пострадавшим - выдать по тысяче рублей на каждую осиротевшую семью и расходы на похороны принять на Его счет».
В этот день император записал  в своем дневнике: «В 121/2 завтракали, и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном „народном празднике. < >  Толпа, ночевавшая на Ходынском поле в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки, и тут произошла давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около тысячи трехсот человек. Я об этом узнал в десять с половиной часов. < >  Отвратительное впечатление осталось от этого известия».
Встал вопрос перед государем - как быть дальше: объявить траур в России, отменить все намеченные праздничные мероприятия или продолжать торжество, не обращая внимания на случившееся. Опять возникла ситуация, когда надо было выбирать между моралью, правилами  общества, традициями страны и личными интересами. Объявить траур в стране государь мог даже всего на один день, сообщив об этом в своем манифесте. И телеграфисты разослали бы указания моментально, и вся страна смогла бы  выразить  скорбь и отдала почести невинно убиенным. Категоричнее всех настаивала на прекращении всех дальнейших празднеств императрица-мать Мария Федоровна. Великий князь Николай Михайлович заявил государю: «Помни, Ники, кровь этих пяти тысяч мужчин, женщин и детей останется неизгладимым пятном на твоем царствовании. Ты не в состоянии воскресить мертвых, но ты можешь проявить заботу об их семьях.< >  Не давай повода твоим врагам говорить, что молодой царь пляшет, когда его погибших верноподданных везут в мертвецкую». Но с другой стороны омрачились бы торжества, от запланированных увеселительных мероприятий пришлось бы отказаться, истрачены громадные средства, все готово, и  люди ждут.

Но важнее всего было то, что коронация и миропомазание были для государя и его супруги особо важными днями. С этого момента царь становился выразителем и носителем воли Божией, он, как Иисус Христос, становился Мессией, неся семя благодати Божией. При этом вся страна, главой которой стал помазанник Божий, благословенно преображалась.  Царь решил, что он не может лишить народ такого праздника, такого великого перевоплощения, который должен чувствовать в эти дни каждый россиянин. В эти дни не должно быть мрачных мыслей. Все должны славить государя, его супругу и Господа.
На этот вечер был назначен бал в посольстве Франции, союзника России. По словам Сергея Александровича, хотя Николаю II и советовали не приезжать на бал, однако царь высказался, что хотя «Ходынская катастрофа — это величайшее несчастье, однако не должно омрачать праздника коронации». Для украшения бальной залы французское правительство прислало на один день старинные гобелены и серебро из Лувра и Версаля, а также 100 тысяч роз с Лазурного побережья. Государь открыл бал с женой посланника, графиней Монтебелло, а Александра Федоровна танцевала с графом. Торжества продолжались.  С. Ю. Витте, свидетель всех этих событий, в своих воспоминаниях написал: «Мы не знали, будет ли отменен < > этот бал. Оказалось, что он не отменен.< >. Тогда предполагали, что хотя бал будет, но, вероятно, Их Величества не приедут.< >  Через некоторое время приехали государь и императрица; открылся бал, причем первый контрданс государь танцевал с графиней Монтебелло. < >  Впрочем, государь вскоре с этого бала удалился».

На следующее утро Николай вместе с государыней присутствовал на панихиде по погибшим. Затем  в сопровождении великого  князя Сергея Александровича они посетили Староекатерининскую и Мариинскую больницы, обходили палаты, беседовали с больными, расспрашивая  подробности вчерашней трагедии. Императорская семья пожертвовала из своих средств в пользу пострадавших 90 тыс. рублей, московская городская управа из этой суммы отчислила 12 тыс. рублей на возмещение затрат на похороны жертв. На следующий день раненых посетила императрица-вдова Мария Федоровна, которая разослала по московским больницам тысячу бутылок портвейна и мадеры из  кремлевских запасов. О своем посещении больниц  вдовствующая императрица Мария Федоровна написала сыну Георгию: «Я была очень расстроена, увидев всех этих несчастных раненых, наполовину раздавленных, в госпитале, и почти каждый из них потерял кого-нибудь из своих близких. Это было душераздирающе. Но в то же время они были такие значимые и возвышенные в своей простоте, что они просто вызывали желание встать перед ними на колени. Они были такими трогательными, не обвиняя никого, кроме их самих. Они говорили, что виноваты сами и очень сожалеют, что расстроили этим царя! Они как всегда были возвышенными, и можно было гордиться от сознания, что ты принадлежишь к такому великому и прекрасному народу. Другие классы должны бы были брать с них пример, а не пожирать друг друга, и главным образом, своей жестокостью возбуждать умы до такого состояния, которого я еще никогда не видела за 30 лет моего пребывания в России». 

20 мая в 11 часов утра в Чудовом монастыре была совершена в присутствии императорской четы обедня. Вечером был дан бал у великого князя Сергея Александровича. Все время, пока продолжался бал, народ стоял густой толпой на площади перед генерал-губернаторским домом. «Ура!» перекатывалось с одного края площади к другой,  не прекращаясь. Государь несколько раз выходил на балкон. Вслед за их отъездом на площади запели «Боже, царя храни».
21 мая на Ходынском поле состоялся церковный парад. Вечером был бал в Дворянском собрании. В большом зале среди лилий и роз бил фонтан.  Гостей, заполнявших залы, было около шести тысяч. После гимна оркестр заиграл полонез из оперы «Жизнь за царя»,  начались танцы.
22 мая императорская чета ездила в Троице-Сергиеву лавру, где они были встречены митрополитом московским Сергием. После службы в лавре все прибывшие были приглашены к трапезе.
23 мая Николай с супругой посетил Городскую думу, затем отобедал у английского посла, а вечером в 9 часов был  большой бал в Александровском зале Кремлевского дворца. Ужин был накрыт на три тысячи персон.
26 мая на Ходынском поле состоялся парад войск коронационного отряда, численностью  более пяти тысяч при многочисленном стечении зрителей. В своем манифесте государь выразил признательность жителям Москвы. В этот день в 9 часов вечера Николай II с супругой, с великим князем Сергеем Александровичем и великой княгиней Елизаветой Федоровной уехали на отдых в имение московского генерал-губернатора - Ильинское. «Проснулись с чудным сознаньем, что все кончено, и теперь можно пожить для себя тихо и мирно!» - записал Николай  в дневнике 27 мая.
Посетив больницы,  проявив милосердие, выразив сочувствие  семьям пострадавших и выделив средства, государь со спокойной душой вернулся к торжествам. Он убеждал себя, что виновным был народ, да и пострадавшие сами говорили об этом, и что слишком много оказалось на поле людей, желавших получить подарки, причем не только бедных. Сам он  стремился создать праздничную обстановку, порадовать жителей, а вот паника толпы привела к таким непредсказуемым последствиям. «Все мы во власти Божией – возможно, думал государь - Такова у этих людей сложилась судьба, изменить ее никто  не может. Видимо, все было так предначертано, и с этим надо смириться».   Государь перешагнул через это омрачившее его торжества событие и больше о нем не вспоминал. А вот либеральная пресса  гулянье во время траура ему не простила. С тех пор Николай II стал именоваться «Кровавым», а главным виновником, по мнению общества, стал великий князь Сергей Александрович – генерал-губернатор, которого прозвали «Князь Ходынский».

На самом деле в трагедии великий князь, даже как генерал-губернатор виновен не был
В 1883 г. коронация также проходила в Москве, и подарки также раздавались на Ходынском поле. Московские власти были «полными и единоличными распорядителями во всех вопросах проведения коронации, касавшихся не Кремля, а Москвы». В частности, раздача подарков народу на Ходынском поле была поручена московскому обер-полицмейстеру. Беспорядков не было
В 1896 г. «устройство майских «коронационных народных зрелищ и увеселений» в Москве вопреки здравому смыслу «было изъято из ведения московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича и всецело передано министерству Императорского Двора». Принятие мер по охране и обеспечению безопасности народных гуляний также было поручено Министерству двора. Ответственность «за обеспечение безопасности собственно коронационных торжеств, особы государя императора и лиц императорской фамилии была возложена на московские власти». В Кремле же порядок и безопасность, как и в 1883 г. обеспечивала Дворцовая полиция, поддержанная силами «Личного конвоя Его Величества».
Оказалось, при «разделении ответственности» за порядок в месте проведения народного праздника на Ходынском поле отвечало Министерство двора,  а именно, министр императорского двора  граф И.И. Воронцов-Дашков. Супруга графа была в дружеских отношениях с императрицей-вдовой Марией Федоровной, ненавидевшей немцев и  испытывавшей неприязнь к дармштадским принцессам, Елизавете Федоровне, супруге генерал-губернатора Москвы, и к Александре Федоровне – императрице. Она была крайне заинтересована, чтобы виновником трагедии  считали великого князя Сергея Александровича.
У Аликс отношения со свекровью не сложились.  Мария Федоровна ревновала, обижалась, что сын стал прибегать за советом к ней чуть ли не каждый день – винила невестку, считала, что незнающая русскую действительность немка некомпетентна в политике и государственных делах. Во время поездки в Крым Александра Федоровна, ожидавшая ребенка, просила по пути не устраивать пышных встреч. На одной из станций вокруг вокзала собралась огромная толпа,  губернатор умолял императора показаться хотя бы на минуту, чтобы успокоить народ. Император вышел на перрон, а Александра осталась в вагоне. Узнав об инциденте, Мария Федоровна сказала: «Без нее Ники был бы вдвое популярнее. Она не отдает себе отчета, как нужна популярность. У нее немецкий взгляд, будто высочайшие особы должны быть выше этого. Выше чего? Любви своего народа? Я согласна, что не следует заискивать в популярности, но надо стремиться к ней и не упускать ни одного случая для этого. Я ей говорила это, но она или не понимает, или не хочет понять; а потом жалуется, что ее не любят». Родственники и высшее общество открыто встали на сторону императрицы-матери в ее конфликте с невесткой и получали удовольствие от их ссор и маленьких побед старшей царицы. Мария Федоровна, избегая неприятных встреч,  стала чаще уезжать из России и подолгу гостила то у отца и брата в Копенгагене, то у сестры в Виндзоре (принцесса Александра, ее сестра, стала к этому времени английской королевой) или же отдыхала на французской Ривьере.
С симпатией к Александре Федоровне относились  кроме старшей сестры Елизаветы Федоровны, великий князь Александр Михайлович, юношеский товарищ Николая, великий князь Константин Константинович, двоюродный дядя императора, писавший о молодой царице: «Как она мила и приветлива; жаль только, что ей очень трудно побороть в себе застенчивость». Остается фактом, что ни одна из императриц XIX столетия не вызывала столь единодушной неприязни родственников. В свою очередь, она платила им холодным высокомерием.  Самым невинным прозвищем Александры при дворе было «чопорная англичанка».

С первых дней своего вступления в брак Александра  Федоровна поддерживала теплые отношения с отцом Иоанном Кронштадтским. После смерти отца Иоанна она стала получать пасторское попечение, заключавшееся в духовном наставничестве и молитве, у царского духовника архимандрита Феофана. У них она училась молитве и познанию воли Божией. Она усердно молилась, просила у Господа подарить ей и стране  наследника и понимала, что путь ее особенный, и что она должна пройти через испытания, и стоическое их преодоление приблизит ее к мечте. «Через тернии к звездам». И она была готова нести свой крест на Голгофу, и пусть раздаются смешки, в нее бросают камнями, она донесет его. И Бог рассудит, и чудо совершится.
«Мы знаем, - записала она в дневник -  что, когда Он отказывает нам в нашей просьбе, то выполнение ее было бы нам во зло; когда Он ведет нас не по той дороге, которую мы наметили. Он прав; когда Он наказывает или исправляет нас, то делает это с любовью. Мы знаем, что Он все делает ради нашего высшего блага. < > Бог знает, что для нас лучше, а мы нет. < >  Он даровал нам терпение вынести все, что Он нам ниспошлет. Искушения, попущенные мудрым и любящим Отцом, предшествуют Его милостям.< >  Мы должны умом и сердцем быть преданы Богу. Это означает веру».



Фото. Великая княжна Ольга Николаевна. Царское Село. 1914
«Меньше чем через полгода после рождения Ольги, Аликс вновь забеременела, но после нервного перенапряжения во время коронации у нее произошел выкидыш» - написал в своей книге «Сани-Аликс–Александра. Последняя императрица»  биограф династии Романовых  А.Н. Крылов - Толстикович. Хотя об этом факте другие источники молчат, но, судя по датам, такое событие могло случиться. Дочка Ольга родилась 3 ноября 1895 г., зачатие могло произойти в марте-апреле 1896 г., а прерывание беременности могло случиться в имении Ильинское после коронации через 6-8 недель. Поэтому это событие не стало известно общественности.
Следующее зачатие произошло в конце августа – начале сентября 1896 г.,  беременность протекала особенно тяжело. На ранних сроках беременности медики опасались выкидыша, государыня лежала в постели 7 недель, встала только 22 января 1897 г. передвигалась только в кресле-каталке. Все это время рядом с ней был лейб-акушер Д.О. Отт. Об угрозе выкидыша упоминал Николай II в письме к матери: «Мы более чем осторожны при движении и при всякой перемене положения на диване».  Все эти меры предосторожности косвенно подтверждают версию биографа Крылова-Толстиковича о случившемся ранее выкидыше. 29 мая 1897 г. в Александровском дворце, куда на лето переехала семья, родилась вторая дочь императора - Татьяна Николаевна. Великий князь Константин Константинович записал в дневнике: «Утром Бог дал Их Величествам  … дочь. Известие быстро распространилось и все были разочарованы, так как ждали сына». И вновь раздались  иронические реплики в обществе, Мария Федоровна  с нескрываемым разочарованием воскликнула: «Опять девочка!»
Фото. Великая княжна Татьяна Николаевна. 1914
В ноябре 1898 г. выяснилось, что императрица беременна в третий раз. Как и при предыдущих родах соблюдались все меры предосторожности, перемещали государыню только в коляске. Вновь мучила боль в ногах и в спине, ездила по залам Зимнего дворца «в креслах». 14 июня 1899 г. в Петергофе родилась третья дочь – Мария. Граф В.Э. Шуленбург, служивший в лейб-гвардии Уланском полку, вспоминал, что рождение первой дочери Ольги было встречено «со злорадством», а после рождения других великих княжон среди офицеров начались бесчисленные «недостойные остроты и обвинения». Даже ближайшие родственники царя в своих дневниках неоднократно отмечали, что известие о рождении очередной дочери вызывало вздох разочарования по всей стране

Фото. Великая княжна Мария Николаевна. Май 1914


28 июня в Петербург пришло печальное известие о смерти младшего брата Николая II, великого князя Георгия Александровича, которому было всего 28 лет. У него была тяжелая форма туберкулеза, и ему приходилось  почти постоянно жить на высокогорном курорте, на Кавказе. Государь выехал в Москву, чтобы встретить гроб с телом брата. Аликс вдогонку отправила письмо: «Ночью мне было так одиноко, и каждый раз, когда я просыпалась и протягивала руку, я касалась холодной подушки вместо дорогой теплой руки - никого рядом, чтобы потрясти и растолкать, и разбудить. < > Ни на одно мгновение я не перестаю думать о тебе, представляя, с какими чувствами ты приближаешься к Москве. Да поможет тебе Бог, да даст силы мужественно перенести все, как и прежде. Только Он в состоянии утешить тебя - ведь потеря так велика. У меня сердце болит за тебя, и я знаю, как тяжело тебе будет ночью - если бы я могла, я полетела бы к тебе, обняла, покрыла поцелуями и говорила тебе о моей великой любви, которая возрастает с каждым днем и наполняет всю мою жизнь. Если бы я могла оградить тебя от всех печалей - но на все Божия воля, и мы должны склониться перед ней, но не сломаться. < >  Если моя любовь может хоть сколько-нибудь утешить, позволь мне высказать ее снова и снова... Я люблю тебя, я люблю тебя всем сердцем и душой, и разумом, сильно и нежно...»
Смерть Георгия повлекла перемены в династической иерархии. В первом манифесте Николая II, в котором он именовал себя императором по праву наследия, одновременно был определен наследник, следующий по старшинству брат - Георгий. Так как Николай еще не был женат, и по юридическим нормам у него не могло быть наследника, то Георгий был назван цесаревичем. Кончина Георгия  заставила в тот же день заявить о новом наследнике престола в манифесте. От имени императора говорилось, что «отныне, доколе Господу не угодно еще благословить Нас рождением Сына, ближайшее право наследования Всероссийского Престола, на точном основании основного Государственного Закона о престолонаследии, принадлежит любезнейшему брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу». По закону титул наследника перешел  к младшему брату Николая II - двадцатилетнему великому князю Михаилу Александровичу, но он не был именован цесаревичем. Царица опасалась, что титул цесаревича, данный брату царя, может помешать появлению у них сына-наследника. Аликс сумела убедить мужа, что Михаилу  титул цесаревича  присваивать пока не следует - возможно, у них  скоро появится сын.  В результате Михаил Александрович не получил титул цесаревича, который носил его брат Георгий. «Факт этот очень комментировался при дворе Марии Федоровны, - отмечал генерал А. А. Мосолов, - но он легко объясняется надеждою молодой императрицы, что у нее скоро родится сын». Эта надежда согревала жизнь императорской  четы в продолжение многих лет. «Он (Михаил) не будет называться наследником цесаревичем, и в манифесте только сказано, что он пользуется ближайшим правом на престол. Это только игра слов и, конечно, вызовет массу толков и недоразумений. Очень жаль, хотя я радуюсь за Мишу», - высказывала свое мнение сестра Николая и Михаила великая княгиня Ксения Александровна
Начало четвертой беременности придворные медики подтвердили осенью 1900 г. В дневнике великого князя Константина Константиновича записано: «Она очень похорошела. < > Все поэтому трепетно надеются. Что на этот раз будет сын».
В ноябре 1900 г. в Ливадии Николай II тяжело заболел, в газетах начали регулярно печатать бюллетени о его состоянии здоровья. Лейб-медик Г.И. Гирш установил диагноз – «инфлюэнция». Состояние больного вызвало большую тревогу у окружающих. Оказалось, государь переболел брюшным тифом. Аликс категорически запретила всем посещать мужа и беспокоить его делами. Состояние больного врачи расценили, как критическое. Назначить регентом младшего брата царя, великого князя Михаила Александровича, предложил С.Ю. Витте. Аликс решила,  что  родственники покушаются на  права ее будущего сына, и стала сама просматривать документы. Генерал А.А. Мосолов, принимавший непосредственное участие в тех событиях, писал: «В императрице за время болезни государя особенно ярко сказались умственные способности и кругозор маленькой немецкой принцессы, хорошей матери, любящей порядок и экономию в хозяйстве своего дома, но не могущей по внутреннему своему содержанию стать настоящей императрицей, что особенно жаль, так как при твердости ее характера она могла бы помочь государю. Увы, горизонты мысли государыни были много уже, чем у государя, вследствие чего ее помощь ему скорее вредила». К радости Аликс ее супруг выздоровел.
Вечером 27 января 1901 г. из Виндзора пришло печальное сообщение о смерти королевы Виктории. Аликс, беременная,  не могла ехать на похороны в Англию. В англиканской церкви Петербурга русская императрица молилась за упокоение умершей. «Как я тебе завидую, ведь ты увидишь, как бабушку повезут к месту ее последнего упокоения, - писала она сестре Виктории. - Не могу поверить, что ее больше нет, что мы никогда больше не увидим ее. Это кажется невероятным. С тех пор как я себя помню, она была частицей нашей жизни, и более дорогого и доброго существа я не знаю. Весь мир сожалеет о ее кончине. Не могу представить себе Англию без королевы». Смерть бабушки была серьезным ударом для Аликс.
5 июня 1901 г. родилась   девочка, назвали ее Анастасия. Николай записал в своем дневнике. «Около 3 часов у Аликс начались сильные боли. В 4 часа я встал, пошел к себе и оделся. Ровно в 6 утра родилась дочка Анастасия. Все свершилось при отличных условиях скоро и, слава Богу, без осложнений. Благодаря тому, что все началось и кончилось, пока все еще спали, у нас обоих было чувство спокойствия и уединения! После этого засел за писание телеграмм и оповещение родственников во все концы света. К счастью, Аликс чувствует себя хорошо. Малышка весит 11; фунта, и рост имеет в 55 см
После рождения четвертой дочери сдержанные вначале интонации недовольства у родственников стали прорываться наружу. В июне 1901 г. в дневнике Ксении Александровны появляется запись: «Алике чувствует себя отлично – но, Боже мой! Какое разочарование!.. 4-я девочка! Ее назвали Анастасия. Мама мне телеграфировала о том же и пишет: «Аликс опять родила дочь!» Дядя императора, знаменитый «К. Р.» – великий князь Константин Константинович – записал тогда же в дневнике: «Прости, Господи! Все вместо радости почувствовали разочарование, так ждали наследника и вот – четвертая дочь». «Ожидали, что родится сын, - рассказывала впоследствии сестра Николая II великая княгиня Ольга Александровна, - однако появление на свет четвертой девочки нисколько не уменьшило любви к ней ее близких. Ей не исполнилось и года, а она успела завоевать всеобщую привязанность своими забавными манерами, своим веселым характером и звонким смехом. Она поистине была моей любимой крестницей».
Фото. Великая княжна Анастасия Николаевна.  1914.

Первое десятилетие  жизни Александры Федоровны в России было занято непрерывными беременностями, тяжелыми родами, болезнями, выхаживанием младенцев. Она сама кормила грудью своих девочек, купала их, шила и вязала малышкам кофточки и чепчики и  следила за их здоровьем. Аликс постепенно все больше замыкалась в своей собственной жизни, удаляясь от своих  близких родственников. Семейное уединение не способствовало популярности Александры Федоровны в обществе.
Царская семья жила в одном из крыльев Александровского дворца, построенного в классическом стиле. Царские апартаменты были обставлены в духе английского загородного дома. Комнаты императорской четы были отделены от остальных помещений дверьми, которые охраняли четыре чернокожих привратника. Дочери заменяли друг другу многочисленных друзей и знакомых. Почти погодки, они не имели большой разницы в возрасте. Жили они по двое в одной комнате. Старших великих княжон звали «большая пара», а младших – «маленькая пара». Их одевали попарно в одинаковые платья. За девочками следили и ухаживали нянечки англичанки. Первая няня от самой королевы оказалась несносной, и уже через год она покинула Петербург.  Вторая няня-англичанка, которую взяли по рекомендации великой княгини Елизаветы Федоровны,  продержалась  два года.  Третья няня ирландка прожила в царской семье 6 лет и, вернувшись в Англию, написала доброжелательные воспоминания. Русские няни оставались на вторых ролях вплоть до 1904 г.
При всей занятости семейными делами и домом Александра Федоровна должна была выполнять  возложенные на нее функции. Она была шефом полков: лейб-гвардии Уланского имени Ее Величества, 5-го гусарского Александрийского, 21-го Восточно-Сибирского стрелкового и Крымского конного и  2-го гвардейского Прусского драгунского полка. У нее имелись мундирные платья  по форме каждого из подшефных полков. Но ее здоровье не позволяло ей часто одевать форму. Ее визиты к ним были крайне редким эпизодом. 
Как и все дети Алисы Гессен-Дармштадской, Александра Федоровна  много внимания и времени уделяла благотворительности, не¬редко тратила при этом весьма значительные суммы из соб¬ственных доходов. Когда в 1898 г. в стране разразился голод, императрица из своих собственных средств выделила 50 тысяч рублей для пострадав¬ших от голода регионов. Под покровительством Александры Федоровны с самого начала оказались родильные приюты и «дома трудолюбия», где получали профес¬сию сироты и безработные женщины. В Царском Селе она основала  инвалидный дом на 200 человек, предназначенный для солдат-инвалидов. В  Петербурге ею была учреждена «Школа народного искусства», куда принимали девушек со всей России. Несколько санаториев для туберкулезных больных  в Крыму появилось благодаря усилиям Александры Федоровны. Вместе со своими  дочерями  она посещала  больных. По предложению императрицы была создана «Комиссия помо¬щи в работе», которая  устраивала летом в деревне ясли для ма¬лышей. Она поддержала идею создания  ортопедического института для детей. Известный ортопед К.Х. Хорн составил проект института, в который входили также  больница на 100 коек, приют для 50 инвалидов и протезная мастерская. Она подробно писала об этом проекте прин¬цессе Баттенбергской 17 июня 1902 г, подчеркивая, что «в России не существует ничего подобного. Этот проект очень интересует меня. < >  Все новое — необыкновенно трудно, но и столь же интересно - особенно, когда все берешь под свой контроль. А это единственный спо¬соб довести дело до конца». Институт был построен и поддерживался в пре¬восходном порядке. Занималась она и организацией школы для нянь и гувернанток,  при которой открыли приют для сирот на 50 кроватей. Это заведение она предполагала создать по образцу школы для нянь, устроенной женой принца Христиана в Лондоне. Школа была открыта в Царском Селе в 1905 г.
 
Государыня неистово молилась и пыталась понять, что она должна сделать, чтобы свершилось чудо, и родился наследник. Она была готова выслушивать любого, кто сможет помочь ей,  и следовать его советам. Черногорские принцессы Милица (Видосава) Николаевна, жена великого князя Петра Николаевича, и Анастасия (Стана) Николаевна, вышедшая замуж за герцога Лейхтербергского, сумели завоевать доверие Аликс тем, что прилежно посещали все церковные службы, ездили по святым местам в лавры и обители, часами выстаивала молебны и литургии. Милица увлекалась сочинениями восточных мистиков и оккультными науками, даже получила в  Париже диплом на звание почетного доктора алхимии. Там же она познакомилась с врачевателем и гипнотизером месье Филиппом Антельм Ницье-Воше. Аликс, которая серьезно изучала религии Индии, с удовольствием обменивалась своими знаниями и мыслями с ней. Милица убедила государыню, что Филипп поможет ей родить наследника. «Я могу этому помочь», - авторитетно заявил Филипп. По личному приглашению царя почтенный старец прибыл в Петербург. «С первой же встречи Филипп околдовал царскую чету, которая тотчас же решила пригласить его в Россию. Он сразу же приехал. В Царском Селе ему был отведен дом» - записал  французский дипломат, историк и  мемуарист Жорж Морис  Палеолог. В присутствии Николая II и Александры Федоровны он проводил сеансы спиритизма, гипноза, предсказаний и перевоплощений. Многие советы диктовались царю тенью Александра III.  Императорская чета уверовала, что старец Филипп принадлежал к числу людей, обладавших Божией благодатью, молитву которых слышит  Господь.

Аликс была замужем уже семь лет, а сына, наследника все не было. Важнейшая задача, связанная с будущим ее семьи, не была решена. Она делала все, что ей рекомендовали, чтобы забеременеть вновь. Она старалась,  хотя и  понимала, что при ее здоровье следующие роды могут оказаться последними. Одно она четко осознавала,  что ей Богом предназначено, как супруге помазанника Божьего, родить наследника, который далее должен передать Божию искру и благословение в будущее.  И она верила, что Бог не оставит ее, за ее полное и беспрекословное доверие и послушание.
В конце  1901 г. месячные у Аликс прервались, она поняла, что вновь беременна. В семье о беременности по совету старца Филиппа  старались не говорить. Великая княгиня Ксения Александровна только в апреле 1902 г. узнала от императрицы о ее беременности. В своем письме к ней Александра Федоровна писала: «Сейчас это уже трудно скрыть. Не пиши Матушке, так как я хочу сказать ей, когда она вернется на будущей неделе. Я так хорошо себя чувствую, слава Богу, в августе!» По рекомендации Филиппа императрица не допускала к себе медиков до августа 1902 г, т.е. почти до срока родов. Между тем роды все не наступали, и живот уменьшался. Наконец, императрица согласилась дать себя обследовать. Осмотрев больную, лейб-акушер Отт и доктор Гирш составили  заключение:
«На основании всего вышеизложенного следует признать, что задержка в месячных кровях у Ея Величества была обусловлена произошедшим зачатием, причем беременность прекратилась в ранней стадии развития плодового яйца, а обмершее яйцо в качестве так называемого «запаса» оставалось в полости матки вплоть до его выделения из нея, произошедшее лишь 20 августа. Помимо указанного нахождения в полости матки обмершего яйца на продолжительную задержку месячных отделений не могло не повлиять малокровие и связанное с ним нарушение обмена веществ в организме Ея Величества.
Петергоф августа 26 дня 1902 г. Лейб-акушер Двора Его Императорского Величества, профессор Дм. Отт. Лейб-хирург, Его Величества Доктор Медицины Гирш».
В официальном правительственном вестнике опубликовали сообщение, что беременность императрицы окончилась выкидышем. После этого полиция приказала исключить из оперы «Царь Салтан» слова «родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не собачку, не лягушку, так, неведому зверушку». 20 августа Николай II записал в дневнике: «произошло все при совершенно нормальных условиях. После этого грустного события окончилась искусственным образом та неизвестность, в которой мы жили за последнее время.< > Состояние Александры Федоровны  хорошее, но к ней приставали с расспросами о „нашем друге“. Вообще о нем разносят такой вздор, что тошно слушать, и не понимаешь, как люди могут верить чепухе, о кот[орой] сами болтают!».
Великий князь Константин Константинович записал в своем дневнике 20 августа 1902 г.: «С 8 августа ежедневно ждали разрешения от бремени Императрицы. < >  Алике очень плакала. Когда, наконец, допущенные к ней доктор Отт и Гюнст определили, что беременности нет, но и не существовало». Мария Федоровна об этом событии написала подробно: «Мы все ходим, как в воду опущенные со вчерашнего дня. < > Бедная А.Ф. оказалась вовсе не беременна – 9 месяцев у нее ничего не было и вдруг пришло, но совершенно нормально, без болей. Третьего дня Отт ее видел в первый раз и констатировал, что беременности никакой нет, но, к счастью, внутри все хорошо. Он говорит, что такие случаи бывают и что это происходит вследствие малокровия».
Это известие серьезным образом повлияло на психику Александры Федоровны, она стала часто жаловаться на резкую головную боль. Приступы, часто сопровождались нервным тиком, бледностью или покраснением лица, слезотечением. Лекарства не помогали, она не могла найти  себе места, теряла аппетит, возникали  расстройства при  глотании, боли в сердце. Единственное место, где она находила успокоение, была ее молельня, там в такие моменты она оставалась долгие часы.
На встречах со старцем, которые устраивались в имении великого князя Петра Николаевича (в присутствии императорской четы и «черногорок»), во время спиритического  сеанса и общения с духами до императорской четы было доведено с Небес, что они должны обращаться с мольбами к  святым старцам. Царю был подан знак, который должен был помочь ему и супруге «правильно понять» Божью волю. Перед отъездом из Петербурга старец Филипп  предсказал императрице, что она родит сына, и она от радости даже поцеловала ему руку. Русский биограф Филиппа П. А. Бурышкин считал, что это предсказание, в дальнейшем исполнившееся, и заставляло Александру Федоровну до конца дней с благодарностью вспоминать о первом «друге», посланном, как она считала, Небом. Его помнили и вспоминали всегда с неизменной теплотой.

Божью волю царь решил исполнить, прежде всего, канонизировав старца Серафима Саровского.  Показательно, что в годы его правления к лику святых в Русской православной церкви было причислено больше святых, чем за весь Синодальный период со времен Петра I. При последнем царе святыми провозгласили: Феодосия Углицкого (1896), Серафима Саровского (1903), Иоасафа Белгородского (1911), Патриарха Московского и всея Руси Гермогена (1913), Питирима Тамбовского (1914) и Иоанна Тобольского (1916); в то время как за предшествующие 200 лет только четырех - Димитрия Ростовского, Иннокентия Иркутского, Митрофана Воронежского и Тихона Задонского.

Царское указание - причислить к лику святых православного подвижника воспринималась современниками неоднозначно, в нем они видели не столько проявление царского «благочестия», сколько пример самодержавного самоуправства в церковных делах. Поразительно было само обращение царя именно к главе ведомства православного исповедания с требованием подготовить указ о канонизации. Императору логичнее было бы вызвать для беседы члена Святейшего синода, митрополита Петербургского,  для передачи своего пожелания (вопрос о канонизации был сугубо церковным). Кроме того, Николай II не приказал созвать комиссию для проверки сведений, говоривших в пользу святости Серафима Саровского, на что как «блюститель правоверия» в стране он имел полное право.



Фото. Народ приветствует Императорскую фамилию в Саровском монастыре


Торжества состоялись  летом 1903 г. У раки преподобного Серафима собралась вся Россия, и прославление любимого святого стало поистине всенародным праздником. По приблизительным подсчетам со всех концов России  в Саров прибыло около 150 тысяч паломников. «Именно после Сарова, - писал генерал А. А. Мосолов, - все чаще в нередких разговорах слышалось из уст государя слово царь и непосредственно за ним народ». Царь после Сарова поверил в любовь народа.

Восемнадцатого июля 1903 г. состоялось прославление саровского старца Серафима, носилки с мощами праведника царь и великие князья несли на своих плечах. Толпа опустилась на колени. Глубокой ночью 19 июля царь и его близкие посетили исцеляющий источник и выкупались в нем, как указывал старец Филипп.  Государь записал в дневнике: «Подъем духа громадный и от торжественности события и от праздничного настроения народа. < > Слыхали о многих исцеленных сегодня и вчера. < >  Дивен Бог во святых Его. Велика неизреченная милость Его дорогой России; невыразимо утешительна радость  очевидного нового проявления Благодати Господней ко всем нам. На Тя, Господи, уповахом, да не постыдимся во веки. Аминь»

Фото. Император Николай II с членами Августейшей фамилии несут мощи преподобного Серафима

Мольбы, обращенные к новому святому, принесли, наконец, долгожданный результат. Спустя год на свет появился великий князь Алексей Николаевич. Николай II позже не раз заявлял, что никто и никогда не сможет поколебать его уверенности в святости чудотворца Серафима Саровского.

Картина. Торжественный выход императорской семьи в Кремле в Вербное воскресенье. Апрель 1903 г. Худ. Н. С. Матвеев