Мы шли по глубокому снегу, пока не выдохлись окончательно.
- Все, не могу, - сказала я и повалилась на спину.
- Я тоже, - Георгий упал рядом со мной.
Как подстреленные, притворно постанывая и раскидывая руки, рухнули Василий и Емельян. Снегопад прекратился, сильный ветер разорвал облака и месяц, обломком обручального кольца, замерцал сквозь полоску сосен.
Василий положил автомат на грудь и сказал:
- А я с две тысячи девятого выстрелов из боевого не слышал.
- Ты это к чему? - осторожно поинтересовался Емельян.
- К тому, - он сделал паузу. - Колян, скажи честно, ты почему в Санта Клаусах ходишь? У тебя жены нет, детей нет, зарабатываешь нормально. На кой черт ты - офицер МЧС - пятый год подряд в колпак с помпоном выряжаешься?
Николай молчал. Я смотрела на мерцающую искру в неизвестном созвездии и, затаив дыхание, молилась, чтобы вопрос Василия остался без ответа. Но моя молитва оказалась слаба или зависла между черным небом и заснеженной землей, на которой мы лежали, словно упакованные в мягкую вату елочные игрушки. Я не люблю оружие. Я не выношу разговоры о войне.
- Молчишь, брат? - не отставал Василий. - А я скажу. Пацанов не можешь забыть…
- Каких пацанов? - спросил Георгий.
- Вы не в курсе, как мы в Сомали специальный груз доставляли. В один конец без проблем добрались, а на обратном пути к нам больной миротворец Африканского союза присоединился - глухой, немой и почти слепой. За него просил провожатый – сомалиец национальной армии, с полчаса объяснял, что привел очень важного человека, побывавшего в двойном плену у повстанцев, что мы просто обязаны его доставить в Могадишо, а там нас встретят, заплатят за этого типа тысячу долларов и проводят до нужного места. У того сомалийца рот не закрывался. Он орал без умолку про партизанский лагерь в лесу, про американскую авиацию, про бомбежки, затолкал в кузов солдата-эфиопа – в качестве проводника-переводчика - кинул пару акулин (автомат Калашникова-прим.автора) и приказал уматывать, как можно быстрее. Пока разбирались, миротворец стоял молча, только покачивался из стороны в сторону, и смотрел под ноги, вроде как контуженный и не понимает ничего. Конечно, мы его в наш грузовик взяли, но в Могадишо напрямик не поехали, отправились своим маршрутом. Через пару километров, проезжали разрушенное селение. С одной стороны груды камней, с другой скелеты домов, и, вдруг, обстрел. Кольку зацепило, он с кузовка наземь, орет, катается и лупит с автомата куда попало. Мы тоже огонь открыли, только в ответ ни звука. Потом Колян, на одной ноге потащился к тем камням. Нашел пару убитых повстанцев и АГС-30. Повезло нам, что у них к гранатомету снарядов не оказалось. А в двадцати метрах от них, за крупным камнем, как птенцы в гнезде – черненькие худющие сомалята – одному лет десять, не больше, другому года четыре. Старший в форме не по плечу и сумкой, полной патронов, а у мелкого в руке зажата небольшая, самодельная лошадка, с помпоном на ниточке вместо хвоста. А второй руки нет - пустой рукав. И у обоих на рубашках, на лицах - кровь, сопли и слезы. - Он замолчал на минуту.
Падали звезды или кто-то дважды чиркнул по небу спичкой - не разгорелось, и я не успела загадать желание.
- Старший мертвый был, а младший... Я перевязал его и Кольку, хотел сомаленка в машину нести. В Кенийском лагере беженцев «Врачи без границ» работали, - Василий закашлялся. – Но тут миротворец прозрел и из ступора вышел. В паре с эфиопом под прицел нас взяли. Меня связали, а Кольке приказали мелких камнями завалить, чтобы их не сразу нашли. Чтобы мы успели до КПП живыми добраться. – Он закурил. - Миротворец тот, местным оказался - на форму и жалость нас прикупили.
Он закурил. Я следила за красной точкой, вспыхивающей над его лицом при затяжках.
Колька встал и тихо, безнадежно сказал:
- Младший, может быть, выжил. Я его за стеной положил.
- Быть может… - выделил холодно Василий, затянулся и сплюнул в сторону. - Коля, как брата прошу! Выброси этот колпак! Выброси, на хрен, с этим помпоном! Не гноби душу ни себе, ни мне… Пока я сам его с твоей головой …
Месяц покраснел и угас в плотной туче. Вдали снова завыли волки. Николай взмахнул рукой. Колпак упал недалеко от меня. Георгий встал, отряхнулся от снега, поднял его за помпон и вложил в мою ладонь.
- Подъем! - скомандовал он зычно.
Через час ходьбы и наряженного молчания, мы буквально наткнулись на деревню, погруженную во мрак среди обледеневших елей, сосен и кустарников. Георгий постучал в тускло освещенное окно крайнего дома. На замерзшем стекле отразился желтый мерцающий огонек керосиновой лампы, послышались неторопливые шаги и скрип ступеней за дверью крыльца.
- Кто там? - глухо спросил старческий голос.
- Кто? - звонко повторил тонкий детский.
- Нам Мария нужна! Она у вас тут целительна или колдунья! - крикнул Георгий.
- А-а… - Разочарованно протянул старик. - Вам дальше по улице в самый конец. У ней дом большой. Найдете. Он такой один. Идите с Богом!
- А что у вас тишина и темень по деревне?
- Кому шуметь-то? Дачники тут не зимуют. Собак волки съели. А свету нет из-за аварии! Провода обледенели и порвались. С тридцатого декабря с керосиновой лампой живем. Я думал электрики, на ночь глядя приехали, - послышался огорченный вздох. Опять заскрипели ступени. - А тут пустота всякая ходит, - ворчливо заключил дед, уже отойдя от двери.
- Спасибо! - поблагодарил Емельян недовольного старика.
Скрип ступеней утих. Мы оглянулись по сторонам, пытаясь угадать в темноте направление улицы, ведущей к дому Марии, но отойти не успели. За дверью опять раздался голос, но уже детский тайный, полный надежды.
- Это ты пришел?
Дощатая дверь дрогнула и приоткрылась. В проем вышло низенькое мохнатое существо. Из бесформенного образа вынырнула растрепанная голова с бантом на макушке. Сбоку вытянулась тонкая ручонка, создание ойкнуло, потеряло шкуру, и мы увидели девчушку лет пяти. - Я в медведя играю. Видите? Я в рукава бабкиной шубы ноги сунула, а сверху пуговицы застегнула. Похоже?
Емельян включил фонарик.
- Похожа, - послушно ответил Николай.
- Дед Мороз, - сказала девочка и погладила оленей на груди Кольки, - а где твоя шуба, шапка? Тебя разбойники ограбили?
Я вытащила колпак из кармана, не решаясь предложить Николаю. Он оглянулся на Василия.
- Надевай… - буркнул тот, сдвинул автомат под мышку, сплюнул сквозь зубы и пошел от нас к дороге. - Дед Мороз, твою мать...
- Этот злой кто? Пес или волк? - робко спросила девочка, указывая на Василия пальчиком.
- Это наш кот Васька, - шепнул Николай, - мышку искать отправился.
- А эта твоя Снегурочка? - теперь пальчик уперся в меня. - А почему она без косичек?
Я сняла шапку и тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам. Девчушка приоткрыла рот и слезным голосом обманутого ребенка спросила:
- Почему у ней волосы не белые?
Колька взял прядь моих волос.
- Алия, почему ты не блондинка? - спросил он строго, подозрительно обнюхивая и ощупывая мою голову. - Ну вот! Я так и думал! Шоколадные волосы! Она опять шоколад вместо супа ела!
Девочка засмеялась. Пальчик погладил блестящую клепку на моей куртке, потом ткнулся в Георгия и в Емельяна. - А эти два кто?
- Это Емеля, - Колька не успел договорить.
Девчушка подпрыгнула и заверещала:
- Который с щукой! Я знаю! Знаю. А где его печка самоходная?
Емельян застонал, развернулся и, уходя в темноту, пробубнил:
- Пожалуй, пойду и я за котом Васькой.
- У Емели дрова в печке кончились, без дров и щучьи желания не исполняются, - грустно сказал Николай.
- А этот? - дошла очередь до Георгия.
- Этот у нас самый знатный - Георгий Победоносец, на серебряных крыльях с Лазурного берега Франции прилетел. Там море как небо, а небо как море. Он страшного змея одной левой заломал. Видишь, бинт из рукава свисает? Лютый змей укусил.
Девчушка поманила «победителя» рукой. Он опустился на корточки.
- Крута! - восхитилась малышка, заглядывая ему в глаза. - Ты у нас в углу висишь. Тебя бабка больше всех любит. Как Славку в армию забрали, так и полюбила. А раньше любила другого, у которого волосы длинные. Того по другому звать, - она потянула полы шубы на голову и приказала:
- Не уходите! Я быстро вернусь, - и растворилась в темноте за дверью.
Неудобно было уйти. Мы стояли, как болваны, переминаясь с ноги на ногу, и ждали неизвестно чего. Наконец, услышали знакомый скрип ступеней. Яркий луч фонаря ослепил нас.
- Вот они, дед! Потрогай их - какие холодные! Я всех трогала! - голосила девчушка.
Дед, не говоря ни слова, всучил Георгию два старых ватника, потом прищурил один глаз, прицельно глядя на Николая, и спросил недоверчиво:
- Чего вам еще тут надо?
- Подарок отдать девочке, - переминаясь, ответил Колька.
- Ентой? - дед вытянулся струной.
- А что, есть другая?
- Девки нет, парень есть - на год младше Ксюхи. Спит он.
Николай кротко улыбнулся, и полез в карман. Ему пришлось согнуться, и полностью утопить руку в красных штанах, чтобы у голенища сапога выудить маленький белый сверток. Ксюша терпеливо ждала, пока Колька, неловко справляясь замерзшими пальцами, разворачивал шуршащую, искрящуюся в луче фонарика обертку.
- Вот, - на его ладони появились две маленькие фигурки енотов - мальчик в штанишках и девочка в платье. - Это крошки - енотики из волшебной страны Сильвании. Там остался их дом, младший брат, сестренка и мама с папой. Возьми себе одного, а другого передай брату. Постройте им домик и дружите с ними, а они будут с вами играть.
Ксюшка, сложила ладони лодочкой, приняла в них игрушки и мелкими шажками, заворожено глядя на подарок, засеменила к двери. - Спасибо Дед Мороз, спасибо Снегурочка, спасибо бабкин любимый Победитель, который в углу висит… - шептала она, исчезая в темноте на ступенях крыльца.
- Спасибо вам… - поблагодарил дед, озадаченно потирая щеку.
У Николая в руках появилась курительная трубка и пачка табака, он протянул их деду. Тот отшатнулся, прищуренные глаза вдруг открылись широко и удивленно. Он также как внучка, сложил ладони и подал их вперед. Трубка и табак упали в морщинистую лодочку и поплыли к двери вместе с дедом. На пороге он все-таки остановился, оглянулся, и мягким, повеселевшим голосом спросил:
- Ты кто будешь-то?
- Николай…
- А! – обрадовался старик, словно вспомнил доброго знакомого. - Санта Клаус значит! Я и подумал не наш. Наш-то сюда бы не зашел, - он перешагнул порог и плотно закрыл дверь. - Наш-то Мороз за всю мою жизнь ни разу не зашел, - с долей обиды послышалось из-за двери. - Санта Клаус, значит! Пришел все-таки… Не поверят… - Услышали мы под скрип ступеней.
Колька надел ватник, потер кулаком нос, высморкался в снег и направился к дороге. Мы пошли в след по тропе, проложенной «котом» Васькой, Емелей и Санта Клаусом.
Налетел пронизывающий ветер. Он срывал вихри с низких крыш черных домов и с неистовой силой гнал их вдоль глухих заборов, по мертвой деревенской улице, навстречу пятерым, идущим в одну сторону, связанным безжалостной памятью и надеждой, которую каждый скрывал в сердце даже от себя самого.