Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2015/11/20/2087
Синьора имела желание наводить порядки самостоятельно, но не имела возможности, поэтому мысли её скакали диким табуном. «Наташа, положи бельё в стиральную машину, но не включай. Завтра». Назавтра: «Ты выстирала бельё?» - «Нет» - «Почему?» - «Вы сказали, что машина включится сегодня, когда стирки будет больше» - «Ты хотела стирать бельё в машине?! Немедленно, сейчас же вынимай и иди стирать на улицу, руками!» Я вынимаю тряпки из лаватричи и несу афуори. Через пару минут синьора кричит: «Наташа, ты что делаешь?» - «Собираюсь стирать» - «Что стирать? Где? Почему стиральная машина не работает?!» - «Вы сказали, чтобы я стирала руками» - «Я?! Почему ты будешь стирать руками так много вещей? Всё положи в лаватричу и включай!» Мне пофигиссимо. Я бы всё равно не стала руками стирать, в холодной воде, на террасе. Просто я уже знаю эту хохмочку. Старушка показывает, какая она добрая. Заботится обо мне, следит, чтобы я не уставала.
Она, действительно, заботится. Выдала мне самое лучшее постельное и новые наволочки и полотенца. Когда я забесплатно работала неделю в сумасшедшей семейке, мне дали такую рванину, которой я дома не стала бы и полы мыть. Благо, что тогда стояла жарища, и я, накрыв матрас тремя рваными тряпками, обернула подушку своей футболкой и накрывалась палантином от «Маркса и Спенсера».
Но я всё равно уставала. Пусть, работа не тяжёлая, но крутиться приходится целый день. Главное у синьоров – насущные потребности и чистота. Я не против, но иногда хотелось полежать спокойно, не ожидая призыва из-за стены. И, сколько бы у меня ни было времени для себя, 14-15 часов в сутки я проводила на ногах, в суете разной степени, часто подолгу мученически сидя напротив Петрушки и выслушивая её болтовню. Лучше было что-то делать, в компанию к ней я не нанималась. Но если ей взбрендивалось пичкать меня мемуарами или житейской мудростью, она вопила до тех пор, пока я не располагалась на стуле напротив неё.
Вот хозяин принёс рис. Его жена (которая?) приготовила и передала свекрови. Мама есть рис отказалась. Сынок пришёл перед обедом, и прямиком на кухню: «Что ты делаешь, почему не греешь рис?» Почему? Потому что синьора захотела макарон с сальсой, салата, котлет и жареных кабачков. Всё сразу. Я вертелась уже полтора часа, когда разогреть рис – дело нескольких минут. Но, кто будет есть вчерашний рис, если есть служанка на все случаи? За 600 евро я – и сиделка, и уборщица, и прачка, и повар, и дворник. Почему дворник? Получив от строптивой баданты от ворот поворот, синьор стал злиться. Претензий по работе я не принимаю – у меня всё в ажуре. И вот, обойдя помещения, и не найдя, к чему придраться, синьор выдал: «Пойди и подмети дорогу перед домом!» Я взяла швабру и пошла. Подметать дорогу перед домом – мартышкин труд. Наш дом, как и все, стоял под уклоном. Но он – самый крайний в городе из жилых, и весь мусор слетает, а в дожди смывается мимо, застревая в кустах и ограде. Думаете, кто-то надо мной здесь посмеётся? Как бы не так. Об этой семейке ходят анекдоты, которые местные жители охотно рассказывают. Будет ещё один.
У нас бы это называлось самодурством. Но я не в обидках. Ну, такие у моих синьоров характеры. У нас, что ли, вздорных натур мало? Опять же, не вагоны разгружаю. Готовлю – для себя, между прочим, тоже. Продукты – какие захочешь. Даже для меня лично. Салями, которую старушка не пыталась пробовать, но я нарезала ей прозрачные кусочки, которые она рассасывала как карамельки. Твёрдые сыры. Гамбургеры (тоже стали покупаться). Сладости, лимонады, кофе, фрукты. В разговорах с другими бадантами узнавала о разных случаях, мой – грех жаловаться. Да и что сравнивать с другими, ту неделю, которую я провела в Джардини рядом с умирающей – её ещё ни одна история не переплюнула.
Да, кстати, та старая синьора, действительно, умерла, дней через 10 после моего ухода. Сыновья звонили Ольге, но им отказали в баданте, пока они не заплатят денег мне. Платить они отказались и стали искать сиделку самостоятельно. Нашли одну, которая оказалась знакомой Лены. Лена мне позвонила и уточнила, где я работала: где располагался и как выглядел дом, что была за квартира. Девушка поняла, что это те самые сыновья, которые мягко стелют, и отказалась. Ей говорили, что мама крепко спит ночами, работа только по уходу за больной, которая спокойна как невинное дитя, условия царские, и всё замечательно.
Здесь не только синьоры обмениваются информацией. Для нелегалок инфа – важнее. Так что жадные сыновья остались без помощницы, а после смерти матери и без внушительных денег, которые составляла её пенсия.
Меня они ругали. Мол, была такая, которая вообще ничего не делала. Бедные. Я целую неделю валяла дурака, а они терпели.
Жизнь в горах меня убивала, в первую очередь, морально. Выходя на прогулки из нашего дома на окраине, я с тоской смотрела на далёкое море, насмешливо сияющее под луной и под солнцем, и считала дни до окончания месяца работы. Месяц — это время, которое надо обязательно отработать на полученном месте (если не происходит чего-то экстраординарного, например, бывает так, что синьоры унижают, обзывают, тащат бадант в койку, не кормят, загружают тяжёлой работой, вплоть до вкалывания на ферме или плантации; а на такие мелочи, как отсутствие у сиделки собственной комнаты (синьоры могут поставить кровать или раскладушку в коридоре или в комнате больной или умирающей старухи), отсутствие в доме душа или горячей воды, питание, состоящее исключительно из макарон — внимания лучше не обращать). Где-то внизу, в Джардинах, покачивались на тёплых волнах барки, дул ласковый ветер, сверкали витринами многочисленные магазинчики, и вдоль набережной тянулись столики кафе и ресторанов, за которыми счастливые отдыхающие лакомились инвольтини, канноли, пиццей и гранита. Я вздыхала и мысленно ставила крестики на календарном листе.
В этом горном городке у меня возникло своё реноме. Лена постаралась. Сначала она рассказала своим синьорам, что я художник. Она своим – они моим. Пришлось продемонстрировать, как я вырезаю из бумаги. Все гости, которые стали заглядывать в наш дом на окраине, получали сувениры в виде снежинок (здесь их называют «чентрино», видимо, от слова «центр»), балеринок и ангелов. Мои синьоры звали меня, чтобы я вырезала что-то на глазах у публики. Вырезала снежинок с оленями, дело одной-двух минут. Они – самые простые и при этом красивые. Кто не умеет такие делать – впечатляется моментально. Ещё начала украшать окна к Рождеству – Натале. Мне нравится это делать. Остальным нравится, как я делаю. А мне нравится, что зрителям нравится. Хозяевам тоже нравится. Когда они разговаривают по телефону, постоянно упоминают, что их баданта – художник.
Постепенно окна украсили снежинки разных размеров, ангелы, Мадонна с младенцем, Бабо Натале на ишаке, солнце с месяцем, Сичилиа, летящая комета и цветы роз. Да, я уеду, но пусть у Петрушки будет красивое Рождество.
Мои синьоры стали просить вырезать сувениры для них и их родственников. Хозяева дважды обещали мне заплатить за бумагу (между прочим, на бумагу, белую и цветную, прозрачные файлы и клей я потратила 20 евро), но так и не заплатили. Я же вырезала потому ещё, что у меня что-то случилось с интернетом, связи не было вторую неделю. Чтобы не скучать, взялась за ножницы. Моё рукоделие магически действовало на нервную подопечную. Она требовала, чтобы вырезала я в её комнате. Я творила, а она могла часами смотреть, как из чистых листов бумаги появляются фигурки людей, животных и цветов. Что ценно – при этом она молчала.
Однажды, когда я сидела рядом с Петрушкой и вырезала розу для её невестки Розалии, в дом вбежал внук-школьник, прямиком ко мне в комнату, схватил мою книгу (он уже брал её на время, кому-то показывать) и, вернувшись к нам, заявил: «Мне надо двух ангелов, двух львов и три чентрино с дельфинами! Через час сделаешь, я зайду!» Я сказала: «Нет» - «Почему?» - «Потому что это требует много времени» - «Вечером?» - «Нет» - «Почему?» - «Потому что это требует много времени!» - «Завтра?» - «Не знаю». Он убежал. Я повернулась к Петрушке и сказала: «Ваш внук плохо со мной разговаривает. Вырезать картины – не моя работа. Моя работа – Вы. Я больше ничего не буду вырезать! У меня устали пальцы!» Петрушка посмотрела на красные полосы от ножниц, не сходящие в эти дни с большого и среднего пальцев, почмокала губами и выдала: «Обмотай пальцы скотчем!» Я собрала со стола обрезки, ножницы, розу и ушла.
Днём невоспитанный внучок примчался снова, уже с двумя друзьями. Он стал тыкать пальцами в ангелов на окне и повторил своё задание. Я встала и сказала: «Почему ты со мной так разговариваешь? Почему командуешь? Никакого уважения, ни одного хорошего слова! Я – художник, но в этом доме моя работа – твоя бабушка. Я вырезаю в своё свободное время. Я делаю дизайн (так они это называют) из своей бумаги, которую купила на свои деньги. Я вырезаю своими ножницами. Мои руки устают. Мне за это не платят. Я ничего не буду делать для тебя!»
Друзья командира растопырили глаза. Он растерялся: «А я что? Я ничего». Я нажала: «Где хорошие слова?» Мальчишка выдавил из себя: «Извините. Пожалуйста! Пожалуйста…» Я сменила гнев на милость: «Вот это хорошие слова. Ладно. Сделаю».
Когда пришёл его отец, Петрушка рассказала, что случилось. Хозяин прибежал ко мне, всполошенный: «Что произошло?!» Я поведала об инциденте. Он заволновался: «Но, ты всё вырежешь?» - «Да» - «И ещё вырежи мне мою машину!» Я не стала спорить. Потому что это происходило после того, когда я сказала, что ухожу, и к нам привезли на замену другую сиделку. По сути, она уже делала всю работу по дому, я иногда подключалась, но больше контролировала. Таня (из Украины) отлично готовила, плохо говорила на итальянском, и не умела менять паннолины (памперсы для взрослых). Я дорабатывала до выходного и мысленно считала минуты до того момента, когда уеду из казы на горном склоне. Ссориться с синьорами в мои планы не входило.
Ещё Лена сказала своим синьорам, что я писатель. Социальная сиделка Кармелина заходит к своим подопечным раз в неделю, сидит с ними по нескольку часов, обсуждая новости. Она уже получила от меня балеринку, ангела и снежинки, а тут стала выспрашивать, правда ли то, что я - писатель. Мысленно пожелав Лене здоровья, я кивнула. Кармелина спросила, есть ли у меня с собой книга, чтобы посмотреть. Я сказала, что книги нет, тексты есть в интернете, но они на русском языке.
Когда у Петрушки гости, я не вступаю в разговоры, а тихо линяю в свою комнату и лезу в глобальную сеть. Просматривала новые фотки своих детей и внуков, и слушала, как Кармелина говорит старушке обо мне: «Какая молодец! Она писатель и художник, а вот приехала сюда и работает в вашем доме!»
Петрушка закивала: «Да, знаю, видела её книгу!» Я не стала вдаваться в подробности.
О том, что пишу о нелегальщине, Лене я призналась, когда была уверена, что покину Мотту и вряд ли встречусь с её аборигенами и приезжими обитателями. В моих записках – настоящие люди, нет придуманных персонажей. Конечно, в первую очередь я пишу о себе. Но, если описываю ещё кого-то достаточно подробно, хочется, чтобы человек был собой. Я попросила у Лены разрешения оставить рассказ о ней и её сыне. Пришлось дать ссылку на сайт с текстом, чтобы украинская дезертирша решила, оставить её в книге, или, извинившись, убрать все упоминания о её истории. Лена с интересом прочла дневники и согласилась остаться на их страницах.
Если бы она хотела, она бы написала такой роман, который в подмётки не годится всем журналистским расследованиям. Она рассказывала мне о своих злоключениях на родине, на Сицилии, а до того – в Риме. Я испуганно вздрагивала и ёжилась от ужаса. А Лена смеялась и беззаботно раскачивалась на качелях, прикидывая прогноз погоды на завтра по облакам, ползущим вдоль хребта Этны.
С интернетом здесь беда. Дорогой и тормозной. Телефонная связь в горах – никудышная. На выходных, когда мы отдыхали в Джардинах, я звонила маме и детям.
Моя Галя–Алина из «Нелегалки» (роман, сокращённый до размера повести, опубликован в журнале «Звезда» в 2011 году, полный вариант есть на сайте «Проза.ру» http://www.proza.ru/2013/02/12/2425 ) живёт и работает в Катании. Мы созваниваемся ежедневно. С тем женихом, что ухаживал за ней когда-то, она разошлась. Сейчас у неё новая симпатия. Её друг занимается дайвингом, Галя плавает под водой и не собирается больше покидать Сицилию.
Мои новые подруги – две Светы, Ира и Лена – с Украины. Сроки их пребывания здесь разные. Света из Таормины на Сицилии уже пятнадцать лет. Девочки ездят домой, а потом снова возвращаются на остров-вулкан, на котором вечное лето.
Через месяц с хвостиком я стану такой же полноценной нелегалкой, как и четыре года назад. Но я не переживала по этому поводу. Плавали, знаем.
Что меня радует – быстро вспомнила язык. С удивлением обнаружила, что понимаю 90% из разговоров итальянцев. Сама парлаю всё велоче и велоче, с ошибками, но безо всякого стеснения.
Когда собиралась ехать, закачала в плеер уроки итальянского, но плеер остался дома. Почему-то я его забыла. Обидно, честное слово.
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/12/12/2170