http://ольгабеловаписатель.рф
(ПРОИЗВЕДЕНИЕ ПРОШЛО КОРРЕКТУРУ)
Госпожа Лососева сидела в коридоре полицейского участка и, хотя и испытывала конфуз, все более склонялась к тому, чтобы относить недавно с нею произошедшее к разряду событий невероятных, непостижимых, чуть не сказочных, – как так случилось, что она, женщина порядочная, выкинула подобное, до сих пор в голове не укладывалось. Однако, как бы ни застили взор ее фантазии, действительность упрямо напоминала о себе, и тогда бедная женщина начинала дрожать, как лист осиновый: что станется с ней, когда обо всем узнают родственники или, того хуже, коллеги по работе. Из домашних она, как ни странно, боялась больше всего не мужа, а дочери: Олечка в последнее время стала такая, что палец в рот не клади, оттяпает по самый локоть, – никто и не заметил, как прелестный одуванчик превратился в ядовитую колючку. Если информация просочится на работу, тоже мало не покажется – коллеги обмусолят случившееся во всех подробностях, перемоют ей все косточки, дойдет до начальства (добрые люди всегда найдутся), с работы, конечно, не попрут, но на карьере можно будет ставить крест. Елена Львовна непроизвольно шмыгнула носом, особенно обидно было от того, что столько трудов насмарку: последние полгода она горела на работе и место замначальника отдела, казалось, уже в кармане. Тем не менее, как бы ни распекал ее стыд, ковыряясь в произошедшем, женщина не могла не признать, что в эти самые, казалось бы, насквозь пропитанные неприличностью минуты она испытала нечто вроде сладострастия и – невероятно – гордости за содеянное!
Все эти сомнения, борьба с собой были бы невозможны, если бы в последнее время Елена Львовна не ушла с головой в психологию. Заглядывание вглубь себя обычно происходит не на ровном месте, для этого должно произойти какое-нибудь потрясение или хотя бы присутствовать постоянным фоном неудовлетворенность, когда вроде как все нормально, а все что-то не то. (Елену Львовну, слава богу, крупные катаклизмы миновали, и речь шла скорее о втором факторе.) В порыве увлеченности относительно молодой наукой женщина начала сгребать с книжных полок определенный сорт литературы, перелопатила вдоль и поперек интернет на предмет многоэтажности сознания и, как ей казалось, успела поднатореть в некоторых вопросах. «Нет дыма без огня! – пыталась осмыслить всё в новом свете Елена Львовна. – Всё это буянит подсознание, вся эта неприличность, граничащая с развратом, во мне, безусловно, была и есть, иначе бы ничего и не вылезло!» Раньше Елену Львовну еще можно было сбить с толку, но теперь она точно знала: именно так проявляет себя женщина-вамп, субличность которой она недавно в себе обнаружила… Но… как бы ловко женщина ни оперировала некоторыми понятиями, как бы ни раскочегарили её книжные психологи, здравый смысл, да и годы, прожитые в стеснительности, покорности приличиям и общественному мнению, давали о себе знать: Елена Львовна испуганным, вороватым движением поправила на груди блузочку, ощупала наглухо застегнутые пуговки, как теперь ей казалось, легкомысленной кофточки, оглядела свои удобные галоши-лодочки и засунула ноги подальше под стул.
Совсем рядом раздались шаги, Елена Львовна вытянулась в сторону лестничного пролета. Показалась голова, бюст, торс и, наконец, фигура во весь рост. Чертыхаясь на каждой ступеньке, одна фигура под белы рученьки вела другую, с обоих текло. Мокрый мундир подчеркивал без разбору полицейские рельефы и составлял образ до того натуралистический, что бедной женщине пришлось отвести глаза и переключиться на его спутника, хотя и мокрого, но не столь живописного: сквозь мелкую сеточку летних туфель Елена Львовна разглядела голую ногу, в оттопыренных карманах брюк угадала скомканные носки. Дойдя до кабинета, полицейский указал мужчине на свободный стул:
– Без закидонов, – строго пригрозил он.
– Да какой там… – пробормотал мужчина, приземляясь рядом с Еленой Львовной. – Надо же... все равно что затмение какое-то… будто и не со мной…
Полицейский заглянул в кабинет:
– Принимай! – бросил он с порога коллеге. – Выловил из фонтана, мать его, обнимался с голой бабой…
Мужчина конфузливо опустил глаза, покосился на сидящую рядом Елену Львовну.
– Двое? – долетело из распахнутой двери.
– Не, баба – русалка, скульптура… – пояснил вошедший.
– А-а-а... – послышалось опять из кабинета.
Нарушитель заерзал на стуле, ему стало неудобно не столько от того, что его только что выловили из общественного фонтана, сколько от того, что выловивший его оказался настолько толстошкурым, что элементарно не удосужился прикрыл за собой дверь, чтобы скрыть подробности от ушей присутствующей здесь дамы. Елена Львовна поняла этот посыл, все в ней тут же отозвалось благодарностью, теплом и сочувствием – деликатность в наши дни качество редкое, его скорее встретишь в стиральных порошках, чем в людях.
Полицейский потоптался в кабинете, заглянул в шкаф, наверное, в поисках сухой одежды, но, так ничего и не найдя, вышел.
– Обжимаетесь?! – бросил он сверху вниз действительно жмущейся друг к другу паре (мужчине было холодно, а Елене Львовне не отодвигаться же от замерзающего человека). Полицейский, оставляя мокрые следы, направился к лестнице.
После обидных слов Елена Львовна отодвинулась от мужчины.
– Лосева, входите! – долетело из кабинета.
– Лососева, – машинально пробормотала женщина, несмело поднялась, оправила юбку и поплелась в кабинет.
Полицейский, тыкнув ручкой, указал на стул.
– Ло-сосева Елена Львовна? – бесцветно проговорил он.
– Да, – кивнула Елена Львовна,
Елена Львовна хотела ввернуть: «Не состояла, не привлекалась…» – но на это ей не хватило смелости.
– Наблюдаетесь? – неожиданно мягко спросил полицейский.
Елена Львовна не быстро, но все же сообразила, что он имеет в виду.
– Боже сохрани! – отмахнулась она.
– Так, – снова сухо проговорил мужчина и опять замолк.
Повисла пауза, Елена Львовна, озираясь на холодные казенные стены, сразу догадалась, что ее теперь будут «мариновать», применять разные методы, чтобы она раскололась и ничего не утаила от следствия, каждый ее шаг, каждое слово будут проверяться, в разные стороны веером полетят запросы, за ней установят «хвост», и вообще она теперь будет под колпаком у органов. Возможно, дело дойдет и до следственного эксперимента… Сердце женщины опять зашлось, мелкими перебежками проскакали по спине мурашки, обдало теплой волной – Елена Львовна, испугавшись самое себя, опережая вопросы, стала поскорее выкладывать, как все было.
– Вышла из торгового центра… «Золотые ворота»… направилась домой, – стараясь ничего не упустить, начала женщина. – Стояла на автобусной остановке, прошли три автобуса, не мои. – Елена Львовна назвала три номера, для убедительности. – А потом… потом… – Тут женщина совладала с собой, вспомнив слова супруга о том, что женские слезы могут разжалобить только сосунков, у всех остальных они ничего, кроме раздражения, вызвать не могут. – Да, кажется так… – скрепившись проговорила она. – Ну, и… – спотыкаясь, Елена Львовна довела рассказ до того, как она, будто Афродита из пены морской… ну и как её потом схватили, затолкали и увезли невесть куда.
Закончив писать, полицейский казенным, совершенно не отражающим действительность языком изложил всё недавно произошедшее с Еленой Львовной, от услышанного ей опять стало жутко, но как-то сладостно-жутко.
– Добавления? Исправления?
– Нет, – шмыгнула носом задержанная. – На все согласна, то есть… со всем согласна, – поспешила исправиться Елена Львовна. – Что теперь со мной будет? – осторожно добавила она.
– А вы как думаете? – поставил на нее глаза полицейский. – А если бы рядом оказались дети?!
«Значит, мелкое хулиганство». – Елена Львовна опять вся скукожилась и опустила глаза в пол.
Полицейский хлопнул папочкой:
– Вам придется зайти к нам еще раз.
– И из города не выезжать… – вздохнула женщина.
– Это уж как знаете, – полицейский дал понять, что больше не задерживает.
«Хорошо, если штраф, – слезая со стула, подумала Елена Львовна. – Я бы потихонечку оплатила все в сберкассе, и никто бы ничего не узнал… главное, чтобы в почтовый ящик ничего не опустили… чтобы Лёлик случайно не вытащил…» Будучи женщиной обыкновенной, среднестатистической, Елена Львовна, естественно, не знала, что делают с людьми за мелкое хулиганство, и, несмотря на дребезжание задетых в ней струн, теперь она жалела о том, что с ней все это случилось, и ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Вулканы, бившиеся внутри, поутихли, снаружи все снова стало приличненько – шейка худенькая, воротничок кругленький, и только слегка взлохмаченные волосы намекали на то, что недавно в жизни Елены Львовны произошло нечто!
Домой женщина возвращалась на ватный ногах, ей уже мерещилось, что весь интернет завален роликами с ее нестандартной выходкой, телефон ведь есть у каждой собаки, кто-нибудь да заснял. В который раз повертев в голове ужасы, которые ей пришлось бы испытать в случае, если б факт получил огласку, Елена Львовна приняла нелегкое решение: по крайней мере, домашним сообщить обо всем самой. «Пусть лучше уж от меня, чем из интернета или из программы телевидения!»
***
На следующий день Елену Львовну вызвали повторно в полицию. За ночь нервы ее и вовсе разошлись, по дороге в отделение она представляла себя в арестантской форме, в косынке, строчащей спецодежду для МЧС или тапочки. Не успели тюремные думки отпустить, как коршуны налетели мысли о психушке, которые так и преследовали бедную женщину до самого порога районного отдела полиции. Однако, как бы обстоятельства ни измывались над человеком, какую бы козью морду ни строила ему жизнь, практика доказывает, что в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях человек активизируется и начинает искать путь к спасению. Любой, прожив всю свою жизнь в не очень правовом государстве и не раз убедившись в том, что деньги решают если не все, то многое, невольно обращается к этому спасительному ключику, прикинула и Елена Львовна, сколько денег у них с мужем отложено на обучение Олечки. Походив лисой вокруг этой суммы, шикнув на поднявшую голову совесть, Елена Львовна таки замахнулась на деньги! Но не успела она решиться, встал следующий вопрос: кому давать? Перебрав в уме всех родственников и знакомых, женщина констатировала, что у них никаких выходов на органы нет, совать же взятку первому встречному – безответственно, схватят за руку, тогда уж не отвертишься, будут шить настоящее дело! Женщина некоторое время блуждала в поисках решения, пока не наткнулась на законный, вполне легальный выход – нанять адвоката. На этого двуликого януса они, конечно, тоже ухлопают кучу денег, но хотя бы избегут ненужного риска.
Дойдя до третьего этажа полицейского участка, Елена Львовна невольно остановилась: все стулья в коридоре были заняты, несколько человек стояли в проходе, некоторые подпирали стеночку и оживленно что-то обсуждали. На одном из мужчин пиджак был явно не с его плеча, на другом под пиджаком отсутствовала рубаха, и из-за бортов выглядывал мохнатый чернявый островок. (Елена Львовна особо подметила эту приятную глазу деталь, Лёлик у нее всю жизнь был голый, как коленка.) Среди присутствующих были и дамы, на них женщина обратила внимание постольку-поскольку, хотя и здесь были некоторые огрехи в туалетах. Несмотря на общую неприбранность, настроение у публики было оживленное, суетливое, несколько сумбурное и даже какое-то торжественное – как будто бы всем пришлось пережить нечто ультранеобыкновенное и теперь все спешат поделиться пережитым с окружающими. (Невзирая на то, что окружающие пережили примерно то же самое.)
Внутри у женщины тут же будто отлегло, дышать стало свободнее. Ей теперь не придется стоять одной пред жестокой толпой!
На общем фоне выделялся один старичок: говорил он всех громче, ярче, сочнее! Говорил так, что его было слышно в другом конце коридора. Сразу бросалось в глаза, что пережитое, как бы неприятно оно ни было, доставляло ему массу удовольствия! За что только не приходится хвататься человеку за неимением свежих впечатлений! Елена Львовна подобралась к старичку поближе и, подперев стенку, так же как все, стала его слушать. В коридорах порой узнаешь больше, чем в кабинетах, есть и у коридоров своя правда.
Звали старичка Петр Сергеич, многие обращались к нему по имени-отчеству, из чего Елена Львовна сделала вывод, что Петр Сергеич рассказ свой начал не сейчас. Действительно, рассказ велся уже некоторое время, но, ввиду того, что подходили все новые и новые лица, старичку приходилось все бросать и начинать сызнова. Это, конечно, не могло не нарушать хронологию, не внести некий сумбур в повествование, однако, ни капельки не смущаясь, что волчком крутится вокруг одного и того же, Петр Сергеевич все делал и делал вкрапления, прихватывал много ненужных подробностей, вопросы все сыпали и сыпали, а Петр Сергеевич, не продвигаясь ни на йоту, нимало не скрывая своего удовольствия, плескался во внимании аудитории.
Из услышанного Елене Львовне с горем пополам, но удалось кое-что слепить: Петр Сергеевич жил неподалеку, в недавно отстроенных двадцатичетырехэтажках, жил не один, а со своими (то есть дочерью, зятем и внучкой), у Полечки (внучки) в ближайшую субботу день рождения, и самый лучший в мире дед (Петр Сергеевич, не стесняясь, на этом настаивал) отправился за подарком. Дед, вероятно, не сильно врал, когда говорил, что лучший, – стоило лишь обратить внимание на то, как непринужденно Петр Сергеевич ориентировался в разновидностях Барби, как прекрасно разбирался в многоуровневых домах из розовой пластмассы и с каким вкусом мог их обставить. В итоге старик обошел несколько магазинов (но все вхолостую, поэтому-то ему и пришлось топать в «Золотые ворота», в которых, по его словам, все дорого, но выбор!). В «Золотых воротах» дед купил еще одну стиральную машинку, диван и кресло, потому как последнее время к Барби стал захаживать Бен. (О существовании Бена Петр Сергеевич тоже знал.) На пластмассовой мебели рассказ неожиданно оборвался, дальше пошли вопиющие подробности, от которых выли уши. Елена Львовна даже чуточку отползла по стеночке, одно дело, когда среди бела дня на улице раздевается молодой мужик или баба (даже она, женщина, в конце концов, еще не старая), а другое – когда является пред ясны очи сморщенный, видавший виды старикашка и трясет перед всеми своим барахлом.
Дальше женщина слушала вполуха, и ее не покидало чувство, что она напала на след. Вчера, возвращаясь домой, заходила в «Золотые ворота»; фонтан, из которого выловили жмущегося к ней накануне мужичонку, располагается перед «Воротами»; Пётр Сергеевич тоже указал на «Ворота». Во всех трех случаях фигурировал треклятый торговый центр. Елена Львовна не удивилось бы, если б и остальные присутствующие были так или иначе с ним связаны. Однако «Золотые ворота» – это все равно что поле, а нужен точный квадрат. В своих догадках Елена Львовна пошла даже дальше, предположив, что причина всех безобразий не в людях, а в чем-то другом и все эти несчастные, как и она, виноваты лишь в том, что оказались не в том месте и не в то время… Окажись на их месте другие – те бы сейчас топтались в казенном доме, а вчера и сегодня пугали бы всех на большой дороге.
По толпе прошел рокот… Елена Львовна не единственная блеснула сообразительностью.
Дверь кабинета распахнулась, и женщина услышала до боли знакомое «Лосева».
– Лососева, – по привычке поправила она и прошла в кабинет.
На уже знакомом столе Елена Львовна увидела большую карту, на которой вверх ногами и задом наперед было написано «Золотые ворота». Елена Львовна аж засияла: приятно, когда твое мнение совпадает с мнением следствия.
– «Золотые ворота»! – Женщина ловко прочитала вывернутое слово и замерла в ожидании вопросов, которые, как она предполагала, должны были посыпаться на неё градом.
Полицейский, однако, смотрел сквозь нее, обдумывая неразрешенную загадку.
Елена Львовна скромно присела, сначала вела себя смирно и даже не заметила, как вылезла женщина-вамп.
– Я уверена, все дело в этом гиблом месте! – проговорила она.
– В каком месте? – не сразу понял полицейский.
– Как в каком? – удивилась женщина.
Полицейский шевельнул единственной, сросшейся, монолитной бровью.
Елена Львовна поправила волосы.
– Все произошло именно в «Золотых воротах», – пояснила она. – Именно здесь на всех будто нашло затмение… ну и… – Женщина хотела было закинуть ногу на ногу, но в последний момент передумала.
– Ну и? – стукнул ручкой по столу полицейский.
Елена Львовна снова принялась излагать все, что с ней случилось накануне, однако в этот раз черпнула событий побольше, точка начала рассказа сместилась назад во времени. Женщина только сейчас поняла, что в предыдущем варианте изложения многое осталось за сценой ввиду этого маленького недочета.
– В шесть я вышла с работы, ну, может, чуть раньше… – Елена Львовна неожиданно опустила глаза – есть такие люди, которые стараются все делать правильно, а если уж и химичат, то делают это потихонечку, чтобы всё было шито-крыто, женщина постаралась поскорее проскочить это место. – Обычно до метро я еду на трамвае, но в этот раз передумала, погода шептала, – добавила колорита Елена Львовна. – Прошлась пешком, моцион, свежий воздух. В метро купила билет, проездной забыла дома, – извиняясь, добавила она и неожиданно сбилась, испугавшись того, что из-за этой самой забывчивости у полицейского может сложиться мнение, что и сейчас она может что-нибудь забыть или упустить. – На метро ехала четырнадцать минут – я неоднократно засекала, – вышла из метро и пошла в «Золотые ворота» купить Лёлику шницель.
– Лёлику? – переспросил полицейский.
– Ой, – спохватилась Елена Львовна. – Леониду Витальевичу Лососеву, моему супругу, мы женаты девятнадцать лет.
При упоминании о муже на Елену Львовну будто что-то нашло, причем это уже шухерила не вамп, а кто-то другой из зоопарка (Елена Львовна и предположить не могла, что в ней столько подтекстов).
– У нас вообще-то крепкая семья, – поделилась она. – Живем душа в душу, Леонид Витальевич, правда, уходил от нас три года назад, и мы жили порознь… – Женщина задумалась, скорее всего, припоминая подробности того черного периода своей жизни, даже не замечая, что рассказ уводит её не в ту степь.
– Это не надо, – прервал ее полицейский.
– Как не надо? – встрепенулась Елена Львовна, уже приготовившись рассказать о том, как Леонид Витальевич на старости лет встретил новую любовь (а старой-то куда деваться?), как у них там всё закрутилось и как она, отдав ему всё (молодость, красоту и самое себя), чуть не осталась на бобах! А та оказалась жучка, покрутила-покрутила хвостом – да и бросила её Леонида Витальевича. А у него сердце! И он совершенно разбитый… приполз… а она приняла… Не разбрасываться же добром. – А вы как бы поступили?! – с вызовом произнесла Елена Львовна. – Мужчина смотрел на нее уже с интересом. – Ах, ну да, – осеклась женщина.
– Так через какой вход вы вошли? – Карта, пошуршав, перевернулась.
Сориентировавшись в плане, женщина ткнула пальцем.
– Через этот.
– Потом?
– Сразу пошла за шницелем.
– Куда?
– В «Территорию котлет», – не без гордости объявила она (это был дорогой, элитный магазин, и Елене Львовне хотелось, чтобы этот мужлан в мундире знал, что она женщина с достатком).
– Как шли? Покажите, – попросил полицейский.
Елена Львовна опять тыкнула пальцем, пальчик аккуратно поехал по проходам в сторону уже названного магазина. Глядя на облупившийся лак, Елена Львовна пожалела, что вовремя не сделала маникюр – времени на себя, как всегда, не хватало. Когда пальчик доехал до нужного магазина, Елена Львовна безошибочно указала на отдел, в котором, оказывается, взяла не шницель (они закончились), а рулетики, которые Леонид Витальевич тоже очень уважал.
– Потом? – не отрывая глаз от пальчика, спросил полицейский.
– Потом домой, – удивилась вопросу женщина.
– Прямо-таки сразу и домой? – Полицейский посмотрел на нее так, как будто бы хотел в чем-то уличить.
– Ах, ну да, – спохватилась допрашиваемая. – Заходила в сумки, потом в обувной… – Перечисляя, женщина каждый раз тыкала пальцем в карту. Полицейский заметно оживился и стал фиксировать данные. Елена Львовна тыкнула пальцем еще в один магазин, который чуть было не пропустила, припоминая, как каждому, проходящему мимо него, вручали конфетку и просили тут же ее развернуть. Перескочив, Елена Львовна хотела было снова рассказать, чем все закончилось, как ее схватили, запихнули и с ветерком доставили в участок. Но полицейский ее уже не слушал.
– Вы свободны, – проговорил он.
Елена Львовна хмыкнула, выходя из кабинета, она заметила, как полицейский взял красный маркер и прочертил на карте линию по только что описанному ею маршруту.
***
В коридоре, похоже, все это время продолжались дебаты, центральную роль опять занимал неутомимый Пётр Сергеевич.
– А я, значится, мимо прохожу, – декламировал пенсионер. – А у них музычка такая тилинькает, что-то такое знакомое, а ухватить никак не могу, и тут мне вдруг в ногу вступило… – Пётр Сергеевич углубился в медицину, посыпал терминами, его, однако, вежливо возвратили к сути: ревматизм в данный момент мало кого интересовал, хотя и поджидал каждого не в таком отдаленном будущем.
– Ага, и тут гляжу, рядом скамейка… под пальмой…
Кто-то из присутствующих выразил недоверие, но на него в ответ тут же пшикнули: в «Золотых воротах» на всех этажах давно стояли пальмы, и совершенно непонятно, как это некоторые это до сих пор не заметили.
Петру Сергеевичу опять дали слово.
– Доковылял я, значится, до скамейки, сижу ногу мну, под коленкой щиплю... – Петра Сергеича снова одернули, но он все-таки договорил, что хотел: – Кости ссыхаются, мослы друг об дружку трутся, прям беда… Пока я, значит, пальчиками себя кусаю, мелодия эта опять: ти-ти-ту, ти-ти-та… Тут-то я и понял, что все это неспроста! Это всё тех-но-ло-ги-и!!! – членораздельно произнес Пётр Сергеевич и хмыкнул с видом человека, которому удалось докопаться до сути явлений.
– Да что вы ерунду-то городите, – не выдержал один из присутствующий. – Какие еще технологии?!
Возразившим оказался моложавый, хорохорившийся мужчина лет пятидесяти с идеальной, будто циркулем вычерченной лысиной. Выказав несогласие, он будто захлопнул за собой створки и, похоже, больше не намеривался отстаивать свою точку зрения. (В каждой толпе всегда найдется такой выскочка, тявкнет – и в кусты.)
Даже малой толики недоверия, высказанного в его адрес, Петру Сергеевичу было достаточно для того, чтобы его понесло.
– Интересоваться надо окружающим, – взбеленился оратор. – Сейчас всем мо;зги промывают! Они ж как действуют? Бдительность усыпляют! Музычкой человека зазывают… Ах, зачем эта но-о-очь так была хороша-а-а… – провыл Петр Сергеевич слова известной песни и тут же продолжил: – Человек к ним только заглянет – они его тут же цап-царап! Жизнь или кошелек?! – достиг кульминации старичок. – Знаем мы ихние бутики! Им бы только идивотов без штанов оставить!
По толпе прокатилась волна, высказывание никого не оставило равнодушным.
Петр Сергеевич, оратор талантливый, казалось, так и хотел своей двусмысленной фразой задеть толпу за живое.
– Кровь из нас пьют, кровососы! А мы-то дураки и рады, – чуть принизил голос Пётр Сергеевич. – Но страшно даже не это, страшно то, что они хотят, чтобы мы акромя штанов не думали больше ни о чем! Дурак-то он только тем и занят, что шкаф свой набивает, зад у него один, а штанов двадцать! – не унимался Петр Сергеевич. – А еще есть дураки, которые денег не имеют, так эти в кредиты по самые уши влезут… только б расфуфыриться. Карты-то теперь кредитные чуть не силком впихивают!
Елена Львовна заметила, как рядом стоящий мужчина уже несколько раз надавил Петру Сергеевичу на ногу, выступление носило все более политический характер, и продолжать его в стенах полиции, органа государственного, было по крайней мере неосмотрительно. На Петра Сергеевича поглядывали как будто даже с опаской.
– Ну, а как это, простите, связано с нашей-то… акцией? – набравшись смелости, вклинилась Елена Львовна. Вообще, в Елене Львовне за последние сутки стали происходить странные метаморфозы, в ней стала пробуждаться смелость, дремавшая последние сорок четыре года, она вдруг стала высказываться при всех, спрашивать о том, что её интересовало, и вообще стала меньше стесняться. Еще два дня назад все это было за гранью...
Услышав вопрос, Петр Сергеевич неожиданно замялся, многие догадались, что у оратора не было внятного ответа на этот вопрос, суть вроде как нащупал, но одно дело – нащупать, а другое – ухватить ее, донести до масс – тут уж требуется талант другого рода. Петру Сергеевичу аж самому стало обидно от того, что он не мог толком связать два конца.
Инициативу неожиданно перехватил долговязый мужчина, который всё время дебатов колыхался, как ковыль, над головами присутствующих. Присутствующие навострили ушки.
– Все это манипуляции, а музыка используется просто как инструмент. – Шланг сверху вниз глянул на присутствующих, те молчали как рыбы и внимательно его слушали. – Ну, это же элементарно… – Долговязый как будто удивился тому, что приходится объяснять такие простые вещи, и следом рассказал об одном эксперименте, который проводился чуть ли не на заре кинематографа в одном из американских кинотеатров. Тогда в ленту каким-то образом вмонтировали кадры с кока-колой, на протяжения всего сеанса люди смотрели на заданную картинку, причем даже не осознавая, что они на нее смотрят, а после просмотра все гурьбой побежали к ларьку и сделали ему недельную выручку по продаже газировки.
Дослушав, народ загудел, среди присутствующих нашлись такие, которые вроде как тоже что-то такое слышали, кто-то добавил, что где-то читал опровержение, вроде как результаты экспериментов были сфальсифицированы и никаких злоупотреблений не было, на что один мужчина, не проронивший до сих пор ни слова, возразил и добавил, что есть даже такая статья, которая подобные манипулирования запрещает.
– Вот те на! Статья, значит, есть! А манипулирования нету?? – ввернул тут же Петр Сергеевич, явно пытаясь вернуть себе внимание.
Народ еще сильнее зашумел.
– И вообще, способов дурежа населения огромное множество, – опять перехватил инициативу долговязый. – В магазинах уже давно пускают в песню нарезку: бери больше – кидай дальше – покупай-хватай-носи… любой другой текст можно, не проблема…
– Да как это возможно! – не вытерпела одна из присутствующих дам. – Да так же можно надиктовать все, что взбредет в голову!
– Можно и что взбредет в голову, – спокойно подтвердил шланг.
– А если с высотки скажут сигануть? – не успокаивалась дама.
– И сиганете, – убедительно проговорил долговязый.
– И вам не жалко людей?! – чуть не взвизгнула дамочка (на основе чего было выдвинуто подобное предположение, осталось не совсем ясно).
– Не жалко, это уже не люди! – ответил шланг.
По кучке пробежало волнение. Толпящиеся не знали, как мужчину понимать: шутит он или говорит серьезно? Елена Львовна протиснулась поближе. Долговязого плотным кольцом обступили со всех сторон, народу, похоже, уже было наплевать, что все они находятся в полиции. Пара десятков глаз впились в мужчину.
Долговязый поспешил дать объяснение.
– Во-первых, пока еще лишь незначительная часть населения настолько пропащая, что будет сигать с вышек по свистку. Хотя цифра неукоснительно растет, – конфиденциально пояснил он. – У многих еще есть свои собственные мозги, и их не так-то легко свернуть с того, что нужно им, а не дяде Сурену, владеющему торговым комплексом. Такому хоть весь мозг проконопать – «сыми свое, купи пижаму», – а он наплюет или пойдет купит то, что ему нужно. Тут, конечно, играют роль многие факторы: воспитание, статус, уровень дохода… много чего, – махнул рукой мужчина.
– Да и вообще, голова-то зачем-то имеется…
– Чтобы шляпу носить! – опять вклинился Петр Сергеевич. – Простите, а вы, как я погляжу, хорошо так поете… всё знаете… – не без яду добавил старик. – А как же вы сами-то попали в эти сети? Вы же, как я понимаю, оказались вместе со всеми… в неглиже? – ехидно уставился не него Петр Сергеевич.
– Я? – удивленно проговорил шланг. – Я – не оказался, я в соседний кабинет стою… совсем по-другому вопросу, – внес поправочку долговязый.
Присутствующие опять заволновались, но это уже было какое-то нехорошее волнение.
– Простите, а откуда вам все это известно? – ввинтил мужчина с идеальной лысиной.
– Разрабатывал эту систему, – подмигнул ему шланг.
Народ уже готов был кинуться и растерзать беззащитного разработчика, но мужчина неожиданно засмеялся, поднял обе руки и прислонился к стеночке. – Сдаюсь, сдаюсь, я просто давно увлекаюсь этой темой. Ну а если уж начистоту, – не смог сдержать себя мужчина, – просто так средь бела дня никто с себя скидывать одежду не будет, значит, было вас за что зацепить!
– Да чтоб тебя! – В мужчину полетела маленькая черненькая сумочка.
Елена Львовна, себя не помня, вдруг бросилась его защищать.
Заварилась такая каша, что мама не горюй! Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы вовремя не подоспели полицейские. Главные зачинщики оказались тут же за решеткой, Елена Львовна даже не успела сообразить, как за ней клацнул замок.
Рядом с собой она обнаружила даму, которая кричала о своем праве позвонить адвокату. Адвокатам пока никто не звонил, зато все кинулись звонить родственникам. Слава богу, телефоны ни у кого не отобрали. Елена Львовна, не отставая от всех, тоже стала рыться в своей сумочке. Оповестив своих, все принялись с нетерпением ждать, сразу было видно, что многие оказались за решеткой в первый раз.
***
Муж за Еленой Львовной прибыл только через пару часов, её и Петра Сергеевича забрали одними из самых последних. За два часа камеры, несмотря на постоянное зудение Петра Сергеевича, женщине было о чем поразмыслить, она поняла, что последние два дня перевернули всю ее жизнь. Ей уже было не страшно, что обо всем узнают дома (в предыдущий вечер она так ничего и не сказала) или на работе, и, если бы даже ее показали в вечерних новостях, ей бы тоже было все равно. Припоминая все недавно услышанное, Елена Львовна пришла к выводу, что ей не особенно обидно, что на ней обкатывают какие-то там технологии, используют в своих корыстных, зачастую грабительских целях, залезая в святая святых – в ее кошелек. Выходя из камеры, больше всего Елена Львовна сожалела о том, что та самая (недавно обнаруженная ею) субженщина все эти годы дремала и непонятно чем занималась, и о том, что всё, недавно с ней произошедшее, не случилось лет двадцать назад!