Здесь, в учебном отряде, даже в самовольные отлучки некоторые ребята умудрялись ходить. Но и попадались большинство из них.
В отряде сразу за зданием старой церкви, где был оборудован водолазный бассейн, находился гараж и склад ГСМ. Всё это принадлежало отряду, было огорожено высокой каменной стеной и охранялось часовыми, нашими же курсантами.
Однажды летом в воскресенье один будущий моряк из роты мотористов решил, как говорят, сбегать в город, в «самоволку». В выходной ведь начальство тоже отдыхает. Поэтому в отряде в этот день офицеров и сверхсрочников мало, только дежурные, вахтенные на проходных, да караульная служба. Их рота в этот день обеспечивала караул. Этот парень договорился с другим матросом из своей роты, который был в этот день в карауле, что тот пропустит его на территорию складов, откуда он перелезет через стену и сразу окажется на Большом проспекте. Договорились также, что он и обратно пропустит его через эту стену.
Но… самовольщик задержался и не успел вернуться до двадцати часов, до смены часовых. А может быть, просто забыл, что часовые меняются каждые четыре часа.
А когда он возвращался в часть и был уже в ста метрах от заветной стены, его заметил патруль, шедший по противоположной стороне проспекта, и решил проверить документы у моряка. Наш гуляка тоже узрел, угрожающую ему опасность, и прибавил шагу.
А часовому у складов надоело ходить по территории, и он решил отдохнуть. Уйдя с освещённого пространства, он стал в тень от дерева, как раз у стены. И ходить не надо, и вся территория перед глазами, и тебя никто не видит.
А самовольщик, видя, что патруль прибавил шагу и уже настигает его, резво подпрыгнул, ухватился за верх стены и, как кошка, быстро взобрался на неё. Офицер патруля крикнул: «Стой!», но акробат спрыгнул со стены в темноту под дерево и угодил точно на голову, стоящего там, часового.
Оба они свалились на землю. Часовой со страху завизжал по-поросячьи, и у него приключилась медвежья болезнь. На этот визг с главной проходной выбежали дежурный старшина и патруль находившийся там.
Кинулись они туда, где должен быть часовой, а им навстречу из темноты от стены выбегает матрос. Ну, естественно, тут ему командуют: «Стой! Кто такой?» и под белы ручки да в караульное помещение. Перепуганного матросика – часового срочно сменили и отправили в казарму отдыхать. Какой из него уже часовой. Ему не только бельё нужно менять, но он и психологически уже будет не в состоянии стоять на посту. А нарушителя спокойствия отправили отдыхать на гауптвахту.
* * * * * * *
Кроме главной проходной, выходившей на Большой проспект, была ещё одна выходившая на Кожевенную улицу. Она располагалась рядом со стеной, отделявшей территорию нашего отряда от завода «Севкабель». По другую сторону стены была проходная завода, тоже не главная. На заводской проходной дежурили стрелки военизированной охраны.
Через эту юго–западную проходную тоже как-то прорывались из самовольной отлучки два друга. Они знали, что на этой проходной кроме дежурного и дневального никого не должно быть. Патрули там бывают очень редко. Поэтому они решили прорываться нахалом. Главное им было проскочить проходную. Знали, что дежурный не бросит проходную и не побежит ловить их, а позвонит начальнику караула. А за это время они успеют, как надеялись, добежать до своей казармы, благо, она стояла самая первая от этой проходной. Но, как говорят, номер не вышел.
Когда они вбежали на проходную, им загородили дорогу матросы патруля, оказавшегося там в нужное время. Моряка, бежавшего первым, схватили и посадили в углу на табурет. А второй, видя такой поворот событий, выскочил на улицу, быстро вскарабкался на стену и попытался таким образом проскочить. Но по стене быстро не побежишь, тем более что там был приделан козырёк из колючей проволоки, загнутый вовнутрь территории завода. Патруль кинулся за беглецом. А тут ещё и охранница завода, заметив нарушителя режимной территории, выхватила наган и кричит:
— Стой! Стрелять буду.
А матрос уже и сам не знает, что ему делать. На территорию завода прыгать нельзя там могут начать стрелять, на свою – патруль тут же схватит. А женщина кричит снизу:
— Прыгай назад или я стреляю.
Вот он и стоит на стене, словно кот, загнанный туда собаками. Наконец он прыгнул на свою территорию в объятия родного патруля, а тот его вместе с дружком отправил в комендатуру.
* * * * * * *
И ещё был курьёзный случай с самовольщиком, но это уже опять на главной проходной.
В середине августа там начали ремонт, вернее, не ремонт, а реконструкцию. Планировалось расширить проезжую часть, заменить ворота и построить хорошую, красивую проходную. В общем, чтобы сделать хорошо оформленный, красивый въезд на территорию отряда. Всё-таки это фасадная часть нашего комплекса, выходящая на Большой проспект – главный проспект Васильевского острова. Снесли ворота и проходную, разобрали часть стены для расширения проезда, а для вахты на воротах поставили временную будку.
И вот как-то в воскресенье в десятом часу вечера через пролом в стене, где должны быть ворота, а пока был натянут трос, с проспекта через этот трос перепрыгивает матрос и бежит к казармам.
Дежуривший на проходной мичман, выхватив пистолет, бросается за ним с криком: «Стой! Стрелять буду». А метрах в двадцати часовой же стоит, охраняет склады ГСМ, гараж и прочее. Часовой, хотя и первогодок из наших курсантов, но уже не новичок, как - никак, а уже десять месяцев прослужил.
Услышав крики и увидев бегущих, он, не долго думая, крикнул: «Стой! Ложись!» и тут же выстрелил над головой впереди бегущего в кирпичную стену здания, вдоль которой проходил этот импровизированный кросс, а следом послал вторую пулю над головой дежурного. Пули взвизгнули, срикошетив, на головы бегущих посыпалась кирпичная крошка. Разгорячённые «игрой в догонялки», самовольщик и дежурный не обратили внимания на окрик часового, но, когда над их головами завизжали пули, они поняли, что это другая игра. С пулей в догонялки не поиграешь. Оба плюхнулись на тротуар, уткнувшись носами в асфальт.
Но самовольщик, понимая, что на выстрелы сейчас прибежит караул, а тогда уже точно не убежишь никуда, кроме гауптвахты, решил хоть ползком, но добраться до угла здания и юркнуть во двор. Мичман зорко следил за беглецом и тоже начал ползти. Часовой, дождавшись, когда они активно зашевелились, крикнул:
— Лежать! Не шевелись!
И сделал два выстрела в стену над самыми их головами. От визга пуль и грохота выстрелов лежащие на асфальте немного перетрусили: «Часовой – матрос молодой. С перепугу ведь перестрелять может, что с нег возьмёшь?». Но тут со двора выбежал взвод караула с карабинами наперевес во главе с начальником караула и разводящим. Последний с двумя матросами побежал к часовому, а тот уже по уставу окликает:
— Стой! Кто идёт?
— Разводящий.
— Разводящий ко мне, остальные на месте.
Офицер подошёл. Часовой доложил ему обстановку и причину стрельбы. Часового сменили, нарушителя увели в караульное помещение, дежурный на проходной сел писать рапорт о случившемся.
Дежурный по отряду приказал привести к нему задержанного и часового. Быстро разобравшись с самовольщиком, он велел посадить его в кутузку, Затем вызвал часового.
— Вы испугались или растерялись в этой ситуации?
— Никак нет, товарищ капитан второго ранга. Я действовал сознательно согласно Уставу.
— Значит, вы стреляли в бегущих и промахнулись?
— Никак нет. Я хорошо стреляю. Промахнуться в такую крупную цель – просто смешно.
— Вы так уверенно о себе говорите, словно хвалите себя.
— А чего тут хвалиться-то. У нас в Сибири все охотники метко стреляют. А я с пятнадцати лет самостоятельно ходил на охоту и бил белку в глаз одной дробиной.
— А! Так вы с ними играли как кошка с мышью.
— А что же они не слушают. Часовой скомандовал – они обязаны подчиниться. Разве я что-то нарушил?
— Нет, нет. Вы поступили по Уставу правильно. Молодец. Идите, отдыхайте.
На этом всё и закончилось. Нарушителя Устава отправили на гауптвахту, часовому объявили благодарность, следы от пуль заштукатурили.