Солнышко соблазняло, лавочка тоже и присел дед напоследок погреться. Последние денёчки, а там слякотная осень – диван и сиднем у телевизора… На скамейке скучал такой же седенький ветеран жизни. Он обрадовался компании и бесхитростно наводить стал мосты: – Погода хорошая! – Дед с холодком: – Ничо так. – А здоровьишко как? – Дед пробурчал: – Ничо так. – А сам подумал – откуда здоровью быть, когда стольник почти. И повернулся к зануде спиной. Визави не отставал, откашлялся, продолжил. Что сердце у него давит, что давление шалит, что панкреатит, холецистит, радикулит и что особенно мучат запоры.
Дед не мешал соседу, но по ходу его стенаний вспоминал историю свою. До войны проводил геодезию в деревне. Жил на постое и не уберёгся, скрутил брюшной тиф… Какая медицина в тогдашней деревне?! И в какой-то момент его отволокли в мертвецкую. Очнулся от холода, людей стал звать… Спасли, не дали замёрзнуть… А на фронте ранило, завалило в окопе землёй?!.. Только в госпитале очнулся.
Конечно, с годами изнашивается организм, но панкреатиты, холециститы – блажь городской жизни. Проще надо жить. Хлеб, молоко, картошка, ну и мясо, если есть чем жевать. От рюмки отказываться тоже не резон и разумеется работать… Конечно, всему есть венец, но и тут как посмотреть. Брат умер в девяносто четыре, а у него в девяносто два случился инсульт. Дети задёргались, и дед догадывался о чём разговор– о белых тапках и метражом полотенце. Сам же он был несогласный. – Ни хрена! Не дамся! Переживу братку!
Внучка ухаживала, ставила систему, но не только это воодушевляло старого солдата. У него установка была – не сдаваться назло всему. Даже себе! Для мужика это прилично, неприлично сопли распускать... Дед встрепенулся: – А годков-то тебе скока? – Старичок фатально: – Уже восемьдесят два! – Дед обронил: – Салага ишшо! – Поднялся и пошёл в магазин, сигареты закончились.