Тарасов Юрий Анатольевич
Часть 3. Прорыв
Под плотным покровом ночной темноты армия повстанцев покидала село Сукромли. Множество густо усаженных людьми повозок и саней, скучиваясь на пересечениях улиц, постепенно выстраивались в одну колонну и длинной извилистой лентой выезжали на лёд реки, а затем скрывались между деревьями на той стороне. С сопок противоположного края долины, сквозь пелену начавшейся вечером метели поблёскивали им вслед слабые отсветы далёких белогвардейских костров. Там коротала ночь милицейская разведка японского отряда полковника Такахаси, ожидавшая утром подхода от Новоивановки его основных сил.
В самом конце колоны повстанцев ехал на конфискованной десять дней назад у зажиточного ивановского фермера; двуколке;; начальник штаба армии Эберт Брезон. Как бывший кадровый офицер с немалым боевым опытом, он прекрасно понимал всю важность правильного распределения на марше движущихся колонн. Именно поэтому Брезон лично контролировал выход из села каждого подразделения своей армии. Теперь, завернувшись в тёплый медвежий тулуп, он хмуро смотрел застывшим взглядом в бушующую снежной крупой ночную тьму.
- Что так невеселы, товарищ начштаба, - обернулся к нему сидевший рядом и правивший лошадью адъютант Иван Матвеев.
- А чему веселиться, Иван, - с лёгким латышским акцентом нехотя проговорил Брезон. – Положение у нас, прямо скажем, очень опасное.
- Как же так? - удивился Матвеев. На совещании вы ведь сами говорили, что мы сможем перейти через линию не замеченными.
Эх, Ваня! На совещании я и не мог другого сказать. Командиры должны быть уверенны в успехе, чтобы передать эту уверенность своим бойцам. А испытания нас ждут впереди немалые. Уверен, японцы знают, что мы пойдём именно этим путём.
- Это почему же?
- А другого пути просто нет. Любой грамотный офицер вычислит его за пять минут, - с лёгким раздражением бросил в ответ Брезон. – Видишь, сопки вокруг? - немного помолчав, продолжил он. – Расположи японцы на них засаду, и нам крышка! Армия растянулась по узкой лесной дороге почти на шесть вёрст. В таких условиях, да ещё ночью, быстро сформировать боевую линию практически невозможно. К тому же, среди нас много невооружённых людей, а этот контингент – главный источник паники. Если она начнётся, удержать бойцов будет крайне сложно. Ладно, хватит болтать, поворачивай лошадь на обочину, попробуем объехать обоз. Необходимо как можно скорее догнать штаб и проверить, выслана ли вперёд наша разведка.
Пока сопровождаемая конной охраной повозка начальника штаба, ломая торчащий из снега мелкий кустарник по сторонам дороги и широко раскачиваясь на рессорах, пробиралась в голову колонны, снег прекратился, а ветер значительно ослаб, зато мороз с каждой минутой только усиливался и пару часов спустя температура опустилась уже почти до 40 градусов ниже нуля. На пути повозки Брезона всё чаще стали попадаться брошенные у обочин телеги на железном ходу. Оказалось, что оси их не были рассчитаны на использование в такие жестокие холода и ломались на морозе как спички от столкновения колёс с многочисленными крупными препятствиями в виде невидимых под снегом пней и мощных корневищ вздымавшихся над дорогой лесных гигантов.
К тому времени следовавшие сразу за кавалерией первые подводы повстанцев уже достигли реки Юхта. В месте переправы речка промёрзла до дна и теперь текущая с верховий вода шла поверх льда, превращаясь от холода в сильно парящую густую жижу, в которую по ступицы погружались колёса телег, а сани буквально тонули в этой ледяной каше. Люди, выпрыгивая из саней, проваливались в неё почти до колен. Те же бойцы, которые лишились в пути своих телег вынуждены были преодолевать жидкую наледь вброд. Поскольку многие из них совсем не имели сапог, спастись от обморожения они могли теперь лишь стараясь как можно скорее добраться до человеческого жилья. Между тем пройдена была пока только половина пути.
От развилки дорог сразу за рекой колонна круто повернула к востоку, всё время следуя теперь вдоль левого берега Юхты. Поднимавшийся над речкой густой морозный туман ещё более сгущал ночную тьму, совершенно скрывая тянувшуюся справа широкую заснеженную пойму и низкую гряду плоских сопок за ней. Слева почти вплотную к дороге подступали крутые склоны лесистого увала, своими длинными языками местами сползающего к самой реке. Языки эти чётко очерчивались распадками, образующими в промежутках между ними некое подобие сопочек, плавно переходящих одна в другую по направлению к основному гребню увала, который, в свою очередь, представлял собой довольно широкое плато, растянувшееся в длину почти до самой Чудиновки. Однако в те предрассветные часы ни вершины этих сопок ни распадки между ними ещё не были видны из походной колонны повстанческой армии, поскольку их надёжно укрывала от глаз бойцов поднимающаяся от реки туманная мгла.
****
К середине дня 25 февраля японскому отряду всё же удалось собрать минимально необходимое количество подвод для перехода к селу Сукромли. В распоряжении майора Танака оставалось теперь всего пять взводов или две неполных роты пехоты, пулемётная команда с двумя станковыми пулемётами системы «Гочкис», батальонная канцелярия, касса и походный лазарет. Ещё одну роту, согласно распоряжению генерала Ямады, пришлось оставить охранять Черновский разъезд. Её разместили в ближайшей деревне Чембары, поскольку в самой Черновке к этому времени уже почти не осталось целых жилых домов. Там же расположился и артиллерийский взвод. Подвод для его личного состава найти пока не удалось. Их должны были доставить к вечеру из более отдалённых деревень. После обеспечения транспортом, артиллеристам было предписано сразу же выступить на соединение со своим отрядом.
Часа через два колонна японцев достигла таёжной деревушки Чудиновка, где и остановилась на ночлег. К закату стало ясно, что артиллерия уже не успеет прибыть туда до наступления темноты. Ночных же переходов в России зимой японцы старались по возможности избегать. Между тем, в соответствии с планом Ямады, выступить отсюда на село Сукромли отряд должен был не позже шести часов утра, чтобы ещё до полудня успеть выйти на подступы к нему. Оставалось надеяться, что пушки всё-таки догонят отряд на марше.
Беспокоило Танака и полное отсутствие известий от высланной им вперёд разведки отряда. Не вернулся и никто из взятых ею возчиков, что, по мысли японского майора, почти исключало возможность гибели разведчиков, так как в этом случае хотя бы часть возчиков должна была вернуться назад. Красные никогда не убивали простых крестьян, если не подозревали их в добровольном пособничестве белым и интервентам. Возможно, думал он, разведывательный отряд, не обнаружив большевиков в селе Сукромли, проследовал дальше по их следам, а когда «сел им на хвост», уже не успел отправить посыльного с этим известием до наступления темноты.
Между тем, загадка, мучившая майора Танака, имела своё вполне логичное объяснение. Бежавшие с места боя чудиновские мужики-возчики просто побоялись вернуться в своё село, так как опасались расплаты за оставленных ими на верную смерть японских солдат. Все они сразу же разъехались по заимкам в тайге надеясь пересидеть там какое-то время до ухода отряда интервентов. Этим своим поступком они, даже не догадываясь о том, фактически предопределили время, место и исход предстоящего Чудиновского боя.
****
Перед самым рассветом посланная наконец вперёд по настоянию Брезона конная разведка повстанцев на подъезде к Чудиновке была остановлена чётко различимым шумом, доносившимся со стороны улицы села. Сквозь густую пелену тумана оттуда слышались приглушённые расстоянием скрипы телег, человеческие голоса и ржание лошадей. Навстречу разведчикам явно двигался какой-то большой обоз. Это могли быть японцы, но сбивало с толку отсутствие у них впереди разведки. Рассмотреть что-либо конкретно, не приблизившись к подводам вплотную, при такой видимости было совершенно невозможно, поэтому командир дозора принял решение вернуться к своей колонне и как можно скорее доложить о случившемся командующему армией.
Передние возницы, узнав от скачущих им навстречу разведчиков о приближении загадочного обоза, немедленно остановили своих лошадей. Вслед за ними вынуждена была остановиться и вся армия. В наступившей вдруг тишине повисло тревожное ожидание чего-то неизвестного, что должно было вот-вот произойти. Бойцы, сидя в своих повозках и судорожно сжимая винтовки, напряжённо всматривались в туманную рассветную полутьму. Не прошло и получаса, как издалека послышался характерный шум движущихся подвод. Ещё через несколько минут из небольшой рощицы, темнеющей сквозь туман в пятистах метрах впереди, выползла смутно различимая вереница телег и лошадей. Не доезжая до ближайшей сопки она вдруг резко остановилась и стала поворачивать в обратном направлении. С подвод в разные стороны метнулись тени. Загрохотали выстрелы. Стало ясно: это - японцы.
Головные роты повстанческой армии тоже рассыпались по кустам, занимая оборону. Их возчики же, на своих повозках беспорядочно помчались в тыл, подальше от пуль, сея панику среди следующих сзади подразделений. Этот первоначально возникший хаос был, однако, довольно быстро прекращён находившимся поблизости Дрогошевским и членами его штаба. Сразу вслед за этим от подводы к подводе, до самого хвоста растянувшейся на несколько вёрст колонны, был передан короткий как выстрел устный приказ командующего: «В цепь». Немедленно в обе стороны от дороги потянулись вереницы вооружённых людей, следуя в направлении звуков всё сильнее разгорающегося впереди боя. Каждый боец повстанческой армии в тот момент хорошо понимал, что спасение для него может быть только впереди, сзади - погоня, мороз, голод и смерть.
Желая сразу обеспечить удобную позицию для своей армии, Дрогошевский в первые же минуты боя распорядился занять ближайшую сопочку слева от дороги, откуда повстанцы немедленно открыли по врагу ответный огонь. Подходившие одна за другой новые роты, многие без всякой команды, продолжали вытягивать фронт вдоль сопки и дальше по увалу, постепенно охватывая расположение японцев с левого фланга и заходя ему в тыл. Другие подразделения совершали такой же манёвр непосредственно по пойме реки. Ориентиром боевой линии противника для опытных командиров-фронтовиков были беспорядочные выстрелы, которыми японцы щедро осыпали повстанцев, не имея возможности даже увидеть их сквозь плотный как вата морозный туман.
Японские офицеры не смогли, в условиях плохой видимости, правильно оценить характер местности, и расположили оба своих пулемёта справа и слева от дороги, прямо против центра повстанческой армии, значительно ослабив, тем самым, собственные фланги и тыл. Пользуясь туманом, командир комендантской роты Покатилов попытался было захватить расположившийся в низине левый японский пулемёт. Подойдя к нему на несколько десятков шагов, бойцы роты с криками «Ура» бросились в атаку, но тут же попали под плотный огонь врага. В числе первых погибли командир роты, его заместитель и двое командиров взводов. Лишившись сразу почти всего своего комсостава комендантская рота поспешно откатилась назад.
Разместившийся на ближней сопке правый пулемёт японцев в это время непрерывными очередями буравил перед собой туманную пелену. С сопки напротив ему, так же бесприцельно, отвечали огнём цепи повстанцев. Между ними, в неглубоком распадке, за длинной упавшей лесиной уже более часа лежали застигнутые здесь началом перестрелки около дюжины бойцов повстанческой армии, не решаясь сами открыть стрельбу, так как находились всего в 60 метрах от пулемёта врага. Разлетающиеся веером по лесу японские пули с грохотом разрывались, встречая на своём пути стволы и ветви деревьев и густо покрывавшего склоны сопок кустарника, не причиняя при этом почти никакого вреда повстанцам.
Между тем, уже наступало утро. На фоне быстро светлеющего неба засевшим в распадке бойцам, сквозь поредевший туман, стали отчётливо видны на вершине сопки фигуры японских солдат, суетившихся возле установленного на высоком треножнике станкового пулемёта. Один из японцев, прильнув к казённой части пулемёта, непрерывно жал на его спусковой крючок. Другой, сидя на корточках, подавал ленту в патронник, а третий носил им новые ящики с патронами с другой стороны холма. Ещё четверо японских солдат, по два с каждой стороны, стоя вели огонь из винтовок по лесу напротив.
Решившись наконец вступить в бой, лежавшая под сопкой группа первым же своим залпом смела с вершины весь японский пулемётный расчёт вместе с его стрелковым прикрытием. Однако через несколько секунд у пулемёта появилось ещё двое солдат, также разделивших вскоре судьбу своих предшественников. Уничтожив одну за другой ещё две смены расчёта, бойцы покинули своё убежище и стремительным броском завладели пулемётом врага. Тут же нашёлся среди них и бывший пулемётчик – фронтовик первой мировой войны. Развернув пулемёт, он попытался было открыть огонь по японским позициям в долине, но ленту сразу перекосило, а быстро устранить неисправность чужого оружия, сильно отличавшегося по конструкции от родного «Максима», он не сумел.
Занявшим сопку бойцам пришлось по прежнему полагаться на свои старые проверенные трёхлинейки. Этого, впрочем, оказалось вполне достаточно, поскольку снизу по довольно крутому склону медленно поднималась жиденькая цепь всего из десяти японских солдат. Стрелять по ним повстанцы не спешили. Уж слишком ничтожную опасность они собой представляли. Удивляла не только малая их численность. Впервые бойцы этой группы повстанцев могли так близко в деталях рассмотреть, помимо одежды и снаряжения, саму манеру японцев вести наступательный бой зимой.
Зимнее обмундирование японских солдат в России заслуживает особого описания. Кроме тёплого нижнего белья и суконной гимнастёрки, на них были одеты по два комплекта вязанной одежды, тёплые брюки и шинель с меховым воротником, к которой дополнительно были пристёгнуты тёплые рукава. На голове находилась высокая меховая шапка, а под ней, во избежание обморожения, широкие наушники и подвязанный спереди наносник. Сверху на шинель навешивалось несколько подсумков с патронами, сумка с галетами и фляга с водкой «сакэ». Через шею у них была перекинута пара свисавших на грудь больших рукавиц со специальными грелками внутри. В таком снаряжении японцы были крайне неповоротливы в бою. Сделав не более пяти выстрелов по врагу, они брали свои винтовки под мышки и засовывали руки в рукавицы, продолжая при этом продвигаться вперёд. Через какое-то время стрельба, а затем обогревание рук на ходу повторялось вновь и вновь.
Подпустив японскую цепь на дистанцию в 50 шагов, повстанцы сделали залп, в результате которого восемь японцев было убито наповал. Оставшиеся двое, однако, продолжали, как ни в чём не бывало, упорно пробираться вперёд, словно не замечая гибели большинства своих товарищей. Следующим залпом были скошены и они.
Между тем, бой постепенно подходил к своему концу. Вскоре в долине, под грохот имевшихся в распоряжении комендантской роты нескольких гранат, замолк и второй японский пулемёт. Уже при ярком свете дня сбитые с сопок японцы, ища последние возможности для спасения, попытались отойти через речку к покрытому густым лесом противоположному краю долины, но попали под перекрёстный огонь правофланговых рот и обошедшей их с тыла кавалерии повстанческой армии. Кольцо окружения теперь окончательно сомкнулось. Спустя менее чем полчаса ответный огонь со стороны японцев совершенно прекратился и для сбора трофеев к распластанным на снегу телам потянулись первые кучки повстанцев.
****
Незадолго до полудня 26 февраля генерал Ямада вновь собрал в своём бронированном вагоне командиров всех находившихся в тот момент в г. Свободном частей русских и японских войск. На этот раз здесь присутствовали, помимо самого Ямада, начальника его штаба, полковника Суррей, майора Такахаси, капитана Баранова с переводчиком и капитана Маедо, также начальник Суражевского участка милиции поручик Серебряков и репортёр самой известной Благовещенской газеты «Амурская жизнь». Хотя японский генерал крайне недолюбливал свору всюду сующих свой нос журналистов, но его положение командующего экспедиционными силами Японии в Амурской области обязывало к соблюдению определённого дипломатического этикета в отношениях с местной властью. А газета, из которой приехал журналист, как раз и служила в некотором смысле рупором этих властей.
В такой важный с политической точки зрения момент, присутствие прессы на военном совете казалось генералу Ямада полезным и даже необходимым. С минуты на минуту он ожидал от командиров посланных в село Сукромли японских экспедиционных отрядов сообщения о полном разгроме ими мятежных большевистских орд. Между тем, время шло, а никаких донесений в штаб бригады по-прежнему не поступало. Приглашённые военные и гражданские лица вот уже почти полчаса томились ожиданием появления командующего, но он всё ещё продолжал оставаться в своём купе.
Наконец, за окном вагона послышался стук лошадиных копыт и вскоре в салон гремя подкованными сапогами вошёл высокий русский военный в чёрной папахе и с милицейскими знаками отличия на шинели. Депеша господину генерал-майору Ямада, громким хриплым голосом объявил он. Внезапно появившийся из-за его спины адъютант молча взял у него из рук пакет и скрылся за дверью ближайшего купе. Прочитав короткое донесение полковника Такахаси, Ямада погрузился в глубокое раздумье. Содержание письма ясно свидетельствовало о том, что его, Ямады, блестящий оперативный план, похоже, начинал рушиться прямо у него на глазах.
Такахаси сообщал, что заняв село Сукромли ровно в десять часов утра, мятежников там не обнаружил. По сообщениям местных жителей, они ушли ночью по недостроенной дороге, прокладывавшейся перед самой революцией к станции Ледяной. Как удалось установить, целью их движения являлась деревня Чудиновка, с последующим переходом через линию железной дороги. В окрестностях Сукромлей отрядом было найдено более 50 раздетых трупов японских солдат, а также тела одного японского и одного русского офицеров. Некоторые из них изрублены шашками или исколоты штыками японских же винтовок. В качестве возмездия за это жестокое убийство, полковник Такахаси распорядился казнить всех обнаруженных в фельдшерском пункте села большевиков, оставшихся там после ухода красных банд.
Сопоставив полученную информацию с уже известными ему фактами, Ямада пришёл к выводу, что дорога, по которой ушли большевики является той самой, о которой говорил ему вчера молодой русский прапорщик со странной фамилией Фи-ли-поф. Судя по всему, именно его тело и было обнаружено в Сукромлях, а следовательно убитые там японцы представляют собой часть отряда майора Танака. Но где же тогда сам отряд? Он должен был оказаться прямо на пути мятежных толп. Ямада вдруг резко встал и вышел в коридор, где висел прикреплённый к стене полевой телефон. Дежурившему здесь офицеру он приказал немедленно связаться с начальником японского гарнизона станции Юхта и дать ему указание срочно передать командиру размещённой в деревне Чембары пехотной роты капитану Мацухара свой приказ как можно быстрее следовать вдогонку ушедшему отряду майора Танака и обязательно прихватить с собой оставленный им артиллерийский взвод. В случае столкновения с мятежниками до подхода к деревне Чудиновке сразу же подвергнуть её бомбардировке фугасными снарядами, занять оборону и сообщить об этом в штаб бригады.
Затем Ямада застегнул на все пуговицы мундир, достал из наружного кармана платок, вытер пот со свой большой уже начинающей лысеть головы и быстрым решительным шагом направился в штабной салон. Небрежным взмахом руки приветствовав вскочивших при его появлении офицеров, он сухо произнёс:
- К сожалению, ввиду ряда непредвиденных обстоятельств совещание будет секретным, поэтому посторонних, - обернулся он к корреспонденту газеты, - прошу покинуть штабной вагон. О всех военных событиях в области представители прессы смогут узнать завтра у начальника особого отдела штаба.
После ухода журналиста, Ямада кратко проинформировал собравшихся о полученных им известиях и о реальной возможности прорыва мятежников к железной дороге в районе разъезда Черновский.
- Как только мы получим подтверждение занятия красными деревни Чудиновки, - продолжил он после короткой паузы, - необходимо будет срочно перебросить сильное подкрепление роте капитана Мацухара на Черновский разъезд. У него там, не считая артиллеристов, всего чуть более 150 штыков. В Свободном сейчас находится только одна крупная воинская часть. Это ваш отряд, майор Такахаси. Распорядитесь немедленно привести личный состав в полную боевую готовность и выводите его на станцию. Эшелон должен быть готов к отправке максимум через час. В городе остаются русские подразделения отряда Суррея и капитана Баранова. – Да, ещё подготовьте распоряжение от моего имени полковнику Такахаси – обратился он к начальнику штаба, - о немедленном возвращении его со своим отрядом в Свободный.
****
К одиннадцати часам утра голова колонны повстанцев достигла наконец долгожданной Чудиновки. Над трубами всех её домов уже вились белые дымки. Жители деревни, предупреждённые разведчиками о приближении армии, топили бани и готовили еду для уставших бойцов. С пищей, впрочем, сразу же возникли серьёзные проблемы. Крохотная бедная деревушка, состоявшая всего из сорока с лишним дворов, просто не в состоянии была накормить три тысячи голодных ртов. Единственным продуктом, которым хотя бы в минимальных дозах можно было обеспечить весь личный состав армии, была картошка в мундирах. Её и варили теперь женщины во всех чудиновских крестьянских дворах.
Не меньшую трудность представляло также размещение бойцов на постой в домах. Ведь каждый из них должен был вместить в среднем не менее 70 человек. Постепенно все дворы и прилегающие к ним части единственной улицы села заполнились повозками и лошадьми, между тем вереница выезжающих из леса новых и новых подвод казалась всё ещё неиссякаемой.
Штаб и лазарет армии кое как втиснулись в помещение небольшой двухклассной школы, построенной здесь за три-четыре года до революции на деньги Министерства народного просвещения. Парты из неё выбросили ещё японцы, во время своего кратковременного пребывания в селе, поэтому тяжело раненных, сильно обмороженных и лежачих больных вносили и укладывали рядами на расстеленную по полу солому в классной комнате и по всему школьному коридору. Всего в школе было размещено таким образом более ста человек. Четыре медсестры в белых косынках и молодой фельдшер с усталым давно небритым лицом сновали между ними, поправляя повязки, перевязывая свежими японскими бинтами раны и разнося воду в жестяных кружках.
Около часу после полудня в угловой комнате школы, за длинным учительским столом возле печки, расположился почти весь штаб повстанческой армии. По лицам командиров было видно, что все они довольны результатами недавно закончившегося боя. Последними в помещение вошли Эберт Брезон и сопровождавший его начальник тыла армии.
- А, Брезон, давно тебя ждём – весело окликнул его Дрогошевский. – Как там наши трофеи? Всё уже подсчитали?
-По приблизительным расчётам, мы сегодня разгромили неполный японский батальон – подойдя вплотную к столу, спокойно ответил Брезон. - Об этом говорят майорский чин командира отряда, обнаруженные на месте боя трупы двух японских капитанов, а также наличие пулемётной команды и общее количество убитых японцев – не менее 250 человек. Это примерно две роты сокращённого состава.
- Мои ребята говорят, что по лесу валяется больше четырёхсот «япошек». –не согласился с ним Фёдор Кошкин.
- Точными данными по этому поводу мы, к сожалению, не располагаем, - повернул голову в его сторону Брезон. - Времени подсчитать боевые потери пока ещё не было. Ясно только, что у нас они небольшие: чуть более десятка убитых и около 40 раненых не считая обмороженных, которых, наоборот, очень много.
- Человек двести, не меньше! - выкрикнул сидевший с противоположной стороны стола начальник лазарета Фёдор Безлепкин. – Из них, пятьдесят - тяжело. Большинство намокли, когда переходили речку Юхту. Многие обморозили лица и руки в походе и во время боя. Самых тяжёлых я разместил здесь, в школе. Остальных распределили по избам крестьян. Хозяйки смазывают их сейчас гусиным жиром.
- Винтовки собрали? – обратился Дрогошевский к начальнику штаба.
- Оставили для этого на месте боя одну из невооружённых рот. Она ещё не прибыла в село.
Дальнейшее обсуждение было прервано появлением в комнате посыльного от командира разведывательного дозора, отправленного к Черновскому разъезду сразу после занятия армией Чудиновки.
- Товарищ командующий, японцы! – выпалил он, едва успев прикрыть за собой дверь.
- Какие японцы, где, откуда? – встревожено загудели члены штаба, торопливо вставая из-за стола.
- Идут сюда по дороге от Черновки! Мы встретили их в лощине, верстах в трёх отсюда. Ребята сейчас ведут с ними перестрелку.
- Сколько их? – деловито спросил Брезон.
- Мы видели человек двести, не больше.
Будто в подтверждение слов разведчика из леса с западной стороны села послышался грохот разрыва снаряда, а следом за ним - ещё один, чуть ближе, у самых огородов крестьян.
- Спокойно товарищи, - успокоил возникшую было сумятицу Брезон. – Снаряды ложатся с очень большим перелётом. Судя по всему, огонь ведётся вслепую, с дальнего расстояния. Нам с вами, пока ничего не угрожает.
Необходимо немедленно собрать совещание комсостава. – решительно объявил Дрогошевский. - Товарищ Матвеев, вызовите сюда всех командиров рот.
На последовавшем затем коротком совещании было решено выступить всеми боевыми силами против нового японского отряда. Командование операцией взял на себя сам Дрогошевский. Штаб, во главе с Брезоном, оставался в Чудиновке, вместе с тыловыми подразделениями, всем обозом и невооруженной пока частью армии. Через несколько минут густые колонны повстанцев, под аккомпанемент рвущихся за дальней окраиной села японских снарядов, потянулись по Черновской дороге через ручей на сопку, заросшую высоким сосняком. Выходя на её плоскую вершину, они тут же расходились в стороны, образуя три вытянутых вдоль увала длинных стрелковых цепи.
Наступление началось около двух часов дня. Впереди движущихся вниз по пологому лесистому склону сопки цепей шла разведка с приданной ей только что образованной пулемётной командой повстанцев. В низине перед довольно крутыми отрогами противоположного увала они были встречены ружейными залпами засевшей у его подножия японской пехоты. Завязалась перестрелка, в ходе которой были установлены ширина и расположение японской боевой линии. Судя по этим данным, численность отряда противника действительно оказалась очень невелика.
Дрогошевский принимает решение двинуть большую часть своей армии в обход позиций врага. Первая цепь, образовав собой колонну, двинулась направо, а вторая – налево. С каждой из них ушло по одному пулемётному расчёту. Последняя, третья цепь, таким образом, стала основной и должна была, при поддержке оставшегося ручного пулемёта, сковывать действия противника с фронта. В это время, артиллерия японцев перенесла свой огонь на лесной массив перед позицией своей пехоты, ожидая оттуда наступления повстанцев. Обстрел вёлся вслепую, поэтому снаряды по-прежнему ложились довольно далеко от их цепи. По команде Дрогошевского основная линия повстанцев вновь медленно двинулась вперёд. На выходе к редколесной лощине она попала под винтовочный обстрел японцев и залегла. Снаряды стали рваться уже значительно ближе. Среди повстанцев появились первые потери.
Командир левофланговой Борисоглебской роты Демус, заметив местоположение японской артиллерии, решил тоже обойти боевую линию японцев и атаковать пушки, стоявшие на лысой вершине сопке у дороги, возле рощицы рыжего низкорослого дубнячка. Манёвр оказался удачным. Подобравшись под прикрытием густого дубняка к вражеской батарее на 40-50 шагов, бойцы роты дали но ней два залпа и дружно бросились вперёд. Оставшиеся в живых японцы совершенно растерялись и были уничтожены, не оказав почти никакого сопротивления. Лишь офицер попытался было отстреливаться из своего револьвера, но, не успев сделать и четырёх выстрелов, упал с пробитой пулей головой.
В числе трофеев повстанцев оказались не только два новых 75-миллиметровых японских орудия, с боезапасом из 218 снарядов. К радостному удивлению бойцов, в некоторых ящиках вместо снарядов лежали уже отваренные жирные куры и банки со спиртом, что заставило борисоглебцев задержаться здесь несколько дольше, чем это диктовалось боевой обстановкой. Вскоре среди командного состава роты нашёлся опытный артиллерист-фронтовик, бывший фейерверкер Шлапатский. Он довольно быстро подобрал из своих односельчан два полных артиллерийских расчёта, которые, подкрепившись предварительно японскими продуктовыми запасами, немедленно приступили к знакомству с материальной частью теперь уже своих орудий.
К тому времени обходные колонны повстанческой армии уже вышли в тыл японской пехоты, отрезав её от своих пушек. С этого момента бой перешёл в стадию истребления попавшего в мешок окружения японского отряда. Отойдя к мелким, поросшим густым лесом сопочкам на западном склоне увала, японцы отчаянно отбивались от накатывавшихся со всех сторон волн повстанцев. Однако судьба их была уже решена. Примерно через час – полтора, стрельба в лесу стихла и бойцы повстанческой армии группами стали спускаться по двум распадкам к железной дороге, скапливаясь у переезда вокруг наскоро разложенных здесь больших костров.
****
Так и не дождавшись никакого сообщения от капитана Мацухара, генерал Ямада в четыре часа дня распорядился отправить всё же эшелон с отрядом майора Такахаси на Черновский разъезд. Следом за ним двигался и бронепоезд самого командующего японскими войсками в области. Сложность оперативной обстановки требовала его личного присутствия на месте основных событий этого дня. Наступал вечер. Клонящееся к закату солнце, скрытое пеленой облаков на горизонте, не могло уже задержать своими лучами быстро сгущавшиеся сумерки. Лишь чистое небо над головой пока ещё оставалось светло-голубым.
Когда эшелон на полном ходу подкатился к разъезду, он был встречен беспорядочной ружейной трескотнёй. Волна повстанцев, отхлынув при внезапном появлении японцев от линии железной дороги, залегла неподалёку и с близкой дистанции открыла по ним убийственный огонь. Через несколько минут с вершин прилегающих сопок заработали и подоспевшие к месту боя пулемёты повстанческой армии. Поспешно заняв оборону под своими вагонами на железнодорожных путях японцы сразу же стали нести значительные потери. Подошедший бронепоезд, правда, несколько усилил их позиции, включившись в бой огнём всех своих орудий и пулемётов. Однако вскоре чёрный столб земли и дыма от разрыва снаряда поднялся уже в 50 метрах позади самого бронепоезда. Почти одновременно второй снаряд разорвался чуть дальше, в небольшом лесочке около железнодорожных путей. Таким образом батарея повстанцев из-за сопки пробовала нащупать своим навесным огнём японский эшелон.
Исход противостояния решил яркий отблеск пламени, неожиданно озаривший южную сторону стремительно темнеющего вечернего неба. Это спустившиеся с увала по ближайшему к железной дороге распадку разведчики повстанцев подожгли небольшой деревянный мост через ручей в полутора километрах позади японских поездов. Осознав реальную опасность оказаться в окружении постоянно прибывающих сил противника, генерал Ямада дал приказ обоим поездам немедленно отойти за горевший мост. Как только разъезд вновь оказался в полном распоряжении повстанцев, их поток неудержимо устремился на противоположную сторону железнодорожного пути. Армия Дрогошевского вырвалась наконец из кольца окружения и выходила теперь на широкий оперативный простор.