Когда я увидела Васю впервые, не решилась подойти и заговорить. Поздоровавшись (в деревне принято здороваться с незнакомыми людьми), прошла мимо, хотя он, в хорошую погоду днями просиживающий на скамейке у своих ворот, всегда радовался любому, кто к нему подходил. Из-за страшного (от самого рождения) паралича Васины руки и ноги вывернулись совершенно невообразимо, потому человеку, впервые встретившемуся с Васей, требовалось некоторое время, чтобы поверить своим глазам.
При этом сам Вася, конечно, хорошо понимал реакцию незнакомых людей, никогда не обижался, не прятался, а только улыбался от всей души и, как мог, старался протянуть руку для приветствия.
Сидеть ему всегда приходилось полубоком. Невеликого росточка, да ещё весь скрюченный, издалека он виделся героем страшной сказки – то ли злым колдуном, то ли подземным гномом, неожиданно выбравшимся на солнце. Васе приходилось смотреть снизу вверх и как-то искоса на любого, кто близко к нему подходил, а потому желающий поговорить с Васей, чтобы не смущать его, непременно усаживался рядом и старался подстроиться под Васин взгляд. А вот когда начинался разговор, напрочь забывались и страшная сказка, и всякие колдуны с гномами. Все деревенские знали Васю, как интереснейшего и очень участливого собеседника, за что искренне его любили и жалели, и, конечно, не упускали возможности с ним поговорить.
Годочков Васиных ко времени нашего знакомства набежало не больше тридцати пяти. Всегда аккуратно причёсанный, вполне прилично одетый и даже наодеколоненный (этот нюанс почему-то особенно меня тронул, поэтому запах Васиного одеколона помню и сейчас), Вася ждал любого собеседника, как ждут гостей на день рождения. Жил он с матерью – добрейшей тётей Катей, имелся и старший брат, который приезжал из города только два-три раза в месяц. Отец Василия давно погиб под поездом.
Тётя Катя всегда хлопотала по хозяйству, хватало забот. А Василий старался не мешать. Сам он мало чего мог. Зато никогда не торопил мать, не окрикивал, не капризничал, приходилось потерпеть – терпел, не ворчал, не жаловался. Иногда, если, например, дождь заставал Васю на лавочке, а тётя Катя не успевала из магазина, Вася, с трудом опираясь на палочку (руки ведь были вывернуты и в запястьях тоже), держа под мышкой шахматную доску, неловко переваливаясь, мелкими шажочками ковылял-семенил домой. В такие минуты чаще всего находился кто-то из соседей или прохожих, готовых помочь. Вася хоть и стеснялся, но помощь принимал и в благодарность улыбался так, что на улице (и на сердце) враз светлело.
Рассказывали: как-то Васе пришлось оставить свои шахматы на скамейке – не успел их собрать до сильнейшего ливня, сам еле сумел укрыться. А после дождя выяснилось – шахматы кто-то украл. Не свои, конечно, позарились. Чужие, кто совсем Васю не знал. Шли, наверное, со станции, да и не прошли мимо шахматной доски на скамейке. Васин дом стоял неподалёку от железной дороги, разные люди оказывались на их улице.
Вася очень переживал. Не потерю шахмат, а поступок нехороший. Так переживал, что чуть не заболел. А однажды увидел на своей скамейке новые шахматы. И хоть даритель остался неизвестным, все решили – это вор шахматный так раскаялся.
Моё знакомство с Васей тоже началось с дождя. Увидев, как он пытается шагнуть от скамейки, я подбежала к нему и взяла за локоть. Он поблагодарил, и я удивилась его тихому и очень чистому голосу. А когда встретилась с ним взглядом, удивилась снова: его глаза, цвета горького шоколада, сразу выдали человека необычайного, потому что он не просто смотрел на тебя, а глубоко, насквозь, и мгновенно становилось понятным – Васю невозможно, нельзя обмануть, даже если захочешь.
Во дворе Васиного дома под резным навесом оказалась очень удобная лавочка, где мы и устроились, спрятавшись от дождя.
Разговор начался сам собой, и мне оставалось только снова и снова изумляться моему новому знакомому. Никак не жалуясь на свою болезнь, вообще не касаясь этой темы, Вася начал расспрашивать меня обо всём, что только может стать интересным в начале знакомства. Вопросы задавались легко и сердечно, не вызывали у меня никакой неловкости. Не больше, чем через полчаса Вася знал обо мне всё. И меня это нисколько не беспокоило. Напротив, очень захотелось просить его совета по одному наболевшему, совершенно измучившему меня вопросу. Но Вася неожиданно предложил сыграть в шахматы.
И вот тут я смутилась. Играть я умела. Но – с Васей? Понимала – проиграю сразу. Не зря же в деревне все с большим уважением, почтительно называли Васю не иначе, как Василий-шахматист. А мне так не хотелось разочаровать его скучной игрой. Но отказаться не получилось. Партия началась…
… Вышло то, что вышло. Партию я выиграла. При этом каждый ход в ней стал уроком от Васи. Не шахматным уроком, а для жизни.
Вася не подсказывал, куда лучше ходить, не поддавался. Он вёл меня, как ведёт партнер в танце. Ход – и я понимаю, почему неправильно судить других. Ещё ход – и мне стыдно за поспешно принятое решение. Следующий – и хочется всё переиграть, изменить, исправить. Шах, мат – и я точно знаю, что должна сделать.
Когда партия закончилась, я чувствовала себя совершенно обновлённой, словно меня перетряхнули, умыли, просушили и даже нарядили перед дорогой. Оставалось только встать и – вперёд!
Вася смотрел на меня и улыбался. А я, ошарашенная, смотрела на Васины шахматы. Мне приходилось играть разные партии с разными людьми, но такой – никогда. С Васей я не просто сыграла в шахматы. Тонким соучастием необыкновенного партнёра, я исполнила шахматными фигурами настоящий танец жизни. А моя победа, без сомнения устроенная Васей, стала ответом на не заданный вслух вопрос.
Потом, позже, мы ещё не раз усаживались с Васей за шахматной доской. И всегда мой проигрыш или выигрыш обозначал что-то совершенно конкретное в моей жизни. И никогда это не становилось ничем, похожим на гадания или предсказания. Таких слов у Васи в лексиконе не водилось. Просто его необыкновенная проницательность, дивная сердечность и желание радости всем вокруг снова и снова помогали ему сначала увидеть запутавшегося в жизни человека, а потом усадить за доску и начать партию, которая светлым Васиным водительством становилась для партнёра или партнёрши по игре работой над своими ошибками.
У меня не осталось ни фотографии Васи, ни чего-то другого на память. Казалось, он всегда ждёт на своей скамеечке у ворот. Раскрыта шахматная доска. Расставлены фигуры...
Только всему здесь, на белом свете, приходит время заканчиваться. Шахматной партии, знакомству, жизни. Васе выпало жить не очень много лет.
Но разве можно определить годами свет доброго сердца?
Разве кто-нибудь, знавший Васю, сможет его забыть?
Знаю – не сможет.
Потому что забыть его – значит отказаться от своих нелёгких побед в шахматной партии, которой название – жизнь.
– Ну что, Оль. Давай. Твой ход.
Да уж. Играть с Васей – и начинать белыми. Мне бы – и чёрными хорошо. Ну ладно. Вперёд.
– А ты решительная!
А что! Белые же – как? Начинают – и выигрывают. Мне ли бояться!
– Нууу, вот это ты зря. Любишь рисковать? А смысл? Или хочешь удивить?
Нет, рисковать не люблю. А вот удивить Васю мне бы хотелось.
– Ну-ну-ну... Ну-ну-ну… Удивила наоборот. А где же дальновидность?
Ну вот. И – нет целого коня. И правда… Удивила наоборот. Да уж. И так у меня всегда. Точно! Так у меня всегда. Сплошные «удивила наоборот».
– А ты совсем не хочешь подумать, Оль? Сначала – подумать. По-ду-мать.
Ой… Хочу! Хочу! Думаю! Только думай – не думай, фигуры-то уже нет. Ускакала моя коняшка в дальние поля. Как мне без неё?
– Молодец же! Смотри, какой замечательный ход! А если бы поторопилась?
Неужели, правда, замечательный? А я уже плохо о Васе подумала. Чересчур строгим его определила. Даже обиделась на него.
– Ну воооот… Как мы любим, чтобы всё – легко и быстро. Сначала ошибаемся. Потом думаем.
Точно! Эх, мне бы как-то свой вопрос решить. Без ошибки. Про коняшку мою любимую. Плохо ведь мне теперь… А коняшке моей ещё хуже… Надо срочно мне – в те поля. Срочно.
– Оля, давай! Давай!
Ух, ты! Это я что? Играю с Васей или о своём думаю? Выходит, играю и думаю. Вот интересно-то. Вон, сколько мы тут уже наиграли. Ну ладно. Всё. Решено. Завтра же поеду к коняшке моей. Ну её, гордость эту. Нет, не завтра. Сегодня! Я ещё успеваю на электричку до города.
– Поздравляю, Оля! Поздравляю! Ты – выиграла. Мне – шах и мат.
Как выиграла? Я – выиграла? Ничего себе! И правда! Точно. Шах и мат! Вася – волшебник что ли? Как это я умудрилась? Вот расскажу коняшке моей…
– Васечка, миленький, спасибо тебе! Я такое важное поняла!
– Вижу-вижу, что поняла. Вот и снова молодец, победительница. Вперёд! Твой ход.