ЛИЦАМ НЕ ДОСТИГШИМ СОВЕРШЕННОЛЕТИЯ ЧИТАТЬ НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ!!!
Двадцать лет супружеской жизни пролетели. Сказать, что плохо жили—не смею, утверждать, что совместное житие было абсолютно счастливым—не могу. Первые два года после свадьбы мы с женой жили в раю! Последние два года-- в аду. Не умеем мы притворяться, не умеем … Жена моя, Оля, сетует на мою безынициативность, инертность, холодность, а я… надоела мне она вечным своим нытьем , желанием «прыгнуть выше своей головы», постоянным недовольством. А самое главное, в постели ей все не так! Раньше все было отлично—охи-ахи-вздохи! А теперь… Вздыхаю. Одно расстройство и разочарование. Думаю, мы разведемся. А что такого? Дети выросли. Делить нам нечего. Квартиру оставлю жене, у меня мама одиноко живет в трехкомнатной квартире в другом городе. Вот напоследок, свожу свою супругу на море, в Крым! Расстанемся красиво!
Дорога в Крым была сложной и эмоционально тяжелой. Жена вспоминала все мои грехи вольные, невольные и выдуманные ею же. Я старался молчать, но когда обвинения были совершенно нелепыми—огрызался. До Феодосии добрались с горем пополам. Но я искал совершенно уединенное и тихое место, укромный уголок. Так, что в Фео мы, закупив и загрузив продукты в багажник, поехали по побережью искать райские кУщи. В полнейшей темноте, освещая грунтовую дорогу фарами авто, потихоньку продвигались в поисках подходящей деревеньки. Наконец-то супруга не выдержала жары, пыли, усталости и попросила остановиться, чтобы искупаться в море и передохнуть.
Она плавала в теплой воде Черного моря, а я курил. Мы остановились у самой кромки воды , свернув с дороги. Там, вдалеке, виднелся пологий склон какой-то возвышенности, а на ней светились огоньки—видимо, это поселок. На море штиль. Лунная дорожка отражалась в совершенно ровной морской глади, как в зеркале. Небо, нависшее над умиротворенным морем, будто темная шелковая вуаль, усеянное крупными слезами звезд. Млечный Путь—вот он! Протяни руку, и коснись миллиардов светящихся пылинок. Воздух пропах полынью, солью, песком и чем-то волнующим, неизведанным, таинственным…
В лунном сиянии, как в коконе из тончайшей органзы, Ольга ускользала из объятий Посейдона. Медленны и плавны были ее движения—грациозно ступая по тихой воде, склонив голову к левом плечу, и подняв руки в каком-то таинственном истинно женском ритуале, выжимала морскую воду из собранных в длинный хвост, волос. У меня перехватило дыхание от ее красоты. Все мои внутренние рассуждения о мужском превосходстве над женщиной вдруг испарились, улетучились…Мне захотелось стать воздухом-- осушавшим влагу на ее коже, песком-- ощущавшим легкость ее шагов, ночью—прикрывавшей своим темными ладонями ее наготу. Хотелось смотреть на нее неотрывно, любоваться, замерев от восторга, остановить время.
Она подошла ко мне вплотную—влажная, свежая, возбужденная и голая. На белом теле, в лимонном свете луны, сверкали мелкие капельки влаги, блестели , будто два чистых алмаза, глаза, белоснежная полная грудь поднималась и опускалась в так ее возбужденному дыханию, темное отверстие пупка вздрагивало при каждом вдохе, а черный , наполненный непостижимой тайной и колдовской силой, треугольник в низу живота, манил к себе своей простой лаконичностью : « Я начало всех начал! Я сладость и горечь! Я грех и добродетель!»
Я потянулся к ней, хотел прикоснуться , но она грубо оттолкнув мою руку, развеяла сказочный мираж:
-Похотливый самец! Только об этом и думаешь! Голова уж седая, а туда же… Поехали уже ! Вот другие своих жен в Египет или в Турцию отдыхать отправляют, а ты в задрыпаный и грязный Крым меня притащил! Жмот! И, нет же, что бы отель какой нормальный забронировать…
Дальше я не слушал.
До поселения, призывно подмигивающего нам огоньками, ехали молча. Я все еще ощущал пульсирующее тепло в низу живота, стыд , злость и обиду.Дорожный указатель, покосившийся от старости, оповещал, что поселение называется Байкутлы. Деревушка была микроскопическая—всего пара ветхих домиков.
Попросились на ночлег в тот дом, в котором окна были освещены. Дед татарин, улыбаясь гостеприимно, впустил нас в дом, и указал на комнату: « Сегодня там ночуйте! А завтра разберемся.»
Не смотря друг другу в глаза, мы с Олей быстро разделись , и укрывшись пахнущей травами простыней, уснули моментально. Мне снилось, что жена моя загадочная и прекрасная морская Сирена, зовущая и манящая меня влажными пухлыми губами, завлекающая двумя округлостями пышных грудей с торчащими твердыми изюминками сосков, стонущая и изнывающая от страсти и желания в морских волнах.
Утро началось с обыкновенной для нас ссоры. Мой сон растворился в жарких лучах южного солнца. Жена из таинственной морской Сирены превратилась в такую родную, и до боли в сердце знакомую, отвратительную Гарпию.
Хозяин качал головой в такт причитаний моей жены, и понимающе поглядывал на меня.
Я пошел к морю. Вытоптанная сотнями подошв узкая тропинка поднималась вгору. Шагая по сухим колючкам, слушая шум прибоя, подставляя лицо ошалевшему июльскому солнцу, я выкрикивал ругательства, и ветер, налетевший с моря, разносил оскорбительные слова по всему побережью. Наконец-то , задыхаясь от злости и крутого подъема, я добрался до вершины возвышенности, и замер от изумления. Лазурное море, сливаясь с синевой неба, образовало бесконечное совершенно удивительное пространство. Такое вдруг в душе возникло будоражащее и огромное чувство счастья! Распирало грудную клетку, клокотало внутри меня, бурлило и грозилось вырваться наружу, и я, не сдерживаясь закричал, вкладывая в свой крик всю свою боль, невесть откуда возникшую радость, и желание новой жизни:
-Хочу быть счастливым!!!
А потом я спустился к морю, и плавал до изнеможения. Внезапно, как бывает на морском побережье, налетел шторм, небо покрылось свинцовыми тучами, море взбесилось. Волны поднимали и швыряли меня о песчаное мелководье , не давая возможности выбраться на берег. Наглотавшись морской воды с песком и водорослями, еле выполз на сушу. Тело болело, горло пекло, глаза слезились, а стихия разбушевалась не на шутку—тяжелое небо пронизывали белые молнии, море стало действительно черным, ветер поднял в воздух песок , сухие водоросли и траву. Видимости ноль. Вжавшись в глиняную почти отвесную стену обрыва, я дрожал, пережидая ураган, и молился. Посиневшие от холода губы произносили молитву, отпечатавшуюся в моем мозге с раннего детства.
Небо разверзлось, и потоки дождевой воды соединились с морскими волнами. Посейдон, приняв небесное жертвоприношение, успокоился.
Вернувшись к домику старого татарина, я не нашел никого ни в доме, ни во дворе. Дед-то может по своим делам ушел, а куда пропала моя жена? Стащив с себя мокрую и грязную одежду, я поплелся в импровизированный летний душ.
Оля с хозяином вернулись почти ночью. Рассказывали, как ходили в соседнюю деревню за персиками, как шторм не давал им возможности вернуться, а телефоны они оставили дома. Я не стал рассказывать о своих злоключениях. Вертел в руках огромный теплый персик, покрытый мягким пушком, вдыхал его сладкий солнечный запах, и ощущал нарастающее сексуальное возбуждение от голоса жены, от ее легких случайных прикосновений, от песен сверчков, от влажной темноты южной ночи. Ловил на себе внимательный и цепкий взгляд старика, его усмешку, прячущуюся в седых усах, и стыдился своих внезапно возникших фантазий. Мне казалось, что он догадывается о моих развратных желаниях.
Этой ночью, моя жена воплотила в жизнь все мои самые смелые и скрытые сексуальные желания. Казалось, что она читает мои мысли, взирая на меня наполненными страстью глазами именно в тот момент, когда я больше всего этого хочу. Она, то превращалась в нежного беззащитного милого котенка, и терлась о мое напряженное тело, своей мягкой грудью, то вдруг, преображалась в грубую, полную грязных желаний и слов, развратницу. То впивалась в мою кожу зубами до боли, то гладила кончиками пальцев и ласкала теплым прикосновением нежных губ. То, оседлав меня, крепко сжав бедрами мое тело, не давала мне пошевелиться, получала наслаждение от своих движений раскованной и свободной амазонки, то вдруг, оказавшись подо мной, стала покорной и робкой.
Проснулся я очень рано. Вслушиваясь в утренний щебет птиц, вглядывался в лицо своей жены. Что-то неуловимо изменилось в ней. Что-то такое было незнакомое в ее умиротворенном безмятежном лице. Я поцеловал ее обнаженное теплое плечо. Просто прикоснулся губами, ощутив внезапный порыв нежности к этой женщине. И, вдруг, похолодел от ужаса—у нее не было родинки на плече! У моей Оли была родинка на левом плече! Маленькое коричневое пятнышко, возвышающееся над поверхностью кожи. Она всегда хотела его удалить, говорила , что это не эстетично и опасно.
Оля открыла глаза. Улыбнулась, и потянулась ко мне, обвила мою шею руками, уткнулась лицом в плечо, вдохнула запах:
-Так хорошо с тобой!
Уезжая из гостеприимного дома старика татарина, моя жена плакала, так ей понравилось в этом забытом Богом и людьми селении. Ехали ночью, чтоб не допекала июльская жара. Отъехав пару километров от села , Оля вдруг попросила сделать остановку, чтобы в последний раз искупаться в Черном море. Остановившись, я понял, что это, то самое место, где мы останавливались, когда только приехали и искали жилье, когда я увидел ее в лунном свете, когда захотел ее, а она меня оттолкнула…
Мне показалось что это дежавю…Она снова выходила из воды, такая прекрасная и незнакомая…Эта женщина не могла быть моей женой! Или я просто сумасшедший… У нее не было родинки на плече как у моей жены, она была милой и доброй, хотя Оля давно уже не проявляла ко мне никаких нежных чувств, с удовольствием ела мясо, моя супруга уже лет пятнадцать была строгой вегетарианкой, она предавалась любовным играм с таким удовольствием и желанием, какого даже в первый год после нашей свадьбы я за своей любимой не наблюдал…
Моя жена… Моя ли? В ней чувствовалась иная порода, иной замысел, иное понимание жизни!
Я не знаю, что произошло, смутно помню всё. В моем сознании всплывают только руки, лихорадочно блуждающие по моему разгоряченном телу, сжимающие и царапающие мою плоть, губы-- впивающиеся в мой рот, язык-- касающийся моих рук, шеи, живота и самых потаенных мест… Вспышки света, будто от молний, освещающие наши сплетенные тела, солоноватый привкус кожи моей супруги, неистовые движения ее тела, пьянящий аромат волос, и ее голос—магический голос, звучащий странно, низко и утробно, произносящий то ли молитву, то ли стихи…
Я сжимал ее влажное тело, сплошь покрытое мелким песком, и мне не хотелось отпускать ее. Казалось, что она стала моим продолжением, частью меня самого. Я прижимал ее к себе так крепко, будто боялся, что она станет морской пеной, и вернется в морскую бездну. Я не хотел ничего знать! Я чувствовал, что эта женщина—моя! Постепенно наваждение уходило, и мы успокаивались, с удивлением и интересом всматриваясь в бледные лица друг друга. Потом смеялись и купались в море, смывая с себя следы страсти.
Моя Оля …Я не буду врать, я не расспрашивал свою жену ни о чем. Я несказанно счастлив в семейной жизни. Пару раз мы ездили в Крым, искали татарский хуторок вблизи Феодосии. Старики караимы рассказывали мне историю о загадочном и священном месте, где ход времени изменяется, где человек может стать снова молодым, или увидеть будущее, где произнесенные вслух желания исполняются. Но, никто никогда не слышал о поселке под названием Байкутлы, что в переводе с татарского означает « абсолютно счастливый».