«Ну, рассказывай, – обратился Лесовод к мальчику, – кто ты и как тебя зовут, и кто эти люди, которые гнались за тобой и хотели меня убить?»
Мальчик улыбался и пританцовывал. Он, казалось, всегда пританцовывал. И всегда улыбался.
Он сказал, что его зовут Непослушник; но это, как он сказал, его так называют вообще; а лично его зовут Ярушка.
«А люди, которые хотели принести меня в жертву, – продолжил мальчик, назвавшийся Непослушником, – это такие люди, которые отнимают детей у родителей и получают оттого удовольствие и большой барыш…».
«А у меня, – продолжил он, опять же пританцовывая, – родителей нет; нет, конечно, они были, но я не знаю, кто они; я сперва был в доме для сирот, а потом меня забрали приёмные родители, вполне хорошие, но когда нагрянула Великая Ворожба, то к моим приёмным родителям пришли вот эти…, – мальчик кивнул на валяющихся помятых мутных людишек с их цепными четвероногими служками, – положили их лицом вниз, и мои приёмные родители меня безропотно отдали…».
«Сейчас вообще, – продолжил он, – люди стали совсем безропотными, и не сопротивляются, когда их унижают. А я вот – убежал. Они погнались за мною. Долго гнались. И вот почти догнали. Но тут – вы подоспели. Спасибо».
«А может быть, твои родители были настоящие цари, или герои?» – улыбнулся Лесовод, отмечая особую смелость мальчика.
«Может, – пожал плечами пританцовывающий Непослушник. – Но я, правда, не знаю».
«А почему ты всё время пританцовываешь? – ещё спросил его Годолюб. – И что означает этот твой танец?»
«Ничего особого не означает, – ответил Непослушник. – Это просто моё настроение. – И философски продолжил: – И даже если всякий танец несёт в себе некий скрытый смысл, то мой – сам по себе ничего такого не несёт; хотя, если кто хочет, он может и придать ему какой-нибудь свой Смысл».
А пританцовывание его было следующим: ножка влево, ножка вправо, задорно, невысоко и легко.
«Я буду называть твой танец Танцем Непослушника, – сказал Лесовод. – Или Танцем Светлого Дня».
«А можно я пойду с вами спасать наше царство-государство от колдовской порчи? – спросил, немного потанцевав, Непослушник; и добавил: – Не хочу прозябать безнадёжно».
«А откуда ты знаешь, зачем и куда я иду?» – недоумённо улыбнулся Лесовод.
«Ниоткуда, просто знаю, и всё», – ответил улыбающийся пританцовывающий Непослушник.
И они пошли к Стольному граду далее вместе.
Но не успели пройти и десяти вёрст, как наткнулись на стоящую посреди степного простора вращающуюся дверь; а около неё торчали то ли трое, то ли четверо, то ли ещё больше, стражников, – поскольку, то ли один, то ли двое из них, то ли ещё больше, всё время трусливо мелькали за спинами двух первых.
Да, надо сказать, что к тому времени уже нагрянула весна и поля развезло распутицей.
Да, и ещё замечу, что в ещё недавние времена никаких таких «пропускных пунктов» (сокращённо – ПП) нигде не стояло.
«Стойте, – сказали стражники (у них на лице так и было написано: «стражники»), – куда идёте?, показывайте пропуск».
«Извините, – вежливо ответил им очень удивлённый Лесовод, – но здесь же чистое поле и чего тут сторожить? Я, вот, например, лесовод, и берегу лес, но я его не только сторожу, защищаю от браконьеров и разных мусорников, но и возделываю, изучаю, облагораживаю, так вот, у меня в лес, пусть и вельми заповедный, люди могут ходить-гулять просто запросто, лишь бы только порядочно себя вели и не вредили природе. А в чём смысл вашего тут местопребывания?»
«Если вы, – ответили ему, в свой черед, стражники, – как вы говорите, лесовод, то вам нужно взять соответствующий пропуск в Большом Административном Здании (сокращённо – БАЗ) Лесоводства, которое находится в Стольном граде, и только потом, показав этот документ, пройти».
«Но, извините, – вновь удивился Лесовод, – как же я могу взять этот свой «пропуск», если вы меня не пропускаете в Стольный град, а?»
«А это уже не наши проблемы. Зайдите с другой стороны». – Ответили ему стражники и тупо насупились.
«Однако я позволю себе ещё раз полюбопытствовать, – позволил себе улыбнуться Лесовод, – зачем, всё-таки, тут «пропускной пункт»? Ибо, видите ли, когда я был в Стольном граде в последний раз, то даже в нём тогда никаких таких шлагбаумовнигде не было; а теперь, вот, даже в поле торчит».
«А затем, – стали ещё угрюмей стражники,– что теперь в Стольном граде, и во всех других городах, на всех входах и выходах, во всякой «дыре», стоит стража, и выпускает и выпускает только, кого положено; а поскольку все подобного толка «дыры» во всех окрестных городах оказались уже охвачены стражей, то нас, вот, и поставили в поле; и инструкцию соответствующую тоже дали».
Свежая «инструкция» висела с обратной стороны крутящейся двери.
«Но зачем!?» – всё ещё недоумевая, спросил Лесовод.
И вновь не получил внятного ответа; стражники, конечно, что-то пытались бормотать, но всё это их бормотание было совершенно бессмысленным и невнятным; и никаких вразумительных причин установления «пропускного пункта» в чистом поле они не обнаруживали.
«Ну что ж, – рассудил про себя, вздохнув, Лесовод: – дальше нам идти надо? – надо, – но если мы пойдём прямо – нас не пропустят, – а если они нас не пропустят – то их придётся убить, – и потому, мы, лучше, чтоб их не убивать, пойдём скромно в обход. И пусть там, в обход, идти будет нам труднее, по совсем уж грязи и бездорожью и делая крюк, но – жалко их, всё же, дураков».
И они с Непослушником скромно пошли в обход. Однако стражники не дали им пройти и там: закричали и замахали конечностями.
«Вот ведь, – подумал Лесовод с досадой,– какое у людей Стремление к Погибели! А я ведь сделал всё, чтобы уберечь их от них же самих!»
И он не стал слушать крики и запреты стражников. А когда те набросились на него, он не стал их убивать, а только поломал им конечности. А когда, при этом, ненароком, стучал им по головам, то те издавали какой-то особо глухой тыквенный звук.
«Чтобы стоять за Правду, нужно быть сильным, – сказал Годолюб Непослушнику, завязывая крайний узел на запястьях поникших стражников, связанных, в цепочку, ремнями. – Но при этом всегда помни древнюю великую истину: Бог не в силе, а в Правде!»
И они пошли дальше. По бездорожью.
(продолжение следует)