Небо над страной всегда должно быть чистым

Ласло Зурла
Мрачным-мрачным городом, утопающим в сугробах, неприкаянно брел "папередник". Лицо его было настолько грустным, что нам даже не хочется обращать на него ваше внимание. Что еще? Нечесаные дней ...адцать волосы, руки, зажатые нервным напряжением в карманах серо-грязного пальто. И фигура... Фигура  нашего героя вызывала ужас у прохожих. Эдакий согнутый хлыст, да и только. А там, где он шел, сердито сгущались и так довольно густые мраки.
Люди шарахались от "папередника" как от чумы. А что им еще оставалось делать? Картина-то неприглядная. Явление мракобесия на остывших улицах!  Помните? Я уже где-то писал об этом.
А что? Сам "фигурант" дела и виноват! Нечего было "папередником" рождаться. Да он и сам это понимал. Бил себя тупо в виски этой запоздалой мыслью, а что толку? Вот если бы он мог вдруг, по мановению палочки, обратиться в "наступника"!!! О! Как бы это было прекрасно! Замечательно! Он бы сейчас был светел лицом, сыт брюхом и доволен брынчанием своей маленькой гитарки. Или я что-то не о том? Может, унитаза? Может и так. А что? Когда "горы превращаются в камни лазурита прекрасной долины..." Тьфу, ты... Я это уже где-то слышал! Или писал? Наверное, таки писал. Да ну его все это! Впрочем, "идем далее" - как говорил Мойша, большой затейник по части женских филе, своему другу Яше Фельцману после того, как последний нечаянно утащил с беспечного прилавка целый батон бесподобного французкого хлеба. С какой-то непонятной пудрой сверху, между прочим.
Да... "Наступником" быть намного легче! Тут тебе и мухи не кусают и вертолеты над ухом не гудят. И народ все так приветливо, все прямо в лицо, смотрит. Улыбается. Ласково-ласково. "Папередник" чуть не заплакал от бессилия. Нижняя отвисшая челюсть подрагивала от отвращения к самому себе. Одинокие прохожие опасливо косились на странную фигуру нашего героя, обходили стороной, крестясь с усердием. Потом поворачивались и долго плевали вслед, а он все шел. Куда? А хрен его знает! Да он и сам, наверняка, этого не знал. Куда-то на задворки истории, куда же еще? Где не вянут эти... как их? Ну, да... Хризантемы эти... (опять меня в один из рассказов о тогдашнем одном из "наступников" понесло). Но тот теперь где-то в Лиссабоне. В Лиссабоне хорошо! Там птички не кусают. Только гадят, но не более.
Так и ушел навсегда из города "папередник" в никуда. Оплеванный, осмеянный и жалкий. Тем временем, возле самого важного здания в центре остановилась скромная машина. Не... не подумайте, что "Запорожец"! Это уже слишком будет. А просто... В общем - скромная.
Из нее вылез довольный жизнью и страшнейшим улучшением буквально во всех сферах и надсферьях "наступник". Да... и в подсферьях тоже. Он ведь встал совсем рано... и сугубо для этого... чтобы улучшать. Тотально, так сказать. Это у него выходило лучше всего. Он для этого и родился, и вырос. А народ терпеливо все тужился. Дабы в нашем отечестве уже никогда не было жалких "папередников", загнавших однажды движение в тупик. А были новые люди, стабильно шествующие в едином порыве к светлой дырке этого... в конце тоннеля.
Тоннель уже давно всех ждал. Приветливо мигал своим далеким подозрительным светом. "Наступник" улыбнулся. Его глаза излучали что-то совсем непосильное для человеческого понимания. Люди, благоговейно здрящие "обряд вылезания" вдали за изгородью, бурно зааплодировали, потом стали дружно скандировать. Что именно? Ну... неважно. Что-то хорошее. Например: "папередника" - на мыло!" Или: "человек, красиво мыслящий - наш рулевой"! Или еще что-то в этом роде.
"Наступник" мечтательно посмотрел куда-то в сторону здания, в котором угрожающими темпами шла кропотливая робота по поголовному улучшению показателей жизни, и тихо сказал:
- Уже скоро... Конец этот.
- Чего конец? - переспросил его заместитель.
- Не твоего ума дело, - сверкнул глазами "наступник", - Зонтик давай! Безобразие! Снег, дожди развели! Убрать с неба немедленно! Запомни - небо над страной всегда должно быть чистым!
- Ну да, ну да, - подумал заместитель, - Небо и еще эти... руки, которые никогда ничего к себе...
И засеменил за тем, кто уверенно шагал к концу.