Рыжая девочка Майя в нашей школе была заметной персоной – шутка ли! Майя писала стихи! Стихи регулярно появлялись в школьной стенной печати. Эта форма самодеятельного издательства была в те времена широко распространена и в учебных заведениях любого уровня, начиная с детских садиков и у взрослых по месту их службы. Были редколлегии, художники, фотографы, были и те, кто поставлял материал, то есть творческая часть. Корреспонденты. Активные пионеры и комсомольцы. Они освещали и клеймили, выжигали каленным железом, восхищались неоспоримыми преимуществами и сочувствовали тем, кто остался за бортом лайнера устремленного к светлой гавани социализма.
Майя не была корреспондентом, качество, в котором она выступала, было несравненно ценнее и возвышеннее. Майя Воловец была поэтом. Рыжая, интенсивно обрызганная веснушками полноватая медлительная еврейка. Майя благородно грассировала. С Майей носилась вся школа. Шутка ли? Бледная и гордая Майя величественно перемещалась по темноватым коридорам старой школы, тайно страдая от становящейся все более очевидной некрасивости… На мою беду я Майе нравился. Как теперь говорят – нравился, как мужчина. Майя готова была со мной «дружить» Я был категорически не готов. Никаких стихов я не писал. Был обыкновенным оболтусом . Я страстно хотел «дружить» с Олей Лукащук, носившей в классе милое прозвище –экзема. Это потому что- она «экземпляр», как тайно решили ребята. Приехала к нам в пятый «В» класс из почти мифического Ташкента. Папа был военным. Олино лицо было гладким, блестящим и очень смуглым, как вызревающий молодой каштан.
Майина симпатия ко мне проявлялась своеобразно: она не подбрасывала мне в парту любовные оды, освященные девичьей слезой, не обменивалась со мной книжками, нет ---Майя на меня доносила. По любому поводу. И без повода. Она просто вставала за своей партой и звонко произносила: это Березовский! Или в небольшой вариации: -я думаю, что это Березовский. Я помню некоторые Майины стихи. Не из симпатии к ней, конечно, просто засели в памяти, как латинские исключения в памяти у Бендера в его диспуте с ксендзами в поучительном эпизоде из Золотого теленка…
Я СНОВА ПОЛУЧИЛА ПЯТЬ,
Я ДАЛЬШЕ ТАК УЧИТЬСЯ БУДУ,
Я БУДУ МАМЕ ПОМОГАТЬ
И МАМЕ ВЫМОЮ ПОСУДУ!
Вот такие стихи. Из очередного номера стенной газеты. Майины подружки переписывали стихи к себе в альбомы, а Майя их подписывала(так научил Майю ее папа, чтобы подружки не присвоили, часом, авторства).
Я прогуливал урок физкультуры. Мартовское солнце ломилось в класс пыльными столбами рассеченными переплетами старых рам. Я сибаритствовал, развалясь на парте и поедая бутерброд с колбасой. Я был один в классе. Прогульщик и бездельник. Все остальные в застиранных сиротских синих трикотажных трениках с чудовищными пузырями на коленях сосредоточенно трусили под команду физрука вдоль школьного забора. Лениво и сыто блуждал я шкодливым оком по стенам… Бородатые писатели, насупленный Маркс, вездесущий Ленин, Хрущев в центре над доской - лица привычные и плоские, обрыдлые, как старые обои, не порождающие никаких душевных шевелений… И-вдруг, светлым пятном: СОЦИАЛИСТИЧЕНСКОЕ СОРЕВНОВАНИЕ С 7-«Б» КЛАССОМ. Как дефект на обоях. Прямоугольник строчек, обозначающих условия и пункты, все наивно, верноподданически и страшно глупо. В спецшколе с математическим уклоном… С почти физическим чувством тошноты, бестрепетной рукой, рванул я со стены яркий листок. Скрипнула дверь… Я обернулся, на пороге стояла Майя- я тапочки… сказала Майя, малиново покраснев, тапочки…, а ты почему здесь? – взгляд из страдальческого сделался азартным. Прогуливаешь? И Договор сорвал…
Майка тихо удалилась.
Вчинили иск. Выясняли, кто свершил святотатственный акт. Я затаился. Напрасно. Любовь, как известно, не преодолевает искушений и не творит чудеса. Глупости!
В очередном номере появились Майины стихи:
РЕБЯТА ДОГОВОР СОРВАЛИ,
А СОЗНАТЬСЯ НЕТУ СИЛ,
ДО СИХ ПОР НЕ НАПИСАЛИю
ХОТЬ УЧИТЕЛЬ ИХ ПРОСИЛ!
В контексте явственно угадывалась моя фамилия. Я был оплеван и растоптан. Майя переживала триумф. Она, надо полагать, была уверена, что я в полной мере отдрессирован ее меткой, .сокрушительной рифмой и вполне созрел для вожделенной «дружбы». С ней. С избранной. С носящей венец. Рука была протянута. Стихи посвящались мне. Я был главным героем…
Трудно сказать, что меня побудило, но я нацарапал огрызком карандаша поперек Майкиных стихов следующее (без претензии на поэтические достоинства опуса, даже не думая об этом):
Есть в нашем классе молодец,
Следит за нравственностью в классе
В доносах Майя Воловец
Находит маленькое счастье
Вот Майке в руки бы наган
Узду, коня буланой масти (я до сих пор не уверен, что такая масть существует...)
И в беззащитного меня
За муки безответной страсти
Весь барабан всадить в упор,
Свалить же все на Договор-
Мол, Березовский - хулиган
И тайный враг Советской власти.
К с частью, 17 съезд давно прошел, канул в историю и 20-й. Я не уехал строить Беломорканал и избавил Майю от необходимости писать мне туда наполненные комсомольским энтузиазмом письма…
Яркий светильник любви сменился жирной копотью ненависти. Большего оскорбления Майя не переживала за всю свою короткую еще жизнь. Кто-то другой замахнулся на святое, на то, что она искренне считала своим по праву упавшей на нее божьей росинки. Она, пожалуй, скрепя сердце, мирилась с существованием Пушкина
с учетом, как теперь говорят «брэнда», от которого, как не крути- не отвертишься.
Уничтожительная Майина критика моих виршей еще долго сотрясала школу. С затопленными праведной влагой глазами Майя говорила подругам: варвар, гунн, как посмел… ни размера –где хорей?…всякий плебей берется… Плебей! Подруги лицемерно кивали, переживая тайный восторг злорадства.
Вообще-то девчонки меня любили, не «сохли» по мне - я красавчиком не был, а именно любили за то, что друзей я себе выбирал не по половому признаку…
Надо сказать, что со мной никто не носился. Просто вызвали мою плачущую маму к директору, а меня в очередной раз выгнали на неделю из школы, где по необходимости и для престижа держали, как участника бесчисленных физико-математических олимпиад... Тем не менее- это факт. Это было первое, что я написал более-менее в рифму. В 7-В классе 3-ей средней школы г. Львова. Очень давно… Про поэта М.Воловец я ничего никогда не слыхал. Читаю, наверное, мало…