Ныряльщик за изумрудом

Вова Осипов


     Добавив в белила немножко сажи и охры, Димка, наконец, добился нужного оттенка и с гордостью пририсовал к вершине горы два зубчика, по форме напоминавших сапожок. Закусив губу и сделав пару шагов назад от мольберта, юный художник поднял голову вверх и посмотрел на величественную Ай-Петри, а затем быстро перевёл взгляд на свою картину и остался доволен получившимся сходством.
- Нет, нет, нет! Никуда не годится! – раздался раздражённый женский голос за Димкиной спиной.
Он испуганно оглянулся и увидел тёткиных постояльцев, вернувшихся с пляжа с ещё не просохшими волосами: тучного Виктора Ивановича и его жену, модную московскую художницу Грету Бель.
- Ну, посмотри, Димочка, разве небо бывает голубым, а деревья - зелёными? В природе нет чистых красок, запомни! Забудь про школьные уроки рисования! -  С этими словами высокая, тучная женщина, с лица которой почти никогда не сходила добродушная улыбка, взяла кисть, обмакнула её кончик в масло и быстрыми, уверенными движениями коснулась белил, краплака и изумрудной зелени, смешала всё это на палитре, а потом легко разбросала неровными мазками по скалистому склону горы.
- Ну, вот так, пожалуй. - Художница довольно причмокнула языком и положила кисть на этюдник.

Димка смотрел на свою картину, как заворожённый. На его глазах произошло чудо, - плоская и невыразительная гора теперь обрела рельеф и заиграла живыми красками. Димка посмотрел вдаль и ясно увидел, что островки зелени, разбросанные по отвесному склону, на самом деле не зелёные, а все разных цветов и оттенков, и нет среди них одинаковых.

- А ты что же, Димон, ещё не купался сегодня? – бодро спросил Виктор Иванович, развешивая мокрые полотенца и плавки. – Вода такая чудная сегодня! Бросай живопись и бегом на пляж! Я зачем за тебя договаривался? Забудут лицо – перестанут пускать!

Двоюродная сестра Димкиной матери тётка Нина жила в Мисхоре, в собственном доме с роскошным южным садом. Муж её давно умер и она теперь зарабатывала на жизнь, сдавая в курортный сезон две комнаты в доме и флигель постояльцам. Димка приезжал к тётке в августе уже третий год подряд и ночевал, чтобы не мешать короткому сезонному бизнесу родственницы, на веранде. Утром он убирал постель и раскладушку, и весь день пользовался всеми правами жильцов: ходил в туалет, что-нибудь подъедал на кухне, читал журналы в саду под тенистыми ветвями инжира и миндаля, пил чай на веранде, а ещё помогал тётке по хозяйству.

Виктор Иванович и Грета Бель, не имевшие собственных детей, симпатизировали шестнадцатилетнему вихрастому юноше, особенно, когда обнаружились его способности к рисованию и сочинению стихов. Художница даже подарила ему свой запасной мольберт, с которым Димка теперь почти не расставался, таская его по всем закоулкам сада, а иногда даже выходя с ним на набережную или в мисхорский парк.

В один из таких солнечных дней лета 1978 года он и познакомился с Маринкой. Вернее, она с ним. Несмотря на вспыльчивый, а порой агрессивный характер, Димка был застенчив и робок с девчонками, совсем не умел знакомиться и, уж тем более, общаться с ними: всегда нёс какую-то чушь, нелепо жестикулировал, и степень этой неуклюжести была прямо пропорциональна эротическому притяжению объекта. То есть, если девчонка была так себе, то разговор кое-как клеился. Но, если же перед ним возникала волновавшая его кровь и плоть красавица, Димка мог наговорить глупостей, даже гадостей, а то и вовсе зачарованно молчать.

Примерно так, по-дурацки, он вёл себя перед медсестрой Светой на пляже. Она была старше Димки лет на пять и работала в медпункте пляжного корпуса. Каждый раз, когда она в своём коротеньком белом халатике выходила на пирс для замеров температуры морской воды, приседала, сгибая одно колено, и опускала на глубину измерительный прибор на верёвочке, юноша то млел, то краснел, возбуждаясь, и почти всегда вертелся рядом, предлагал помощь. Получив очередной отказ, он как-то даже прыгнул от злости «бомбочкой» с волнореза, обрызгав Светлану с ног до головы. А та просто сказала: «Дурачёк!», и слова её Димка теперь хранил в сердце, как благодарный знак внимания, почти признание в ответном чувстве. Смущало Димку лишь одно, - у неё был ребёнок, девочка, лет четырёх, которая весь день смешно бродила в белой панамке по пляжу и собирала камешки в красное ведёрко, или рисовала карандашами, сидя за столом в медпункте.

- Привет! Так ты ещё и художник! – прозвучал совсем рядом задорный девичий голос.
Димка обернулся. Рядом, улыбаясь и обмахиваясь пушистым розовым цветком ленкоранской акации, стояла высокая плотная девушка с распушенными тёмными волосами, которую Димка часто видел на пляже ВТО в окружении московской компании.
- Привет! Какой там, художник. – Димка ответил легко и непринуждённо, из чего следовало, что девушка эта не слишком ему интересна. И добавил: - Так, балуюсь…
- Хотела бы я так уметь баловаться! –  Девушка с интересом разглядывала морской пейзаж. – Кстати, меня зовут Марина, с итальянского – Морская, - добавила она и игриво подала руку.
- Дима, - ответил юноша и зачем-то поцеловал протянутую ладонь.
- Так ты ещё и кавалер? – рассмеялась Марина. – А то, я смотрю, ходит такой суровый по пляжу, ни с кем не общается, всё с пирса прыгает, людей сторонится. Может, ты входишь в новую роль, репетируешь?

Пляж, на который Димку пристроил бесплатно Виктор Иванович, имевший влияние и связи, принадлежал Дому Творчества ВТО (Всероссийского Театрального общества).  Оказавшись впервые в окружении большого количества знаменитостей телеэкрана, Димка был озадачен и не знал, как правильно себя вести в такой непривычной, звёздной компании. Между лежаками здесь свободно прогуливались Мишулин и Табаков, Моргунов и Боярский, Ширвиндт и Державин, и ещё какие-то люди, лица которых были с детства хорошо знакомы Димке по телевизионным передачам и фильмам. Может поэтому, в этой театральной среде, и странное Димкино поведение со стороны могло казаться традиционным позёрством молодого актёра.

- А то, давай к нам, в команду! У нас весело! – предложила Маринка.
- Я видел, как вы сегодня бутылок пять шампанского и коньяка с утра приговорили, - сказал Димка, вспоминая своё удивление такому смелому и вызывающему поступку московских стиляг, которые прямо под большим общим навесом устроили на лежаках настоящую пирушку.
- А-а, это Антошка Табаков и Борька из Москвы подтянулись. Они только что в ГИТИС поступили и выставлялись по этому поводу. Клёвые ребята! Или ты что-то имеешь против? Сам, разве, не любишь погудеть?
- Люблю.
- Ну а чего же, тогда холостяком бродишь?
- Ну вот, теперь с тобой познакомился. Уже не холостяк.
- Сам-то откуда, из Питера? Чего-то, по московской тусне я тебя не помню.
- Из Запорожья, - ответил Димка, отчего-то стесняясь своего родного провинциального города.
- А! Понятно, - Маринка перестала улыбаться и как-то призадумалась. – А из какого города?
- Я же говорю: из Запорожья!
- Чего-то я не пойму. Ты в селе, что ли, живёшь? Как ты, тогда, к нам, на ВТО ходишь?
- Запорожье – это большой город. В нём почти миллион жителей, между прочим.
- Да? – искренне удивилась Маринка. – А я думала, что это край такой, ну, типа, Заполярье, Закавказье…
- Ты чего, географию не учила? Сколько тебе лет? – И Димка раскованно рассмеялся прямо девушке в лицо.

Теперь уже была её очередь смутиться и Марина тихо ответила:
- Шестнадцать. А, причём тут география? Я вспомнила! Это там, где Запорожская Сечь была?
- Вот именно! Историю ты лучше знаешь!
И теперь уже они рассмеялись вместе, почувствовав какую-то лёгкость и непринуждённость в общении, а, возможно, и взаимную симпатию.
- Ну, а к нам-то, на ВТО, как попал? – спросила Маринка.
- Я здесь в частном секторе живу, у тётки, а она сдаёт флигель художнице Грете Бель, а муж её, Виктор Иванович…
- Ты знаком с Гретой Бель?! – удивлённо и восторженно перебила девушка Димку.
- Ну да, она мне этот мольберт подарила.
- Вот это да! Я на её выставке в манеже была. Это нечто! Как же тебе повезло, Дим! А ты меня с ней познакомишь?
- Познакомлю.
- А почему я её на пляже не видела ни разу?
- Они с мужем ходят на детский лечебный, чтобы народу было поменьше, Грета там рисует по утрам.
- Как интересно! Слушай, Дим, раз ты почти местный, может, покажешь мне пляж с русалкой?
- А ты ни разу не видела? Идём! - предложил запросто Димка и принялся вытирать кисти.

Возле скульптурного нагромождения камней, по которым струилась вода, символизирующая горный ручей, всегда толпилось много людей, желавших увезти оригинальный снимок на память о курорте. Обойдя композицию сбоку, Димка поправил на плече ремень тяжёлого мольберта, выставил ногу на один из камней, артистично вскинул вверх и в сторону руку, и, как заправский экскурсовод, начал:
- Высоко в горах, в живописном татарском селении, притаившимся между скал, жила красивая девушка по имени Арзы. Много женихов к ней сваталось, в том числе и старый разбойник Али-Баба, но никому без любви не хотела отдавать свою руку и сердце молодая красавица. Как-то раз, когда девушка пошла за водой к ручью, Али-Баба выследил её и незаметно подкрался. Вот здесь, - Димка протянул руку в сторону скульптурной композиции, - этот момент и запечатлён в бронзе. Вот это - Арзы с кувшином, а сверху, над камнями, - голова разбойника Али-Бабы.
- И что же было дальше? – нетерпеливо спросила какая-то девочка с мороженым.
- А дальше он её схватил, - Димка театрально жестикулировал, - посадил на корабль и увёз за море, к далёким турецким берегам.
- А дальше? Дальше! – торопила девочка, потеряв всякий интерес к мороженому.
- Она родила ему ребёночка, но не смогла жить в чужом краю с нелюбимым мужчиной. Поднялась она как-то среди ночи на самый верх турецкой башни вместе с малышом на руках и долго-долго всматривалась под звёздным небом через море, вдаль, в сторону родных берегов. А потом заплакала и прыгнула в море…
- Разбилась?! – закричала девочка.
- Нет. Превратилась в русалку. И теперь выплывает каждую ночь к этому берегу и смотрит с тоской на родную землю. – С этими словами Димка показал рукой в сторону моря, где волны бились о зеленоватую бронзовую девушку с хвостом, стоящую на большом камне и прижимающую к себе бронзового младенца.
- Да, Димочка, - расплылась в довольной улыбке Маринка, - теперь я вижу, что не зря ты ходишь на актёрский пляж.

В это время со стороны причала двигалась огромная толпа с ялтинского катера, среди которой выделялись два молодых человека, которые почти бегом несли целый ящик с пивом.
- Смотри, это же ребята из вашей кампашки, - сказал Димка.
- Точно! - Маринка приложила ладонь ко лбу, прикрывая глаза от яркого солнца.
– Борька с Денькой, – уточнила она и приветственно помахала им рукой.

Когда два молодых человека в синих вытертых джинсах и белых футболках приблизились и опустили ящик на асфальт, их тут же окружила толпа жаждущего народу. Раздобыть обычную бутылку "Жигулёвского" пива в то время, в разгар летнего сезона, было практически невозможно. Люди наперебой тыкали какие-то деньги, упрашивая продать хотя бы бутылочку. Не обращая на них никакого внимания и вытирая потный лоб, Борька, на белой майке которого большими красными буквами было написано: «БОРЩ», вытащил одну бутылку и передал Маринке.
- Пива хочешь, Маришь?
- Давай, - взяла Маринка тёплую бутылку. – Сегодня в четыре, как и договаривались?
- Ага!
- Знакомьтесь, это Дима, - решила представить своего нового друга девушка. – А это - Борька и Денька. – Ребята протянули руки для знакомства.
- А что означает «БОРЩ»? – спросил Димка.
- Борщ и означает, - ответил равнодушно Борис.
- Ну, мы побежали, в четыре приходите ко второму корпусу, пиво уже будет холодным. – И с этими словами Борис с Денисом подхватили ящик, опустевший на одну бутылку, и понеслись в сторону дома отдыха, который находился в глубине парка.

«Они совсем другие люди, я для них инородное тело», - подумал Димка.
- На, бери, - протянула Маринка бутылку Димке.
- Это же тебе.
- Я не люблю пиво. Я для тебя взяла.
- Спасибо, - обрадовался Димка. – А, что ты любишь?
- Вкусное вино. Мускат или кокур.
- Тогда с меня бутылка муската! Увидимся вечером? В кино сходим, или на танцы.
- Давай. Только мы на Ласточкино Гнездо собирались после четырёх съездить. В общем, у меня обед скоро, а к четырём подтягивайся к нам, там решим.
- А меня пустят? – спросил Димка, зная, что на территорию дома отдыха ВТО пускают только по курортным книжкам, а Виктор Иванович познакомил его только с матросом-спасателем Серёгой, который стоял на пляжной вахте.
- Держи мою, меня и так пускают, - сказала Маринка и передала Димке свою книжку-пропуск.

В четыре часа Димка поднимался по тенистой аллее мисхорского парка, мимо задумчиво сидевшего на камне и отливавшего болотной зеленью окиси меди памятника Горькому, когда-то имевшего здесь дачу «Нюра», к увитому плотными виноградными лозами входу в Дом творчества ВТО. Парень достал из кармана сложенную вдвое курортную книжку, с нарисованными кипарисами и чайками, и прочёл Маринкину фамилию: Нехлюдова. «Надо же, - подумал Димка, - и фамилии у них какие-то другие, как из царских времён». Охранник сначала грозно высунулся из будки, но потом, увидев жёлто-голубую книжицу в руках юноши, кивнул ему, как старому знакомому, и снова спрятался.

Возле одного из корпусов дома отдыха на длинных скамейках в окружении высоких, ровно выстриженных в форме шаров, кустарников сидели модно одетые молодые люди и громко хохотали. В руках у каждого из них блестело по бутылке с пивом или вином. Маринки почему-то здесь не было.
- Салют, Димон! – приветственно крикнул Борька и поманил рукой. – Бери пиво!
Димка неуверенной походкой подошёл к краю скамейки и взял охлаждённую бутылку.
- … и тут я открываю дверь в свой номер, а там… одни голые жопы! – послышался обрывок рассказа Табакова-младшего. Все снова дружно рассмеялись.
- Ну, ты даёшь, Антоша! – общий смех становился просто истерическим, а Димка, хлебнув пива, растерялся и не понимал, как вести себя в такой компании.
- Привет, дорогой! – сказала Марина, появившаяся неожиданно откуда-то сзади и по-свойски обвила его плечи рукой.
- Ну, хорош! Айда на такси и в "гнездо"! – скомандовал Антон и все стали подниматься, выбрасывая пустые бутылки в урны.
- На! Держи! – Борька неожиданно сунул Димке в руки японский кассетник фирмы «Panasonic», а сам стал складывать в ящик пустые бутылки из-под пива.

Димка нажал кнопку и окрестности залило звонкими клавишными Джона Лорда из «Child in Time». В этой пьяной суматохе звуки музыки любимой группы показались Димке волшебными, тем более, что он никогда не слышал такого качественного звучания на переносном магнитофоне.
- Идём на верхние ворота, к дороге! – сказал Борька.
Под знаменитую мелодию «Deep-Purple» компания дружно двинулась по аллее вверх, мимо стройных кипарисов, к дороге на Ялту. Димка заметил, что все ребята, в том числе и Маринка, были одеты в фирмовую джинсу и кроссовки, и только он был в дурацких сандалиях и шортах советского производства. Но, если бы он и надел свои единственные джинсы мелитопольской фабрики, то и тогда бы смотрелся здесь, как…
- Не грузись, Димчик! – шепнула ему на ухо Маринка. – Не завидуй! Это всё их папики заработали, а сами они – пустое место. Ты - круче!

Развесёлая компания вышла за ворота под истошные вопли Йэна Гилана и, притягивая любопытные взгляды прохожих, двинулась к стоянке таксомоторов. Антон и Борька о чём-то договорились с водителями двадцатьчетвёрок и по взмаху руки восемь человек быстро расселись по двум «Волгам». Димка растерянно и как-то сиротливо остался на обочине в своих старомодных сандалиях, с ревущим Панасоником в руках. Вдруг одна из дверей отворилась и высунувшаяся Маринка забрала магнитофон.
- Жди меня без пяти восемь у кинотеатра! С билетами и мускатом! – крикнула она Димке из уже отъезжавшей машины.

У входа на пляж ВТО под палящими лучами полуденного солнца на каменном парапете уныло сидел матрос-спасатель в тельняшке и бескозырке.
- Здорово, Серёга! – поприветствовал его весело Димка.
- А-а, здорово, Димон, - ответил безрадостно вахтенный, протягивая вялую ладонь. – Ты чего так поздно сегодня? Самое пекло.
Серёга, как и обычно, был уже навеселе и с нетерпением ждал заветных двух часов, чтобы закрыть пляж на перерыв до пяти, а самому улечься подремать в тени. Его выгоревшие до желтоватой белизны волосы беспорядочно торчали из-под краёв бескозырки, а мутные зрачки смотрели в разные стороны. «Почему почти все местные, живущие среди такой поэтической красоты, возле моря и гор, такие бесхребетные алкаши?» - подумал Димка, глядя на усталого матроса-спасателя.

Любимым Димкиным занятием на пляже было ныряние с пирса. Он миновал двух худощавых женщин, очевидно балерин, высоко поднимавших ноги возле стенки с поручнем и огромным зеркалом, и спустился к морю насобирать подходящие камешки. Когда в ладони были зажаты шесть округлых, среднего размера, но обязательно ярких камня, Димка направился к пирсу. Навстречу в плавках и шлёпанцах шёл мужчина лет пятидесяти, лицо которого было хорошо узнаваемым. Димка точно много раз видел его по телевизору, но в этих пляжных декорациях никак не мог вспомнить фамилию киногероя. Заметив напряжённый взгляд юноши, мужчина, улыбнулся: «Здрасьте!», когда они поравнялись, и в это же мгновенье Димка его узнал. Это был «Пан Спортсмен» из «Кабачка 13 стульев».

Смысл игры, которую Димка сам же и придумал, заключался в следующем: нужно было бросить в море камень метров на десять-двенадцать от края пирса, тут же нырнуть в этом направлении на самую глубину с открытыми глазами, и, стараясь различить среди лазурных солнечных бликов ломаную траекторию тонущего камешка, подставить ладонь и поймать добычу. С каждым новым прыжком юный ныряльщик усложнял себе задачу, бросая камни всё дальше и дальше, пока совсем не терял их на дне морском. Вот и сегодня, оставалось ещё два камня, а Димка уже едва мог перевести дыхание, да и в ушах сильно звенело, видимо глубина в выбранном месте ныряния оказалась больше семи метров.

- Уважаемые отдыхающие! – послышался искажённый рупором голос медсестры Светланы. – Напоминаю, что радиационная эффективная температура достигла двадцати восьми с половиной градусов, что является предельно допустимой нормой! Убедительная просьба всем покинуть солнце и переместиться в тень!

Димка пошёл в сторону раздевалок и, заметив маленькую девочку в белой панамке и с красным ведёрком, подошёл к ней.
- Вот тебе, Лиза, красивый камешек в твою коллекцию, - сказал Димка, опуская один из камней в полное морских сувениров ведёрко. – А вот этот камень, в виде сердечка, передай маме лично. Скажешь: от Димы. Поняла?
- А у меня зато, вот какой камень есть! Длагоценный! – звонко заявила Лиза и достала обкатанное волнами, зелёное бутылочное стекло.
- Ух, какой красивый! – подыграл ей Димка.

Без четверти восемь Димка, приодевшийся на своё первое свидание, стоял в небольшой очереди у касс летнего кинотеатра. В руках у него был кулёк с откупоренной бутылкой муската и большой гроздью раннего винограда, сорванного у тётки во дворе. Кинотеатр этот располагался в самом центре мисхорского парка и своей дальней стеной примыкал прямо к высокому забору государственной дачи, на которой частенько отдыхали члены семейств высшего руководства страны. Когда-то это была летняя резиденция князя Юсупова, который имел ещё больший дворец выше к горам, в посёлке Кореиз. С территории госдачи, прямо над скамейками кинотеатра, выкинули свои огромные изумрудные ветви роскошные ливанские кедры, наполняя сладким хвойным ароматом весь зрительный зал.

Сеанс уже начался, но Маринки всё не было. Димка стал нервничать и смотреть по сторонам. «Она же мне и не очень-то нравится, - успокаивал себя он. – Зачем я вообще решился с ней на свидание? Рисовал бы сейчас вечернее море…»
- Привет! Я опоздала? Прости! – и Маринка поцеловала парня в щёку. – Идём! Билеты купил?
- Купил, - ответил Димка, предъявляя билеты контролёру и подумал, что этот неожиданный поцелуй снимает с девушки всю вину за опоздание.

Ребята прошли сбоку зрительного зала к последнему ряду и уселись там на скамье возле стенки операторской, прямо под самыми лучами кинопроектора. Показывали французскую кинокомедию «Женщина в подарок». От Маринки слегка пахло алкоголем.
- Как Ласточкино гнездо? – тихо спросил Димка прямо в ухо девушке.
- Оттянулись по приколу, - ответила она. – Что у тебя в кульке?
- Бутылка розового муската и виноград.
- Класс! Дай виноград!

Димка развернул кулёк, доставая увесистую гроздь.
- Вино будешь?
- А стаканы?
- С горла.
- Давай. – Маринка сделала глоток. – Класс! Вкусный!
Димка тоже сделал несколько глотков и закрыл бутылку.

Приятное тепло разливалось по всему телу, на небе уже показались звёзды, сладкие запахи хвои стали ощущаться сильнее и тоже пьянили. По большому экрану металась в шикарном гостиничном номере красивая полуголая девушка с бокалом в руке, пока, наконец, не вышла на балкон, нависающий над венецианским каналом…

После кинофильма, который оставил общее приятное впечатление, ребята гуляли по едва освещённым аллеям парка. Подсвеченные лапы пальм и бока кипарисов создавали ощущение нереальности и загадочного романтизма. Запахло спелыми персиками.
- Стой! – скомандовала Маринка и, потянувшись вверх, наклонила ветку и сорвала ароматный розовый пушок. – Как он пахнет! Я балдею! Понюхай! Это что, дикий персик?
- Сама ты дикая! – сказал Димка. – Это – ленкоранская акация.
- Хочешь, пойдём ко мне? – неожиданно предложила Маринка. – Мой папик сегодня в климатопавильоне у моря ночует.

Конечно, Димка этого хотел. Можно даже сказать, что именно этого он и хотел. «Неужели это произойдёт сегодня? – застучало у парня в висках. – Неужели она станет моей первой девушкой?».
- Пойдём, - ответил он взволнованно.
- Только обещай, что не будешь ко мне приставать! – неожиданно предупредила Маринка.
- Обещаю, - зачем-то заверил Димка.

Они миновали охранника, поднялись по широкой лестнице на территорию дома отдыха и по аллее, огороженной ровно стрижеными самшитами, мимо шарообразных, освещенных жёлтыми фонарями кустов, прошли во второй корпус. Маринка жила на третьем этаже и, как только ребята вошли в номер, Димка сразу вышел на просторную лоджию, ошеломлённый увиденным пейзажем: слева и справа высились тени пирамидальных кипарисов, а в центре, на поверхности моря, сверкала и переливалась под яркими звёздами и низко висящим месяцем лунная дорожка.
- Вот бы такое нарисовать! – вырвалось у Димки.
- Может ты ещё и поэт? – спросила Маринка, усаживаясь в плетёное кресло и расставляя бокалы на круглом столике.
- Иногда пишу, - неуверенно ответил Димка и тоже сел в кресло, выставив на стол недопитую бутылку муската.
- Разливай уже.

Ровное стрекотание цикад и лёгкий ночной ветерок дополняли и без того романтическую ночную декорацию с волшебным морским пейзажем.
- Давай выпьем на брудершафт! – предложил Димка, чтобы как-то приблизиться к заветной цели.
- Ишь ты какой! Это, чтобы целоваться сразу? Ну, ладно.

Придвинувшись вплотную к Маринкиному креслу, Димка обвёл свою руку с бокалом под рукой своей визави, наклонился, выпил вино и тут же плотно прильнул губами к её рту. Не глядя, отвёл руку, поставил бокал на стол, и принялся неумело гладить грудь и спину девушки, а потом изловчился и просунул жаркие ладони ей под футболку.
- Обожди! – высвободилась Маринка. – Ты же обещал не приставать! Почитай мне стихи лучше!
«Почему же это лучше?» - подумал Димка, а вслух сказал:
- Я давно писал, на память не помню.
- А здесь, в Крыму, ты что, ни одного стиха не сочинил?
- Один написал, - Димка откинулся в кресле, - но он мне не очень нравится, детский какой-то.
- А ты - сильно взрослый? Читай!
- Ну, хорошо. – Димка сделал серьёзное лицо и начал:
В лазури неба, над волною,
Блеснуло белое крыло.
И тихий плач морским прибоем
На берег дикий донесло.
Тот плач разил сильнее грома,
Сильнее самой тёмной ночи.
Он был похож на чьи-то стоны
И, в то же время, тихий очень…
А чайка в небо вдруг взметнулась
Могучим рвением крыла,
Последний раз воды коснулась
И вверх рыбёшку понесла…

- Здорово! – улыбнулась Маринка. – Вот теперь можешь меня поцеловать!
Димка страстно накинулся на девушку и, уже не сдерживал себя, поднял ей майку и стал жадно зубами и языком хватать большую грудь и торчащие соски.
- Не кусай! – сопротивлялась жертва. – Мне же больно! Нежнее…
Когда он дрожащими руками стал настойчиво пробираться к ней в джинсы, пытаясь расстегнуть молнию, острейшая боль от впившихся в плечи ногтей отбросила его назад в кресло.
- Ты чего? – завизжал от боли Димка.
- Туда нельзя! – категорично заявила Маринка, переводя дыхание от неравной схватки.
- Почему?
- Нельзя и всё! А то и грудь не разрешу трогать! – и она демонстративно одёрнула футболку.
- Маришь! Я больше не могу так! – взмолился Димка.
- Это твои проблемы! – надула губки девушка.
- Маришь, - Димка встал перед ней на одно колено и обвил её талию руками. – Маришь, ну, пожалуйста…
- Я тебе нравлюсь?
- Очень, - соврал Димка, целуя ей руку выше локтя.
- Тогда сядь на место! Я тебе всё сама сделаю.

Димка послушно откинулся в кресле, а Маринка прикоснулась ладонью к его джинсам, вернее к их вздувшейся части, и стала поглаживать и сдавливать, всё увеличивая силу и темп движений. Димка вдруг протяжно застонал и судорожно замахал руками, словно раненный осьминог, а Маринка неожиданно навалилась на него всем телом и закрыла рот свободной рукой. А потом стала медленно целовать его щёки и шею...
- Можно мне… в туалет? Мне надо…
- Иди, - произнесла Маринка, загадочно улыбаясь, словно знала какую-то тайну, и отсела снова в своё кресло, взяв бокал и провожая Димку поворотом головы.

Парень закрылся в уборной, спустил джинсы и стал тщательно мыться. На душе было скверно. Не так он мечтал стать мужчиной. Совсем не так. Да и Маринка, ставшая свидетелем его позора, почему-то сразу стала ему противна. Он вышел, допил вино залпом и сухо сказал:
- Ну, я пойду.
- Посиди ещё, быстрый какой!
- Тётка двери закроет, я в дом не попаду, - отрезал Димка, наклонившись, поцеловал Маринку в щёку и поспешил к двери.

На улице было хорошо, свежо. Прохладный пряный ветерок обдувал разгорячённую голову, безумно трещали цикады и холодным серебряным светом струились звёзды. «Больше никогда, никогда не стану целовать и ласкать нелюбимую девушку только лишь для примитивного сексуального удовлетворения!» - дал себе и звёздам твёрдое обещание юноша и уверенно зашагал к выходу из пансионата.

Утром на пляже Димку окрикнул Борис и поинтересовался, не играет ли тот в преферанс. Димка ответил утвердительно и уже через несколько минут сидел в компании москвичей на сдвинутых для игры топчанах. Маринки не было. Рядом на одном из лежаков лежала девушка в одних лишь плавочках с абсолютно плоской грудью. Димка, не отрываясь, смотрел на её соски, которые едва отличали её фигуру от мальчиковой.
- Играем по копеечке, - сказал Денис, расчерчивая пулю.
- А почему она не стесняется своих плоских сисек? – спросил шёпотом Димка, наклонившись к Борису.
- Дурак! Это же самый класс! Выменем разве кого-то сейчас удивишь?

Играли быстро: едва заканчивались торги, прикуп, снос и высвечивался расклад, - тут же определяли итог розыгрыша. Димке, почему-то, очень везло: два мизера, один тотус. Он выиграл девять рублей с копейками, но денег принципиально не взял. Поблагодарил ребят за вчерашнее пиво. После карт Димка отправился нырять с пирса, попутно обратив внимание на странных людей, одетых совсем не в пляжную одежду. «Может, администрация пансионата?» - подумал Димка. Он успел нырнуть всего лишь несколько раз, как вдруг услышал знакомый голос Светланы через рупор:
- Внимание! По причинам срочной профилактики пляж закрывается до завтрашнего утра! Прошу всех покинуть территорию!

Отдыхающие, подгоняемые "людьми из администрации", стали поспешно собирать вещи и одеваться, оставляя лежаки прямо на гальке. Некоторые всенародно известные артисты пытались справедливо возмущаться, но их как-то быстро и тихо убеждали. Одна дама громко говорила присутствующим: «Безобразие! В Ялтинском ВТО такого бы не допустили! И вообще, там пляж прямо на территории пансионата. Купаться можно даже ночью!». К Димке подошёл внезапно протрезвевший Серёга и заговорщицки спросил:
- Димон, ты не поможешь мне по-быстрому с лежаками убраться?
- Конечно, помогу. А что за переполох?
- Дочка Брежнева здесь.
- Как, здесь? – удивился Димка.
- Тсс, потом расскажу. Иди, собирай лежаки с того края и составляй под стенкой!

Димка послушно пошёл подбирать брошенные на гальке лежаки, когда его неожиданно взял за руку неприятный тип в белой шведке и чёрных брюках.
- Ты куда?
- Я мотрос-спасатель, иду складывать лежаки, чтобы в море не унесло, – выпалил Димка, будто оправдываясь, как если бы его поймал директор школы во время прогула уроков.
- Спасатель? Ныряешь хорошо?
- Неплохо, - ответил Димка, не понимая, что происходит.
- Иди пока, собирай лежаки, - сказал мужчина и пошёл в сторону корпуса.

На пороге медпункта стояла Светлана и тревожно прижимала к себе Лизу.
- Мама, смотли, какой у меня класивый зелёный камешек!
- Да, красивый, - отвечала мать, даже не глядя в сторону девочки.
- Посмотли, как он голит! – продолжала Лиза.
- Девушка, зайдите в медпункт, вас позовут, если нужно будет, - строго приказал "человек из администрации".

Когда Димка собрал уже почти все лежаки, к нему снова подошёл мужчина в белой шведке.
- Как тебя зовут? – спросил он властным тоном.
- Дмитрий.
- Комсомолец?
Димка кивнул.
- Здесь работаешь?
- Подрабатываю, в сезон, - запинаясь, ответил Димка.
- Пообещай, Дмитрий, что никто и никогда не узнает о нашем разговоре, - приказал неприятный тип.

Солнце пекло в голову и, к тому же, Димке вдруг сильно захотелось в туалет. А тут ещё эти подозрительные вопросы.
- Обещаю, - кивнул он.
- Один уважаемый товарищ потерял сегодня изумрудный камень во время купания. Очень дорогой. – С этими словами человек присел на корточки и выбрал один из прибрежных круглых камней, а потом, выпрямившись, добавил:
- Вот такого, примерно, размера.
- Он что, с камнем ходил плавать?
- Он носит золотой крест на шее, а в крест был инкрустирован изумруд, один из самых больших и дорогих в мире, и, наверное, выпал во время купания. Сможешь достать его со дна?
- Не знаю, - растерянно ответил Димка. – Может смогу. Маска с трубкой и ласты нужны.
- Сделаем. Человек этот, если ты найдёшь камень, отблагодарит тебя, даст пятьсот рублей.
- Попробую, - растерянно произнёс Димка, ошеломлённый огромным размером вознаграждения. – А где он купался? Можете точно показать?
- Идём! - И мужчина в белой шведке быстро зашагал к крайнему пирсу, попутно разговаривая с кем-то по массивной чёрной рации с толстой антенной.

Димка решил прочесать весь возможный маршрут уважаемого пловца, от стальной лестницы пирса до буйка, и уже в который раз нырял возле самого буйка, осторожно раздвигая донные камни и заглядывая в каждую щель. Шарахались изумлённо в разные стороны морские ерши, мирно дремавшие под камнями, разбегались в расщелины шустрые крабы, но изумруда нигде не было. Димка уже порядком устал и, вынырнув в очередной раз, решил перевести дух, подержаться пару минут за буёк. Тяжело дыша, он глянул в сторону берега, на климатопавильон пансионата ВТО и тут же едва не захлебнулся: на балконе второго этажа в пляжных креслах возле столика, уставленного фруктами и бутылками, сидели два необычных человека и внимательно наблюдали за ныряльщиком. Один из них, сидящий справа, не знакомый Димке, невысокого роста и плотного телосложения, практически весь покрытый густыми чёрными волосами, вытащил из ведёрка со льдом бутылку шампанского и стал разливать по бокалам. На волосатой груди его сверкал большой золотой крест. По другую сторону столика сидел Сам Дорогой Леонид Ильич… Нет, в это нельзя было поверить!

Сколько раз Димка в алом пионерском галстуке поднимал вверх ко лбу твёрдую ладонь перед этим портретом с густыми чёрными бровями и воодушевлённо рапортовал: «Всегда готов!»  Сколько раз, выступая с критикой на комсомольских собраниях, он приводил цитаты из пленумов ЦК КПСС, кивая, для убедительности, на портрет вождя! И вот теперь… Димка снова хлебнул солёную воду раскрытым от изумления ртом и судорожно вцепился в красный металлический ромб пляшущего на цепи буйка. Теперь он всё понял, вспомнив Серёгины слова: это был не Генсек, это была его дочь - Галина Брежнева.

Пляжный корпус дома отдыха ВТО, называемый на модно-медицинском языке - климатопавильоном, находился прямо у моря, метрах в пятидесяти от другого пляжного корпуса, отгороженного забором из металлической сетки. На том, другом пляже людей почти никогда не было, за исключением редких сотрудников охраны в белых шведках. Это был пляж и морской корпус той самой госдачи, бывшей летней резиденции князя Юсупова, на которой любила отдыхать семья Брежнева. Так совпало, что в одно и то же время в этих, рядом стоящих корпусах театральных деятелей и государственных чиновников, оказались близкие друзья и любовники: Галина Брежнева и артист театра, цыганский барон Борис Буряцэ. И надо же было такому случиться, что именно в день их свидания барон потерял изумруд из золотого распятия, с которым он никогда не расставался!

Димка попробовал снова нырнуть, но на этот раз даже не достал дна. Дыхание почему-то сбилось, а руки потеряли нужную координацию. «Как же я не сообразил сразу, что при таком возрасте Леонида Ильича и дочка его не будет маленькой симпатичной девочкой, а сама уже будет походить на бабушку, - напряжённо выпускал пузыри под водой Димка. – Могла бы хоть брови выщипать! Для приличия. Чтоб не так страшно было!». Парень вынырнул и снова, судорожно схватившись за металлические грани буйка, уставился на лоджию второго этажа.

Человек с рацией, зорко наблюдавший из-под навеса за ныряльщиком, заметил неожиданную смену поведения матроса-спасателя, но отнёс это, в силу своих особенностей служебного мышления, не на счёт усталости, а заподозрил, что тот всё-таки достал камень и, скорее всего, делает попытку его перепрятать. Он поговорил с кем-то по рации и помахал ныряльщику рукой, призывая того плыть к берегу. Глядя на резкие взмахи руки мужчины "из администрации", Димка снова нечаянно глотнул воды, оттого что вдруг понял и испугался: все эти люди были сотрудниками КГБ.

Когда Димка, весь дрожа от усталости и переохлаждения, едва переставляя ноги и, стараясь не поднимать глаза вверх, на лоджию с высокими гостями, подошёл к корпусу под навес, к нему приблизился человек с рацией и, испытующе заглядывая в глаза, спросил:
- Ты, случайно, в плавки драгоценный камень не сунул?
Димка отдал ему маску с ластами и решительно запустил большие пальцы рук под резинку плавок.
- Мне трусы снять?
- Вы что, не видите, у человека переохлаждение? – возмутилась выбежавшая из медпункта, Светлана. – Ему нужна растирка и лекарство! – И уже обращаясь к дрожавшему ныряльщику, добавила: - А ну, марш на кушетку! И сразу снимай мокрые плавки!

Это были самые приятные минуты в Димкиной жизни. Он лежал голый, на белой накрахмаленной простыне, слегка прикрытый махровым полотенцем, а Света, стояла рядом и растирала ему грудь вьетнамским бальзамом. Он видел совсем рядом её белый халат, её загорелые ноги, чувствовал её запах и руки, её нежные, приятные руки, на своём теле. Димка готов был хоть каждый день вот так нырять, на износ, лишь бы потом вновь и вновь чувствовать эти волшебные прикосновения и поглаживания.

Лиза смотрела на маму, склонившуюся над голым дядей и ревновала. «Тепель не покажу ей свой самый класивый камешек!» – бурчала обиженно девочка себе под нос, заталкивая сверкающий всеми гранями драгоценный зелёный камень под другие, более тусклые и не такие красивые…

Димка и Света возвращались с пляжа вместе через парк, держась за руки, а рядом весело прыгала, размахивая красным ведёрком с камешками, маленькая девочка в белой панамке.
Они подошли к круглому фонтану, по центру которого изогнулись, выставив вверх хвосты, каменные дельфины. На кончиках их хвостов лежала чаша, по краям которой стекали вниз прозрачные струи.
- Смотлите! Золотые лыпки! – закричала Лиза, заметив несколько огненно-красных рыб, плавающих в фонтане между кувшинок и лилий.
Девочка сунула маме ведёрко и стала карабкаться на мраморный парапет. Света отдала ведёрко Диме, подошла к дочери и наклонилась к ней, придерживая за руку, чтобы та не упала в воду. Поставив ведёрко на скамейку, Димка уселся рядом и, щурясь от солнца, любовался идиллической картиной. Почему-то на контрасте вспомнился вчерашний вечер с Маринкой, но ничего, кроме стыда и злости на себя, Димка не почувствовал.

Внезапно Лиза оступилась и стала падать в воду. Димка тут же дёрнулся со скамейки, но Светлана и сама справилась, вовремя подхватила вертлявую девчонку, успевшую всё же намочить одну ногу. Лиза получила по попке от мамы и громко, картинно разрыдалась, а Светлана, видимо расстроившись, повернулась к Димке и сказала:
- Ну, до завтра! Тебе туда, - она махнула рукой вдоль аллеи с розами. - А нам наверх, в Кореиз. – И с этими словами она подхватила Лизу обеими руками и понесла, приговаривая что-то назидательным тоном.

Димка откинулся на удобной округлой скамейке, глядя им вслед, и когда мама с дочкой уже скрылись за поворотом, запрокинул голову вверх и посмотрел в небо. «А ведь, права Грета, небо не бывает чисто голубым», - подумал он, сильнее прищуриваясь и выделяя для себя все возможные оттенки красок, какими бы сейчас рисовал небо. И как-то сами собой полились строчки:
Голубого цвета мало…
Я шагал весенним полем,
Зелени и охры - вволю!
Солнце красное вставало.
Пели птицы и казалось
Больше красок нет на свете!
Мир и так – прозрачно светел!
Только что-то оставалось…
Розовых, зелёных, красных,
Чёрных, бежевых, лиловых,
Было много, самых разных...
Не хватало голубого.
Я взял кисточку, палитру,
Нужный цвет найти пытаясь,
Смешивая, ошибаясь,
Всё ж, наколотил два литра…
И, - безумных много в свете, -
Вымазался в голубое.
Небо, я теперь с тобою!
Как и ты, я чист и светел!
Счастья долго не бывает.
Миг – и вдруг по небу тучи,
Вспышки молний, гром гремучий.
Краска каплями стекает…
Дождь прошёл, и всё пропало.
Голубого цвета мало…

Димка вернулся на землю, опустил голову и вдруг заметил рядом с собой на скамейке красное лизино ведро, полное морских камешек и, обкатанных морем, зелёных бутылочных стёклышек, одно из которых сверкало заметно ярче других. Первой его мыслью было побежать и догнать Свету, вернуть ей ведёрко. Но потом Димка передумал, ведь завтра утром у него будет простой и приятный предлог, чтобы снова заглянуть в медпункт, и стал не спеша перебирать и разглядывать камни…