Гришка Баранов. В колхозном саду

Николай Вознесенский
Как–то  в  конце  августа  Гришка,  получив  зарплату  в  правлении  колхоза,  отметил  это  дело  с  товарищами  по  работе. А  так  как  в  селе был  только  магазин,  то  есть,  ни  столовой,  ни  буфета – такого     рода заведений  там  не было,  то  обмывали  получку  под  ракитовым  кустом  в тенёчке.  Ну,  и,  конечно,  при этом  минимум  закуски.  Выпив,  мужики  разошлись  по  домам.

 А  наш герой  решил  ещё  добавить  для поднятия  агрессивного  духа.  Зашёл в сельмаг  и купил  себе  бутылку  водки,  а  детям конфет и пряников.  Вышел  на улицу, огляделся  ещё  не совсем  мутными  глазами.  Солнце, хотя  и клонилось  уже  к горизонту,  но пекло  основательно,  ветра  не  было, в  воздухе  пыль,  мухи,  да грачи где–то  каркают.  Не  с  кем даже поругаться,  а  не то  чтобы  подраться.  Собаки,  и те  попрятались в  тень и  спят.  Поморщившись  от  такой скуки,  Гришка  вытащил  бутылку  из кармана,  отпил  из  горлышка  полбутылки,  зажевал пряником  и  двинулся  по  улице вдоль  села.  Вначале, когда  вышел  из магазина, он планировал  идти  домой, это  всё-таки четыре километра, пока  дойдёшь, и темнеть  начнёт,  но  после  очередной  порции  водки,  да  без закуски,  хмель  взял своё,  и в  его  душе  забродило  буйство.   О  доме он  уже забыл  и  направился  в колхозный  сад,  который  располагался  сразу  за  огородами.  Там  у самого  въезда  стоял  большой  шалаш,  а возле  него под  яблоней  сидели  сторожа.

— Куда идёшь, Григорий? Окликнули  они, когда  он  поравнялся  с  ними.

— А  ты  што,  будешь  указывать  мне  куда ходить? – Свирепо  рыкнул  тот.

— Это  же  колхозный  сад,  а  мы  сторожа.

— Колхозный – значит  мой,  где  хочу,  там и  хожу.  Может,  я  яблочка  детишкам  хочу  сорвать.  А  ты  мне  запрещаешь?  Да? – Двинулся  Гришка на  них,  сжав  кулаки.

Один  из сторожей юркнул  в  шалаш  и  тут  же  вышел  оттуда с  увесистой  дубинкой.  Увидев такой  поворот  дела,  визитёр  остановился.

— Если ты хочешь   яблоками  детишек  угостить, то мы  сейчас  тебе  нарвём.

— Ты  што  мне  указываешь.  Я  сам  нарву,  сколько  мне  надо.  Тебе што,  для  трудового  человека  колхозного  яблока жалко?

— Да  не  жалко  нам,  но  в  сад  ты  не ходи,  там  собаки  спущены,  а они  у  нас  злые,  могут  порвать.

— В гробу  я  видал  ваших  собак. Я  на фронте  не  боялся, а  ты  меня  собаками  пугаешь.

И  Гришка  двинулся вглубь  сада,  не  обращая  внимания на призывы  сторожей  вернуться.

— Да чёрт с ним,  пусть  идёт  пьяный дурак.  Нарвётся  на  собак,  не пойду выручать, - в  сердцах сказал тот,  что  был  с  дубинкой.
   
 И всё-таки Гришка столкнулся  с  собаками. Завидев  чужого  на  своей  территории,  три  здоровенных  пса  дружно  зарычали.

— Это  вы  на  меня  рычите,  гады? – Зарычал он  на  них. – Я вам  покажу,  как  на трудящегося  человека  рычать, - замахнулся  он  на  них  своей  авоськой.

Собаки  зло  залаяли.  Тогда  Гришка  нагнулся  в  поисках  камня  или  палки, но,  потеряв  равновесие,  рухнул  носом  в  траву.  Псы сразу же  накинулись  на  него,  а  он  начал  отмахиваться от  них   руками  и ногами,  чем  привёл  их в  большее  остервенение.
   
 Сторожа,  заслышав  собачий  лай  и  Гришкины  рычащие  возгласы,  не торопясь,  двинулись  в  ту  сторону.

— Пусть  они  его  немного  потреплют, будет знать, как  дебоширить, - ворчал  Исаев.

Но  когда  лай усилился  и стал злобнее,  сторожа побежали  выручать  дебошира. Отогнав  собак,  они  помогли  Гришке  подняться  и отвели  к  шалашу.      
Лицо,  руки, одежда  у  того  были  в  крови.   Мужики  обмыли ему  лицо  и  руки.  Лицо  не  было  тронуто,  а  вот руки  довольно  сильно  искусаны.
    
Опасаясь,  что  у него могут  быть  порваны вены  на  руках, они  решили  отправить его в больницу. Один  из них  сбегал  в правление колхоза,  вскоре  к саду  подъехала  подвода.  Гришку  усадили  на телегу  и  отправили  в  больницу за  четыре  километра  от села.  Там  ему  промыли  раны  и наложили  несколько  швов.  На  другой  день  Гришка вернулся  домой  с забинтованными  по  локоть  руками.
    
Кажется,  уже  и  возраст  давным–давно  не  юношеский,  да  и  доставалось ему  немало  и  не  один  раз,  пора  бы  одуматься,  вернее,  задуматься  над  своим поведением.   А  он всё  продолжал  в  том  же  духе.  Его  всё  время  тянуло  на  выпивку,  а  как  выпьет – на драку.