Пересказки, часть 5-яя, о Горе Вечности

Еквалпе Тимов-Маринушкин
из сборника: «Записная книжка»
Часть №5: «О Горе Вечности»

     Мы мало читаем!
     Мы очень мало читаем!
     Конечно, всякую там «шушеру» типа броских вывесок и названий в электронных «медиа», да прочую никчемную почту в «гаджетах» наших мы читаем предостаточно и, как говориться, «без устали да печали» по много раз в день.
     Но мы перестали читать то, что нас не развлекает, а заставляет думать, переживать, страдать, мыслить… Мы перестали читать настоящие живые книги, что называется на все времена. К примеру, Святые Писания (СП). Да что там СП, мы перестали слышать обычных людей рядом, уйдя в эту «нереальную реальность» электронных «монстров», засевших вокруг нас. Мы перестали читать просто обычные размышления необычных людей о жизни своей, которые очень нужны всем нам. А потому, боюсь, мы лишаем себя фундаментальных знаний о существующем вокруг нас мире, снова и снова проходя по одной и той же дороге и, сваливаясь в конце Пути своего в пропасть.
     Впрочем, так бывало и прежде.
     А «…любое изменение, даже если сейчас оно ведет к худшему, оно всё равно прогресс» (по памяти из М.И. Веллера) и, следовательно, даже сам факт падения – это всё равно движение вперед, даже если гора, на которую взошли мы ниже той, на которую взошли наши отцы. Ведь получается, что на другом жизненном «витке» не нами, но она (гора, то есть) всё равно будет преодолена.
     Ах, уж этот вечный конфликт отцов и детей! Сколько всего про него сказано! Но…
     …«Я верю, что ничто не исчезает, все остается и вне поля сознания. Времени в наших формах его восприятия нет…», - словно в ответ на эти свои рассуждения читаю слова академика Дмитрия Сергеевича Лихачева (ЛДС) в книге «Мои мысли, воспоминания».
     «…Эта тетрадь – для наших детей – моих», продолжает он спокойно, точно, коротко (экономя слова) формировать свои бездонные мысли.
     Для детей его, понимаешь?
     Значит для нас с тобой! Мы, несмотря на то, что современники его, все ж и потомки.
     Вот и пришла мне в голову мысль, - раз уж мы не идем к горе, то не взять ли мне кусочки от этой Горы (ЛДС), особо растеребившие и растревожившие меня в ней, записав их в эту «Записную книжку» свою для нас (детей его) в современные «гадкие гаджеты» наши. Ну, читаешь-то ты это сейчас в трубке своей, планшете или в лучшем случае компьютере стационарном.
     Постой…
     Не торопись. В Пересказке этой ненужно суеты, не надо споров и даже слов, определений. Здесь нельзя отрицать, здесь невозможно соглашаться.
     Всё это – тщетно!
     Его мысли безразмерны, безграничны, бездонны и, как он сам говорит, вне времени. Потому они (мысли его) - есть «Гора Вечности», которые не укладываются в определения (слова, то есть). А он сам – просто «Человек-Эпоха» сумевший поразмышлять о своем (и нашем в том числе) времени.
     Всё, что требуется от нас с тобой здесь, – это лишь попытаться услышать голос его (ЛДС - самого искреннего нашего современника) и Его в нем, конечно (иначе нет, и не могло бы быть вечности), просто услышать, как есть… И всё!
     Итак…
     …Д. С. Лихачев о философии:
     «…мы не должны закрываться от них (от всех философских теорий мира) ширмами собственных взглядов. Впрочем, вопрос этот очень сложный – как воспринимать философские концепции. Возражая и «отругиваясь», мы многого себя лишаем».

     О времени:
     «Время – это форма (по-видимому, одна из форм) существования. И можно точно сказать, зачем нужна эта форма. Все убегающее от нас будущее необходимо для сохранения за нами свободы выбора, свободы воли, существующих одновременно с полной Божьей волей, без которой ни один волос не упадет с головы нашей. Время – не обман, заставляющий нас отвечать перед Богом и совестью за свои поступки, которые на самом деле мы не можем отменить, изменить, как-то повлиять на своё поведение. Время -  эта одна из форм реальности, позволяющая нам быть в ограниченной степени свободными. Однако совмещение нашей ограниченной воли с волей Божьей, как я уже сказал, - это одна из тайн синергии. Наше  неведение противостоит всеведению Бога, но отнюдь не равняется ему по значению. Но если бы мы всё знали – мы не могли бы владеть собою».

     О Родине:
     «Многие убеждены, что любить Родину – это гордиться ею. Нет! Я воспитывался на другой любви – любви-жалости».

     Об отношение к людям:
     «…не говорить о других дурно без нужды и не обращать внимания, когда говорят дурно тебе самому».

     О жизни:
     «…каждый день – подарок Бога. Мне нужно жить насущим днём, быть довольным тем, что я живу ещё лишний день. И быть благодарным за каждый день. Поэтому не надо бояться ничего на свете».

     О вере:
     «…«Общее» всегда предшествует «Частному», «Идея» («Слово») предваряет всякое её воплощение. Отсюда … первоначальность Разума и Слова. …Если Слово является началом дела, обобщением, то в ложном слове, слове-штампе заключена величайшая опасность, которой постоянно пользуется дьявол».

     Об эрудиции:
     «…Эрудиция укрепляет человека в его уверенности в собственной правоте, мешает его пониманию нового, непривычного. Чувство собственного превосходства над другими, которое развивает эрудиция, при недостатке творческих способностей может затруднять общение с людьми».

     О встрече с Новгородом после оккупации:
    «В Новгород я приехал утром. Поезд остановился в поле. Поле это и был Новгород».

     О блокаде…
     Не удалось мне дописать некоторые строчки ЛДС о блокаде до конца. Это крайне трудно, скажу тебе прямо. До сих пор сомневаюсь, надо ли было вообще мне за это браться. Но, мысль Михаила Бременера, что «…если кто-то сумел это всё пережить, значит, мы с тобой обязаны это хотя бы выслушать...» (по памяти из удивительного сборника повестей и рассказов «Чур, не игра», прочитанного мной  в далекие восьмидесятые), не давала мне возможности прервать голос Вселённой в этих записках.
     …Д. С. Лихачев вспоминает:
     «Немцы усиленно бомбили все продовольственные склады. Уже тогда они готовились к блокаде. А между тем из Ленинграда ускоренно вывозилось продовольствие и не делалось никаких попыток его рассредоточить…
     …они (финны) остановились на своей старой границе и дальше не пошли. Впоследствии с финской стороны не было сделано по Ленинграду ни одного выстрела.
     Женщины ходили в брюках своих умерших мужей, сыновей, братьев (мужчины умирали первыми), обвязывались платками поверх пальто. Еду, женщины брали с собой – в столовых не ели. Несли её детям или тем, кто уже не мог ходить.
     …семьи умирали не сразу. Пока в семье был хоть один, кто мог ходить и выкупать хлеб, остальные, лежавшие, были ещё живы.
     …самое важное в еде белки. Добыть эти белки было неоткуда. Когда умирает ребенок и знаешь, что его может спасти только мясо, - отрежешь у…
     Удивительное действие оказывала еда: стоило съесть маленький кусочек сахару, как ясно чувствовал в себе прилив сил. Еда пьянила и бодрила. Это было почти чудо!
     …память … выбрасывает, очищает сама себя от слишком ужасных воспоминаний…
     Походы за водой были такие. На детские саночки ставили детскую ванну. В ванну клали палки. Эти палки нужны были для того, чтобы вода не очень плескалась.
     В декабре появились какие-то возможности эвакуации на машинах через Ладожское озеро. Эту ледовую дорогу называли дорогой смерти…
     Грабежей было очень много. На каждом шагу – подлость и благородство, самопожертвование и крайний эгоизм, воровство и честность.
     Зимой одолевали пожары. Дома горели неделями. Их нечем было тушить. Обессиленные люди не могли уследить за своими буржуйками. В каждом доме были истощенные, которые не могли двигаться, и они…
     Страха перед трупами не было, родных не оплакивали – слёз тоже не было.
     В квартирах не запирались двери: на дорогах накапливался лёд, как и по всей лестнице… Холод гулял по квартирам.
     …спать было очень трудно. Холод был какой-то внутренний… Холод был ужаснее голода. Он вызывал внутреннее раздражение. Как будто бы тебя щекотали изнутри… Думалось только о еде. Мысли были при этом самые глупые: вот если бы раньше я мог знать…
     В голод люди показали себя, обнажились, освободились от всякой мишуры: одни оказались замечательные, …, другие – злодеи… Середины не было. Все были настоящие. Разверзлись небеса, и в небесах был виден Бог. Его ясно выдели хорошие. Совершались чудеса.
     Человеческий мозг умирал последним. Когда переставали действовать руки и ноги, пальцы не застёгивали пуговицы, не было сил закрыть рот, кожа темнела и обтягивала зубы, и на лице ясно проступал череп с обнажающимися, смеющимися зубами, мозг продолжал работать. Люди писали дневники, философские сочинения, научные работы, искренне, «от души» мыслили, проявляли необыкновенную твердость, не уступая давлению, не поддаваясь суете и тщеславию.
     Только умирающий от голода живет настоящей жизнью, может совершить величайшую подлость и величайшее самопожертвование, не боясь смерти. И мозг умирает последним: тогда, когда умерла совесть, страх, способность двигаться, чувствовать у одних и когда умер эгоизм, чувство самосохранения, трусость, боль – у других.
     …специфическое движение пальцев, по которому ленинградцы узнавали друг друга в эвакуации: хлебные крошки на столе придавливали пальцами, чтобы они прилипли к ним, и отправляли эти частицы пищи в рот.
     Люди тогда вообще не плакали.
     …встречая знакомые лица, каждый раз думал: «Этот жив». Люди в столовой встречались со словами: «Вы живы! Как я рад!» … Люди пересчитывали друг друга, считали оставшихся, как на поверке в лагере.
     Мы были осаждены вдвойне: двойным кольцом – внутри и снаружи… Тому, кто пережил ужасы блокады, ничего уже не было страшно.
     …во время обстрела не прятались. Ясно был слышен немецкий выстрел, а затем на счёте 11 – разрыв. Когда я слышал разрыв, я всегда считал и, сосчитав до 11, молился за тех, кто погиб от разрыва.
     …когда проходит желание есть – это конец».

     О проработке и стукачах:
     «Проработки являлись гласным доносительством, давали свободу озлобленности и зависти. Это был шабаш зла, торжество всяческой гнусности, когда люди (по крайней мере, часть из них) даже стремились прослыть мерзавцами… Люди не стыдились быть стукачами. Даже намекали на свою особую власть.
     Редко кто из обвиняемых выдерживал напор. Если не к победе, то хотя бы к краху обвинений и стыду обвинителей могло привести только решительное неприятие обвинений.
     «Стукачи» повсюду бодрствовали.

     О людях:
     «Люди – самое важное в моих воспоминаниях… Какую ценность представляет человеческая личность! Мне надо было бы систематически вести записи, ибо ради этих встреч стоит жить. И в основном люди – хорошие… Но когда подумаешь о том сколько же хороших, душевно богатых людей не оставило о себе никакой памяти, становится страшно».

     И мне страшно. Что было бы, если б эти мысли его не дошли до нас, были не прочитаны, забыты?
     Читай его воспоминания, они вне времени и пространства. Впрочем, боюсь, ты не сделаешь этого.
     Почему?
     Мы разучились читать, говорю я тебе, мы лишь умеем теперь посылать «колобки-смайлики» друг другу в виртуальном пространстве «никчемных» слов-определений (штампов)…

Автор благодарит своего критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь
23.10.2015г.