Девятый класс. Зима.
Прошло два месяца пока родителям Вовы удалось подать заявление и все прилагаемые к нему бумаги в ОВИР. Было начало декабря и в Одессе установились холодные погоды. Отец Вовы ежедневно подходил к ОВИРу узнать о количестве выданных разрешений. Он сильно волновался, так как иногда наряду с разрешениями приходили отказы. Жалко было смотреть на тех неудачников, которые получали отказ в разрешении на выезд. Эти люди оказывались в отчаянном положении. Трудно описать состояние отказников, которые для подачи заявления на отъезд пережили моральное унижение на собраниях, где все, кому не лень, хулили их за желание уехать из страны, а сейчас оказались без работы и с клеймом предателя родины. Отказники не только должны были отказаться от надежды на использование их интеллектуальных возможностей, но вообще на какую-либо работу по специальности. Хорошо ещё, что Советский Союз отчаянно нуждался в рабочих всех специальностей. Многие инженеры, получившие отказ, вынуждены были переквалифицироваться в слесарей, фрезеровщиков и других рабочих. Да и эти работы доставались им с большим трудом, как милостыня. Естественно, что родители Вовы волновались, особенно в те дни, когда количество отказов увеличивалось. Вова, понимая состояние родителей, не беспокоил их своими переживаниями. Дни шли. Родители, уволенные с работы, ходили к ОВИРу как на работу.
С того дня, когда бабушка Ревека Моисеевна спасала Любу от шока, между девушкой и Ревекой установились совершенно необычные отношения. Любу тянуло к доброй женщине, с которой можно быть откровенной. Как-то само собою получилось, что Люба начала приходить к бабушке почти каждый день, а бабушка находила пути развлекать Любу и откровенно обсуждать общие переживания. Всё началось с того, что бабушка поделилась с Любой своими волнениями по поводу одного очень сложного медицинского случая, беспокоившего бабушку. Она рассказала Любе, что её вызвали на консилиум по поводу сложной беременности молодой женщины, у которой был врождённый порок сердца. Бабушка подробно объяснила Любе в чём врачи видят опасность и как мнение бабушки разошлось с мнением кардиолога, который настаивал на аборте. Люба, с сочувствием затаив дыхание, внимательно с интересом слушала бабушку и это внимание было очень приятно Ревеке. Ревека Моисеевна рассказала, что она настояла на сохранении плода и взялась довести беременность молодой женщины до успешных родов при условии, если ей будет помогать персонал роддома. Рассказывая всё это, бабушка Ревека не делала скидку на юность Любы и делилась с девушкой своими переживаниями как со взрослой.
- Бабушка, а если случится непоправимое и женщина погибнет? Какова будет ваша ответственность? – спросила Люба.
- Кто не рискует – тот в ДПЗ не сидит, - бабушка ответила пословицей. – Ты права, риск большой. Я обследовала больную и пришла к выводу, что риск потерять её при родах велик, но шанс успеха тоже большой. Женщина посмотрела мне в глаза и я увидела такую боль и надежду, что моё сердце наполнилось сочувствием к этой женщине. Она объяснила мне, что заранее знала, что рискует своей жизнью, но пошла на беременность, страстно желая ребёночка. Я сама женщина и могу понять эту больную, которая сознательно пошла на страшный риск. Как я могу пойти против её воли и рекомендовать аборт? Для чего я давала клятву Гиппократа? Аборт – это предательство всех надежд этой чудной женщины. С другой стороны имеется реальный риск потерять её. Потеряв эту женщину, я навсегда лишусь душевного покоя и репутации врача.
- И, наверное, вдобавок судебное преследование, - вставила Люба.
- Возможно, хотя роддом уже запасся письменным согласием роженицы и её мужа, в котором они подтвердили, что поставлены в известность о риске здоровью роженицы и просили сохранить плод невзирая на риск. Это, возможно, предупреждает судебное преследование, но я ведь человек, я не смогу себе простить неудачу. Ты понимаешь, как мне страшно? Ой, Любочка, мне очень страшно. Но я сильная, я преодолею страх и сделаю всё, чтобы спасти женщину и плод.
- Я горжусь вами бабушка!
- Любочка, обращайся ко мне на ты! Я тебе почти родная.
- Мне неудобно, - сказала Люба.
- Глупости, я настаиваю на том, чтобы ты обращалась ко мне на ты.
Вот с этого доверительного разговора и начались тёплые дружеские отношения между шестнадцатилетней Любой и шестидесяти двух летней Ревекой Моисеевной. В течение всего одного месяца эти отношения так сблизили их, что Люба не могла обойтись без бабушки, а бабушка без Любы.
Принятое решение обзавестись ребёнком укрепило желание Любы быть самой лучшей ученицей в классе. Это желание подогревал Вова, который поставил себе задачу окончить девятый класс на все пятёрки, как бы ни придирались к нему некоторые учителя. По закону о всеобуче руководство школы не имело право избавиться от неблагонадёжного несовершеннолетнего ученика. Некоторые учителя начали строже спрашивать Вову и почти ежедневно проверять его домашние задания, но всегда сталкивались с тем, что Вова был безукоризненно подготовлен к уроку. Среди русских учеников наблюдались те, кто пытался оскорбить Вову, но Вова на их оскорбления не реагировал, чем очень быстро отбил желание задирать физически сильного Вову. Среди учеников евреев Вова в основном пользовался уважением, хотя были и такие, которые старались от Вовы отдалиться, боясь навлечь на себя подозрения в сочувствии предателю. Вове было обидно, что его друг, Сеня Фидель практически перестал разговаривать с Вовой. Сеня и Вова ещё с первого класса всегда сидели за одной партой. Сразу после исключения Вовы из комсомола, Сеня искал возможности пересесть на другую парту. Свободных парт не было и Сеня спросил Соню, хочет ли она поменяться с ним местами. Люба, которая сидела рядом с Соней, ответила вместо подруги:
- Крысы бегут с тонущего корабля. Я с тобой поменяюсь местами, если ты не побоишься сесть рядом с Соней.
Сеня не понял намёк Любы. Он не знал, что в семье Сони тоже шли разговоры об отъезде. В отличие от Сени, Люба точно знала, что Сонины родители обсуждают этот вопрос, ведь у Сони от Любы не было секретов. Так Люба получила место на одной парте с Вовой.
Классный руководитель Нина Ивановна сразу заметила, что Люба поменяла место. Ей это не понравилось и она на большой перемене задержала Любу, сказав:
- Почему ты пересела без моего разрешения?
- Сеня Фидель пожелал сесть рядом с Соней и я пошла ему навстречу, - скромно ответила Люба.
- Зачем тебе Эйдельман? – доверительно спросила классная. - Твой поступок накладывает тень на твою безукоризненную репутацию. Ты представляешь, что о тебе подумают в комитете комсомола?
- Я прекрасно отдаю себе отчёт, что там это не понравится. Я не дурочка и знаю всё. Но я не обращаю внимание на то, что кто-то подумает. Мне всё равно.
- Я вижу, что мы не находим общий язык, - с сожалением сказала Нина Ивановна. - Я тебя предупредила. Знай этот поступок может повлиять на всю твою будущую карьеру.
- Я к карьере не стремлюсь. Мне всё равно, что подумают в комитете комсомола.
Нина Ивановна с сожалением посмотрела на Любу. Круглова была одна из лучших учениц в классе и учительнице было искренне жаль Любу, которая, по её мнению, делает большую ошибку, продолжая дружить с Эйдельманом.
Вова договорился с бабушкой Ревекой, что он будет готовить домашние задания у неё. У себя дома, в связи с нервной напряжённой обстановкой, Вова отвлекался и ему было трудно было сосредоточиться на уроках. К своему удивлению у бабушки он встретил Любу, которая по-хозяйски уселась за письменным столом выполнять домашние задания.
- Ты что здесь делаешь? – спросил Вова.
- Уроки, разве ты не видишь? – сказала Люба, улыбаясь.
- Это же моя бабушка! – удивился Вова.
- Твоя бабушка, а Любочкина подруга, - сказала бабушка. – Любе дома одиноко, а мне без неё скучно.
- Разве ты против того, что мы будем готовить уроки вместе? – спросила Люба. – Я тебе мешать не буду.
- Я согласен, - сказал Вова.
С тех пор каждый день после школы они вместе отправлялись на Пушкинскую улицу, где бабушка спешила поставить на стол для них лёгкий обед. Два дня в неделю бабушка работала в поликлинике. В эти два дня заботу об обеде брала на себя Люба. К возвращению бабушки с работы, Люба выставляла на стол еду для бабушки, чтобы уставшая после трудового дня Ревека Моисеевна не думала о приготовлении пищи. Вова удивлялся работоспособности Любы. Девушка ежедневно ещё до школы успевала сделать какие-то продуктовые закупки для себя и бабушки. Люба никогда не позволяла себе опоздать в школу или прийти с неприготовленными уроками. Она всё успевала, понимая, что ей нужно доказать себе, что она всё может и всего добьётся.
Отношения у Любы с её мамой были холодны, как мороженое «Эскимо» - холодное, но глотать можно. Мама к дочке всегда относилась как обузе, которую нужно терпеть. Люба не чувствовала материнской любви ещё тогда, когда папа был жив, а сейчас мама откровенно выражала своё раздражение каждым движением дочери. Любе, было ей обидно, что её мать равнодушна к ней. Отношения ухудшились, когда однажды мама пришла с работы очень озабоченная и схватилась неумело приводить комнату в порядок. Она убрала со стола остатки завтрака, постелила праздничную скатерть и выставила на стол содержимое их холодильника, не забыв достать бутылку «Московской». Люба удивилась поведению мамы.
- Любочка, не договоришься ли ты с Полиной Марковной ночевать сегодня у неё? - обратилась смущённо мама.
Год назад Любочка бы удивилась такой просьбе и такой суете, но сейчас она догадывалась о причине. Мама хочет привести в дом мужика и Люба ей мешает.
- Как его зовут? – спросила Люба.
Вопрос взбесил маму.
- Ах ты падаль жидовская! – сорвалась мама. – Не твоё собачье дело, как его зовут.
- Мама ты чего с цепи сорвалась? – спросила Люба. – Должна же я знать кого ты готовишь мне в отцы?
- Иди немедленно к Полине, я сказала! И чтобы сегодня не возвращалась!
Люба не стала спорить. Она быстро собрала портфель, свои вещи и вышла в коридор. Постучавшись к Полине Марковне, Люба обнаружила, что её дверь заперта. Люба вспомнила, что Полина Марковна в эту ночь уехала к сыну на посёлок Котовского праздновать день рождения внука. Ей об этом сказала сама Полина Марковна ещё в семь утра, когда Люба вернулась с бидончиком молока. Девушка не знала, что ей делать, где найти приют на ночь. Обида на мать жгла ей душу. Люба не хотела возвращаться в свою комнату, справедливо полагая, что это приведёт к скандалу. Любе было неудобно напрашиваться к кому-то ночевать. К кому? Только одно имя было у неё в голове. Люба накинула на себя пальто и отправилась проситься ночевать к бабушке Ревеке. По дороге Люба с возмущением думала о маме и не находила слов оправдания её поступку. Фактически мама выгнала её из дома. Правда она выгнала на одну ночь, но где гарантия, что она теперь не станет выгонять Любу часто? Что это за жизнь, напрашиваться к чужим людям на ночь? Обида жгла Любу. Люба чувствовала себя никому не нужной круглой сиротой. Куда деться, если бабушка Ревека не примет её? Ночевать на вокзале?
Бабушка Ревека, открыв Любе дверь, сразу увидела тревожное состояние девушки.
- Что с тобой Любочка?
- Ревека Моисеевна, пожалуйста приютите меня на эту ночь. Мне негде ночевать. Мама выгнала меня, чтобы я не мешала ей принять кого-то.
- Как это выгнала? – Ревека не могла понять слова Любы. Она не верила тому, что родная мать может выгнать дочь из дома.
- Не навсегда, но и это очень обидно, - пояснила Люба.
- Сядь, успокойся и объясни мне подробно.
Люба сняла пальто и села на стул. Она еле сдерживалась, чтобы не заплакать.
- Мама пришла с работы и велела мне, чтобы я попросила нашу добрую соседку Полину Марковну переночевать у неё. Я поняла, что мама ждёт какого-то мужчину и я ей мешаю. Когда я спросила имя этого человека, то мама пришла в ярость, обругала меня и велела мне немедленно убираться. Я бы попросила Полину Марковну, но старушка сегодня ночует не дома, а у её сына в поселке Котовского, и мне пришлось идти к тебе проситься.
- Любочка! Я с большим удовольствием приму тебя, но я не могу понять твою маму.
- Нечего понимать. Она эгоист и меня не любит. Я для неё обуза.
Ревека видела, что девушка еле сдерживает слёзы обиды. Такая милая девушка, за что же ей так достаётся?
- Я хочу, чтобы ты, моя подружка, знала, что в моём доме ты всегда желанна.
- Спасибо Ревека Моисеевна. Как Вове повезло!
- Тебе повезло не меньше. Я тебя никогда не брошу!
Слова Ревеки тронули самую глубину души Любы. Из глаз закапали слёзы. Теперь это были не слёзы обиды и горечи, а слёзы благодарности и любви.
- Я люблю тебя бабушка! Мне очень повезло встретить добрую фею, - сказала Люба проникновенно.
- Я полюбила тебя тоже. Ты умная, добрая и работоспособная девочка. Жаль, что моя внучка живёт далеко, далеко в Краматорске. Я бы вас познакомила.
- Я думала, что у тебя один внук – Вова, - сказала Люба.
- В Краматорске живёт моя дочь Лия, - пояснила Ревека. - Она там уже двадцать лет. Уехала по назначению и так и не вернулась. У неё двое детей – мальчик Стасик и девочка Люся. Девочка старшая, ей уже девятнадцать.
- Ты богатая, у тебя трое внуков. Зачем я тебе?
- Ты глупышка! Ты стала мне так же дорога, как и родные внуки. Разве я не чувствую, как ты относишься ко мне? Как говорят: «как аукнется, так и откликнется». Ты полюбила меня, и я тебя.
- Правда? – Любе было очень приятна искренность бабушкиных слов.
Впервые после смерти папы Люба чувствовала всем сердцем, что её действительно любят.
Бабушка Ревека принесла из кухни чайник и пригласила Любу выпить с нею чай. За чаем они долго говорили. Как опытный человек, Ревека хорошо знала, что задушевный разговор – лучшее лекарство от уныния и обиды.
Люба по привычке проснулась чуть позже пяти утра и хотела было встать и отправиться занимать очередь за молоком. Со сна она не сразу поняла, что она не дома и подниматься так рано неудобно – можно побеспокоить бабушку Ревеку, которая мирно спала в соседней комнате. Спешить не было куда – ни денег, ни бидончика Люба с собой не взяла. Люба снова положила голову на подушку и закрыла глаза. Проснулась, когда бабушка зажгла свет в её комнате.
- Вставай Люба, завтрак на столе, - сказала бабушка.
Любе было неудобно, что она проспала. Она должна была помочь бабушке, а не спать как гостья. С девяти лет Люба привыкла, что приготовить завтрак – её обязанность. Мама вставала в последнюю минуту, и если бы Люба не приготовила завтрак так бы и убегала бы на работу без завтрака.
За завтраком бабушка сказала Любе, что теперь она дважды в день навещает в роддоме ту женщину с пороком сердца, которой она обещала сохранить плод. Люба поинтересовалась состоянием женщины. Бабушка нахмурилась и пояснила, что пока волноваться рано, но положение очень серьёзное.
- Даю тебе запасной ключ от квартиры, - сказала бабушка. – Сегодня и в дальнейшем я буду в больнице, тогда, когда вы с Вовой придёте готовить домашние задания. Я рассчитываю быть дома к пяти часам вечера. В холодильнике ты найдёшь еду. Придётся тебе поухаживать за собой и Вовой.
- Не волнуйся бабушка. Я привыкла к женским обязанностям.
После школы Люба и Вова как обычно пришли к квартире бабушки. Вова был удивлён, когда Люба не став стучать, достала из кармана чёрного школьного передника ключи и открыла квартиру.
- Бабушка дала тебе ключ? – спросил Вова.
- Как видишь мне доверяют больше чем тебе, - пошутила Люба, открывая холодильник.
Она нашла в холодильнике кашу из тыквы с рисом, которую одесские хозяйки называют «кабаковая каша», приготовленную бабушкой ещё вчера. Люба разогрела кашу и подала на стол. Поедая вкусную кашу, Вова в шутку сказал:
- Семейная идиллия – муж и жена обедают.
- Не сыпь мне соль на больное, - сказала Люба. – Семья мне никогда не светит.
- Я пошутил. Я не хотел тебя обидеть, - извинился Вова.
Вова почувствовал, что он задел больную струну и, желая загладить неловкость, погладил руку Любы. Лёгкие прикосновения пальцев Вовы были нежны, будоражили кровь и вызывали непонятные желания.
- Я знаю, что ты сказал не подумав, - сказала Люба и, смущаясь, попросила. - Поцелуй меня.
- А как уроки?
- Ты прав. Уроки важнее.
Вове просьба Любы показалась более привлекательной чем уроки. Губы парня сами тянулись к губам Любы.
- Мы можем позволить себе пол часика целоваться, не больше, - выдохнул из себя он.
- Не больше, - подтвердила Люба, приближая свои губы к Вове.
Они крепко обняли друг друга, впившись губами. Потом они отпрянули и снова обнялись. Люба, прижимаясь к Вове, вспомнила рассказ Маши о том, что уходя на свидание она заранее расстёгивала лифчик. Вова, целуясь, смущался и стеснялся проявлять активность. Люба и сама не решалась действовать, хотя разумом понимала, что пора бы начать приучать Вову к возможности более близких отношений. Без этого она никогда не достигнет поставленной цели. Как ей преодолеть свою и его стеснительность? С чего начать? Конечно ей нужно начать с себя. Она первая должна показать пример Вове. Но как решиться на это? Как преодолеть себя? Люба дрожащей рукой решилась расстегнуть рубашку Вовы. Она засунула ладошку под его майку и нежно провела ладонью по его обнажённой груди. Вова от нахлынувшего чувства застыл, замер как мышь. Люба понимала, что она должна подсказать ему дальнейшие действия. Она взяла его ладони, и положила их поверх школьной формы на свои груди.
Вова посмотрел на подругу, улыбнулся и слегка нежно сжал ладони. Он постеснялся раскрыть ворот её платья. Он, затаив дыхание, сквозь материю наслаждался биением её сердца. Люба, обхватив его талию, прижалась н нему всем телом. Вова весь дрожал. Он осторожно прижался к Любе и поцеловал. Они оба дрожали от возбуждения, продолжая целоваться.
Ещё немного и они бы пересекли грань, но Люба усилием воли сдержала себя, очнувшись от охватившего её очарования.
- Прошло полчаса. Пора заниматься!
Она нехотя отпрянула от Вовы. Люба была довольна тем, что смогла перебороть своё возбужденное состояние и доказала самой себе силу воли в самый интригующий момент.
Вова застегнул рубашку и покорно сел за учебник геометрии, продолжая волноваться от допущенной ими вольности. Он весь дрожал и не сразу смог сосредоточиться на решении заданной на дом задачи. Мысли Любы переключились к задаче мгновенно, как будто она выключила переключатель. Люба была довольна собой. Она сильная и ей нечего бояться трудностей. Она сможет всё.
Вечером дома Люба обнаружила в комнате полный беспорядок. К выпитой бутылке «Московской» водки добавилась пустая бутылка «Столичной». На столе валялись объедки. В тарелке с винегретом торчали окурки сигарет. Один окурок был потушен непосредственно на единственной в доме белой скатерти. Банка от солёных огурцов была наполовину пуста, а весь рассол из неё исчез, видимо был выпит утром для облегчения похмелья. Девушка дрожа от отвращения убрала грязную посуду со скатерти. Мамину постель она не стала стелить. По какой-то причине ей было противно прикасаться к простыням, на которых этой ночью лежал незнакомый ей мужчина.
Мама пришла с работы в обычное время. Люба видела, что мама еле держится на ногах. Это было не опьянение, а тяжёлые последствия похмелья. Лицо мамы было серым, губы пересохли.
- Что у нас есть попить? – вместо приветствия сказала мама.
- Выпей кефир, - сказала Люба. – Там в холодильнике есть не початая бутылка кефира.
- Мне ужасно болит голова, - призналась мама.
- Попей кефир и ложись в кровать, - сказала Люба. - Я спрошу у Полины Марковны, чем лечить при таком тяжёлом похмелье.
- Обойдусь без советов старой жидовки, - сказала мама.
- Ты опять за своё? Чем тебя обидела Полина Марковна? – обида на маму не прошла и каждое слово её раздражало Любу.
- Отстань от меня, - злобно сказала мама. – Не приставай ко мне с этими недобитыми евреями. Мне болит голова и не до споров с тобой.
Люба подала маме большую кружку кефира и вышла на кухню. Она хотела подождать пока мама заснёт. Из своей комнаты вышла Полина Марковна и, увидев одинокую Любу, сказала:
- Любочка, что я тебе принесла с именин внука! Ты ввек не догадаешься! Зайди ко мне.
Оказалось, что Полина принесла с именин внука для Любы чудно пахнущие маленькие оранжевые грузинские мандарины.
Любу раздирал мучавший душу вопрос:
- Полина Марковна, чем объяснить, что чужие еврейские женщины относятся ко мне лучше, чем родная мать?
- Ты мне не совсем чужая, - ответила Полина Марковна. – Ты выросла у меня на глазах и, к тому же, я очень любила твоего отца. Он был мне как сын. Какая же ты чужая?
- Мама ненавидит всех евреев. Она, наверное, считает меня еврейкой. Так я докажу ей, что она не ошибается и я действительно настоящая еврейка!
- Побойся бога! Твои дедушка и бабушка были русские! Не обижай их память!
- Они не обидятся, - уверенно сказала Люба. - Я обязательно стану еврейкой! Что для этого нужно?
- Не глупи! Это совершенно невозможно. Мы живём в светском государстве. В Советском Союзе можно изменить имя и фамилию, но невозможно изменить отчество и национальность, - Полина Марковна догадалась, что Люба обижена на мать. - Забудь о глупости, пришедшей в твою чудную голову под влиянием обиды. Твоя мама странная женщина, но она не может не любить тебя. Любовь к собственному ребёнку заложена в душу каждой женщины.
- Бывают исключения, - убеждённо сказала Люба.
Люба не стала рассказывать события вчерашнего вечера. Зачем волновать добрую старушку?