Эта электронная книга, в том числе ее части, защищена авторским правом и не может быть воспроизведена, перепродана или передана без разрешения автора. Контактная информация lomakina-irina (собака) yandex.ru.
Полный текст романа можно получить, написав мне на почту lomakina-irina (собака) yandex точка ру и указав желаемый формат (fb2, txt, pdf). Стоимость электронной книги 200 рублей, реквизиты размещены на главной странице.
3.
И ты опять предашь меня,
и хоть на секунду
но все же забудешь…
Если бы Лиля знала, как все обернется, то никогда не стала бы требовать от мужа того глупого обещания – всегда быть вместе, что бы ни случилось. И переезжать в Златград тоже передумала бы. А как хорошо все складывалось поначалу! Пока Павел оставался в больнице в Холмогорах, Лиле, неотлучно находившейся с ним, отравляла жизнь лишь одна мысль – что муж скоро поправится, вернется на работу и будет сидеть в одном кабинете с Мариной Шталь. В то, что Марина отступится, Лиля не верила ни на йоту, эту женщину никакая семья в Златграде остановить не могла. В отчаянии она собиралась поговорить с полковником – пусть назначит Шталь на другую должность или куда-нибудь переведет. Рысь должен был понять, ему эта Маринина одержимость тоже не нравилась. К тому же, он сам воспитывал свою ученицу и вряд ли всерьез рассчитывал, что она успокоится.
Но никаких сложных конструкций городить не пришлось. Едва они с мужем вернулись в столицу, полковник огорошил Шмеля новостью, что Марина добровольно ушла из отдела и перевелась в оперативники. Павел сам рассказал об этом Лиле (тогда он еще с ней говорил). И тут она совершила сразу две ошибки.
Во-первых, она обрадовалась и не сумела это скрыть, хотя прекрасно видела, как сильно расстроен Павел этим поступком Шталь, ее глупым «самопожертвованием».
– Может, оно и к лучшему, Паша, – сказала она, присев к нему на кровать и осторожно положив ладонь на запястье больной руки. – Ты же сам говорил, она всегда хотела побыть оперативником. Вот пусть и попробует. Да и потом, как бы вы теперь работали вместе, сам подумай.
– Так бы и работали, – буркнул Павел. Он явно понял, на что Лиля намекает, и неожиданно сделался колючим, как те самые ёжики, в честь которых звалась его родная деревня. – Мы бы с ней все уладили, не волнуйся.
И тут Лилия Шмель совершила вторую ошибку – дала волю своей обиде.
– Не сомневаюсь, – сухо проговорила она. – Вы с ней отлично умеете все улаживать. Но знаешь что? Я больше ничего не хочу о ней слышать. Никогда. Ты понял?
– Понял, – кивнул Павел.
Он сдержал слово. О Марине они больше не говорили. И это табу стало первым кирпичиком в той стене, которая постепенно выросла между ними.
Следующим кирпичиком стало Пашино плечо. После обследования в столице выяснилось, что все отнюдь не так радужно, как надеялись врачи в Холмогорах. Воспаление повредило связки, и подвижность руки оказалась под вопросом. Услышав об этом в первый раз – от майора Леся, не от самого Павла – Лиля вдруг поймала себя на ужасной, отвратительной мысли: ей хочется, чтобы его рука совсем перестала действовать. Тогда он уйдет на свою почетную пенсию (даже у аналитиков вневэ были определенные стандарты здоровья, инвалидов там не держали), и они смогут наконец-то уехать из Златграда.
Лиля сама испугалась этой мысли, поспешила загнать ее в самый дальний уголок сознания и сделала все, чтобы Павел никогда ничего не заподозрил. Но Павел хорошо знал свою жену и, наверное, сделал свои выводы из ее неловких утешений.
Лиле до сих пор был стыдно за то, что в тот момент, когда он так сильно нуждался в безусловной вере в него, у нее не хватило сил стать для него надежной опорой. Она слишком хорошо видела, сколько сил Павел тратит на постоянную борьбу с собственным телом, но понятия не имела, как к нему подступиться, чем помочь. Жалостью она боялась обидеть, а простое, мудрое сочувствие ей отчего-то не давалось. Вот Рысь, тот просто делал вид, что ничего не замечает, и Павлу от этого было легче.
Так и вышло, что не она, а доктор Лесь, азартно набросившийся на очередную сложную медицинскую задачку, каждый день подбадривал Павла, находил для него те самые, нужные слова: «Не сдавайся, солдат. Держись. Я знаю, ты крепкий парень. У тебя получится. Ничего непоправимого пока не случилось».
И у Павла действительно получилось, но без нее, Лили. Две операции, разработанный лично Лесем комплекс восстановительных упражнений и его категорический приказ выполнять их каждый день, как бы ни было трудно, сделали свое дело: сустав снова обрел подвижность. Остались только некрасивые шрамы на ключице и риск привычного вывиха, из-за которого Павел стал постоянно носить бандаж. Но цена этой победы до сих пор казалась Лиле непомерной.
Но, может быть, они справились бы и с этим. Тренировки приносили свои плоды, рука заживала, и боль постепенно перестала мучить Павла. Он вернулся в отдел, и жизнь как будто стала налаживаться. Но тут у Павла случились какие-то служебные неприятности. В чем именно они заключались, он Лиле не рассказал. Он и без того мало говорил с ней о работе, а тут замкнулся окончательно. Рыся понизили в должности, и Павел ушел вслед за ним в другой отдел. Лиле живо вспомнились тогда и угроза трибунала, и личная императорская немилость – последствие Пашиных «подвигов» в Баронстве. Но все обстоятельства были ей неизвестны, и боялась она совсем не того, чего бояться следовало…
В какой момент опасения Шмеля за безопасность семьи превратились в паранойю, Лиля не заметила, а когда спохватилась, было поздно что-то менять: она оказалась практически под домашним арестом. Павел нанял для нее частного охранника и запретил куда-либо выходить одной, даже во двор, погулять с сыном. Лиля и так мало с кем общалась на новом месте жительства, а теперь и вовсе осталась в одиночестве. Но на любое возражение с ее стороны Павел отвечал одно:
– Я сдержал слово, я взял вас сюда. И я предупреждал, какая у меня работа и чем это для вас чревато. Так позволь мне обеспечивать вашу безопасность так, как я считаю нужным.
И смотрел при этом так, что у Лили падало сердце: с какой-то гремучей смесью раздражения и мольбы. Он не притворялся, он действительно боялся за них, и упреки вместе с просьбами хоть немного ослабить «надзор» умирали у Лили на губах. Муж был прав: она сама хотела этого и не имела права на капризы.
Тем летом, после приезда из Холмогор, когда Павел еще делился с ней служебными секретами, он коротко рассказал ей о том, что произошло, о человеке, который задумал постепенно оттеснить полковника Рыся от трона, но точно не для того, чтобы верой и правдой служить императору. Нет, Его Превосходительство Глад желал править Империей сам и почти наверняка готовил смещение Всеслава, а может, планировал развязать войну с Новой Родиной, а потом, тайно договорившись с Комиссаром, разделить территорию. Павел обмолвился тогда, что это лишь домыслы, их с Рысем логические построения, пусть и очень правдоподобные. И обещал, что если они с полковником проиграют, а Глад захватит трон или развяжет войну, его, Шмеля, служба на этом закончится, и они вместе уедут из Златграда. Лучше бы он этого не говорил. С тех самых пор Лиля, стыдясь себя, тайно желала мужу поражения.
Два месяца назад, в феврале, стало ясно: ждать осталось недолго. Для этого не нужно было быть женой разведчика. Стояли морозы под минус тридцать, город был засыпан сугробами и наводнен патрулями «орлов» и солдат внувэ, стволы пулеметов торчали из «Зубров» на перекрестках, люди боялись повышать голос, но шептались об одном: Всеслав при смерти, и войны не избежать. А в марте Лиля поняла, что дальше скрывать от себя происходящее бессмысленно – она была беременна и понятия не имела, как сказать об этом мужу.
Она не боялась, что Павел вслух упрекнет ее – во всяком случае, не больше, чем себя. Но, как всякий мужчина, он отчего-то был уверен, что женщина умеет управлять этими процессами, а значит, целиком и полностью отвечает за результат. Лиля очень ярко представляла себе, как он вздрогнет, услышав новость, и посмотрит на нее с немым укором – словно на самом трудном участке подъема она столкнула его с тропы. И она молчала.
Была и вторая причина не спешить с признанием. Она боялась, что, узнав о беременности, он наплюет на все обещания и все-таки увезет ее из Златгграда, а сам, разумеется, вернется на работу. В эти дни ей было страшно даже смотреть на него, изможденного, небритого, почти переставшего по ночам приходить домой. Нет, она не могла взвалить на него еще и этот груз. Она жалела его; проклинала себя; и каждый день молилась горским богам о смерти императора Всеслава.
И вот Павел пришел утром домой и сказал ей: «Вставай. Всеслав умер. Мы уезжаем». Но вместо того, чтобы обрадоваться, Лиля ощутила приступ паники. На щеках у мужа цвели красные пятна, глаза лихорадочно блестели, он что-то прятал под курткой и все время оглядывался на дверь – точно рвался уйти и не решался. Но Лиля в очередной раз сделала вид, что ничего не замечает (достойный ответ на его привычку мрачно молчать).
Вытащив с антресолей два рюкзака – большой походный и свой армейский – Павел ушел в гараж за «Ренной»: пять минут ходьбы туда и еще пять, чтобы объехать квартал и вернуться к дому. Лиля начала собираться.
Сборы не заняли много времени: уже несколько месяцев Шмели жили так, как будто завтра им придется бежать. Вещи стопками лежали в шкафу – отдельно то, что брать с собой, отдельно – то, что в случае внезапного отъезда не пригодится. Осталось только сложить все в рюкзаки. Когда Лиля с этим закончила, Павла еще не было, хотя прошло куда больше десяти минут. Ненавидя себя за панические мысли, она выскользнула на лестничную клетку и выглянула в окно подъезда. Машина стояла внизу. Вот Павел вышел, открыл капот, посмотрел, захлопнул – и сел в салон. Она прикусила губу. Если он куда-то спешил, сейчас это было незаметно.
Лиля тихо вернулась в квартиру и подошла к спящему сыну. Положила на кровать его одежду и, притянув мальчика к себе, принялась одевать, не дожидаясь, когда он проснется. Ясь завозился и захныкал:
– Мама, отстань! Я спать хочу!
– Ш-ш-ш, – она погладила его по спине. – В машине поспишь. Нам нужно ехать.
– Ехать? – Ясь встрепенулся и широко распахнул глаза. – Куда? В волшебную страну?
– Да, конечно, в волшебную страну.
Лиля ненавидела эту Пашину байку, но не смела поставить ее под сомнение.
– А папа? Папа с нами поедет?
– Конечно. Он уже пришел с работы и велел нам собираться, – разговаривая, Лиля одевала сына. Он послушно подставлял руки и ноги.
– А где он?
– Ушел в гараж.
– Ух ты! Мы поедем на машине! С папой!
Сон слетел с мальчишки окончательно. Лиля грустно улыбнулась. Иногда ее охватывала злость на мужа: ей казалось, что он не заслужил этого безусловного и безграничного обожания. Но тут она была несправедлива и сама сознавала это. Павел Шмель любил сына. И не просто любил молчаливой отстраненной любовью, как порой свойственно отцам, особенно пока дети не подросли. Он охотно играл с Ясем и сам в такие моменты превращался в ребенка. А в последние месяцы он и вовсе позволял себе улыбнуться и расслабиться лишь во время подобной возни с сыном.
Она взяла сумку с продуктами, накинула пальто, помогла Ясю обуться и надеть куртку, взяла мальчика за руку – и столкнулась с Павлом в дверях. Он стоял на пороге с таким лицом, что у нее снова ёкнуло сердце. На мгновение ей почудилось, что сейчас он все-таки скажет: «Уезжай одна. Я возвращаюсь в отдел». Но тут Ясь вырвал руку и с воплем «Папа!» кинулся к отцу. И Павел очнулся. Подхватил сына на руки, оглядел жену: внимательно, цепко, чужим взглядом разведчика. Оценил одежду, обувь, платок на голове. Кивнул, удовлетворенный увиденным, и сказал, передавая ей Ярослава:
– Спускайтесь, я вас догоню. Машина открыта.
– Все в порядке? – осторожно спросила Лиля, ставя Яся на ноги. Таскания тяжестей она инстинктивно пыталась избегать, хоть и понимала умом, что лучше не сохранять эту беременность.
– Да. – Он отвел глаза. – Все в порядке. Идите. Мне нужно кое-что взять. Я буду через минуту.